Праздники

Сейчас стараются каждый день попраздновать, половина этих праздников – виртуальные. В 20^-е годы праздников в Лядах было мало, не отмечали даже дни рождения.

Как-то зимой, в сумерки, я обнаружила, что осталась в доме одна. Комнаты тихие, сумрачные, безлюдные. Я чувствую тревогу и заброшенность. Вдруг являются Люся и Нюся.

– А где твои папа и мама?

Я пожаловалась, что нигде их не найду.

– Как? У тебя же сегодня день рождения, два года!

И подарили связанную в резинку серую шапочку-пилотку, с кисточкой.

Что такое день рождения, я не поняла. Но пилотку взяла с благодарностью, как ослик Мафин. Даже сберегла до 1941 года.

Для меня праздником был приход коробейников. Они останавливались у крыльца, с лотками на шее, полными чудесных мелочей. Рядом стояли коробы с платками и шалями. Мама покупала нитки, шпильки, гребни, мыло «Букет моей бабушки». Юля – бусы и ленты. Бабушка – очередной серый платок. Я удивлялась, почему серый, такой скучный? Вот вырасту, куплю кремовую шаль с розами и много красных бус.

Однажды весной всё же попала на день рождения, папа привел, к знакомому мальчику. За забором цвели яблони, невиданной красой. Их изломанные причудливые ветви, в гирляндах бело-розовых цветов и красных бутонов, вырисовывались на фоне закатного неба, голубого сверху, золотого, малинового, фиолетового внизу. Папа поторопил в дом. Что там было, не помню. Толчея, много людей. Когда мы вышли, воздух посвежел. В поблекшем небе взошла полная луна, посеребрила сад, украсила смутными тенями. Пора было домой. И луна пошла за нами! Я обратилась к папе.

– Ты говорил, луна за людьми не ходит? Но когда мы пришли, её здесь не было. Кто-то привёл, пока мы в доме были. Теперь она идёт за нами. Дома остановится.

Папа стал объяснять, что луна очень далеко. Далёкие предметы всегда кажутся рядом. Я вспомнила дорогу в Шалбаны, но ничего не поняла.

Дома у нас справляли только религиозные праздники, в угоду бабушке. Бабушка верила истово и непреклонно. Единственная книга, которую она читала, была Тора (Ветхий Завет, Библия) на трёх языках – русском, греческом, иврите. В деревянном переплете, оклеенном чёрной тиснёной кожей, с узорной медной застёжкой.

Дядя Бэра и его жена, тётя Ривка, верили по традиции, без сомнений. Дядя, медвежатый, широкоскулый, с китайскими глазами и девственной бородой вокруг лица, разговаривал редко и скупо. Но добросовестно молился во всех положенных случаях, в чёрной ермолке и белом талесе с чёрными полосами на кайме.

Мама и папа были неверующими, но об этом помалкивали.

Папа в детстве запоем читал светские книги, а от торговли отлынивал. Поняв, что купца из ребёнка не получится, отец после начальной школы, хедера, отдал его в ешиву – пусть станет учёным раввином. Мальчик старался, корпел над Торой, выучил древнееврейский язык. Но ожидания дедушки не оправдались. Убедившись в противоречивости священных книг, папа стал атеистом, агностиком, поклонником Канта и Льва Николаевича Толстого.

Белый талес лежал в шкафу без применения. Огромные тома талмуда пылились на чердаке, изумляя своей недоступностью.

Мама была на пять лет моложе папы. Десятилетний мальчик научил пятилетнюю девочку русской грамоте и арифметике. До двенадцати лет её брили наголо, чтоб укрепить волосы. В неполные шестнадцать лет, отрастив косу ниже колен, мама уехала в Смоленск поступать в гимназию. Бабушка её отпустила, хотя в местечке это посчитали за блажь.

Это был не первый экстравагантный поступок бабушки. Она развелась с первым мужем – случай в еврейской общине невероятный, но законный – брак был бездетным.

И вышла замуж за вдовца, у которого в качестве гарантии уже было одиннадцать детей.

Бабушка родила ещё троих – двух сыновей и маму. Старший сын Яков стал купцом – лесоторговцем. Младший погиб после погрома в Одессе.

Мама, преодолев все препятствия, стала зубным врачом, организовала в Смоленске стоматологическое отделение при мединституте, закончила его в 55 лет, осталась ассистентом на кафедре гистологии.

Но тогда, в Смоленске, она поняла, что к гимназии не подготовлена.

Помогла еврейская община, учителя готовили бесплатно.

В Смоленске жил в своём большом особняке дядя Яков, её брат. Но мама стремилась к самостоятельности и зарабатывала репетиторством.

В шестнадцать лет она поступила в частную женскую гимназию к Ровенской, экстерном.

Права на жительство не было, при полицейских проверках пряталась под кроватью.

Заметив у себя в гимназии цветущую девочку с необыкновенной косой, Ровенская спросила, почему она не ходит на вечера. Мама смутилась.

– Мне нельзя, я учусь экстерном.

– А ты объясни, что я разрешила.

Гимназию мама закончила досрочно, на пятёрки. Увлеклась биологией. Начитавшись Дарвина и Бокля, обнаружила, что Ветхий Завет противоречит науке. И выбрала науку.

Потеря веры вызвала потрясение. В Лядах мама не посмела признаться в этом ни матери, ни родным. Только подруге, увела её далеко на Днепр, чтоб никто не услышал.

У меня к трём годам тоже сложились взгляды на устройство мира. Земля мне представлялась большим длинным цилиндром, накрытым голубым колпаком – небом. Под колпаком – всё живое, над ним, среди облаков, восседает большой старик, Бог. Вокруг него – ангелы и разные машинки для сотворения погоды. Бог командует, ангелы дёргают верёвочку, машины напускают на землю дождь, ветер, снег.

Так что я была верующая. Религиозные праздники укрепляли мою веру, радовали глаза, слух, обоняние и чувства. 

Чувства, как теперь доказано, зарождаются в лимбической части мозга.

Кое-что о религиозных праздниках я помню.

Суббота ( шабес ) – день, когда Господь отдыхал и людям велел. Трудиться в этот день запрещено, даже готовить и зажигать свет. Всю еду готовили в пятницу и укутывали в ящиках с пуховыми подушками. С вечера убирали, мыли полы, стелили чистую скатерть, ставили приборы.

Утром наряжались. Бабушка вместо платка надевала чёрный гипюровый шарф.

Сидели дотемна. Иногда пели «эс гейт шейн авек ди гейлике шабес» (уходит счастливая суббота).

Суккот – осенний праздник урожая. Его отмечают на улице, в шалаше, под кущами (деревьями). У нас вместо шалаша к дому пристроили чулан с разборной крышей. В праздник кровлю заменяли еловыми лапами, через них просвечивали звёзды. Божественно пахла свежая хвоя, радовали глаз фрукты, овощи, мёд.

Ханука. Этот праздник дети любили особенно, им дарили ханукальные монеты, сладости, угощали (в гостях). Позже я узнала, что ханукальное веселье – память о чуде, сотворенном Господом в 170 году до нашей эры, когда макковеи победили греков. Перед этим греки, как повелось в истории, осквернили священное масло для светильников. Трудно понять, почему победители с тупым упорством оскверняют святыни побеждённых. Но, как выразился Остап Бендер, это медицинский факт.

Остался кувшинчик чистого масла, с запасом на один день. Господь, беспрепятственно допустив осквернение, совершил чудо: масла хватило на восемь дней! По этому поводу евреи веселятся более двух тысяч лет. И правильно делают – разумнее, чем две тысячи лет плакать над развалинами Иерусалимского храма. Причём плачут люди, вольно или невольно разрушающие главный храм – природу. Исключительно из-за жадности.

Пурим – весёлый карнавальный праздник, с трещотками, карнавальными костюмами и замечательно вкусными треугольными пирожками с маком, Хаменташами. В переводе это означает «уши Амана». Они символизируют отрезанные уши антисемита Амана, министра персидского царя Артаксеркса. Аман задумал уничтожить всех евреев. Но не получилось. Вдобавок ему ещё уши отрезали. Хорошо, что в детстве я этого не знала, потеряла бы аппетит. А идея уничтожения инородцев, иноверцев, вообще всех не наших, процветает до сих пор. Судьбы Гитлера, Сталина, Муссолини, тем более Амана, никого не волнуют. Вот вам и жизненный опыт.

Симхастора – праздник окончания курса годичного изучения торы. Изучение торы – святое дело, её можно всю жизнь изучать. Поэтому такое веселье, поют песни радости (фрейлахс).

Пасха, на иврите Песах, означает исход. Пишется без гласных, ПСХ. Главный, самый торжественный праздник, в честь счастливого исхода евреев из египетского плена. Перед Пасхой чистят, моют, проветривают, надраивают всё в доме – бельё, посуду, окна, дверные ручки и т.д. Посуду евреям полагается иметь кошерную. Сосуд, в котором варят мясо, от капли молока становится поганым, трефным. Молочную посуду осквернит капля бульона, кусочек мяса. «Не ешь ягнёнка в молоке матери его» – учит библия. У ортодоксальных евреев таких запретов около полсотни. Наша семья, кроме бабушки, ничего этого не соблюдала. Весь год ели из красивого, но трефного кузнецовского сервиза. А на Пасху – из дешёвого, но кошерного, бабушкиного.

В Лядах торжественный ужин, седер, проходил у дяди в столовой. Обои вишнёвые, с золотом. Из хрустального графина наливали в серебряные стопочки самодельное изюмное вино. Вместо хлеба – маца, в честь пресных лепешек, которыми евреи питались в пустыне. Из толчёной мацы – оладьи с гусиным салом, имбирное печенье на меду, клёцки. На почётном месте – курица или гусь.

У ног дяди, старшего мужчины, садился младший, Аба. Он задавал дяде четыре традиционных вопроса об особенностях пасхальной ночи. Ответом была библейская история исхода.

Тогда я ещё не знала, что написано в книге «Исход» ветхого завета, гл. 10 -12, и в книге Иисуса Навина, гл. 10. Меня бы ужаснули намеренная жестокость и безжалостность бога, сопровождавшие Исход. Например, избиение младенцев египетских и завоевание земли обетованной. Там уничтожили всех, не веривших в единого бога. При взятии города Гавоон Господь по просьбе Иисуса Навина остановил солнце, чтобы успеть засветло уничтожить жителей, и лично высыпал на неверных град камней, уничтоживший больше людей, чем успели все иудеи.

Воистину, книга – история человеческой морали, которую люди, в меру своей безнравственности, приписали выдуманному им Богу.

Аллочка, правнучка, солнышко золотисто-рыжее, с ямочками на щеках! Для тебя пишу я про эти праздники. Наполовину ты ирландка, на четверть русская, по осьмушке на еврейскую и украинскую кровь. Прошли времена, когда в Китае все жители были китайцы и сам император китаец. Ныне люди всех национальностей и конфессий мечутся со скоростью звука по всем странам и сообщаются со всеми странами со скоростью света. Ассимиляция неизбежна. Но все люди разные. Я верю в науку и второй закон термодинамики. Твои родители – в Иисуса Христа, карму и реинкарнацию. У большинства людей есть пристрастие к кумирам и религиозная потребность. У меня их нет. А праздники – история морали, культуры и традиций, в наглядном изображении.

 

Осенью 1922 года приехала из Москвы моя двоюродная сестра Хана, смуглая восьмилетняя девочка. Папа обещал научить её грамоте перед поступлением в школу. Он нарезал картонные карточки. На одной стороне нарисовал предмет с односложным названием. На обороте написал название, так, чтоб буквы повторялись. Например, ДОМ, ЛОМ, КОМ, всё по-русски. Я говорить не умела, но слова понимала. Так захотелось научиться читать! Но родители запретили. Абе можно, а мне рано. Ах так! Тогда буду подсматривать сзади. И научилась быстрее; чем младше, тем легче. Только книжки у меня отбирали.

Но тут внезапно кончилось младенчество. Я узнала жестокость.