Ира

В конце 1956 года я встретилась с Ирой Муравьевой. Её московский адрес дал Абе Немка Рабинович. Мы не виделись17 лет. За это время Ира много пережила. Сына Володю Людмила Степановна вывезла из осаждённого Смоленска в колясочке. Потом Ира с детьми и Сергеем жила в Ташкенте. Сергей все больше становился солдафоном. Лёдика хотел воспитать по-своему. Сам завёл роман, её ревновал.

Ира вышла замуж за своего преподавателя, известного филолога, и уехала с ним в Петрозаводск. Там они работали в университете. В 1948 г. во время гонения на евреев мужа арестовали.

Иру каждую ночь допрашивал следователь. Глаза ослепляла яркая лампа. Утомившись её молчанием, следователь пустил в ход уловку:

– Вот вы его выгораживаете, а он вам изменял. Прочитайте письмо к любовнице.

Ира и глазом не моргнула:

– Ну и что? Я это знала.

Ничего она не знала, сразу в сердце ударило.

Пока следователь перелистывал страницы в поисках письма, Ира успела увидеть донос. Его написал Сергей!

Ещё когда Сергей приезжал в Коммуну, он рассказал мне, как в детстве мать его за какой-то проступок побила. Он всю зиму разводил кроликов, а к осени выпустил в огород, предмет забот и гордости матери, источник существования. Меня тогда поразила его жестокая мстительность и злопамятность…

В конце концов следователь отпустил Иру, пояснив:

– Скажите спасибо, что вы Муравьёва. Нас люди с такой фамилией не интересуют.

Ира с детьми поехала в Сибирь, как декабристка, ближе к мужу, учительствовала в сельской школе. Позже работала в Эстонии, в городе Тапа, опять в школе. Дали ей комнату. Как всегда, образовалось интересное общество. Муж в 1956 г освободился по амнистии и уговорил Иру переехать к нему в Москву, где жил с матерью в трёхкомнатной квартире.

Для матери брак её единственного сына, талантливого, знаменитого, и болезненной женщины с двумя детьми был трагедией. Отношения испортились, они разошлись. Ира слегла с туберкулезом. Навещал её друг мужа, Гриша Померанц, тоже филолог, востоковед, товарищ по лагерю. За него Ира и вышла замуж. В комнате, которую она выменяла после развода, жили дети. Она переехала к Грише в маленькое, узкое, длинное помещение. Вокруг шумела коммуналка, внизу дышала пекарня.

По выходным и праздникам Ира приезжала ко мне с семьёй, а иногда и с друзьями детей. Ходили в лес, катались на лыжах, варили туристскую кашу – все наличные консервы в одном котле. За столом спорили – что делать, кто виноват, зачем всё? Пели песни Галича, Алешковского, Высоцкого, Окуджавы, и лагерные – «Магадан», «Цыганка с картами».

Большинство ириных знакомых вернулись из лагеря. Они привозили самиздат, потрясающие вещи. Только тогда я поняла, какую лавину перемолол ГУЛАГ.

Сама я никакого участия в диссидентском движении не принимала. Была уверена, что режим неистребим. Он бы и не рухнул, да нефть в три раза подешевела, на ней всё держалось. Хлеб гнил в элеваторах, картошка в хранилищах, военную продукцию отправляли бесплатно арабам.

Ира пыталась вытащить меня в большой мир. Приглашала в Ленинград познакомить со своими друзьями. Увидеть Смоктуновского в «Идиоте».

О моей семейной жизни она отозвалась так:

– С мужьями надо уметь обращаться. Их надо вовремя менять!

Детей тоже менять? Отца они любят. И вообще я человек моногамный, пущу в сердце – клещами не вытащишь. А Валя оказался далеко не моногамным, и к женщинам весьма неравнодушен.

К тому же если посмотреть на меня, куда девалась его Кармен, блуждающий огонек, жемчужинка? Превратилась в облезлую курицу, квохчущую над детьми, раздражительную, уставшую и вспыльчивую.

 

В 1959-м году в 39лет Ира умерла после операции на лёгком. До сих пор её друзья и родные собираются ежегодно в день памяти.

В начале пятидесятых умерла от рака Прасковья Елисеевна. Люся осталась без поддержки. Второй муж от неё ушёл и вскоре умер. Маленького Сережу пришлось с трёх лет отдать в детдом. Люся ненадолго пережила мать и в 60-м году умерла. Дети остались круглыми сиротами.

Володя ещё с 52-го года учился в техникуме, жил у нас, потом поступил в авиационный институт, МАИ, и получил общежитие в Москве.

По нашему приглашению Люба с девятилетним Серёжей приехали на Правду. Люба сразу поступила в железнодорожный техникум на станции Лось, жила в общежитии, приезжала по выходным, помогала мне и девочек к этому приучала.

Серёжа, прожив шесть лет в детдоме, во втором классе не умел нормально читать и писать. Зато привык воровать. Кормили там плохо, они тайком обворовывали ларьки. Когда одним привозили гостинцы, другие чувствовали себя обделенными. Серёжа утаскивал разные мелочи, тут же раздаривал приятелям или менял на другие пустяки. Ругали мы его за это нещадно – не понимали, что отвыкать трудно. Однако характер у него был беззлобный, даже ласковый.

Мы попросили оставить его во втором классе. Он очень быстро всё догнал. Задачи решал самостоятельно. Пристрастился к чтению, любил сказки, приключения, любимая книга – «Три мушкетёра». Даже пытался читать под одеялом с фонариком. Но писать грамотно так и не научился. До сих пор жалею, что не оставила его у себя до 10 класса. Но я очень уставала, а Люба кончила техникум, и я отослала Серёжу к ней.