Дмитрий Кардаш «Взгляд из прошлого в будущее. Размышления над рукописью М.П.Миндаровского»

И длится суд десятилетий
Красноярский край, г. Енисейск, средняя школа № 1, 11-й класс
Научный руководитель: М.В.Холина
Третья премия

 

Недавно я был в Енисейском краеведческом музее, где пытался выяснить, когда и как в нашем городе появилась первая фотография. Мои исследования увенчались успехом – я узнал имя человека, способствовавшего появлению первых фотографических снимков в городе. Его звали Михаил Прокопьевич Миндаровский.

А в декабре 2001 года мой учитель истории, Мария Валерьевна Холина, предложила мне участвовать в III Всероссийском историческом конкурсе для старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век» и работу построить на анализе рукописи, которая только в конце ноября пришла почтой из Санкт-Петербурга в Краеведческий музей. Эта уникальная рукопись «Записки и воспоминания 1919–1935 гг.» принадлежит М.П.Миндаровскому. Вы не можете себе представить моего удивления. Эту рукопись прислала внучка М.П.Миндаровского, она посчитала нужным передать нашему музею эти записки только сейчас, считая, что «крамольные» мысли Михаила Прокопьевича будут сегодня представлять большой интерес для краеведов.

Итак, ко мне в руки совершенно случайно попали записки и воспоминания человека, который жил в моем городе в первой половине прошлого столетия и являлся свидетелем тех событий, которые представляют для меня большой интерес.

М.П.Миндаровский родился в 1862 году в Енисейске. До 1917 года верой и правдой служа родному городу, он был гласным городской думы и секретарем городской управы, публицистом и общественным деятелем. Михаил Прокопьевич не был ученым, не получил университетского образования. В 1883 году он закончил Енисейское уездное училище и 36 лет состоял на службе в казначействе, городском самоуправлении, земстве. Его интересовало и волновало буквально все, что было связано с его родным городом Енисейском, в котором он прожил всю жизнь. В свободное от работы время он писал статьи, доклады, выступления на самые различные темы: хозяйство, финансовое положение города, народное продовольствие, строительство железных дорог и т.д. На протяжении многих лет он был постоянным корреспондентом сибирских журналов и газет. Чаще всего его статьи печатались в «Вестнике Красноярского городского общественного самоуправления», журнале «Сибирские вопросы», в газетах «Сибирская неделя» и «Сибирская жизнь» под псевдонимом «Абориген». Его работа сильно усложнилась с приходом советской власти. Он пишет:

«Расхищение и, можно сказать, полное уничтожение в 1920 году архивов городских учреждений, натолкнуло меня на мысль заняться составлением своих записок и воспоминаний с целью сохранения для будущих поколений»[1].

И вот теперь, спустя 80 лет, пожалуй, главный письменный труд его жизни читаю я. В своих записках автор рассказывает историю повседневности своего города в период становления советской власти. Он описывает те перемены, которые происходили в жизни, комментирует события, дает им свою оценку:

«Говорят, современники не могут с надлежащею беспристрастностью судить о делах и людях, которые прошли пред их глазами, о лицах, с которыми, быть может, имели личные отношения. У меня лично, положим, нет на личной почве никаких столкновений с людьми и их творениями, летописцем которых я хочу быть, но пусть будет так, и спорить с этим я не буду. Однако есть факты, записывая которые к сведению для будущих историков и краеведов, трудно бывает воздержаться, чтобы тот или иной факт не осветить пояснениями и выводами самого современника-летописца, пред глазами которого происходили описываемые им события».

Но что же все-таки заставило его заняться написанием этих записок? Зачем человек решил доверить свои самые сокровенные мысли бумаге? Хотел оставить свой след в истории? Или его рукопись – внутренний протест против советского строя? Итак, я получил уникальную возможность, опираясь на эту рукопись, воссоздать подлинный образ того времени. В своих мемуарах автор сообщает много информации о том далеком времени, поэтому эта рукопись очень ценный источник. Его делает еще более ценным то обстоятельство, что в Краеведческом музее практически нет материалов и свидетельств о событиях 20–30-x годов, так как все архивные документы того времени были уничтожены, а те, что сохранились, писались под контролем советской власти в лице ЧК и ОГПУ.

В музее, правда, сохранилось достаточное количество статей М.П.Миндаровского, напечатанных в период написания им этих записок, однако они, по-моему, не отражают его настоящего мнения, так как эти статьи он писал в рамках жесточайшей цензуры и за каждое лишнее слово, сказанное в сторону власти, мог быть репрессирован.

Буквально с начала своей рукописи М.П.Миндаровский затрагиваеттему революции. Он рассказывает, как к власти пришли большевики на примере сибирского города Енисейска. По его словам:

 

«Революция», где одни таскали, а другие стояли с винтовками на часах и охраняли творимое разграбление национальных богатств несчастной страны…»

Тема революции у него плавно переходит в события гражданской войны, очевидно, что для него важны не лозунги, а реальные действия власти. Миндаровский очень подробно описывает процесс прихода к власти большевиков:

 

«Наступают декабрьские дни 1919 года. Дни, полные тревог за будущее среди мирного и ничем не причастного к кровавой борьбе населения города, и дни ликования и радостного ожидания у тех лиц, или вернее той части населения, для которых возможность снова погреть руки у пылающего костра стала вожделенной мечтой. Городское и Земское самоуправления, являвшиеся тогда верховными органами управления в Уезде, озабочены были исключительно тем, чтобы предстоящий момент перехода власти в руки партизанских отрядов был насколько возможно тих и спокоен для мирного населения, начинавшего свыкаться или, вернее, мириться с создавшимся положением вещей. Соединенные заседания думы и земства, поручившие своим исполнительным органам ведение предварительных переговоров с партизанскими отрядами, возглавляемыми маклаковским крестьянином, год тому назад служившим в солдатах местной команды, Филиппом Бабкиным, который постепенно и осторожно подвигался по тракту и находился близь села Каргино, вступив в которое обосновал там свой штаб, – были наивно убеждены, что раз по предварительному между сторонами соглашению будет установлено, чтобы при выходе в город не открывать огня и вообще не причинять опустошения городу в лице его населения, то помаленьку порядок в городе наладится сам собою. Все пренаивно рассуждали, что теперь восстанавливается не бунтовщическая междоусобная озлобленная рать, взявшая силу, а идут люди, представляющие в своем лице новую власть, два года просуществовавшую за Уральским хребтом. В таком представлении себе о новой власти начали свои переговоры и представители всенародных органов в Енисейске — думы и земства с названным Бабкиным. В ночь на 19 декабря представители думы и земства Ю.С.Щеглов (председатель земской управы), Ф.Т.Малич и О.Я.Петухова (члены управы), П.А.Александров и М.П.Миндаровский (гласные), после долгого и всестороннего обсуждения программы переговоров и условий занятия города и сдачи власти, выделили из своей среды П.А.Александрова, как представителя рабочих северных приисков, и в компанию ему дали делегата от местного гарнизона солдата Савицкого Сергея и рабочего Щетникова. Все трое выехали под утро в село Каргино для личных переговоров, о чем одновременно сообщено было по телефону начальнику штаба Бабкину. На вторые сутки вернувшиеся делегаты привезли заключенный ими со штабом договор, обусловливающий, чтобы, во избежание возможности единоличных с оружием в руках выступлений со стороны города, управою были подвергнуты временному домашнему аресту начальник гарнизона Платонов, офицер Муравьев, комиссар уезда Лыткин, начальник милиции Чащихин, начальник тюрьмы Фукс и несколько лиц из граждан города, как например А.К.Тауснев, активно выступавшие до этого против советской власти. Вступавшие в город партизаны, как новая «законная» власть, со своей стороны принимали на себя обязательство — никаких кровавых эксцессов при входе и занятии города не учинять. Вот основные и главные условия подписанного сторонами договора, к сожалению, затерянного с делами земства, забранными образовавшимся потом ревкомом.

 

Со стороны уходивших со сцены органов власти в Енисейске договор был выполнен в точности: гарнизон был убежден никаких военных выступлений в момент входа в город отрядов не делать. Всем перечисленным в договоре лицам предложено арестоваться в одном помещении и разоружиться, где и находиться до сконструирования штаба новой власти и вступления ею в управление городом.

 

Так ли поступили новые представители «законной» власти, подписывавшие договор на мирное и бескровное занятие города? Прежде всего, помощник Бабкина, его однодеревенец партизан Степан Накладов еще до вступления в пределы городских земель просил дать ему город на сколько-то часов времени, чтобы расправиться кой с кем из находившихся там контрреволюционеров — явных врагов советской власти. Однако начальник штаба Ф.Бабкин оказался не столь кровожадным зверем и совершиться «Варфоломеевой ночи» не допустил. Но зато все подвергнутые домашнему аресту лица вместо освобождения «по миновании надобности», как обусловлено было договором, были заключены в тюрьму, продержаны там с неделю, а затем под командою того же Накладова посажены в сани и отвезены по тракту якобы в Красноярск, но под Маклаково на известной Бурмакинской горе расстреляны самым варварским образом (снимали предварительно всю одежду и обувь, заставляли бежать по снегу и вслед пускали пулю). Всего погибло, как было слышно из уст крестьян, которым приказано было закапывать трупы, более 15 человек, считая, в том числе и других лиц, арестованных за неделю штабом Бабкина.

 

Этим кровавым актом новые правители раз и навсегда дали понять мирному населению, что значат в их глазах подписываемые договоры и сколь высоко понятие в их делах законности и порядка. В оправдание свое они всегда выставляют контрреволюцию, готовую, якобы, во всякое время поглотить их и в этих ежеминутно мерещащихся им тенях смотрящих на них людей, видя опасность в прочности своего положения, творят свой суд и расправу. Такова природа всякой власти, опирающейся не на волю народа, а на силу штыка и винтовки. В этом направлении пошли и дела хозяйственного и административного свойства во всей стране».

 

Для меня ясно, что, в отличие от других районов Красноярского края, в Енисейске был возможен переход власти «бескровно», но этого не случилось. Большевиками была бессмысленно пролита кровь, а с образованием ЧК и ОГПУ власти развернули огромную кампанию, направленную на удаление «людей, иначе мыслящих, посмевших свое суждение иметь».

Миндаровский сообщает: «За лето 1920 года погибло более сотни человеческих жизней». И приводит официальный документ: список некоторых расстрелянных граждан города Енисейска, который сама ЧК сочла для чего-то нужным опубликовать.

Итак,кто же оказался во главе нашего города в начале 20-х годов? Филипп Бабкин – крестьянин из села Маклаково (в честь которого до сих пор названа одна из главных улиц нашего города и парк) и Степан Накладов – его односельчанин, вор, самогонщик и убийца.

Выдвинулись те, кто был у руля восстания. К тому времени еще ничего не было сформировано, ни аппарата местной власти, ни вообще ее структуры. И на данном этапе я могу объяснить беспорядки, которые творились в городе, тем, что всем заправляли созданные на скорую руку органы ЧК. Однако что же мы видим и через 12 лет глазами Миндаровского:

 

«За истекшие 12 лет кое-что все-таки отшлифовалось, и все-таки кого же мы видим сейчас у власти в своем Енисейске?

 

1. Видим невежественного, грубого и кровожадного Степана Накладова – одного из сыновей крестьянина деревни Маклаково, с молодых лет ездившего на облучке в роли ямщика и всего менее работавшего с отцом на пашне.

 

2. Якова Козьмина, тоже бывшего крестьянина из деревни Сотниковой, еще до революции выгнанного отцом, как лентяя в хозяйстве.

 

3. Братья Томиловы из деревни Каргиной, в молодости также сидевшие на отцовской шее, а когда он отказался содержать их в 1926 г., они убили его.

 

4. Известный изувер Пронюшкин, старый эксплуататор анциферовских мужиков и проч. в этом духе. Люди поприличнее устроились кто в краевые заправилы, а то и в самой Москве.

 

Если мы остановим наше внимание на тех «трудностях» роста, о которых говорится в советской печати, и сопоставим их с умственным кругозором и работоспособностью хотя бы последних четырех лиц, то невольно приходится об этом призадуматься. Ведь обязанность администратора, на какой бы служебной лестнице он ни находился, каким бы поводырем над ним ни была партия, требует от него все же некоторого мышления и известной доли инициативы, иначе партия не стала бы предъявлять к каждому хозяйственнику своих особых требований. А какой же размах, какую опытность в деловых вопросах, да еще в настоящее время, когда жизнь ставит таких хозяйственников на положение «кулика в болоте», могут показать эти люди, ранее не только никогда не работавшие серьезно, но и не мечтавшие себе, что они сделаются своего рода «Гарун-альрашидами».

Здесь, как мне кажется, Миндаровский вступает в полемику с В.И.Лениным по поводу его высказывания, что у нас каждая кухарка должна научиться управлять государством. Насчет государства не знаю, но уж захолустным сибирским городком кухарка не смогла бы управлять. Это истина, доказанная уроками истории 20–30-x годов XX века.

 

«В данное время, когда я пишу эти записки, отделом образования и политического просвещения заведует столяр. Во главе музея поставлен бывший красноармеец – предшественник столяра, который при разговоре вместо слова «может» произносит «могит».

 

В Красноярске партия сняла одного молодого человека с обязанности судового механика и назначила его окружным нотариусом. Как ни отклонял паренек от себя это назначение, прося оставить его на деле, которое он любит и хочет на нем совершенствоваться, партия была непреклонна и пригрозила ему увольнением из среды ее членов в случае дальнейшего уклонения».

Что же заставляло партию делать такие, я бы сказал, противоестественные назначения? Мне кажется, здесь дело было не в недостатке людей на вакантную должность, а в том, что слова Ленина о кухарке партия сделала принципом, которым все время и руководствовалась.

Здесь будет уместно привести слова Соловьева, которые М.П.Миндаровский упоминает в своей рукописи:

 

«Нет ужаснее тирана, как раб, сделавшийся господином!»

Что же помешало советской власти за 12 лет создать эффективный аппарат власти? Даже если взять пример современной России, за последние 10 лет произошли коренные изменения в структуре власти и образовалась четкая система государственных органов, а также произошло разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную ее ветви. А советская власть за 12 описанных лет не только не становилась лучше, но и – в силу своей вседозволенности и безнаказанности – деградировала.

Но кто же выбирал эту власть и как это делалось? На этот вопрос автор записок дает исчерпывающий ответ, помогая создать картину выборной кампании, проходившей 70 лет назад, и у меня есть все основания считать эту информацию верной, поскольку М.П.Миндаровский часто назначался секретарем выборной комиссии и к органам власти имел непосредственное отношение. Вот как он описывает процедуру таких выборов:

«Расскажу Вам, как происходит самая махинация этих выборов. Незадолго до начала выборов вывешивается список лишенцев, т.е. тех групп населения, которые по 65 статье советской конституции не могут быть участниками выборов как явно контрреволюционный элемент, хотя с общечеловеческой точки зрения – людей заслуженных и порядочных. Затем назначаются участковые собрания уже отсеянных членов профсоюза и незначительной группы пенсионеров и богаделенных. На этих собраниях председательствующим коммунистом зачитывается заранее составленный в своей тесной компании список кандидатов в члены уездных и районных советов и предлагается голосование, из любезности предварительно спросив, целым ли списком желает собрание голосовать или поименно, хотя каждый из коммунистов давно уже знает, что все выскажутся за целый список, т.к. внутренне понимает, что каждый из так называемых избирателей в душе думает: скорей бы только кончилась эта комедия. Решив, разумеется единогласно, голосовать всем списком, председатель собрания вопрошает кто за, кто против, и кто воздержался. В этот торжественный момент расставленные по разным углам помещения партийцы зорко наблюдают, не поднимет ли кто-нибудь руку (выборы по конституции должны проводиться только открытые — поднятием руки, иначе при закрытом избрании записками или шарами вся эта советия не продержалась бы и трех лет) против предложенного списка, чтобы тут же взять этого храбреца на заметку , если он служащий или рабочий, при первом же удобном случае выставить его со службы. А так как служба или постоянная работа служат единственным занятием, дающим человеку кусок хлеба для существования с семьей, то, чтобы не умереть с голоду, весьма естественно, все поднимают руки за избрание, в душе посылая к черту как самое собрание, так и устроителей этого маскарада. В более позднее время в целях привлечения на собрания большего числа избирателей стали вручаться последним именные приглашения, которые при явке на собрание должны быть передаваемы регистратору для записи фамилии явившегося. При такой системе нетрудно потом выявить не пришедших избирателей и взять их под подозрение, как протестантов, бойкотирующих выборы. Тогда все те, коим по совести кажется противной устраиваемая комедия, явившись на собрание, передавали свои повестки регистратору, а сами незаметно в толпе исчезали из помещения. Фактически выборы происходили при наличности половины из зарегистрировавшихся, а в протоколе отмечалось – при таком-то числе зарегистрировавшихся, т.е. явившихся на собрание избирателей, а в общем, по всем городским участникам при подавляющем процентном числе всех лиц, имеющих право голоса на выборах».

Из всего этого я могу сделать заключение о том, что советская власть выбирала сама себя и такой выбор нельзя назвать всенародным. У пришедших к власти большевиков на первом месте стояла идеология. Они считали, что их сила, прежде всего, состоит в полном контроле над умами и мыслями людей. При такой позиции эта власть непременно должна была столкнуться с русской православной церковью, а в нашем городе Енисейске влияние церкви всегда было велико (об этом говорит один только факт, что в Енисейске до 1917 года существовало 11 действующих церквей). М.П.Миндаровский описывает несколько случаев, показывающих отношение большевиков к церкви. Вот некоторые из них:

 

«Да, великие государственные умы, как посмотришь, управляют нами! Во время моего проживания в Красноярске «товарищи» по части строительства в Енисейске сделали такие два дела для строительства страны, за которые обыкновенно бывало место в тюрьме. Здесь же все обошлось благополучно. Первое из этих дел: взорвали динамитом закрытую в 1932 году Рождественскую церковь, построенную в 1755 году.

 

А вот случившаяся недавно на наших глазах история… Дело в следующем: в местной Троицкой церкви вакантное место священника занял один из бывших ссыльных иереев, вооруживший свою собратию против себя тем, что во время священнослужения не упоминал имена патриархального кандидата митрополита Сергия и архиерея Павла. Вдруг священника этого арестовывают и немедленно высылают в село Каргино. Тем же потом угрожают и его заместителю, также пропускавшему в своих молениях эти имена. После этого, при выборе следующего кандидата в церковные настоятели, церковный совет счел нужным предварительно испросить согласия ОГПУ и горсовета и уже по получении такового решил пригласить намеченное лицо».

Это один из примеров, когда власть внедряет своих людей в церковь, пытается подчинить себе духовенство, установить свои порядки в духовной сфере.

 

«Стремление наших заправил из горсовета к разрушению города, не ограничивается только церковными зданиями, но идет далее по пути разрушения кладбищ, намогильных памятников, и крестов, и даже отдельных могил лиц, чем-либо заметных в истории города. В этом случае характерен этот следующий факт. При ликвидации, как принято теперь выражаться, Аболаковской церкви и кладбища разгрому подверглись не только каменные и мраморные надгробия, но даже была разрыта могила похороненного в ней в 1911 г. врача Ю.Н.Васильева, пользовавшегося в городе симпатиями всего населения как врача бессеребренника и как отзывчивого человека. Стоявший над могилой мавзолей, сделанный из мрамора, сооруженный городом на подписные средства, разворочен и спущен в разрытую могилу. Подверглось разгрому и другое погребение, занесенное в летописи Енисейска, гражданина М.О.Маркса (географа и натуралиста-исследователя), чугунная ограда на могиле которого снята была еще год тому назад, а ныне сброшен и мраморный памятник, стоявший на могиле покойного».

После прочтения этих строк невольно задаешь себе вопрос: кому и зачем необходимо все это делать? Ведь это не объяснить простым хулиганством и вандализмом (тем, которое творится в настоящее время на наших кладбищах охотниками за куском цветного металла, который можно поменять на кусок хлеба, и наверняка он встанет поперек горла у тех, кто это сделал). Разграбление могил, происходившее в 20-х годах XX века – это хорошо спланированная акция, проходящая при непосредственной поддержке власти.

О результатах гонений на церковь за время существования советского строя я могу судить даже сейчас – из одиннадцати церквей, действовавших в началеXX века, к началу XXI осталось только две.

Наш город относительно небольшой, его всегда можно было лишь с натяжкой назвать городом, так как крестьянство составляло большой процент населения. У М.П.Миндаровского, как человека, болеющего за судьбу города, горожан, немалая часть записок посвящена крестьянству и земельному вопросу. Вот как он описывает кулаков:

«Но самое существенное из мероприятий правительства, проделываемых на местах, – это картины раскулачивания крестьянства.

 

Уже в то время, как я ехал по тракту в Красноярск в марте 1930 года, дорогой попадались навстречу громадные партии ссыльных и раскулаченных крестьян. Жутко и больно было видеть, как тащились пешком или на санях полунагие и полубосые русские люди со своими семьями и детьми, закутанные в лохмотья, потом и кровью кормившие когда-то великую Русь. Обращение с ними в пути сопровождавшего их конвоя было самое варварское. Очевидцы рассказывали, что был случай, когда при раскате саней в ухабе из кибитки выпал ребенок, но обоз не остановился поднять его, а следовал далее. Стон и вопли слышали мы в пути при встрече с этими несчастными людьми».

Именно эти люди должны были стать опорой и основой государства, по мнению П.А.Столыпина. Теперь их арестовали, изъяли все имущество в пользу государства, большая часть этого имущества осела в карманах тех людей, которые арестовывали «бывших хозяев жизни», теперь смешанных с грязью в прямом смысле этого слова.

Другой стороной политики советской власти в отношении крестьянина была коллективизация, имеющая своей целью уравнивание средних и бедных крестьян. Вот один из примеров работы этой системы, описанный Миндаровским:

 

«Коллективизация деревень, начатая «на основе уничтожения кулачества как класса», а проще говоря на основе грабежа зажиточных хозяйств и ссылки самих работников, судя по тем «успехам», какие приходилось наблюдать в Красноярске и здесь, отрадного ничего не предвещают. Нужны, видимо, долгие годы ожидания, чтобы мелкособственническая натура деревенского хлебороба могла переработать себя и, претерпев все невзгоды, начать с энтузиазмом работать на благо новой общины. В ожидании этого, скорее всего, СССР превратится в живой труп. В момент, когда я пишу эти строки, идет отобрание у крестьян скота — крупного и мелкого. Собраны табуны по несколько тысяч голов, и, благодаря такому своеобразному хозяйству, несчастные животные ежедневно умирают десятками, а мелкие барашки и сотнями голов в день. Чрезмерные засевы полей в колхозах остаются на зиму неубранными, по недостатку в них рабочих рук, а самая постановка труда в колхозах во многом напоминает существовавшие когда-то Аракчеевские военные поселения или прежнюю крепостническую барщину, возглавляемую взамен помещика целою бригадою партийцев и комсомольцев. Да и в самих управителях начинает замечаться какая-то упадочность и как бы разочарование в своей работе по перестройке России на социалистический лад».

Чего же хотели добиться этим большевики? Что они хотели получить в результате проведения коллективизации? Ответ на эти вопросы дал «великий» Сталин. Об этом ответе в своих записках М.П.Миндаровский написал:

 

«Любопытное изречение современного мудреца Сталина, произведенного теперь товарищами уже в гении, сделанное им, на последнем съезде советов, что ближайшая цель его политики: «Сделать колхозников зажиточными».

Интересно, как колхозники могли стать зажиточными? Ведь они были экономически замкнуты, то есть отдавали все произведенное ими государству, потом получали талоны и шли с этими талонами на продпункт, меняли их на недавно произведенную ими продукцию. Автор записок приводит несколько примеров такой экономической замкнутости:

 

«27 февраля президиум РИК распорядился с 10 марта сего года открыть ярмарку в городе Енисейске. Вот желанный день наступил, «флаг поднят, ярмарка открыта, народом площадь вся покрыта», а что же далее?! Раздосадованный мой знакомый, обойдя весь строй, с досадой бросая корзину говорит: «Черт знает, что такое: обошел весь квартал и не нашел фунта сливочного масла. Редька, лук, чеснок, картошка – и больше хоть и не спрашивай. Вот так ярмарка!»

 

Еще осенью прошлого года, когда везде прокричали о разрешении свободной торговли хлебом и об открытии колхозных базаров, в Енисейске этот день был особенно отмечен. Так, например, к этому дню горкомхоз устроил длинный навес с прилавками и особые ларьки и прилавки по ширине базарной площади. На высоком столбе временно поставлен был громкоговоритель, который кричал на всю площадь в день открытия. Около двух возов муки, откуда-то доставленных на площадь (только не от колхоза), поместился председатель горсовета Журомский, приветствовавший этот знаменательный день своей речью, а местная газета «За большевистские темпы», или «Зуботычина», как расшифровывают некоторые ее сокращенное название из трех букв ЗБТ, разразилась наглой статьей; наглой я называю ее потому, что в ней без стыда и совести приведено было описание дня базара из 40 возов хлеба, творогу и молока, и нескольких туш мяса и т.п. вранья как бы в полное игнорирование свидетелей-очевидцев этого дня».

Вот наглядный пример того, как информирует своих читателей советская пресса.

 

В своей работе я считаю нужным отметить еще одну сторону жизни советского человека – общежитие, которое существует и поныне. Существование человека в бараке или в коммунальной квартире часто лишало его даже маленького кусочка личной свободы. Даже самые потаенные стороны жизни каждого человека знали жители всей квартиры. Но как же создавалась система общежития и коммунальных квартир? Вполне вразумительный ответ на этот вопрос дает М.П.Миндаровский в своих записках. «Второй год я работаю в арендно-жилищной кооперации при горсовете, сущность которой состоит в том, что почти весь жилой муниципализированный фонд передается в пользование этой кооперации, а кооперацией она называется потому, что каждый ее жилец делаясь ее членом-пайщиком и платя в ее кассу квартирную плату, относится к своему углу так же заботливо и бережливо, как относился собственник к своему дому. Поэтому на общих собраниях всей организации (жакт) жильцы сами разрешают все хозяйственные, культурные потребности своего быта, ремонт, топливо и т.п. В целях наибольшей заинтересованности в этом молодого поколения директивами центра рекомендуется вовлекать на обязанности членов председателей жактов комсомольцев и лиц партийного актива. Такова основная база будущего социального общежития, и что же?»

Лично для меня удивительно, как человек, живший 80 лет назад, смог определить одну из главных особенностей советского строя. В начале XX векамелкотоварное производство (особенно для таких малых населенных пунктов, как Енисейск) играло решающую роль. Советская власть кричала на каждом углу о поддержке кустарей. Но вот что было на практике, со слов автора исследуемых мною записок:

 

«Был здесь старик Зорембо – единственный в городе мастер по чернению шуб и выделке зверовых шкурок, кормившийся этим ремеслом со своей старухой, и что же? Райфо, преследуя его налогом, говорит: составляй артель или иди работать в кусткомбинат. Т.к. Зорембо найти себе в товарищи других специалистов не смог, а работать на кусткомбинате не захотел, то в результате, как безработный, лишенный хлебного пайка, умер голодной смертью. Факт, который подтвердят все в городе в 1935 году. Другой, подобный ему, единственный в городе колбасный мастер, имевший свою мастерскую и гастрономическую торговлю, которые были у него национализированы вместе с домом, а владелец переведен в разряд лишенцев, которым он числится и поныне. Ему, как одиночке, так же воспрещено работать по своей специальности, кроме как в артели или на кусткомбинате, куда он имел оплошность поступить, и что же? Ввиду того, что кусткомбинат этот, подобно другим организациям, сводит свои отчетные балансы с убытком, то Макарову, как лишенцу, преподнесен счет на 1000 рублей в погашение убытка, вместо того чтобы заплатить ему за проработанное время. Теперь, на приведенных двух примерах, заключайте, насколько облегчилось бремя мелких производителей».

Я вижу много нелогичного, неправильного в методах советской власти и считаю их не только не эффективными, но порой и абсурдными. Прежде всего, эта неэффективность отразилась нажизненном уровне населения, о чем свидетельствует голод, эпидемии, наконец, быт простого человека. Миндаровский описывает тяжелые обстоятельства, в которые был поставлен человек в те годы. В декабре 1932 года он жил так:

 

«Вот уже более полугода мы живем здесь на голодном пайке, получая в месячную норму от 8 до 14 кг муки в месяц на работника, несколько грамм сахару, иногда кусочек мыла, и это все. Удивительно то, что как только сократится продовольственная норма, так сейчас же появляется на сцену текучесть в рабочей силе на предприятиях и учреждениях, начинаются непорядки и вредительство во всех текущих делах и на производстве. То лопнет машинная часть в локомотиве, то затонет или сядет на мель пароход, и все в этом роде. Значит, вполне справедливы слова древнего мудреца Аристотеля: «Человек, чтобы мыслить и быть способным вести дело, должен быть свободен от забот о куске хлеба».

Советская власть с помощью системы пайков контролировала население. Все мысли простых людей были заняты заботой о куске хлеба и поэтому человек не мог думать о другом. Я думаю, что система пайков была создана для тотального контроля. Человек, сказавший хотя бы слово против, лишался пайка, и эта его боязнь лишиться хоть и нищенского, но обеспечения полностью отдавала его в руки власти.

Нередко из-за плохого питания и отсутствия элементарной гигиены в городе происходили страшные эпидемии, об опасности которых и необходимости их предотвращения, власть кричала во все горло: «Опасайтесь сыпного тифа». Этими же словами была озаглавлена статья в местной газете «За большевистские темпы», которую Михаил Прокопьевич прокомментировал так:

 

«Какой прекрасный, добрый совет дает нам молодой доктор советской обработки! Еженедельно ходить в баню. Это в Енисейске, где частных и домашних бань нет совершенно или на весь город разве найдется десяток. Коммунальная баня одна с пропускной способностью не более 200 человек в сутки. Это значит, что 6000-ное население города может помыться в бане только раз в месяц. Менять белье, которого у большинства нет даже на одну смену, и купить негде. Кооператив же отпускает не более трех метров на человека в год, а мыло не отпускается в норму уже 4 месяца. Чесать голову хорошим гребнем, которых уже год как нет в продаже ни в одном из магазинов города».

Люди часто не выдерживали такой жизни, и переступали закон только ради того, чтобы прокормить себя и семью. Автор исследуемых записок приводит более чем достаточно примеров такого рода, раскрывая систему советского судопроизводства:

 

«Переживаемые в данное время острые недостатки всего необходимого для человеческого организма породили особый вид преступлений, в прежние времена никогда неслыхиваемых. Стали обнаруживаться хищения хлеба из кладей и полей, масса случаев сбора из огородов картофеля, кража ношеных вещей и т.п. случаи. Казалось бы, уже это одно показывает создавшееся положение настолько серьезным, что должно бы побудить правящую власть искать выход из этого».

М.П.Миндаровский говорит об «особом виде» преступлений – о мелких хищениях, а также об «особом виде» наказания – расстреле как мере предотвращения этих преступлений. Он в качестве примера приводит приговор, опубликованный в ранее упомянутой газете «За большевистские темпы». Человек взял без спроса начальства сноп сена, ему, кроме этого обвинения, предъявляют ряд других. По совокупности предъявленных обвинений человек (Галкин Ф.П.) объявляется врагом народа и приговаривается к расстрелу. Чтобы показать отличие советской системы судопроизводства от критикуемой большевиками самодержавной системы суда, М.П.Миндаровский вспоминает о суде, который состоялся в 1899 году в Енисейске:

 

«Когда, по введении в Сибири Судебной реформы, военно-полевой суд приговорил в 1899 г. двух преступников за зверский грабеж на приисковой дороге к смертной казни через повешение, этот первый, после основания Енисейска, приговор вызвал в переполненном публикой зале суда крики, вопли и истерику среди нервных людей, то теперь о каждом расстреле довольно спокойно читаем мы, развалившись в кресле со стаканом чая в руках».

Из двух вышеописанных случаев я могу сделать вывод о том, что смертная казнь, вызывавшая бурю негодования в обществе, управляемом консервативным царским правительством, в годы советской власти стала нормой. Это свидетельствует об изменении психологии людей, произошел надлом в сознании. То, что вызывало естественное негодование, вслух выражать было нельзя, это могло стоить жизни.

Другой пример М.П.Миндаровского вызывает ассоциации с сегодняшним днем. Автор приводит статью из газеты «За большевистские темпы». В ней описывается случай, когда 5 сотрудников Районного финансового отдела за крупное хищение государственного имущества приговорены судом к лишению свободы на 2 года с запрещением занимать ответственные должности в системе финансовых органов. С подобной ситуацией мы сталкиваемся порой и в современной России, когда за мелкие преступления человек лишается свободы, а те, кто воруют в больших размерах, безнаказанны.

Тема судопроизводства и законности достаточно полно раскрыта в рукописи. По моему мнению, эта информация объективна, поскольку Михаил Прокопьевич вклеил в свои записи газетные вырезки, в которых описываются случаи судопроизводства в Енисейском районе. Поэтому у меня не возникает и тени сомнения в подлинности всего того, что он пишет по этому поводу.

Хотелось бы, чтобы эти записки были опубликованы, потому что М.П.Миндаровский дает следующим поколениям уникальную возможность учиться на крупных исторических ошибках (какой я считаю существование советского строя), и оставить без внимания его труд мы просто не вправе. В принципе, для меня главная идея М.П.Миндаровского о несостоятельности методов советской власти не нова, поскольку я живу в современной России и все учебники истории (по данному периоду), книги российских и зарубежных историков теперь открыто говорят об этом. Но меня удивляет, как через историю повседневности Миндаровский сумел дать объективную оценку событий сложнейшего в социальном отношении исторического периода, тем самым опередив современных мне историков на 70 лет. Ведь он не напрасно писал свои записки, он знал, что когда-нибудь они будут востребованы и интересны обществу, он чувствовал и видел это своим острым взглядом из прошлого в будущее. М.П.Миндаровский твердо знал, что время сотрет с титульного листа его записок пометку «СЕКРЕТНО», написанную карандашом.