Выпускной вечер. Первые шаги после выпуска. Хеппи энд. Подмосковье

 

К выпускному вечеру нет платья. Срочно пришлось сшить из белых атласных офицерских кальсон. Их выдавали только офицерам, чтоб не заводились вши. Солдаты и со вшами проживут. Вместе с кальсонами в посылке от Абы был новенький лётный комбинезон. Получая посылки, я не задумывалась, что это мародёрство. Все вещи были новые. В предыдущей посылке была пудра четырёх цветов, целая упаковка, новые чулки и новое штапельное платье. На двери комнаты повесили объявление «Продаётся пудра». Каждая напудрилась своим цветом, для рекламы. Пудра продалась за один день.

Родственники офицеров получали такие посылки. В некоторых бывали и старые вещи, обычно от солдат. Офицерам трофеи приносили денщики, прямо с фабрик. Высшее начальство, генералы, гнали в Россию мебель, картины, антиквариат целыми эшелонами.

Комбинезон мы с Фаней распороли. Из плюшевой подкладки сшили костюм Фане. Из белой прозрачной прокладки – отделку к платью. Молнии до сих пор функционируют.

Завила в парикмахерской локоны, из-за этого опоздали. Валя пришёл в защитной гимнастерке, кирзовых сапогах, обритый. Через двенадцать лет Нюра с Лилей вспомнят этот эпизод в письме из Киева:

 «Собака» – это моё прозвище, «говорящая собака Брунгильда». Фаня и Инка – щенки, Нюра – Черная Мумма. Про бритьё Суркова вспомнили потому, что он терпеть не мог бриться и периодически отпускал бороду.

Вечер прошёл на славу. Продукты выделил профком по ходатайству Исаака Каганова. Мороженое крем-брюле приготовил лично Борис Эдуардович Шпринк – пальчики оближешь. Пришли учителя и консультанты. Всем опять понаписывали стишки. Мне написали:

 Диплом был на тему: «Перевод двигателя автомобиля ГАЗ-АА на сжиженный газ».

До сих пор этот газ никак не привьётся, хотя он экономичнее бензина и не дымит. Знакомый студент, Ясик Чернявский, через два года стащил этот диплом в архиве, переписал и защитил. Но газ всё равно не применяют. Не говоря уже о том, что принципиальная разработка существовала задолго до того, как я писала диплом.

 

 

Неожиданно, как всё в эти годы, приходит запрос из Министерства сельского хозяйства СССР. Просят выделить выпускников для работы в Министерстве. Шесть девочек явились к замминистра по механизации Васину в одинаковых сатиновых платьях в оранжевых и голубых цветочках – дали в профкоме как выпускницам, по ордерам. В придачу выдали галоши, но их оставили на вешалке – был дождь. На приём пришли в рваных тапочках.

Работать в топливной инспекции согласилась только я. Остальных напугало отсутствие жилья и 60% времени в командировке. Как раз это меня и прельстило, перспектива новых путешествий. Еще одна, Ада Чванова, пошла в отдел информации. Она расписалась со своим Серёжей. Как член партии и фронтовик он получил работу в инспекции при министре и квартиру на даче в Отдыхе.

Я тут же оформила документы. Поставила одно условие, чтоб дали тёплый район – намёрзлась за войну. Закрепили за мной Краснодарский и Ставропольский края. Оклад 1200 р., плюс командировочные, еще оклад наберётся. Рабочая карточка, литер В, министерский распределитель, бронь на билеты, бронь в баню, бронь на номер в гостинице, проезд и гостиница оплачиваются. И всего три начальника – начальник инспекции Туманов, начальник топливного главка Германов, зам.министра Васин. Отлично!

Валю приняли в техникум преподавателем технической механики. Оклад 600 р, паёк по загородной карточке скудный, и тот в очередях доставать надо. Зато большой огород и комната. На двоих хватит. И летний отпуск, 48 дней!

Ещё в 44-м году, весной, приехали из Казани мои родители. Мама устроилась зубным врачом на подмосковной тонкосуконной фабрике «Пролетарская победа». Рядом станция Тарасовская, чистый воздух, красивая природа, огород, жильё.

Мама зубы лечит, папа, как граф Л.Н. Толстой, картошку сажает, мы с Фаней приезжаем её окучивать, нам тоже картошки хватает. Но маму оскорбляет, что ткачихи в благодарность за лечение дарят ей ворованную шерсть. Ткачих оскорбляет, что мама не хочет её брать. Поэтому через год мама находит работу под Загорском, в бывшем Гефсиманском скиту. Вместо монастыря там военная академия.

Родители получили под жильё две кельи. Стены толщиной метр, сводчатые потолки. В одной келье живут, её топят. Соседняя келья заменяет дровяник, холодильник и погреб. Будет куда складывать картошку, папа её опять очень успешно выращивает.

Кабинет мамы – в покоях бывшего настоятеля. Его украшает цветная изразцовая печь-лежанка. За окнами – холмы, густые тёмные ели.

По субботам мы с Валей приезжаем в монастырскую парную баню. Сначала идут мужчины, потом женщины. Заодно я навожу порядок, Валя колет дрова. Это он делает артистически, с десяти лет приучен. Ни одного лишнего удара. Обойдёт вокруг чурбака – тот разваливается.

На первое воскресенье ноября у нас билет в консерваторию. Выходим к поезду пораньше. За воротами монастыря на пнях из-под снега вылезают плотные гирлянды опят! Не удержались, набили две сетчатые авоськи, изо всех дырок шляпки торчат. На время концерта оставили авоськи на вешалке.

 

Вся наша семья, наконец, в Подмосковье. Аба в Москве, в аспирантуре. Он дошёл до Румынии, вернулся только осенью. Друзья тоже живут рядом или нашли свой дом. Нюра вышла замуж за Исаака Каганова, в Киеве у матери родила сыночка Женю. Все трое переехали в Водники, на подмосковное водохранилище, Исаак там работает.

За Лилей приехал из Германии школьный друг Женя Загданский. Роман начался у них в восьмом классе, когда Женя сломал Лиле нос, на котором образовалась породистая горбинка. Он привез Лиле подарок – приёмник марки Филипс. Забытая роскошь, в войну все приёмники конфисковали. Светилась зелёная лампочка на шкале, в полумраке мы слушали «Прелюд» Рахманинова. Незабываемый вечер.

Перед отъездом в Берлин они отпраздновали свадьбу. Комнату заставили полевыми цветами. Исаак купил в комиссионке бальный веер из белых страусовых перьев. Подарил его невесте со словами «легкомысленной женщине – легкомысленный подарок». Брак оказался пожизненным и счастливым.

Самая дельная и шустрая в группе, Лиля пересчитала за один день тридцать промфинпланов, которые мы неудачно пересчитывали по одному. Но не работала, пока не вырастила детей. Семья от этого выиграла, хотя с деньгами было туго. Веер Лиля в трудные минуты распродавала по перышку. После демобилизации Женя купил в Киеве маленький домик с садом.

Сначала он, распрощавшись с юридической карьерой, служил в киностудии Довженко директором картины. Исписав несколько килограмм бумаги, стал сценаристом и режиссёром. Самый известный его фильм – «Семь шагов за горизонт».

Их сын Андрей, уехавший после Чернобыля в Америку, тоже режиссёр. С его сестрой Ниночкой я переписываюсь.

Вера с Гурой получили работу в Москве, в ВИСХОМе (Всесоюзном институте сельскохозяйственного машиностроения). Пока без квартиры, их приютил преподаватель МИМЭСХа Пеликан. Когда-то Вера пригревала у своей печки маленьких пеликанчиков.

Риточка и Саша поселились на Арбате у Сашиной мамы. После рождения третьего ребенка отличница Риточка, как и Лиля, ушла с работы и весьма успешно воспитывала детей.

Аня Коллодий зарабатывала на уборке картошки пятый мешок в Софринской МТС. В других местах платили каждый десятый. В результате Аня замужем за директором МТС.

Фаня бросила нелюбимый институт и поступила в библиотечный, училась на пятерки.

Немка женился на Ленке Буренковой, они жили в Ленинграде.

Как хорошо, что мы все встретились, как сказал Малыш, друг Карлсона.

 

Мы поселились в посёлке Правда, в одноэтажном доме с мезонином. В мезонине жил дворник Мухин с детьми, в одной половине дома – большая семья шофера Спицина, в нашей половине две семьи и наша хозяйка, Елизавета Захаровна. Общий тамбур выходит на крыльцо. У Елизаветы Захаровны комната 7 метров, проходная. У нас – 4,5 метра. Кухня общая, семь метров. Вид нищенский, почерневшие бревенчатые стены внизу промокли – завалинка сгнила. Дощатые потолки закоптились – печь дымит. В щелях не счесть клопов и тараканов.

Мы приехали без имущества, всё надето на нас. Один чемодан на двоих и большой фанерный ящик с картошкой из коллективного огорода в учхозе. У Вали – шинель, гимнастёрка, сапоги и ушанка. В техникуме дали железную койку, матрас, подушки, жёлтое бязевое белье.

Хозяйка извиняется за грязь. Сына убили на войне, муж умер от горя. Она их видит ночи напролет. К дочери ехать не хочет, они не ладят. От тоски попросила в техникуме, где работал муж, подселить ей жильцов. Очень обрадовалась, когда мы приехали. Отдала бы свою комнату. Но нельзя же, чтоб мы жили в проходной.

Мы сразу же стали друг другу симпатичны. У Елизаветы Захаровны в жизни появился смысл. Она ждала нас с работы, готовила обед. Всегда ненавязчиво, деликатно. Валя обеспечивал дровами. Мы отоваривали ее карточки, – раньше она и без хлеба часто оставалась – выталкивали из очереди. Отбились от клопов и тараканов, отмыли бревенчатые стены. Я купила мешковины и марли. Мешковину выкрасила в вишнёвый цвет и сшила портьеры с бубенчиками. Из марли сделала занавески с ламбрекеном и оборкой внизу, подсинила, подкрахмалила – уютно. А тут ещё из учительской выбросили кабинетный диван с полкой, с ковровой вытертой обивкой – теперь совсем роскошь!

Я часто уезжаю, но Валя приходит не в пустой дом. Елизавета Захаровна как мать родная, только не принуждает ни к чему.

Новый 1946 год встречали вместе, с родителями и Фаней. Аба собирался, но не приехал. Мама не зря встревожилась. Его сбил пьяный водитель троллейбуса, заехавший на тротуар. Аба лежал в больнице почти год с переломами рук, ног, рёбер, ключицы. Выздоровел, окончил в срок аспирантуру, защитил диссертацию по сыпнотифозным риккетсиям и получил кандидатскую степень. Зарабатывал, переводя или реферируя в институте информации статьи по нужным ему темам с английского на русский.