Всё о культуре исторической памяти в России и за рубежом

Человек в истории.
Россия — ХХ век

«Если мы хотим прочесть страницы истории, а не бежать от неё, нам надлежит признать, что у прошедших событий могли быть альтернативы». Сидни Хук
Поделиться цитатой
4 июня 2009

И. Щербакова От составителя

В этом сборнике мы представляем читателям работы старшеклассников – победителей второго Всероссийского исторического конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», который был проведен в 2001 году Обществом «Мемориал», Советом по краеведению Российской академии образования, кафедрой региональной истории и краеведения и Центром устной истории Российского государственного гуманитарного университета. Таким образом мы продолжаем книжную серию, начатую в прошлом году изданием сборника работ, победивших в первом конкурсе.

Мы издаем эти сборники не «для отчета». Просто и оргкомитет, и члены жюри считают, что очень важно поделиться с читающей публикой хоть малой толикой того богатства, которое отложилось в архиве «Мемориала» в результате конкурса.

Конечно, очень хотелось бы иметь возможность не только опубликовать исследования, занявшие призовые места (да и то не все и не полностью), а хотя бы фрагментарно представить весь хлынувший на нас поток историй о прошлом. Хотелось бы собрать под одной обложкой отдельные наиболее интересные эпизоды из разных работ. Хотелось бы поместить в сборнике отрывки из уникальных (зачастую обнаруженных среди бумаг давно умерших родственников) воспоминаний, писем, дневников. Член жюри конкурса писатель Даниил Гранин считает, что подлинные документы эпохи, особенно дневники и письма, – это наиболее ценные материалы, полученные в результате конкурса: «Сам факт находки и опубликования, например, дневника, независимо от детских комментариев, – это уже достижение. За это уже надо благодарить». Хотелось бы познакомить читателя с огромным количеством мифов, легенд, семейных преданий: ведь эти мифы и легенды ярко иллюстрируют процесс функционирования памяти поколений в нашем обществе.

Увы, пока что наши возможности ограничены рамками этого небольшого сборника.

Тем не менее, нам кажется, что даже отобранные 28 исследований (крошечная часть из 1824 работ, пришедших на второй конкурс) могут дать представление о том, какие темы и сюжеты волнуют наших конкурсантов, как они используют источники и, самое главное, как меняется от конкурса к конкурсу их представление о нашем прошлом.

К сожалению, готовя работы к публикации, мы вынуждены были их сокращать. Особенно жалко было отказываться от приложений, которые часто представляют ценность не меньшую, чем сам текст. Это присланные нам копии уникальных документов (например, следственных дел, содержащиеся в работе школьников из Воронежской области, материалов, связанных с судьбами расстрелянных на Колыме в 37-м году троцкистов, – в работе Любови Головиной); интереснейшие вырезки из газет 20–30-х годов; старые семейные фотографии; развернутые таблицы с данными проведенных социологических опросов (как, например, в исследовании Марины Бухтиловой, посвященном семьям репрессированных в городе Троицке); тексты интервью с очевидцами.

Как и в первом сборнике, мы расположили работы так, чтобы показать полифонический и многогранный характер конкурса, проявляющийся не только в темах, но и в его географии: читатель найдет в книге тексты, присланные из Санкт-Петербурга и Пугачева, из Камня-на-Оби и Нового Курлака, из Чистополя и Тынды.

* * *

Чаще всего участники конкурса обращаются к истории своей семьи. Не случайно первый сборник начинался с рассказа о жизни бабушки – оленевода с Чукотки, а второй открывается историей деда из башкирской деревни. Где же еще наглядней предстает перед нашими авторами российская история ХХ века, как не в судьбах близких и дальних родственников?

В этот сборник мы включили всего несколько работ, посвященных истории семьи. Это и целые саги (которые нам пришлось, к сожалению, сокращать, как, например, исследования Александры Шманкевич и Алексея Наумова), и отдельные эпизоды, иллюстрации к чьей-то судьбе. Но ощущение от чтения их было такое, словно тебя погружают в огромный плавильный котел, где перемешались все социальные слои и самые разные национальности. Тяжелейшие испытания объединили всех – нет ни одной семейной истории без сумы, без тюрьмы, без войны…

«Что же представляет собой моя семья? – пишет москвич Алексей Наумов. – Она возникла при смешении русских, евреев и греков. Среди моих предков не было никого дворянского происхождения – только крестьяне и торговцы царской России. После революции два моих прадеда стали военными, два других остались в деревне. Из четырех прадедушек репрессировано было три (Наум Наумов расстрелян, Иван Свиридов – лагерь под Воркутой, Константин Панаиотиди – высылка в Сибирь, из двух дедушек – один (Иван Панаиотиди)…»

* * *

Самое важное в работах второго конкурса – усилившийся интерес к «человеку в истории» (пробуждение этого интереса и было, собственно, нашей задачей). Причем героями повествования становятся люди не только незнаменитые, но и люди с изломанными судьбами, иногда даже просто маргиналы. Молодые исследователи относятся к ним, как правило, без ханжества и лицемерия, свойственных иногда представителям старших поколений. И слова «кулак» или «спекулянт» не вызывают у большинства наших авторов брезгливости или негативных политических ассоциаций.

Героем рассказа о «человеке в истории» может стать горький пьяница, калмык дядя Петя, работающий слесарем в школе, где учатся авторы работы, – мальчишкой во время депортации он потерял семью. А в другом повествовании мы прочтем историю о том, как бабушкина сестра за торговлю сахарином с рук (детей-то надо было кормить) получила по знаменитому указу 1947 года восемь лет лагерей и вся жизнь ее пошла под откос.

Так появляются в работах образы тех, кто не оставил, не мог оставить никаких воспоминаний, кто в духе советской морали едва ли не сам считал себя спекулянтом и вором и поэтому ничего о себе не рассказывал, кто «присутствовал» в истории лишь в сухих цифрах статистических сводок.

* * *

По сравнению с прошлым конкурсом (и это отразилось в сборнике) значительно увеличилось число работ о войне. И не только о главной войне в российской истории ХХ века, но и о других, малых и незнаменитых войнах. Возможно, это связано с тем, что присутствие войны стало сильнее ощущаться в сегодняшней жизни. Возможно, нынешние подростки острее воспринимают это ощущение, чем многие люди старших поколений, которым уже не грозят призыв и отправка в «горячие точки». Не поэтому ли сегодняшние школьники снова с таким вниманием выслушивают рассказы, связанные с войной?

Но, быть может, оживление памяти о войне объясняется и тем, что для носителей этой памяти, еще доступных нашим конкурсантам, наступил, наконец, «момент истины», когда они готовы поделиться устными рассказами и записями, которыми прежде ни с кем не делились. Возможно, и легче рассказывать тем, кто свободен от предвзятого отношения к событиям Отечественной войны, – то есть внукам и правнукам. Рассказывать о войне, увиденной глазами рядового, об отношении к пленным и о мародерстве, о заградотрядах и дезертирстве, то есть обо всем том, о чем раньше не принято, да и просто страшно было публично вспоминать. Именно о такой картине войны и о своем к этому отношении пишут в опубликованных в этом сборнике исследованиях Наталья Малыгина и Ирина Кобак.

Во многих работах чувствуется новый, гораздо более свободный взгляд не только на «своих», но и на «чужих». В исследованиях, посвященных судьбам угнанных во время войны в Германию, и немцы не нарисованы одной только черной краской, и свои оказываются часто не лучше врагов (такова, например, работа Нелли Вашкау).

* * *

В своих поисках дверей в «черные комнаты» прошлого наши авторы порой оказываются настойчивее и смелее взрослых, идет ли речь об истории новочеркасского расстрела 1962 года, о войне в Афганистане или о совсем недавних событиях в Чечне. Выясняется, что подростки не боятся стучаться в самые разные учреждения, от военкомата до ФСБ, как бы ни пугали их взрослые. (Примером служит работа Оли Поповой из Коми, решившей написать о судьбах побывавших на чеченской войне.)

Говоря об освобождении от страхов, привычных для старших поколений, писательница Светлана Алексиевич, также член жюри конкурса, заметила: «Читаешь работы молодых и видишь: над ними не властны стереотипы… У молодых другой синтаксис. Они уже смело рассказывают о близких людях, их жизненных трагедиях».

* * *

Конечно, мы понимали, что главным источником для школьников, решивших принять участие в нашем конкурсе, станут воспоминания тех, кто расскажет им о своем прошлом. Иначе говоря, нам было ясно, что перед конкурсантами стоит очень трудная задача, с которой далеко не всегда могут справиться и взрослые историки. Память – очень сложный и противоречивый источник, в котором реальные факты переплетаются с мифами: мифами очень давними и сравнительно свежими, мифами вполне устоявшимися и только формирующимися, мифами, зарождающимися на государственном уровне и на уровне семейно-бытовом.

Очень важный и в определенном смысле новый элемент конкурса 2000/2001 – стремление участников не просто записать и передать эти мифы, но и понять: а как, собственно, они возникли? Среди присланных работ (их не так уж много, но это лишь увеличивает их ценность) появились такие, в которых авторов интересует не только традиционное «закрытие белых пятен», но и механизм мифотворчества. Читатель найдет в этом сборнике несколько таких работ: «История памятника борцам за установление советской власти в городе Чистополе» (Татария), «Тайны дела № П-19389» (Воронежская область), «Это нужно не мертвым, это НУЖНО? живым» (Краснодар), «Установление советской власти в городе Камень-на-Оби и в уезде» (Алтайский край). Например, в работе, посвященной анализу следственного дела группы верующих и священнослужителей из Воронежской области, предпринята попытка разобраться с «памятью системы». Ведь документы, которые сохраняет государство, – это также своего рода «память». И сфальсифицированные протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, отложившиеся в архивах, и выдаваемые властью фальшивые свидетельства о смерти – это и есть то, что оставляла себе «на память» система от уничтоженных ею людей.

Сравнение этих разных «памятей», сопоставление источников, проведенное в целом ряде работ, представляется нам чрезвычайно важным и интересным.

Мы надеемся, что наш конкурс стал для некоторых подростков поводом задуматься над тем, что их окружает. Ходит себе школьник мимо памятника борцам за установление советской власти в Чистополе и, как водится, не обращает на него ни малейшего внимания. И вдруг задается вопросом: а кто же они были такие, эти самые «борцы»? И начинает раскручиваться почти сюрреалистический клубок обманов и фальсификаций. Или другой школьник, рождением своим обязанный Афганистану, где его мать преподавала русский язык, начинает анализировать ее рассказы. Он терпимо и с пониманием относится к ее точке зрения на афганские события, он просто пытается разобраться в том, как и откуда эта точка зрения возникла.

* * *

Приглашая школьников к участию в конкурсе, мы много говорили и писали о важности изучения истории повседневности. Обращаясь к нашим будущим авторам и их наставникам, мы не уставали повторять, что в описании повседневного существования человека – ключ к пониманию прошлого. И, судя по работам, в том числе представленным в этом сборнике, многие конкурсанты поняли нас верно: собирая подробности, детали, факты прошлого, они сумели сделать то, чего добиться бывает очень трудно, – они услышали «шум времени».

4 июня 2009
И. Щербакова От составителя