Антонина Буевич «Письма из фанерного сундучка»
Моя рдословная
Мурманская обл. г. Мончегорск
гимназия № 1, 8-й класс
Научный руководитель: Е.А.Зубкова
Третья премия
История находки писем связана с трагическими обстоятельствами. Летом 1998 года в городе Воронеже умерла моя бабушка Галина Яковлевна, которой было 60 лет. Мой отец жил с бабушкой полтора года – все время ее болезни, а мы с мамой приезжали при любой возможности, чтобы помочь ему.
Дом бабушки осиротел после ее смерти. Он показался мне пустым и незнакомым, хотя я знала в нем каждый уголок. Однажды мы всей семьей наводили порядок в этом доме. Разбирая вещи в шкафу, в комнате бабушки, я заметила самодельный фанерный сундучок. Мне ужасно захотелось заглянуть в него. Когда я открыла его, я увидела пожелтевшие бумаги и фотографии. Я была тогда восьмилетней девочкой, и мне казалось, что эти документы должны содержать в себе какую-то семейную тайну. На верхнем листе были размыты чернила, и я не смогла ничего прочитать. Это заинтриговало меня еще больше, я достала стопку писем и решила прочитать их все. Некоторые были написаны неразборчивым почерком, но все они были адресованы девочке Наде. Я спросила у мамы, кто такая эта Надя, – она тоже не знала. Только еще раз перечитав письма, мама сказала мне, что Надя – младшая сестра моей бабушки. Я очень удивилась, поскольку бабушка никогда не рассказывала мне про свою сестру, как не рассказывала и о своих родителях, и о своем детстве.
Подумав, я решила, что начинать поиски нужно с документов, которые могли бы помочь мне установить биографию моих прадедушки и прабабушки. Мама помогла мне, и мы нашли в секретере анкету и автобиографию моей бабушки, которые она писала в 1978 г. Из этих документов я узнала, что мой прадед, Соколов Яков Осипович, родился в 1904 году в селе Песчанка Саратовской области. Прабабушка, Соколова Анна Андреевна, родилась там же в 1913 году. У них было шестеро детей: Галина (моя бабушка), 1931 года рождения, Таисия, 1935 года, Юрий, 1937 года, Любовь, 1940 года, Надежда, 1943 года, и Виктор, 1945 года. Трое старших детей родились в городе Ртищево, трое младших – в поселке № 26 Целиноградской области. Значит, семья, уже имея троих детей, вдруг меняет место жительства. Какими причинами это вызвано?
Галина Яковлевна в своей автобиографии пишет: «Отец работал в органах НКВД, мать – домохозяйка. В 1937 году вместе с родителями переехала в г. Акмолинск (ныне г. Целиноград), где отец работал в военизированной охране Карлага НКВД на поселке № 26».
Эти фразы были мне непонятны, возникло много вопросов, ответы на которые были найдены значительно позже.
Во время нашего следующего приезда в Воронеж в 1998 году я нашла семейную фотографию моей прабабушки и моего прадедушки с шестью детьми. В старшей дочери на этой фотографии я узнала свою молодую бабушку. А самому младшему сыну, сидящему на коленях у отца, не менее четырех лет. Я думаю, это Виктор, родившийся в 1945 году. Я предположила, что фотография сделана в 1949 году, когда моя бабушка, Галина Яковлевна, окончила десять классов и собиралась уезжать в город Свердловск, чтобы поступить в горный институт.
Однако позже я нашла удостоверение к медали «XXX лет Советской Армии и Флота», свидетельствующее о том, что «мл. сержант Соколов Яков Осипович Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1948 года награжден юбилейной медалью», и о том, что «медаль вручена 6 ноября 1949 года заместителем начальника УМВД Карагандинской области майором Романенко». И тут у меня возникла иная версия: фотография сделана позже, так как прадедушка сфотографирован в военной форме и на груди у него эта медаль. Вторую медаль мне определить не удалось, она перевернулась тыльной стороной, когда Яков Осипович усаживал на колени своего младшего сына Витю. Зато орден виден хорошо. Я обратилась за помощью к отцу, который достал мне книгу под названием «Книга будущих командиров», где изображены все воинские награды и знаки отличия. Я выяснила, что это орден Красной Звезды, учрежденный в 1930 году. Возникла новая загадка. Когда и за что мой прадед награжден этим орденом?
А также появился вопрос: почему на фотографии запечатлена моя бабушка, которая к тому времени уже училась в Свердловске, находившемся далеко от Казахстана?
Ответ на этот вопрос я получила, прочитав хранившееся отдельно от других писем письмо моей прабабушки Анны Андреевны своей дочери-студентке. Письмо без даты, написано на половинке тетрадной странички в косую линейку неграмотной женщиной, с трудом выводящей слова, пропускающей и путающей буквы. Все написано слитно, без разделения на предложения и без знаков препинания. Тем не менее, бабушка с любовью хранила это письмо. Я предположила, что это единственное письмо ее мамы и написано оно в ответ на бабушкино письмо, в котором та сообщает, что хочет приехать домой на каникулы. Речь идет о зимних каникулах, так как в письме говорится о покупке зимней одежды. Значит, вполне вероятно, что бабушка приезжала домой на зимние каникулы, будучи студенткой первого курса, и тогда была сделана эта фотография.
Находка еще одной старой фотографии помогла мне установить новые факты из биографии прадедушки. На фотографии запечатлена группа мужчин в военной форме, стоящих или сидящих на специально вынесенных стульях и даже полулежащих на земле. По количеству сфотографированных (27 человек) и размещению участников, их напряженности и скованности видно, что собраны и сфотографированы они по важному и официальному поводу. На обороте фотографии имеется полуразмытая чернильная надпись: «Ударнику Кистендейского р.о. УНКВД Соколову». Я узнала на ней прадедушку, сидящего слева в нижнем ряду. Он выглядит молодо, и я полагаю, ему не более 25 лет.
Где же находился этот Кистендей, в котором проживала семья Соколовых? Чтобы выяснить это, я взяла «Атлас СССР», изданный Главным управлением геодезии и картографии МВД СССР в 1954 году. На развороте страниц 29–30 на северо-западе Саратовской области я нашла город Ртищево, а километрах в 25 от него – населенный пункт Кистендей. Что же толкнуло сельского парня в возрасте 20–25 лет на переселение в город? В 1926 году в стране проживало 147 миллионов человек, городское население составляло 18%, а сельское – 82%. Половине жителей деревне еще не исполнилось 20 лет. 30–35% деревенских жителей составляла беднота. Дохода едва хватало на прокорм, а большая часть дохода зависела от работы на стороне. Зимой и осенью уходили бедняки на заработки в город, нанимались на стройки. В то же время в городе рабочие составляли свыше четверти населения. Основная масса их – выходцы из деревни. Условия проживания: бараки, теснота, антисанитария. Десятки сезонных рабочих не имели даже собственных нар. Приходящие со смены ложились на места ушедших товарищей…
Соотнеся факты биографии прадеда и обстановку в стране, я пришла к выводу, что поступление на службу в органы НКВД было одним из путей получить хорошее место работы в городе, так как давало гарантированный заработок и обеспечивало обмундированием и жильем.
Возможно, что, кроме экономических, могли быть и идеологические причины для поступления прадеда в НКВД: желание бороться с врагами советской власти, подражание лучшим чекистам 20-х годов (образ Ф.Э.Дзержинского). Привлечь могла даже и романтика военной формы.
Скорее всего, было так: молодой (25–26 лет) сотрудник Кистендейского районного отдела НКВД Яков Осипович Соколов приезжает в 1929 или в 1930 году в отпуск в родную деревню Песчанку, встречает там подросшую за время его отсутствия девушку Аню (моложе его на 9 лет), предлагает ей выйти за него замуж и увозит за 100 километров от родной деревни. Более вероятным годом создания семьи я считаю 1930-й., когда Ане исполнилось 17 лет, так как в 1931 году у Соколовых родилась старшая дочь Галина. Но возможно, что они вступили в брак в 1929 или в 1931 году. Молодая семья проживает в райцентре Ртищево. Прадед продолжает служить в органах НКВД. Прабабушка занимается домашним хозяйством, рожает и воспитывает троих детей.
К сожалению, мне не удалось найти документов, рассказывающих о жизни семьи Соколовых в это время. Чтобы выяснить, как жили советские люди в конце 20-х – начале 30-х годов, я решила обратиться к литературе[1].
Это были годы индустриализации, годы «великого перелома». В 1929 году был принят первый пятилетний план, согласно которому страна за пять лет должна была превратиться в индустриальную державу с развитой «материально-технической базой социализма». Началось время больших скачков, перекосов в развитии хозяйства, бесконечного насилия и страха.
На бескрайних просторах страны намечалось построить почти две тысячи предприятий, в том числе таких гигантов, как Днепрогэс, Уралмаш, Магнитка и другие. Основным источником средств финансирования пятилетки было сельское хозяйство: крестьян фактически грабили, вывозя за рубеж зерно и лён. Также производился неумеренный вывоз нефтепродуктов, леса, пушнины. Активно работали на план: низкая оплата труда, рост розничных цен, инфляция, падение покупательной способности населения. В 1929 году были введены карточки на хлеб, к концу года карточная система была распространена на все продовольственные, а затем и на промышленные товары. Среднемесячная зарплата рабочего равнялась 150–200 рублям, пенсия 25–50 рублям. Рабочие влачили полуголодное существование. Паек индустриального рабочего Москвы, один из лучших в стране, обеспечивал в 1933 году на каждого члена семьи полкило хлеба, 30 граммов крупы, 350 граммов картофеля, 30–40 граммов мяса и рыбы в день, стакан молока в неделю.
В среднем в год на одного члена рабочей семьи покупалось около 9 метров ситца (реально это было 2 летних платья или 2–3 рубахи в год), менее пары кожаной обуви и менее пары галош. Мебель и хозяйственные вещи практически не покупались. Средняя норма жилой площади составляла менее 4 кв. метров на человека. Видимо, так тяжело жили многие семьи. У меня возник вопрос: как же выжила в такое тяжелое время молодая семья Соколовых с тремя детьми и одним работником? Я считаю, что это было возможно благодаря службе Якова Осиповича в органах НКВД, являвшихся опорой власти и обеспечивавших своим сотрудникам значительно лучшее материальное положение, чем у рабочих[2]. Около 70% сотрудников и служащих жили лучше среднего советского гражданина. Их зарплата составляла в среднем 2 тысячи рублей в месяц. Кроме того, работники НКВД имели бесплатную форму (шерстяной костюм, шинель, фуражка – на 2 года, хлопчатобумажный костюм, сапоги, 3 пары белья – на год). Раз в год полагалась путевка на курорт и денежное пособие на отпуск. Для жилья семейным предоставлялись 2 комнаты, холостым – комната в коммунальной квартире. Работники НКВД имели также свои магазины, где покупали товары по более низким ценам, чем «обычное» население».
В 1937 году семья с тремя детьми, младшему из которых не исполнилось и года, переезжает в г. Акмолинск, что, несомненно, связано с работой Якова Осиповича, так как в Казахстане он продолжает работать в НКВД, в охране Карлага на поселке № 26. Найдя в «Атласе» (1954 года издания) на северо-востоке Казахстана областной город Акмолинск, поселка № 26 я на карте не обнаружила, но заметила, что г. Акмолинск, как и г. Ртищево, где ранее проживала семья Соколовых, – железнодорожный узел.
Я поняла, что индустриализация страны в первые годы пятилеток была осуществлена благодаря неисчислимым природным и людским ресурсам, трудовому героизму народа и использованию подневольного труда заключенных. Система Гулага, включавшая в себя и Карлаг, была целой индустрией, основанной на рабском труде заключенных.
Из всего прочитанного я поняла, что мой прадед, Соколов Яков Осипович, был маленьким винтиком страшной машины, переламывающей судьбы людей. С 1937 года до выхода на пенсию по болезни в 1948 году его работа была связана с охраной заключенных поселка № 26 Карлага, используемых на строительстве железных дорог в районе города Акмолинска (это мое предположение). Именно за это он, вероятно, и был награжден орденом Красной Звезды и двумя медалями.
Мне очень жаль, что не сохранилось документов (писем, дневника), из которых можно было бы узнать о личности прадеда, его мыслях, восприятии происходившего, отношении к жизни и работе. Но в то же время я понимаю, почему моя бабушка никогда не рассказывала о своем детстве, проведенном в поселке № 26. Вскоре после смерти Якова Осиповича на XX съезде КПСС (1956) был разоблачен культ личности Сталина. Моей бабушке тогда было 25 лет, и она могла понять, что представляла собой работа ее отца в НКВД. Думаю, ей было тяжело жить с мыслью о том, что ее отец, хотя и рядовой охранник (возможно, что и не по своей воле), причастен к трагедии людей, чьи судьбы были сломлены карательной машиной тоталитарного режима.
После выхода Якова Осиповича на пенсию прабабушка поступила работать телефонисткой в управление Карлага. Характер прабабушки Анны Андреевны отчасти раскрывается в ее письме дочери Галине.
Видно, что грамоту Анна Андреевна осваивала или на ускоренных курсах ликвидации безграмотности, или самостоятельно с помощью детей. Письмо краткое, не эмоциональное, наверное, прабабушке было трудно выражать свои мысли и чувства на бумаге. Из письма понятно, что сообщение Галины о том, что она стала студенткой, обрадовало родителей, а известие о том, что она собирается приехать на зимние каникулы домой, обсуждалось в семье. Мать говорила, что приезжать не надо, а лучше купить одежду на эти деньги, отец же очень хотел увидеть свою дочь. Мнение Якова Осиповича было решающим, поэтому Галине отправили 250 рублей на дорогу и небольшую посылку, куда был положен связанный прабабушкой пуховый платок. Далее она пишет, что необходимую студентке одежду (полушубок, боты, туфли, какое-нибудь платьице или юбку) семья сможет купить, если только папино здоровье будет ничего и если Галя успешно сдаст сессию.
Письмо написано осенью 1949 года, когда прадед вышел на пенсию, а прабабушка должна была устроиться на работу, чтобы кормить семью. Из строк письма чувствуется озабоченность серьезностью предстоящих расходов, все рассчитывается (полушубок – с январской зарплаты, боты – в феврале). Небольшой пуховый платок прабабушка связала собственноручно и собирается связать еще один. Мне кажется, что семья имела подсобное хозяйство и, возможно, держала коз, поэтому связать пуховые платки было гораздо легче, чем купить одежду и обувь.
Проходит пять лет, во время которых моя бабушка Галя учится в Свердловском горном институте, остальные дети живут с родителями в Казахстане. В сентябре 1953 года нелепая случайность обрывает жизнь моей прабабушки Анны Андреевны. По воспоминаниям бабушки Гали (в передаче моего папы), Анна Андреевна ехала на попутном грузовике, который взорвался при столкновении с бензовозом. Яков Осипович, пережив жену только на полгода, умер в 1954 году. Шестеро детей остались без родителей.
Как же сложились их судьбы? Из хранившихся в Надином сундучке и бабушкином шкафу писем и фотографий тех лет я составила следующую картину.
Юрий, которому в год смерти отца исполнилось 17 лет, единственный из всех детей оставшийся в Казахстане, поступил в горное училище в г. Караганда, где получил профессию машиниста экскаваторщика, после чего был направлен в г. Экибастуз. По документам, хранившимся в Надином сундучке (письмам и фотографиям 1956–1958 годов), я установила, что все дети, кроме Юрия, в это время жили в Свердловской области. Я предположила, что переехать туда им помогла Галина Яковлевна, которая к тому времени уже училась в Свердловском горном институте. Таисия была студенткой медицинского института, который находился в г. Свердловске, что я установила по обратному адресу на ее письмах. А Надя, младшая бабушкина сестренка, в 1956–1958 годах жила в детском доме в поселке СУГРЕС. На карте Свердловской области я не нашла поселка с таким названием, но в «Большом Энциклопедическом словаре» встретила упоминание: «г. Среднеуральск, город (с 1966) в Свердловской обл., ГРЭС». Полагаю, что поселок СУГРЕС в 1966 году был переименован в город Среднеуральск. Таким образом, детский дом, где была Надя, находился рядом с городом Верхняя Пышма, где в то время жила моя бабушка.
Почему же Надя проживала в детском доме, а не в доме старшей сестры? Я еще раз обратилась к биографии бабушки. В 1954 году бабушка Галя окончила институт, в том же году она вышла замуж за Евгения Буевича , который был на год старше ее и работал геологом. Галина Яковлевна и Евгений Иосифович работали вместе в геолого-разведывательной партии в поселке Левиха (1954 г.) и в городе Верхняя Пышма Свердловской области. В 1955 году у них родился сын Андрей (мой отец).
В этот период молодая семья геологов с маленьким ребенком и работой, связанной с поездками в экспедиции, не могла возить с собой девочку 12–14 лет, которой нужно было учиться в школе .
Мой отец вспоминает, как однажды его мама, Галина Яковлевна, рассказала, что ее младшая сестра Надя очень долго болела и умерла из-за врожденного порока сердца. Точную дату смерти Нади установить не удалось, но я предполагаю, что это случилось во второй половине 1958 года, поскольку в автобиографии упоминается, что «сестра Надя, 1943 года рождения, умерла в 1958 году». Озабоченность здоровьем Нади видна в письмах всех ее сестер. «Как ты себя чувствуешь? Как кушаешь? Как будешь проводить лето? Пошлют тебя в «Глядены» или нет?» – спрашивает Галя в своем письме. Я полагаю, что «Глядены» – это санаторий или детский санаторный лагерь, куда Надю собирались отправить на лечение.
По этому и остальным письмам сестер Наде я сделала вывод, что она, не желая огорчать их, о своем здоровье попросту умалчивала.
То, что часть писем Наде от друзей адресована не на детский дом, а на адрес старшей сестры Галины, свидетельствует о том, что Надя часто бывала у сестры.
Проанализировав содержание писем, как сестер, так и друзей Нади, я пришла к выводу, что Галя и, особенно Таисия, знали о серьезности Надиной болезни и этим объясняется их постоянная тревога по поводу ее здоровья.
Теперь, когда я выяснила, какие жизненные обстоятельства привели Надю в детский дом, хочу вернуться к письмам Надиных друзей и ровесников, находка которых так заинтриговала меня. Все письма (видимо, это только сохранившаяся часть переписки) относятся к периоду с июля 1957 по июнь 1958 года. Еще раз перечитав письма, я заметила, что они имеют много общего в стиле, оборотах речи; и решила узнать, чем это вызвано.
Большинство писем начинается с одинаковых фраз:
«Привет из Аргаяша!!! Здравствуй дорогая подруга Надя! С большим приветом к тебе твоя подруга Урза…»; «Привет из больницы! Здравствуй дорогая Надя! С горячим приветом к тебе Галя…»; «Привет из СУГРЕСа! Здравствуй Надя, с приветом к тебе Нина…»; «Привет из города Александровска! Прежде, чем начать писать, нужно поздороваться. Здравствуй Надя! С горячим приветом к тебе Володя…»
Далее идут собственно тексты писем. В письмах я обнаружила много приветов знакомым и даже малознакомым людям: «…и передай большой привет той вашей воспитательнице, которая с вами ездила на слет…»; «Надя, к тебе приезжает сестра (врач), то передай ей от меня большой привет…».
Я задалась вопросом: что означает такое количество приветов? Это напомнило мне старую деревенскую традицию здороваться со всеми, а потом вспомнился и эпизод из фильма «Приходите завтра», где главная героиня, Фрося Бурлакова, пишет письмо в родную деревню, не забыв передать привет всем ее жителям. Эти «приветы» в письмах свидетельствуют о близких, почти семейных отношениях в детском доме. Также, я предполагаю, приветы передавались всем, кто проявил хоть малое участие в жизни сирот. Таким образом, дети из детского дома создавали подобие родственных отношений, потому что тосковали по семье.
Мое внимание привлекли варианты концовок писем. Например: «Крепко жму руку». Так и хочется продолжить: «Крепко жму руку, товарищ Надя» – вариант пролетарского прощания, отражающий товарищеские, коллективистские отношения между людьми. Очень неожиданным для меня оказался вариант «Жду ответа, как соловей лета», присутствующий в письмах троих разных ребят. Мне кажется, что происхождение этой фразы (как и надпись на почтовых конвертах «Лети с приветом, вернись, ответим») вызвано тем, что в детском доме дети учились писать письма у таких же детей из детского дома, перенимая особо понравившиеся «красивые» фразы, то есть варились в собственном соку.
Весьма своеобразно в некоторых письмах выглядит подпись автора. Например: «писала Урза 2\11\57». С моей точки зрения, это отголосок того времени, когда большинство населения было неграмотным и письма писались под диктовку грамотными знакомыми, которые в конце указывали «писал такой-то со слов такого-то», чтобы не было путаницы. Типовой ошибкой является «досвидание», встречающееся во многих письмах. Но очень важно для меня было то, что в начале или конце письма обязательно ставились даты.
При проведении даже такого маленького исследования писем я увидела, что все письма написаны по единым канонам. У меня возник вопрос, откуда они появились. Дореволюционная культура с приходом советской власти была отвергнута, а старая интеллигенция была уничтожена (или вынуждена эмигрировать). Я думаю, что у детей из детского дома не было возможности познакомиться с высокими образцами эпистолярного жанра, так как на уроках литературы этому не уделялось внимания, и все эти обороты – из простонародной традиции
Поэтому возникло подражание и «тиражирование» понравившихся фраз и лексических оборотов речи. У детей из детдома образцами были письма таких же детдомовцев, а отсюда и своеобразные законы написания, и сходство писем. Проанализировав лексику и орфографию писем, я задумалась над их содержанием, чтобы понять, как жили дети в детдоме, что их волновало, были ли они счастливы.
Более всего сохранилась писем Урзы Салеевой (их восемь). Письма охватывают период с июля 1957 по февраль 1958 года. Из писем я выяснила, что Урза, как и Надя, воспитывалась в детском доме. Детдом находился на станции Аргаяш. Я нашла в географическом атласе г. Аргаяш на севере Челябинской области, граничащей со Свердловской. Из письма от 2.11.58 я узнала, что раньше Урза жила в другом детском доме и в Аргаяше проживала первый год. Из первого письма Урзы, от 2.02.57, я узнала, что переписка Нади и Урзы завязалась после знакомства девочек на слете в Свердловске. «Передай привет мальчикам и девочкам, которые ездили с тобой в Свердловск, и вашей воспитательнице, которая была с вами». Видимо, за это время девочки успели подружиться. «Надя, когда мы приехали из Свердловска, я рассказала девочкам, что теперь у меня есть настоящая подруга, с которой можно делить горести и радости». Инициатором переписки выступала Урза, сначала ожидавшая письма от Нади, но, поскольку письма от нее не было, написавшая первой:«Надя, ты, наверное, обиделась, что я так долго не писала, потому я ждала письма от тебя, а оказывается, что ты ждешь от меня, ну вот я и решила написать, чтобы ни я, ни ты не ждали». И тут же Урза устанавливает правила будущей переписки: «Надя, переписываться мы будем каждый раз. На каждое письмо будем отвечать без запинки». Судя по письмам, Урза очень боялась потерять переписку с Надей: «Надя, ты не понимаешь, как я ждала от тебя письма, каждый день, спрашивала только, не пришло ли мне письмо».
Мне представилась такая картинка: девочка каждый день спрашивает письмо, и, получив ответ, что для нее нет писем, уходит со слезами на глазах. Письма от Нади доставляли ей огромную радость: «Живу теперь хорошо, потому что подучила от тебя письмо, и я так рада, знаешь, Надя, очень рада».
Почему Урза так зависела от Надиных писем? Ей больше никто не писал? У нее не было друзей в детском доме? Я подумала, что Урза сирота и у нее нет родных, поскольку она не упоминает о них. Пишут ли ей письма друзья из прежнего детского дома – неизвестно, но Урза о них тоже не упоминает. В письмах девочки сквозит тема одиночества. Мне представляется, что Урза после перевода в новый детский дом не нашла себе места в сложившемся коллективе. Из писем Урзы я вижу, что она была замкнутой девочкой, не стремившейся к лидерству, старавшейся держаться в тени.
Из письма от 21.11.57 я узнала, что «мы всем детским домом собирали лом, и по собиранию лома мы заняли второе место по области, и за это нам из Москвы пришло письмо и премия 400 р. денег. А вчера, т.е. 20 ноября, приезжали двое мужчин (редакторы «Пионерской правды») и нас фотографировали, как мы работаем… и в других видах, и это все поместят в газете “Пионерская правда”». А далее Урза сообщает, что ее на этих фотографиях нет, так как она фотографироваться совсем «не уважает».
Информация о собирании лома меня заинтересовала, и я решила обратиться к газете «Пионерская правда». К сожалению, мне не удалось найти газету за 1957 год, поэтому я познакомилась с подшивкой «Пионерской правды» за 1972–1974 годы. В газете за 1 августа 1972 года я прочла обращение V Всесоюзного слета пионеров ко всем пионерам Советского Союза, где говорится, что «Каждая пионерская дружина, каждый отряд и звено, каждый юный пионер должны внести свой посильный вклад в общенародную борьбу за претворение в жизнь решений XXIV съезда партии, планов 9 пятилетки» и что «Пионерские организации должны сделать все для того, чтобы каждый пионер рос трудолюбивым, глубоко понимая роль и величие человека труда, самой заветной мечтой каждого юного ленинца должно быть стремление встать в ряды рабочего класса, колхозного крестьянства, в ряды строителей коммунизма». В номерах газет, посвященных V и VI слетам пионеров в Артеке, очень много рапортов пионерских организаций о своих трудовых делах. Теперь мне стала понятной фраза из письма Урзы от 29.10.57: «Мы тоже, как и вы, со 2 сентября по 1 октября не учились, работали в колхозе» .
Но все-таки основным делом пионеров должна была быть учеба. «Пионер, помни, что знания нужны в жизни, как винтовка в бою. Наш главный труд, главная обязанность – владеть знаниями, Будем упорно, настойчиво учиться, развивать свои способности, добиваться, чтобы рядом с нами не было ни одного отстающего!» – из обращения к пионерам участников V Всесоюзного слета. В 50-х годах учебе уделялось не меньше внимания: проходили соревнования между классами, пионерскими отрядами по успеваемости – и победителей награждали. О своеобразной награде лучшей по успеваемости группе детского дома я прочитала в письме Урзы от 21.11.57: «Погода сейчас у нас холодная. Нашей группе получили валенки, пальто зимнее и т.д., так как в нашей группе 8-го класса 100% успеваемость, а остальные еще не получили».
Я задала себе вопрос: почему такая странная форма награждения лучшей по успеваемости группы? Ведь воспитанники детских домов находились на полном государственном обеспечении и должны были снабжаться одеждой и обувью вне зависимости от успехов в учебе. Я решила, что это связано с перекосами в развитии экономики страны, начало которым было положено в конце 20-х годов. Хотя прошло уже более двадцати лет с момента начала индустриализации, но даже самые простые из необходимых людям товаров являлись «дефицитом»: продукты, одежда, обувь. Самой большой удачей для граждан было «достать» нужные им вещи. Существовала практика награждать передовиков производства дефицитными товарами или возможностью их приобрести. Все это нашло отражение и в жизни детского дома. Очевидно, новой одежды и обуви на всех не хватало, поэтому успевающей группе и выдали новую одежду. Как же относились к своему основному труду – учебе – сами ребята?
Я обратилась к письмам Урзы. «Надя, скорее бы начался учебный год. Как я хочу учиться», – пишет она в своем первом письме. Однако в ноябре, после окончания первой четверти, настрой ее резко меняется – «Четверть окончили на тройки и четверки. Ты, наверное, Надя, на меня обижаешься, что я так учусь, а при наших условиях трудно, у нас в детдоме много детей, даже не хватает рабочих помещений, где заниматься, да и вообще, у меня нет желания учиться на пятерки. Да и вообще в восьмом классе трудно учиться».
Почему же у Урзы пропало желание учиться на пятерки? Ведь она считает, что Надя обидится на нее, если она начнет учиться хуже. Очевидно, девочки обсуждали этот вопрос во время своей встречи и, возможно, даже дали друг другу обещание учиться только на пятерки. Я предполагаю, что Надя свое обещание выполнила и Урзе очень стыдно перед подругой за свои оценки Она пытается оправдаться тем, что в переполненном детдоме не хватает всем места для занятий. А я считаю, что для этого были и другие причины. Перегруженность детского дома не давала возможности его сотрудникам оказать внимание каждому воспитаннику, проявить участие, поддержать в трудную минуту. Урза по натуре стеснительная, ранимая, у нее не сложились отношения с воспитателями (она ни разу не упоминает в письмах о ком-либо из сотрудников, кто проявил бы к ней внимание, оказал поддержку или просто приласкал). Да и не мог большой детский дом заменить ребенку семью. Из писем я сделала вывод, что Урза очень скучала по дому, которого у нее не было, любила заниматься домашними делами. «Надя, завтра я дежурная по кухне и буду стряпать пирожки. Вот если бы ты была здесь, я бы тебя угостила»; «Я сейчас вышиваю вторую салфетку».
Мне кажется, что основой ее неудовлетворенности была обида на окружающих за то, что не приняли ее в коллектив такой, какой она была: стеснительной, ранимой, сдержанной. Поэтому у девочки опустились руки, ее перестали радовать праздники. «Надя, праздники я провела скучно» – письмо от 21.11.57. «В школу я на елку не ходила» – письмо от 04.01.58. У Урзы назревает желание уйти из этого детского дома. В последнем сохранившемся письме, от 02.02.58, обида на детский дом сквозит в каждой строке. «Надя, сегодня, т.е. 02.02.58, я именинница. Я никому не говорю, в детдоме никто даже не знает, что сегодня, в воскресенье, я именинница, и мне очень обидно, что я первый раз провожу так именины»; «В том детдоме я свои именины проводила очень хорошо и весело, а сейчас я так и хочу заплакать». И Урза укрепляется в своем решении уйти из детского дома: «Надя, я в этом году хочу поступить в ремесленное училище. Оставаться я больше не хочу здесь». Мне очень жаль, что последнее письмо Урзы столь печально, что у нее все так плохо складывается. «Надя, сейчас у меня отметки неважные, по химии имеется двойка. С Надей М. у меня неполадки. Живу ничего». Неизвестно, как сложилась ее жизнь в дальнейшем, поступила ли она в ремесленное училище, нашла ли свое место в обществе, стала ли счастливой.
Я решила узнать, как другие Надины товарищи жили в детских домах, как складывались у них отношения в коллективе, как они относились к учебе. Я заметила, что письма Вали Ладейниковой и Гали Камшиловой чем-то неуловимо схожи, и решила разобраться, чем же. Обе девочки – выпускницы детского дома на станции СУГРЕС. Галя учится в ремесленном училище, но в момент написания письма лежит в больнице; Валя живет в Свердловске, я думаю, у родственников. Обе девочки не жалуются на свою нынешнюю жизнь. К Гале в больницу приходил мастер из училища, и письма ей пишут, но она признается: «Надя, я лежу в больнице и думаю: лучше в детдоме, чем в ремесленном училище», и собирается по дороге из больницы заехать в детский дом. Валя тоже собирается приехать на вечер, посвященный десятилетию детского дома. Обе девочки с большой теплотой вспоминают о своих воспитателях. Просят передать всем им привет. Валя интересуется здоровьем (какого-то) дяди Паши: «Надя, сделали или нет дяде Паше операцию? Мы всегда с ним играли в шашки, только он меня редко обыгрывал, почти всегда я его обыгрывала…» Из этих строк чувствуется, что детский дом на станции СУГРЕС был родным домом для детей, которые жили в нем большим и дружным коллективом, и что воспитатели этого детского дома делали все для того, чтобы его воспитанникам было так же тепло и уютно, как в семье. Мне кажется, что это им почти удалось.
Среди писем есть два письма от мальчиков, на которых я хотела бы остановиться отдельно.
Одно, от Володи из города Александровска, судя по письму, он старше Нади, так как уже работает на стройке. Он очень солидно описывает свою работу: «В настоящее время я работаю на строительстве нового общежития. Наша бригада, в которой я работаю, ведет монтаж водопровода, отопления, канализации, а также укрепляем теплотрассу». Из письма мне не удалось установить, когда и где Володя познакомился с Надей, но чувствуется, что он очень серьезно относится к знакомству: «Надя, если ты не согласна со мной переписываться, то напиши причину и почему не пишешь в настоящее время, а я так жду твоего ответа», – и даже собирался приехать в гости, чтобы рассказать, «где был, и что видел». Я решила, что юноше Володе очень нравилась девушка Надя, но в письме он не выдает своих чувств. Теплые слова в письме заменяются штампованными фразами: «Шлю тебе свой горячий привет», «крепко жму руку», «жду ответа, как соловей лета». Я задалась вопросом: почему в то время чувства выражали казенно? Не умели писать теплые слова? А может быть, это было не принято, осуждалось?
Я еще раз вернулась к непонятной фразе из письма Урзы: «…друзей, конечно, я не имею и не хочу иметь, конечно, можно иметь хорошего товарища по учебе, и вообще по всем делам, но не по личным. Правда, Надя?» Я поняла, что таким образом Урза пыталась обсудить с Надей проблему взаимоотношений между девочками и мальчиками и выяснить ее мнение по волнующему вопросу. Также в письме Вали есть фраза о том, что Галя К. «рассказала про Галю П. Очень плохо себя ведет, слишком много внимания уделяет мальчикам».
Поразмыслив и еще раз просмотрев подшивку газет «Пионерская правда», я пришла к выводу, что в то время считалось, что главная задача – воспитание будущих строителей коммунизма. Основным делом пионера должна была быть учеба, борьба за высокую успеваемость в коллективе, а также общественный труд, а всякие там «влюбленности» и «ухаживания» не вписывались в общепринятую систему жизни школьников, так как отвлекали от главных дел.
Поэтому девочки, когда у них в душе созревали особые симпатии к мальчикам, терзались сомнениями, как Урза, которая никак не могла определить, могут ли мальчики быть личными друзьями, а не только товарищами по учебе и общественной работе. Мальчики же, как Володя, пытались выразить свои чувства шаблонными общепринятыми фразами.
Подтверждение своим мыслям я нашла в книге Елены Зубковой «Послевоенное советское общество: политика и повседневность»: «Советская жизнь… делилась на ту, что принято было демонстрировать публично, и ту, что была для себя и близких людей. Что касается молодежи, то она далеко не всегда утруждала себя даже демонстрацией политической активности и лояльности… ЦК ВЛКСМ принимал специальные меры по борьбе с аполитичностью в молодежной среде»[3]. «Педагогов беспокоили «внеплановые» интересы школьников. А среди последних – повышенное, как тогда казалось воспитателям, внимание их подопечных к «личной теме» или, как это принято было называть, к вопросам «любви и дружбы». Считалось, что подобный интерес может завести молодежь в сторону от идеалов социализма — в «мир мещанских иллюзий». Но коль этот мир стал запретным, он столь же закономерно стал более привлекательным, как был привлекателен всегда — своей неофициальностью, непохожестью на стандартную школьную жизнь, где каждый был, прежде всего, членом коллектива — и все. Молодежь, как известно не принимает идеалов, а тем более навязываемых форм жизни. И они создавали свои»[4].
В письме, написанном Наде Василием Громовым, тоже видна явная личная симпатия. Мне кажется, что мальчик долго думал, как ее выразить, и придумал. Себя он называет «твой старый друг Василий», а Надю «моя дорогая знакомая». В письме не обошлось без конспирации: «тебе пишу без фамилии, сама знаешь почему, а если не знаешь, напишу». Я пришла к выводу, что Вася в обратном адресе на конверте не указывал свою фамилию, чтобы сохранить от других детей из детского дома свою переписку с Надей. Из письма ясно, что он тоже раньше жил в детском доме. А теперь живет в школе-интернате. У мальчика есть родственники в Верхней Пышме, у которых он проводит свои каникулы: «С 29.12 по 8.01.1958 г. нас отпустили домой». Вася, пожалуй, единственный из детей, кто в письме не рассказывает о своих успехах в учебе. Все его письмо посвящено описанию увлечений и досуга. Он явный оптимист, все его радует: «В школе хорошо, телевизор смотрим каждый раз. Играли в теннис, да убрали его, я пока у всех выигрывал, да только у вожатого не выигрывал. У нас 21.12.57 г. было открытие интерната. Я записался в кружок киномехаников. Но кружок еще не работает, во вторник будет работать. У нас была елка, но она была маленькая и не крутилась, но зато горела. Ведь первый год, на другой год будет лучше… С утра заливали каток, но его засыпало, а потом каток забросили. Коньки привезли 62 пары. Потом еще привезут». Вася очень доволен жизнью в новом интернате, все ему нравится, не огорчает то, что убрали теннисный стол, «забросили» каток. Его письма излучают уверенность в том, что все хорошо, а будет еще лучше.
О том, чем занимались дети в детском доме в свободное время, кроме Васи, пишет также и Урза. Но, в отличие от Васи, который с энтузиазмом участвует в любом мероприятии, Урза в своих письмах просто описывает, что происходило в детском доме, так как сама не стремится участвовать в коллективных развлечениях. Гораздо больше девочку привлекают книги и фильмы, она перечисляет Наде прочитанные книги («Сейчас читаю книгу “Улица младшего сына”, затем буду читать “Человек, который смеется”»), делится впечатлениями от просмотренных фильмов, интересуется, что читает и смотрит Надя. Я очень была удивлена, когда узнала, что Урза решила к новогоднему бал-маскараду сделать карнавальный костюм. «Новый год постараюсь провести лучше. Тебе скажу по секрету, какой я делаю костюм. У нас, конечно, никто не знает, а я так и хочу, чтобы никто не знал. Одна девочка делает костюм спутника земли, а я – носитель Луны». Мне стало очень интересно, что представляет собой костюм «носителя Луны», я задала вопрос маме. Мама рассказала, что, когда она училась в 4 классе, а это было в 1968 году, у нее на новогоднем утреннике была роль Земли. Она стояла в глубине сцены в широком русском сарафане и в головном уборе в виде земного шара, махала платочком вслед уходящему отряду космонавтов и пела: «Я – Земля, я своих провожаю питомцев…» А космонавты в спортивных костюмах, выкрашенных серебряной краской, с большими буквами «СССР» на груди, дружно маршировали по сцене и пели: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…»
Но ведь Урза делала свой маскарадный костюм на десять лет раньше, когда люди еще в космос не летали. Из «Большого Энциклопедического Словаря» я узнала, что 4 октября 1957 года в СССР был произведен запуск первого в мире искусственного спутника Земли. На это событие нельзя было не откликнуться, поэтому в костюмах новогоднего карнавала появилась космическая тематика. Я представляю костюм Урзы в виде большого макета Луны у нее над головой или шара, внутри которого была девочка. Несомненно, что это была весьма сложная конструкция, поэтому Урза и называет себя не Луной, а ее носителем. Из письма от 4.01.58 я узнала, что «бал-маскарад у нас прошел очень и очень весело и хорошо. По костюму я заняла первое место и еще одна девочка. Премия была 25 рублей». В наше время, когда полеты в космос ведутся постоянно и на орбите работают международные экипажи, космическая тематика уже не так актуальна. А в 1957 году запуск первого спутника стал событием, вызвавшем гордость за свою страну у каждого советского человека.
Ну, вот я и изучила все письма ребят, написанные Наде, девочке со скромной улыбкой и теплым взглядом. И поняла, что из писем Наде вырисовывается и ее образ.
Каким человеком была Надя? Я считаю, что была она доброй, отзывчивой и обязательной девочкой, исходя из того, что она отвечала на письма всех, писавших ей, интересовалась их делами, давала советы. Складывая образ Нади, я вижу в ней образцовую девочку советского времени – лидера класса и надежного товарища.
К сожалению, мне не удалось установить, когда Надя побывала в «Артеке», так как на фотографиях не стоит даты, но из газеты «Пионерская правда» я узнала, что путевками во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек» награждали пионеров, активно ведущих общественную работу, победителей конкурсов и соревнований.
Поиск ответов на вопрос о причине помещения Нади в детский дом заставил меня задуматься над тем, в какое трудное и противоречивое время она жила. У меня появился интерес к истории моей страны, моей семьи, ее недавнего прошлого. Я поняла, что история – это не только «преданья старины глубокой», но и письма, дневники, рассказы и воспоминания людей, живших совсем недавно и сейчас живущих вокруг меня.
Изучение писем отдельных ребят из детских домов помогло мне воссоздать их образы, а через них – один обобщенный образ воспитанников детских домов 50-х годов XX столетия, а также времени, в котором они жили.
[1] См.: История России: Советское общество: 1917–1991 / Под общей редакцией В.Журавлёва. М., 1997; Осокина Е.А. За фасадом «сталинского изобилия». М., 1999.
[2] Подтверждение этому я нахожу в книге Е.Осокиной на с. 132, где приводятся воспоминания И.Чекалика о материальном положении сотрудников НКВД за период 1934–1941 гг.
[3] Зубкова Е. Послевоенное советское общество: политика и повседневность: 1945–1953. М., 1999. С. 143.
[4] Там же стр..139.
