Елена Елфимова «Страницы польской трагедии»

Рубрика Россия многонациональная
Республика Коми, г.Сыктывкар, средняя школа № 26, 10-й класс
Руководитель Н.П. Кальниченко
Третье место

Факты о депортациях народов, населявших нашу страну, известны более широко, а об иностранных гражданах, в частности польском населении, волею судьбы оказавшемся на территории Советского Союза в его отдаленных регионах, изучены недостаточно. Именно поэтому меня привлекла данная тема. Она до сих пор волнует и поляков. Подтверждением этого является обширная мемуарная литература, изданная в Польше и за ее пределами.

В 1991 году газета «Вечерний Сыктывкар» опубликовала в статье «Сыктывкар глазами польского ссыльного», подготовленной М.Рогачевым, фрагмент из книги Яна Пророка «Осуждены на гибель». Эта публикация послужила отправной точкой моего исследования.

Архивы Республики Коми хранят сотни свидетельств крестного пути поляков в Северном крае. Несомненно, наибольший интерес представляют фонды Национального архива Республики Коми (НА РК), содержащие обширный материал о депортированных польских гражданах. Наибольшее число документов содержит фонд Совета Министров Коми АССР (Совета Народных Комиссаров Коми АССР) – фонд 605. Это копии директивных документов, акты и докладные записки по материалам многочисленных проверок жилищно-бытовых условий поселенцев. Особый интерес представляет выделенная в отдельные дела переписка с Делегатурой польского посольства в Сыктывкаре. Документы об организации медицинской помощи, акты проверки санитарного состояния хранятся в фонде Министерства здравоохранения (ф.668). Материалы о строительстве польских школ, их программах, списки воспитанников детских домов – в фонде Министерства народного образования (ф.241). Фонд Министерства социального обеспечения (ф.1493) содержит небольшое количество документов по организации инвалидных домов для поляков. В фонде Военного комиссариата Коми АССР (ф.1312) имеются списки призванных в Войско Польское в 1943 году. Отдельные документы имеются в других фондах.

В конце 80 – начале 90-х годов появились публикации сборников документов, научных исследований, журнальных и газетных статей о депортации народов в системе ГУЛАГа. Работы В.М.Парсадановой и Н.Ф.Бугая стали базой для понимания многих исторических фактов сталинского периода.

Изучением репрессивной политики на местном материале занимаются и ученые республики Коми. Так в статьях Н.Морозова, М.Рогачева, А.Сметанина, И.Жеребцова, Г.Добоноженко, М.Таскаева и других раскрываются страницы печальной летописи ГУЛАГа в Коми крае.

Редкие иностранные издания, богатый документальный и уникальный краеведческий материал имеет сыктывкарское Добровольное историко-просветительское общество «Мемориал».

Выяснить причины и время депортации польских граждан, их численность, условия жизни и работы, найти очевидцев этой трагедии и записать их воспоминания – такие задачи стояли в ходе работы. Цель настоящей работы – рассказать на основе архивных документов, воспоминаний, исторических научных исследований об одной из трагических страниц жизни польских граждан, депортированных в Коми АССР в годы Второй мировой войны.

Советско-польские отношения конца 30 – начала 40-х годов
Каждый исторический период, каждое событие неоднозначны, историю нельзя «очернить» или «обелить», ее можно лишь пытаться познавать. Это будет справедливо и по отношению к истории двух народов – русского и польского, в которой переплелись славянское родство и религиозные противоречия, территориальные претензии, ожесточенные кровавые столкновения и совместная борьба против общего врага.

До недавнего времени прежние политические режимы Польши и бывшего СССР скрывали от общественности те материалы, которые могли бы пошатнуть образ «нерушимой дружбы двух братских народов».

Сегодня раскрываются многие тайны уходящей эпохи, конфликтные моменты советско-польских отношений. Страницы газет, журналов и книг вновь и вновь возвращают нас к событиям советско-польской войны 1920 года, советско-германскому пакту о ненападении 1939 года и приложенному к нему секретному протоколу, касавшемуся судьбы Польского государства. Из архивов извлекаются материалы, пролившие свет на катынскую драму.

В данной главе мы рассмотрим только период 30 – 50-х годов, когда история депортации поляков становится частью истории Коми АССР.

Четырем депортациям из захваченных СССР в сентябре 1939 года восточных районов Польши предшествовал заключенный 23 августа 1939 года пакт Молотова–Риббентропа, секретный протокол к которому предусматривал раздел Польши между Германией и СССР. К СССР должны были отойти восточные районы площадью 196 тыс. км² с населением около 13 млн человек.

После нападения 1 сентября 1939 года гитлеровской Германии на Польшу советское правительство объявило о распаде и прекращении существования польского государства. 17 сентября Красная Армия двинулась в «освободительный» поход на Западную Украину и Западную Белоруссию, по существу нанося удар в спину сражающейся Польше.

С первых недель началась унификация государственного строя и управления новых советских областей, осуществляемая жесткими командными методами. Были приняты законы о национализации крупной промышленности и банков, проведена конфискация без выкупа помещичьей земли и передача ее крестьянам. Ликвидация польской системы управления сопровождалась высылкой служащих бывшего государственного аппарата, органов суда, прокуратуры, полиции и армии вместе с семьями. Были ликвидированы и осаднические хозяйства. Осадники[1], получившие в 20-х годах землю в районах, заселенных украинцами и белорусами, были объявлены «злейшими врагами трудового народа» и с семьями выселены в глубь СССР. Это была первая депортация, которая началась 10 февраля 1940 года. На станцию Мураши (Кировская область) в конце марта – начале апреля прибыло 11 эшелонов с 11 406 депортированными из Тернопольской, Львовской и Станиславской областей УССР.

Второй депортацией называют административную высылку 13 апреля 1940 года семей уже репрессированных служащих польского госаппарата и взятых в советский плен польских военнослужащих. Все они были направлены в Казахстан.

В июне – июле 1940 года была проведена третья депортация — беженцев из Центральной и Западной Польши. В спецпоселки Коми АССР они прибывали с 12 июня до августа 1940 года через станцию Котлас (Архангельская область). Так, за 1940 год в Коми АССР прибыло не менее 19 800 человек, которые были размещены в 56 поселках семи южных и центральных районов. Условия труда и быта были очень тяжелые, что вызывало высокую смертность. На 1 января 1941 года численность осадников и беженцев уменьшилась до 18 772 человек[2].

Четвертая депортация была осуществлена в 1941 году: в мае – из западных областей УССР и в июне— из западных областей БССР. По заключению районных отделов НКВД высылались «члены семей изменников Родины, арестованных и осужденных по политическим обвинениям». Установлено, что в Коми АССР прибыло два эшелона из Чижевского и Цехановского районов Белостокской области – более тысячи человек.

Вся кампания депортаций носила характер государственной политики. Согласно инструкции акция арестов и выселений проводилась по УССР и БССР одновременно. Депортируемые должны были оставить на месте все недвижимое имущество, сельскохозяйственный инвентарь, скот, но разрешалось брать одежду, белье, обувь, постельные принадлежности, столовую и кухонную утварь, посуду и месячный запас продовольствия на семью, мелкий хозяйственный и бытовой инвентарь, деньги, ценности. Но общий вес имущества не мог превышать 560 кг на семью. На сборы давалось два часа, а то и полчаса. Отправка к месту поселения шла эшелонами в составе 55 товарных вагонов. Известны случаи, когда в студеную зиму 1940 года в сорокаградусный мороз в неотапливаемых запломбированных вагонах голодные дети и взрослые ехали неделями.

В Коми польские граждане были направлены в спецпоселки на лесозаготовки и стройки. Они не могли покинуть поселки, сменить работу и жаловаться на заработную плату. Положение польских граждан было исключительно тяжелым, особенно на предприяти­ях Ношульского и Обьячевского лестрансхозов Прилузского района. Достаточно сказать, что работающие только на 70% были обеспечены обувью и на 50% теплой одеждой, при этом их почти не кормили. Кроме плохих материальных условий, депортированные испытывали моральный гнет и дискриминацию: им не выдавали на руки паспорта, свидетельства о рождении и смерти, о браке и т.д.

В соответствии с договором Сикорского–Майского Президиум Верховного Совета СССР объявил 12 августа 1941 года амнистию польских граждан. Только в Коми было амнистировано 17 927 спецпереселенцев, из числа освобожденных 866 человек выехали за пределы Коми АССР, в основном в польскую армию, командующим которой 6 августа 1941 года был назначен В.Андерс.

По этой амнистии смогла уехать только часть поляков, большинство освобожденных спецпоселенцев оставалось на прежнем месте жительства.

В 1944–1945 годах в лагеря Коми АССР стали прибывать новые партии поляков, бойцов Армии Крайовой, но это уже другая страница истории польско-советских отношений.

Массовое возвращение в Польшу проходило в 1944–1949 и 1956–1959 годах. Но вернуться смогли далеко не все. По данным Н.С. Лебедевой[3], только в период до августовской амнистии 1941 года в СССР умерли и были расстреляны около 60 тысяч польских граждан.

Поляки в Коми
В 1935 году в Коми было выслано небольшое количество поляков из приграничных с Польшей районов Белоруссии. Первый тоненький ручеек жертв сталинской политики потек сюда еще в начале 30-х годов, а в депортации 1940–1941 годов он превратился в полноводную реку. Эшелоны с польскими гражданами направлялись в край, уже хорошо освоенный ГУЛАГом. После организации в 1929 году в Коми крупных лагерей (Ухтинской экспедиции и Северных лагерей особого назначения) здесь появились финны, эстонцы, латыши, литовцы, румыны, немцы и поляки.

Депортированные из Польши и Прибалтики в 1940–1941 годах значительно пополнили лагеря Коми АССР.

Сегодня ни для кого не секрет, что к депортации тщательно готовились. Заранее было определено, куда будут направлены «антисоветски настроенные элементы». Совет Народных Комиссаров СССР постановлением «О спецпереселенцах-осадниках» №2122-617 СС от 29 декабря 1939 года утвердил инструкцию НКВД СССР о порядке переселения польских осадников и предложил руководству областей, куда их предполагалось выслать, в том числе и Совету Народных Комиссаров Коми АССР, «оказать практическую помощь НКВД и Наркомлесу СССР в деле перевозки и размещения спецпереселенцев-осадников…». В начале января 1940 года (за месяц до первой депортации) Совет Народных Комиссаров Коми АССР разослал по районам письма, извещающие о скором прибытии депортированных. 5 января 1940 года председатель Совета Народных Комиссаров Коми АССР С.Д.Турышев получил официальное письмо из НКВД Коми АССР: «С 29 – 30 января 1940 года на станцию Мураши будут прибывать осадники, выселенные из западных областей УССР и БССР, которые со станции Мураши будут перебрасываться в лесопункты районов: Прилузского, Сысольского, Сыктывдинского, Усть-Вымского, Железнодорожного…»[4] Это сообщение не было неожиданным для главы правительства автономной республики – новым в нем была только дата прибытия поляков. Предполагалось, что всего в Коми АССР будет направлено около 7 тысяч польских граждан[5]. На самом деле высланных прибыло значительно больше, как уже говорилось выше, – около 11 тысяч человек.

Точная дата прибытия эшелонов с поляками неизвестна. Можно только с уверенностью сказать, что произошло это не ранее конца февраля. По данным НКВД в декабре 1940 года в Коми на спецпоселении находились 19 388 польских граждан (из них трудоспособных всего 9987 человек)[6], но в данном случае не учтены умершие и депортированные в 1941 году. Несомненно, общее число депортированных в Коми АССР превышало 20 тысяч человек. Примерно 55% из них числились как осадники, остальные как беженцы (в основном, евреи). Трагична судьба осадников, попавших в адскую машину репрессий НКВД. В феврале–марте 1940 года этапами со станции Мураши в Коми край прибыли 2223 семьи осадников – 10 303 человека, а летом 1940 года через Котлас 2730 семей беженцев – 8636 человек, большинство поселились в Прилузском и Сыктывдинском районах. Их положение регулировалось актом «О спецпоселках и трудовом устройстве осадников, выселяемых из западных областей УССР и БССР» (декабрь 1939 г.). Семьи были зарегистрированы в НКВД Коми АССР – на каждую заводилось отдельное дело[7]. На высланных в июне 1941 года нет дел – их не успели зарегистрировать, так как уже в августе–сентябре 1941 года по амнистии снимали со спецпоселения. Имеются только неполные списки этих семей. После амнистии поляки формально с учета были сняты, а дела НКВД закрыты. Поэтому в архиве МВД Республики Коми нет данных о судьбе поляков после амнистии.

Выбор районов, как и вообще Коми АССР, для спецпоселения был неслучайным. Советское правительство видело в депортированных, прежде всего, дешевую рабочую силу. Коми АССР была одним из основных поставщиков древесины. Объем лесозаготовок постоянно возрастал. Достигалось это не механизацией труда, а принудительным вовлечением в производство все новых и новых людей.

В Коми АССР депортированные были переданы трестам «Комилес», «Вычегдалес», «Вычегдалесосплав» Наркомлеса и Объячевскому и Ношуль-скому лестрансхозам Центрального отдела лесозаготовок Народного ко­миссариата путей сообщения СССР (ЦОЛЕС НКПС). Они были расселены в Прилузском (29,5%), Сысольском (16,0%), Сыктывдинском (29,5%), Корт-керосском (4,3%), Летском (1,7%) и других районах (данные на декабрь 1940 г.)[8]. Депортированные из Западной Белоруссии в июне 1941 года в основном были расселены в Корткеросском районе. Позднее много поляков было переведено в спецпоселки Железнодорожного (современный Княжпогостский), Усть-Вымского районов и Сыктывкара. В составленном сыктывкарским «Мемориалом» списке поселков, где в 1940–1941 годах были расселены польские граждане, – 62 наименования. Это, безусловно, не все поселки. В него не вошли спецкомендатуры Сыктывкара. Часто «головной» поселок имел несколько «филиалов» на местах лесозаготовок, называвшихся по номеру лесных кварталов и не фигурировавших в документах. Когда лесоразработки в квартале заканчивались, спецпоселенцев переводили в другое место, а поселок закрывали. В список также не включены села, где жили поляки до и после амнистии 1941 года. Но и этот неполный список может помочь исследователям данной темы уточнить, где находились спецпоселения.

Те, кто выжил и вернулся после войны в Польшу, помнят, в каких тяжелых условиях жили спецпоселенцы. Об этом свидетельствуют и документы, сохранившиеся в архивах. Вот выдержки из документа, характеризующего положение в поселках Прилузского района летом 1940 года: «Спецпереселенцы размещены в исключительно тяжелых условиях <…> в старом разваленном бараке по 1,5 м на человека, крыши текут, стекла в оконных рамах разбиты, спят на сплошных голых нарах, прачечной нет, баня не оборудована, нет даже умывальников, тазов, ведер, колодцы не оборудованы, пьют грязную воду <…> нет дорог до поселков, продовольствие таскают на себе, нет необходимого количества инструментов <…> В связи с этим большое количество заболеваний и смертных случаев…»[9]. А полагалось, как говорится в докладной записке заместителя наркома внутренних дел Коми АССР Матвиенко секретарю ОК ВКП(б) Турышеву, «…не менее 3 м² на каждого спецпоселенца при коэффициенте каждая семья 5 человек…»[10].

В связи с плохими жилищно-бытовыми условиями и слабо поставленной медицинской профилактической работой, были зарегистрированы десятки случаев заболевания брюшным тифом, чесоткой, трахомой и другими инфекционными болезнями.

Плохие условия жизни вызывали естественный протест, что, в свою очередь, побуждало власти применять репрессивные меры. В апреле 1940 года НКВД Коми АССР направил секретарю Коми областного комитета ВКП(б) Л.Тараненко докладную записку «об антисоветских проявлениях среди беженцев», в которой речь шла о положении 480 человек, поселенных в Талицком и Якуньельском лесопунктах Прилузского района: «…Уже через день работы в лесу они начали заявлять протесты, возмущаться условиями труда в лесу, выражать антисоветские взгляды и настроения. Начальник Талицкого лесопункта Лукьянчиков в ответ на эти действия распорядился не давать беженцам и осадникам хлеба. В некоторых лесопунктах, по заявлению осадников, началась настоящая травля, им не давали лошадей для подвоза продовольствия. В ответ на требования беженцев начальник по кадрам Якуньельского мехлеспункта заявил: «Ешьте снег». В результате тяжелых условий труда и жизни начались побеги, и на 30 марта 1940 года разыскивались милицией и органами НКВД 120 беженцев. Следует отметить, что 60% прибывших этапами были больными и ослабленными… »[11].

«Со дня организации спецпоселков администрация лесозаготовительных предприятий полного расчета заработной платы спецпереселенцам не производила, вошла в практику система выдачи авансов от одного до трех рублей, в результате чего имелась большая задолженность по зарплате. Койгородский мехлеспункт Сысольского района имел задолженность около 250 тысяч рублей. В Железнодорожном районе на лесоучастке «Настапиян» спецпоселенка Ляндау Ханна Абрамовна покончила жизнь самоубийством. Расследование показало, что Ляндау до этого ходила по баракам и собирала в виде милостыни по 5–10 копеек на пропитание. Между тем имела она получить зарплату 455 рублей и ее муж 344 рубля, которых они не могли получить…»[12].

Сотрудниками сыктывкарского «Мемориала» составлен список польских граждан-спецпереселенцев, чья смерть была официально зарегистрирована в органах записи актов гражданского состояния (ЗАГС) (свидетельства о смерти хранятся в архиве отдела ЗАГС Совета Министров Республики Коми). В этом списке 3 тысячи фамилий людей, умерших в 1940–1944 годах. В списке за 1940 год – 798 человек, за 1941 год – 1078 фамилий. И это не все умершие – нередко смерть просто не регистрировалась. По приблизительным оценкам, не менее 20% польских граждан, преступно депортированных из родных мест, нашли вечный покой на Коми земле.

В 1940 году 8000 польских военнопленных были направлены в Северный железнодорожный лагерь на строительство Северо-Печорской железной дороги[13], которую можно назвать «дорогой смерти». В основном они были сосредоточены в IV отделении лагеря с дислокацией в городе Ухта. После прохождения всех процедур (регистрация, медкомиссия, дезинфекционная камера) прибывающие этапы выводили на трассу – расчищать лес, добывать гравий и глину в карьерах, пилить бревна на шпалы. Большая часть этих работ выполнялась вручную.

Инспектор управления НКВД по делам военнопленных (а поляки совершенно незаконно были отнесены именно к этой категории) Романов в ноябре 1940 года сообщал в Москву, что больше половины военнопленных, прибывших в Северный железнодорожный лагерь, размещены в землянках; бараки, в которых размещены остальные военнопленные, ветхие, крыши протекают, нет инструментов, теплой одежды, рукавиц для работы в зимних условиях.

Зима застала врасплох и вольнонаемных и заключенных, жилье не было готово, план выполнен лишь на 30%. В результате резко увеличилась смертность среди поляков.

Жизнь заключенного оценивалась в 13 рублей в день, и администрация лагеря руководствовалась неписаными правилами начальника Главного управления лагерей железнодорожного строительства Френкеля: «От заключенного нам надо взять все в первые три месяца, а потом он нам не нужен».

Болеслав Рутковский, узник Севжелдорлага 1945–1955 годов, слышал рассказы о том страшном времени на лагпунктах при станции Светик, в Ракпасе, Княжпогосте, Инте. «Помни, – говорили ему старые зэки, – под каждой шпалой лежит поляк. Мерли, как мухи. Сейчас хорошо – есть бараки, жить можно»[14].

Смертность в лагпунктах особенно возросла после начала советско-германской войны, когда и без того тяжелое положение заключенных стало еще хуже: был ужесточен режим, снижены нормы питания.

В соответствии с советско-польским договором от 30 июля 1941 года Президиум Верховного Совета СССР 12 августа 1941 года объявил об амнистии польских граждан. Освобождение из лагерей и снятие с учета спецпоселения продолжалось до 1942 года. По данным на 11 декабря 1942 года бы­ли освобождены 17 927 спецпоселенцев, 32 448 заключенных (в том числе из Воркутлага – 7805, Печорлага – 8242, Усть-Вымлага – 1631, Севжелдорлага – 4475, Ухтоижемлага – 10 295 человек)[15].

Не все освобожденные из лагерей смогли добраться до Сыктывкара. Бывший спецпоселенец Альгирдас Шеренас вспоминает: «В январе–феврале 1942 года на таежных дорогах появились странные люди-тени. Одетые в лагерную одежду, обросшие, опухшие с голоду, в гноящихся язвах, они, ша­таясь, шли в поисках жилищ, чтобы обогреться, отдохнуть и, если удастся, что-нибудь поесть. Из-за страшного их вида и боязни быть ограбленными, местное население не пускало их в дома, закрывало на крепкие затворы, спускало с цепи охотничьих собак. Люди эти – польские офицеры, попавшие в плен или интернированные в период польско-германо-советской войны… Как-то вечером к нам в барак зашел один из этих несчастных – пол­ковник Войска Польского Хипчинский. Это был высокий, еще молодой человек с широкими сутулыми плечами и впалой грудью. На изможденном, обросшем седой щетиной лице выделялись уставшие, печальные глаза. Положив на колени потертую зэковскую шапку-ушанку и отогревшись около железной печки, он нам рассказал о пытках в лагере. Его в одном нижнем белье пять раз выводили за зону на расстрел и пять раз живым возвращался в барак. На ночь оставляли в морге привязанным в одном гробу с мертвецом, зимой на улице обливали ледяной водой. К сожалению, я не расслышал, а, может быть, он не рассказал, чего от него добивались палачи НКВД… Затем нас навестили два молодых студента-филолога из Краковского университета. Они также участвовали в войне и были интернированы русскими. Студенты были наголо острижены, лица отекшие, какие-то бело-прозрачные. У одного из них на допросе были выбиты все передние зубы. Однажды на дороге женщины подобрали сидевшего в снегу поляка, с позеленевшим от дистрофии лицом. Им оказался подхорунжий Бартош. Привели его в барак, отогрели, целую неделю барак помогал ему чем мог – кто ложку баланды, кто краюху хлеба, кто картофельную лепешку. Долго боролся со смертью пан Бартош (так его называли) и все-таки выжил. Война, лагерь отразились на его психике – он был не в меру разговорчив и часто заговаривался. Прижился он у нас и работал сторожем на парниках…»[16].

Из 50 375 освобожденных по амнистии (заключенных и спецпереселенцев) 21 672 человека сумели к концу 1942 года выехать из Коми АССР, в том числе более 15 тысяч человек направились в армию генерала Андерса.

Более 28 тысяч человек, оставшихся в Коми АССР, оказались в страшном положении. Формально они были свободны, следовательно, могли выбирать, где им жить, работать и т.д. Но из Коми АССР их не выпускали. По данным НКВД, 2869 человек осели в Сыктывкаре, но многие остались в тех же поселках. Власти всячески препятствовали выезду из поселков – они были заинтересованы в сохранении фактически бесплатной рабочей силы на лесозаготовках.

Только 5 апреля 1944 года СНК СССР принял постановление о вывозе поляков в южные районы страны. К осени 1944 года большая часть спецпереселенцев покинула территорию Коми АССР[17].

В 1945 году СНК СССР установил окончательный срок регистрации польских граждан, желающих выехать в Польшу до 31 декабря, а срок их выезда – до 15 июня 1946 года, и обязал Народный Комиссариат путей сообщения СССР обеспечить переезд польских граждан в Польшу в срок с 1 ноября 1945 года до 15 июня 1946 года.

Но в 1945–1946 годах в Коми начали прибывать бойцы Армии Крайовой, получившие 58-ю статью за «участие в националистической антисоветской организации». На 1 января 1955 года в интинском особом Минеральном лагере содержалось 230 поляков – «особо опасных преступников». Эта категория отсидела свои 10 лет «от звонка до звонка». Только в 1955–1959 годах они смогли вернуться на родину.

Пройдя свой крестный путь до конца, они сохранили верность Отчизне – Польше, не сломались, не изменили своим идеалам. Но вернуться смогли не все…

Заключение
Подведем итоги. Присоединение в 1939–1940 годах новых территорий к Советскому Союзу изменило национальный состав населения Коми края. В лагеря и спецпоселки Коми АССР хлынул поток несчастных: поляки, украинцы, литовцы, латыши, эстонцы, румыны. Особенно много было депортировано польских граждан (поляков, евреев, украинцев, белорусов). Они направлялись на работы на лесодобывающие предприятия и размещались в спецпоселках. Незнакомых с условиями жизни на Севере людей селили в бараках, заставляли работать в лесу без теплой одежды и обуви, морили голодом.

Много поляков оказалось и в лагерях. Это были «военнопленные солдаты и офицеры польской армии», «антисоветские элементы» из гражданского населения. Тысячи польских жизней унесло строительство железной дороги Воркута – Котлас.

12 августа 1941 года Президиум Верховного Совета СССР объявил об амнистии польских граждан. По данным НКВД Коми АССР, на декабрь 1942 года из лагерей и со спецпоселений было освобождено более 50 тысяч человек. Из числа освобожденных многие уехали в армию Андерса.

В 1943 году наступила новая «волна охлаждения» в советско-польских отношениях.

Весной 1944 года СНК СССР принял решение о переселении поляков в южные районы СССР. Всего за этот период было переселено 9 тысяч человек.

Итог польской трагедии – тысячи безымянных могил на земле Коми.

Дело нашей совести восстановить имена погибших, установить местонахождение заброшенных польских кладбищ, сохранить рассказы очевидцев, непосредственных участников событий. Депортации поляков – печальные страницы истории нашей родной земли, которые не должны повториться.