Нелли Вашкау «О поколении, пропущенном в истории...»
Рубрика Россия на войне
г.Волгоград,
школа № 106,
8-й класс
Третья премия
Кто прячет прошлое ревниво,
Тот вряд ли с будущим в ладу.
А.Твардовский
У ребят нашего класса нашлось немало знакомых и родственников, переживших и видевших войну глазами ребенка. Мы обратились в городской музей, и оказалось, что людей, детство которых прошло в руинах Сталинграда и которые могут рассказать о себе, – 10 тысяч человек в городе. Так родился проект: «Дети Сталинграда – история и судьбы».
В советской исторической науке тема попавших в плен военнослужащих Красной Армии и насильственно угнанных в Германию гражданских лиц находилась под запретом. А ведь были искалечены судьбы миллионов людей. Значительная часть вернувшихся на родину пленных и остарбайтеров, чудом выживших в немецкой неволе, попала в тюрьмы и лагеря. Слова «военнопленный», «репатриант» на уровне бытового сознания ассоциировались со словами «враг народа».
Рассказать об этом на основе архивных данных историки смогли только недавно. В первую очередь в исторических журналах были опубликованы статьи В.Земскова (1. Земсков В.Н. К вопросу о репатриации советских граждан, 1944–1945 годы // История СССР. 1990. № 4; Он же. Репатриация советских граждан в 1945–1956 годах: Опираясь на документы // Россия. XXI. 1993. № 5; Он же. Репатриация советских граждан и их дальнейшая судьба (1944–1956 гг.) // Социологические исследования. 1995. № 5.), а затем вышла книга П.Поляна (Полян П. Жертвы двух диктатур: Остарбайтеры и военнопленные в Третьем рейхе и их репатриация. М., 1996.), где автор на основе изучения совершенно новых архивных документов России и Германии приходит к выводу: советские военнопленные и остарбайтеры – это классический пример громадного по охвату и по значению исторического явления, которое в СССР десятилетиями положено было не замечать, делать вид, что его вовсе не было3.
Долгое время в нашей стране считалось, что человек, оказавшийся в плену на территории противника, совершает преступление. И отвечать приходилось и плененному бойцу, и оставшимся дома близким. Никаких смягчающих обстоятельств. Это касалось и детей. Непривычное для нас словосочетание «бывшие малолетние узники» только недавно обрело право на существование, только недавно начали они рассказывать о своих судьбах.
Я долго готовилась к интервью, перечитала много литературы о Сталинградской битве, уже изданные воспоминания детей Сталинграда, но все равно волновалась. В первый раз мы отправились к бывшему «ребенку Сталинграда» – Валентине Павловне Рулевой – втроем – я, мама и моя учительница истории Марина Ивановна Каменская.
Мы ожидали услышать от Валентины Рулевой воспоминания о войне, которые могла запечатлеть цепкая память подростка. Но как только я услышала, что она родилась в 1939 году, я поняла, что подготовленные заранее вопросы мне не пригодятся. И действительно, жизнь Валентины Павловны сложилась так своеобразно и печально и так была непохожа на судьбы других детей Сталинграда, что я решила прислать ее на конкурс «Человек в истории. Россия – XX век» как самостоятельную работу. Эта судьба – только маленькая строка в той большой истории Великой Отечественной войны и Сталинградской битвы, которую будут писать поколения историков.
Война вырвала Валю Рулеву из рук родителей и носила ее по свету. Много имен сменила девочка, несколько фамилий, родителей и опекунов. Были в ее судьбе и странные моменты. Там, где, казалось, нужно было ждать добра, девочка встречала холод и равнодушие. Но бывало, что семейное тепло и радость ей приносили люди, от которых можно было ожидать только худшего.
Жизнь у Вали была тяжелая: сначала бедность и угол в бараке в Сталинграде, разлука с родителями, ужас немецкого лагеря, вереница детских домов, болезнь, слезы, несчастья. Родители, которые не приняли ее. И среди всего этого не больше года человеческого счастья и тепла от совершенно чужих людей.
Когда немцы оккупировали Тракторозаводский район Сталинграда и поселок Южный, где жила Валя Фатеева, ей было всего 2 года и 11 месяцев. Всю их семью погнали в Белую Калитву, где фашистами был организован концентрационный лагерь. Валя об этом вспоминает со слов взрослых. Дедушка рассказывал, что, когда их гнали, она была на руках у дяди. В Белой Калитве Вале предстояла разлука с родителями, отдельно от взрослых ее угнали в Германию. Потом из книг она узнает, что было такое распоряжение во всех оккупированных странах производить отбор «расово-ценных» элементов среди детей и подростков. Вале много раз меняли фамилию и имя. Никто в точности не знал, кто она. Сама Валя, конечно, не помнит, как она оказалась в лагере Вердау. Там ей дали имя Ольга Мюллер.
Она была голубоглазой и светловолосой, со второй группой крови. Именно над такими детьми в лагере проводились медицинские опыты. Валя многое помнит о лагере. Множество детей плачущих и кричащих, постоянный страх, одиночество. Слезы и тоска по родителям, ежедневные осмотры, их тащили куда-то, впихивали какие-то таблетки, брали кровь, делали уколы, после которых хотелось то смеяться, то спать. Кормили плохо, вероятно, чтобы кровь была чище. От плохой пищи и частых медицинских опытов дети умирали на глазах. Валя помнит, как выносили умерших.
А оставшиеся в живых плакали. Один раз их фотографировали. Вале надели красивое клетчатое платье. (Впоследствии эта фотография сыграла большую роль в ее жизни.) Пребывание в лагере не прошло для детей даром. Кто-то остался инвалидом, кому-то это стоило жизни. У Вали отнялись и долго не ходили ноги. Она не смогла иметь детей. (Мать Вали тоже находилась в Германии, в лагере, работала поваром на фабрике у немцев. Но об этом Валя узнала позже.)
Их детский лагерь в 1945 году оказался в американской оккупационной зоне. Детей-сирот из лагерей Германии было приказано в принудительном порядке разбирать по семьям. Валя, точнее, Ольга Мюллер, какой она тогда была для всех, выглядела старше своих лет, и ей прибавили три года. Бездетным немецким семьям приходилось брать детей из детдомов. В Валином детдоме были одни инвалиды.
Мамой для Вали стала Ольга Хибнер. Девочка не очень-то верила, что ее кто-нибудь возьмет, и когда Ольга Хибнер вошла в прихожую детдома, Валя, сидевшая одна на скамейке, кинулась к женщине, обхватила ее ноги и не отпускала, пока та не оформила на нее документы. У Ольги Хибнер не было детей. Ее муж умер в 1945 году. Ей было шестьдесят три года. Она уже брала в семью немецкую девочку, но та воровала хлебные карточки, и в этот раз Ольга решила взять Валю. Невзгоды девочки на время прекратились.
Чем могла, эта старая женщина пыталась загладить вину своей страны перед больной русской девочкой, отдавая ей всю ласку и заботу. Девочка плакала и стонала от постоянной боли в ногах, но, просыпаясь по ночам, видела доброе лицо своей немецкой мамы. Валентина Павловна хорошо помнит тот момент, когда она впервые назвала Ольгу Хибнер мамой. Из-за болезни ног Валя не могла бегать и прыгать, как другие дети. Однажды ей захотелось попрыгать с прыгалкой, как девочки во дворе. Она закричала: «Дай мне веревку, я буду прыгать!» Ольга дала ей веревку. Но Валя прыгнула один раз, потеряла равновесие и стала падать. Вот тут-то она и крикнула: «Мама, мама, помоги!» С этих пор Валя стала называть Ольгу мамой. Валя помнит, что она очень любила игрушки, без куклы ее было не вытащить из магазина.
У нее до сих пор не было настоящего детства. Только у немецкой мамы она узнала, что такое игрушки, ласка, забота. Любовь к игрушкам сохранилась и по сей день. Квартира Валентины Павловны полна игрушек.
Первые два класса Валя закончила в детдоме. Теперь она стала ходить в третий класс в школу им. Песталоцци. Девочка хорошо говорила по-немецки, но мама обучала ее русским словам по разговорнику, как будто предчувствовала, что Валя вернется на родину. Из всех школьных подруг ей больше всех запомнилась Роза. Она помогала Вале готовить все уроки, хорошо к ней относилась. Ходить в школу было далеко и пешком. Ольга провожала Валю и забирала ее каждый день. Чтобы поправить шаткое Валино здоровье, она водила ее в бассейн. У нее девочка училась соблюдать порядок, вязать. Из всех жизненных воспоминаний – это единственные дни, согретые лаской и спокойствием. Но они продолжались недолго.
По окончании войны советское правительство издало указ, который сломал устоявшуюся жизнь Вали. Немецким семьям пришлось вернуть русских детей. В дом Ольги Хибнер пришел полицейский и сообщил, что у девочки нашлись родители и ее надо вернуть в Советский Союз. Валя поверила ему. Она любила маму и, хотя очень мечтала, чтобы нашлись родители, все же охотнее осталась бы с немкой. Но за невыполнение приказа грозили расстрелом, и Ольге пришлось отдать девочку. Маленькую Валю отрывали от нее силой. На прощанье мама дала Вале куклу и коврик с немецким изречением, который обычно немцы вешают на стене. На нем было вышито «Чужих вещей не бери, а свои береги»4. Полицейский посадил девочку в машину и повез ее. Когда они проехали города Вердау и Цвикау и въехали в лес, с машиной что-то случилось и полицейский вышел. Он очень боялся, что Валя убежит, но куда она могла убежать? Помнит, что всю дорогу плакала, и чтобы чем-то ее утешить, полицейский собрал у обочины землянику.
Она возвращалась на родину, не имея никаких документов. В Москве она попала в детский дом Дубки, потом в Пушкинский санаторий, куда отправили трех самых слабых ребят – двух мальчиков и Валю. Затем целая череда детских домов в Пихра-Покровске, Звенигороде, Загорске и так до 1954 года. Уже как Оля Мельникова, 1939 года рождения. В 1953 году умер Сталин. Валентина помнит, как она и другие ребята сидели возле радио и плакали. И вдруг в ее голове вспышкой мысли – она же когда-то жила в городе, связанном с его именем. Рядом текла река, и все время был слышен заводской гудок. Она рассказала об этом своему воспитателю детдома.
Написали в Германию, и к ним пришли документы. А вместе с ними и фото, на котором она изображена совсем маленькой. Теперь они написали письмо в редакцию сталинградской молодежной газеты. Спустя некоторое время корреспондент «Молодого ленинца» опубликовал статью о судьбе маленькой сталинградки. Откликнулись 195 родителей, а узнал ее на фото именно дедушка. За нею приехала мама. Родителей Валя не узнала. Да и мама ее не узнала. При встрече даже не обняла ее. Все же Валя была рада, что наконец-то нашла близких. Хотя и детдом было жалко покидать. Она была в группе самой старшей и со всеми сроднилась.
Но жизнь в семье не сложилась. Матери больная дочка оказалась в тягость. С отчимом мать жила плохо. Часто ругались, скандалили. И к дочери мать относилась скверно, все время сомневалась, ее ли это дочь. Мол, у ее дочери и волосы были светлее. И ноги здоровые. Не убеждало ее то, что за время, проведенное в концлагере, любой человек мог потерять здоровье, не убеждало, что похожа на родного отца. Отношения были холодные. Ни разу не услышала она слова «доченька» или своего имени. Валя недоедала. Спала на полу, укрывшись старым пальто и подложив под голову валенки. Она чувствовала себя лишней, все больше сама сомневалась в своем происхождении. Может, она и вовсе немецкая девочка?
Ее поддерживали другие родственники, двоюродные сестры. Хорошо относился к ней и отчим. О том, что девочке плохо живется, знали даже соседи. Знакомые нашли для нее общежитие, устроили ее в швейную мастерскую. Позже Валентина вышла замуж. Но жить в деревне ей было не под силу. Вернулась в Волгоград, работала в охране тракторного завода. Детей бог не дал. Врачи сказали, что это связано с перенесенными заболеваниями ног. Она выдержала девять операций и сейчас еле передвигается и с трудом подыскивает подходящую обувь. Но доказать, что была в детском концлагере и что заболевание ног связано с пребыванием в нем, стоило больших усилий.
Кроме трех свидетельств о рождении с разными датами на разные фамилии, у нее ничего не было. Из московского архива удалось получить справку, что она репатриантка и прибыла из Германии. Стала писать в Германию, из Карл-Маркс-Штадта в 1981 году ей ответили, что заболевание ребенка Мюллер О. до 1945 года, которое привело к болезни ног, невозможно доказать, но и нельзя исключить. Пионервожатые средней школы им. Песталоцци гр.Келер и гр.Палутт из Фрайройта, обе бывшие тогда школьницами в этой школе, подтвердили, что ходили в школу вместе с Ольгой Мюллер и играли с ней. Имеются письменные показания. Ей все-таки выдали удостоверение узника конц-лагерей. Когда же немцы в 1990-х годах начали выплачивать материальную компенсацию узникам, через суд пришлось доказывать, что все фамилии Фатеевой-Мюллер-Мельниковой-Рулевой принадлежали ей. Документы, подтверждающие, что она находилась в лагере под фамилией О.Мюллер, у нее имеются на руках. В них указано, что у нее были больные ноги и плохое здоровье.
Обращаясь во все инстанции Москвы и Волгограда, она доказала, что является инвалидом 2-й группы. Но приравнять ее к инвалидам Отечественной войны никто не решается. Сейчас Валентина Павловна все силы отдает работе в Российском союзе малолетних узников. Пишет в газету узников «Судьба», ратуя за то, чтобы узников-инвалидов приравняли к участникам войны. Чтобы не в нищете доживали они последние дни.
Она часто выступает в школах. Валентина Павловна поддерживает связь с музеем-панорамой «Сталинградская битва». Делится подлинными фотографиями, документами. Даже куклу, которую она получила в подарок, передала в музей. Пронзительнее экспоната я не видела, хотя посетила много музеев.
Валентина Павловна неоднократно пыталась разыскать свою немецкую маму. Первое письмо написала в 1955 году в школу им. Песталоцци. Отозвались Роза и Вольфганг, с которыми она теперь переписывается. Они нашли племянницу Ольги Хибнер. А затем и ее саму. Но женщина была очень стара и находилась в доме престарелых. Тем не менее до 1963 года они переписывались. Валя получала в подарок куклы, книги. Затем переписка оборвалась. В архиве Валентины Ивановны сохранилось несколько писем. Приходили они часто уже распечатанными. Видимо, и этой перепиской интересовались соответствующие органы.
Наконец, в 1983 году Валентине Павловне было разрешено выехать в ГДР по туристической путевке. Но названной мамы не было в живых. Разыскала она только дом престарелых, людей, которые ухаживали за Ольгой Хибнер. Постояла в палате. На кладбище возложила венок. Установила надгробие с надписью «Дорогой и любимой Ольге Хибнер от русской дочери». Теперь к этому надгробию ведет тонкая тропинка. В Германии не принято много лет охранять могилы, тем более людей безвестных. Земли не хватает… Но это надгробие стоит много лет. Валентина Павловна также пыталась разыскать своих школьных подруг. Раньше посещения Германии, чтобы возложить венок на могилу матери или навестить Розу, были невозможны. Теперь, когда закончилась холодная война, у нее появилась эта возможность.
Валентина Павловна – человек со странной и тяжелой судьбой, полной противоречий, неясностей. Только сейчас она может с уверенностью сказать, как ее зовут и когда она родилась. Но кто может ей с точностью рассказать о ее прошлом? Кто знает, быть может, женщина, не захотевшая стать для Вали матерью, не была ею действительно, и быть может, эта Роза, с которой она сейчас переписывается, не ее школьная подруга?
Как живет она сейчас? Небольшая квартира вся уставлена игрушками. В основном куклами. Человек, у которого война отняла детство и которому сломала жизнь, сейчас борется за свои права. Однако презрение и подозрительность ко всем, побывавшим в ту пору в Германии, еще остаются, и ее никак не решатся приравнять к инвалидам Отечественной войны. Валентина Павловна не из тех, кто замыкается в себе и прячет свое горе, и нам не стоило большого труда разговорить ее. Она ни о чем не умолчала. И жаловалась на наше правительство, и на болезни ног…
Каждый день Валентина Павловна начинает с нуля. Порой нет сил встать на искалеченные ноги. И душевные силы, кажется, покидают ее. Но она поднимается, идет проведывать своих друзей, и боль, обида, ропот отступают. Остается лишь надежда.
Прочитав мой первый опыт реконструкции одной судьбы, вы, может быть, заметите несоответствия? У меня тоже остались вопросы, но я не стала задавать их Валентине Павловне. Тысячи и тысячи детей прошли через горнило войны. Они не виноваты в том, что произошло. Виновато государство, которое не позволяло честно ответить на многие вопросы. Понадобилось без малого пятьдесят лет, чтобы люди перестали бояться говорить: я был в плену, я был на вражеской территории. Валентина Павловна так и сказала: «Когда я замуж выходила, конечно, я молчала о том, где я была в далеком детстве».
До сих пор о таких, как она, принадлежащих к поколению, «пропущенному в истории», известно очень мало… Но я буду продолжать поиски.
