Екатерина Курдина «Материально-бытовое положение рабочих алтайского тракторного завода в годы войны»

Рубрика Россия фабричная
Алтайский край, г.Рубцовск,школа № 6, 9-й класс
Руководитель О.А.Михалина
Второе место

История тыла в годы Великой Отечественной войны – одна из трагических страниц советского прошлого нашей страны. Яркий пример – картина того, в каких условиях жили и трудились рабочие АТЗ, крупнейшего завода, который одним из первых был эвакуирован в город Рубцовск в 1941 году.

Жилищно-бытовые условия

С началом Великой Отечественной войны правительство утвердило «Мобилизационный народнохозяйственный план на III квартал 1941 г.». Позже Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) приняли решение об эвакуации промышленных предприятий из прифронтовой зоны в восточные районы страны для скорейшего развертывания там новой производственной базы. Проблема массовой эвакуации на восток в начальный период войны крупных промышленных предприятий и миллионов людей была наиболее сложной и в моральном, и в материальном плане. Алтай стал одним из крупных районов размещения эвакуированных предприятий. В небольшой алтайский городок Рубцовск (который до войны даже не обозначался на географической карте) было эвакуировано три предприятия: ХТЗ (Харьковский тракторный завод) и СТЗ (Сталинградский тракторный завод), Одесский завод сельскохозяйственного машиностроения.

В феврале 1942 года в первом эшелоне с тракторостроителями, прибывшими из Харькова, находился «командный» состав ХТЗ во главе с его директором Петром Павловичем Парфеновым. Он и был назначен первым директором Алтайского тракторного завода. Петр Павлович был опытным руководителем: 18 лет он проработал на инженерных и руководящих должностях. Он был директором паровозостроительного завода в Харькове, затем директором танкового завода и, наконец, директором Харьковского тракторного. На этом посту его и застала война.

Решение о размещении здесь тракторного завода объяснялось выгодным экономико-географическим положением Рубцовска и имевшейся рабочей силой. В Рубцовск прибыло лишь 626 работников этих заводов[1].

«Среди них было много евреев из Харькова,– вспоминает К.Р.Севастьянов (1931 г.р., работал на заводе с 1945 г. – Е.К.), – которые являлись высококвалифицированными специалистами и хорошо образованными людьми. Многие начальники цехов и отделов были именно евреи, так как среди местной рабочей силы вряд ли можно было найти специалистов в машиностроении».

В основном рабочие кадры формировались за счет местной молодежи Рубцовска и окрестных сел. Подавляющее большинство юношей и девушек прибывали на завод в годы войны из алтайских сел и деревень. Так, Белозерский Николай Иванович (1927 г.р.) вместе с остальной молодежью села Устьянка Локтевского района Алтайского края был привезен в город Рубцовск учиться в ФЗО при Алтайском тракторном заводе. Николай Иванович работал вместе с подростками его возраста. Их пугали станки, сложное оборудование, томила тоска по родным, валила с ног непривычная усталость и скудное питание. Необходимо было в короткие сроки произвести монтаж оборудования и осуществить пуск завода.

Все тыловые города являли собой довольно однообразную картину.

«Ежедневно <…> в метель и мороз, в дождь и слякоть вдоль трамвайных линий и вдоль насыпи железных дорог шли сотни людей, чтобы успеть на завод <…> сменить товарищей, отработать 12 часов подряд, а то и больше. Многие ходили на заводы городов и поселков пешком по 12–16 км», – свидетельствовал нарком авиационной промышленности А.И.Шахурин[2].

С началом бурного строительства АТЗ и ежедневного поступления эвакуированных из западных районов страны в городе создалось трудное положение с жильем. Эвакуированных нередко размещали у себя местные жители, делясь с ними не только кровом, но и последним куском хлеба. В каждой квартире было поселено дополнительно одной-две семьи, а в отдельных домах – и по три семьи. Все крупные здания в городе: школы, училища, здание горсовета, горисполкома, окружного совета – были заняты под госпитали. Даже находящиеся в городе две церкви были использованы: одна под склад, вторая – под общежитие с нарами для сотен человек.

Из-за нехватки жилья необходимо было приступить к строительству. 13 сентября 1941 года. Совнарком СССР принял постановление № 2069 «О строительстве жилых помещений для эвакуированного населения». Правительство обязало наркоматы и ведомства развернуть из местных стройматериалов строительство жилых помещений упрощенного типа – общежитий, бараков, казарм, полуземлянок. Выделялись деньги, фонды стройматериалов. Разрешалось привлекать эвакуированное и местное население[3].

В Рубцовске строились саманные бараки. Климентий Романович Севастьянов родился в Алтайском крае в селе Водино Андреевского района в 1931 году. В селе он окончил четыре класса школы, а в 1945 году, когда ему было всего четырнадцать лет, вместе со своей семьей переехал в Рубцовск. Их семья жила в мансардном одноэтажном бараке. Он состоял из двух секций, по шестнадцать комнат в каждой. Он представлял собой длинное прямоугольное здание с двумя входами с торцов. Внутри него был длинный узкий коридор с маленькими узкими комнатками, каждая из которых была примерно 15 м². В одной из таких комнат и жила семья Климентия Романовича: его мать и сестра с ребенком. Помимо них в этой же комнате проживала семья из Харькова из трех человек. В комнате было одно маленькое окно, стояла печь, которая далеко не всегда топилась, да еще две кровати. Людям часто приходилось спать на полу, так как коек, естественно, не хватало. Таким образом, на 15 м² проживало шесть человек, что составляло на каждого чуть более 3 м².

Стройматериалов не хватало, и поэтому использовали имеющийся подсобный материал: глину, камыш и т.п. Повсеместно были распространены так называемые саманные дома. Такой дом изготавливался из кирпичей-саманов. Их делали из глины, смешанной с соломой или навозом. Подобного типа жилье строилось силами самих рабочих завода и всего населения города. Ежедневно на рытье фундаментов, котлованов и траншей работали 1500 человек. Люди трудились с 8 часов утра до 11 часов дня на строительстве землянок, а с 11 часов дня и до 11 часов вечера на предприятии. Все земляные работы проводились вручную.

Белозерский Николай Иванович вспоминает, что

«в бараке было холодно, порой мы с товарищами не возвращались туда со смены, а оставались в цехах, ночевать возле печей. В общежитиях, где жили ученики ФЗО, часто случались кражи, были случаи хулиганства. Однажды, у меня на глазах, в окно барака проникли неизвестные и, загнав в угол нас, напуганных подростков, которым было всего по четырнадцать-пятнадцать лет, спокойно собрали все наши вещи. Унесли одежду, некоторые припасенные продукты, избили одного из подростков, который попытался оказать им сопротивление. Конечно же, их никто не нашел, и, думаю, – вряд ли искал».

Жилищные условия в «местах временного проживания» были тяжелейшими. На площади, составляющей 12–14 м², проживало семь человек, жилые помещения не отапливались. Из приказа директора АТЗ Парфенова от 7 октября 1942 г.:

« <…> Состояние находящегося в эксплуатации жилого фонда является неудовлетворительным <…> Как правило, не проводится должной борьбы за чистоту в помещениях общего пользования, коридоры и лестницы загрязнены, выгребные ямы переполнены, входные двери не закрываются, а иногда даже сорваны, стекла разбиты <…>»[4].

Вновь прибывшим на завод работникам предоставлялось три дня на устройство личных дел, включая и оформление на работу. Не приступившим к работе не начислялась заработная плата и отбирались продовольственные карточки. Рабочие предприятий получали по карточкам 500–600 граммов, служащие и иждивенцы – 400 и дети – 300 граммов хлеба в день. Снабжение городских жителей мясом, жирами, сахаром и другими продуктами было минимальным.

С момента эвакуации и размещения завода до 10 июля 1942 года выдача рабочим спецодежды и обуви производилась бесплатно. Но 10 июля 1942 года директор издал распоряжение, согласно которому спецодежда и спецобувь коллективного пользования должна была ежедневно, по окончании работы сдаваться в кладовую цеха на хранение[5]. Итак, одна смена, отработав, строго сдавала спецодежду в кладовую цеха на хранение. Приходила вторая смена рабочих и снова пользовалась этой же спецодеждой. Нехватка спецодежды объяснялась условиями военного времени, когда вся промышленность сосредоточила свои усилия на выпуске вооружения, а производство продукции, удовлетворяющей нужды быта, резко сократилось. На заводе ощущалась нехватка защитных средств: перчаток, фартуков, очков, респираторов.

Велась гигантская работа, велись поиски выхода из создавшегося трудного положения. В приказах директора четко были проставлены сроки и назначены ответственные за санитарное состояние жилых и рабочих помещений, за здоровье рабочих. Строго следили за тем, чтобы работникам завода своевременно делались профилактические прививки от брюшного тифа. Так, в приказе директора от марта 1942 года говорится, что за невыполнение в срок мероприятий, обеспечивающих санитарное состояние участка, виновные будут привлекаться к суровой ответственности, вплоть до суда.

Для контроля за санитарным состоянием территории и поселка, заводского двора, цехов, общежитий и учреждений ОРСа (отдел рабочего снабжения) на заводе была создана чрезвычайная противоэпидемическая комиссия.

Расходы по здравоохранению на душу населения края выросли. На заводе АТЗ создается своя медико-санитарная часть на двадцать пять коек. Растет штат заводской поликлиники. Главврач устанавливает круглосуточный график работы автобуса по обслуживанию больных[6]. На заводе организуют диетическое питание для больных туберкулезом.

Особенно остро стоял продовольственный вопрос. Главной задачей было: не допустить голода! Всем вновь прибывшим на завод выдавались продовольственные карточки, на заводе функционировали столовые. Но нередки были случаи нарушения трудовой дисциплины вследствие плохой работы служащих общепита. В обеденные перерывы создавались огромные очереди за получением обедов. Часто задержка обедов происходила из-за отсутствия тарелок и стаканов. Из-за плохой работы отдела снабжения бесперебойное питание на заводе иногда срывалось.

Многие ветераны завода вспоминают, какие это были голодные годы. «Зарплату ученикам не выдавали. Кормили в столовой», – вспоминает Н.И.Белозерский. Но едой, которой кормили в столовой, нельзя было наесться. Нередко Николай Иванович просил у повара крошки от хлеба. А когда ему давали, то заливал их водой, грел на плите. Этой едой делился с товарищами.

Зоя Васильевна Белозерская вспоминает:

«Мастер нам говорил, что после войны будет все, а мы с девчатами не верим. Хоть бы хлеба раз в жизни вдоволь наесться. Получишь по карточке 700 г, съешь его и тут же идешь и просишь еще у кассира хлеба за завтрашнюю норму…»

Работники, выполнявшие и перевыполнявшие производственные нормы, получали дополнительное горячие питание – за счет ресурсов подсобного хозяйства. Производился дополнительный отпуск передовым работникам сверх установленных норм по продовольственным карточкам картофеля, яиц, молочных и других продуктов. Передовые отличившиеся работники в первоочередном порядке снабжались и товарами широкого потребления – предметами домашнего обихода.

Завод АТЗ – это был коллектив, где трудились люди многих национальностей. Читая приказ директора от 19 ноября 1943 года об улучшении обслуживания рабочих из среднеазиатских республик[7], видишь, что в разгар напряженного труда в тылу директор завода в соответствии с распоряжением СНК СССР приказывает организовать питание в столовой по специальному меню с учетом национальных особенностей этих рабочих. Далее в этом приказе есть распоряжение продать мобилизованным из среднеазиатских республик до 20 ноября 1943 года сверх спецодежды, без вырезки талонов, каждому пару теплой одежды (телогрейки, шапки, теплые рукавицы, пару валенок и т.д.). (Согласно приказу Наркомата среднего машиностроения на завод прибывали рабочие из Самарканда.)

Анализируя приказ за приказом, мы ясно видим, что нормы существовали не только на хлеб, не только на продовольствие, но и на одежду. На заводе в те годы существовала строгая распределительная карточно-талонная система. Но на одни талоны и карточки выжить практически было невозможно. Работникам завода отводились земельные участки, налаживалось в цехах производство лопат, средств для ручной, индивидуальной обработки посевов. Для перевозки овощей с индивидуальных огородов с завода направлялись подводы. За это нес строгую ответственность начальник хозяйственного цеха.

Нужно было изготавливать оружие для фронта, но на заводе тем не менее пытались наладить выпуск предметов ширпотреба – утварь, табуретки, вешалки.

За годы войны местная и кооперативная промышленность края увеличила выпуск предметов ширпотреба. Однако она совершенно не удовлетворяла потребности населения в предметах первой необходимости, а государственная легкая промышленность работала только для фронта.

В приказах директора неоднократно говорилось о мерах по улучшению материально-бытового и культурного обслуживания трудящихся завода. Из отчетов директора завода:

«На поселке завода ведется культбытстроительство: построена школа 235 м², построен магазин площадью в 170 м², построено здание почты, суда, милиции, ведется строительство танцплощадки, организовывается на заводе научно-техническая библиотека, проводится благоустройство общежитий и озеленение территории завода»[8].

К концу войны трудящимся завода стала предоставляться материальная помощь для строительства индивидуального жилья. Выделялись земельные участки с выдачей денежных ссуд, оказывалась помощь от завода. Строились одноэтажные жилые дома на два входа. Дома были кирпичными. Появился новый тип бараков, где семья занимала комнату и кухню.

Материальное положение рабочих АТЗ (1942–1945 гг.)

Всем работникам завода, помимо выдачи продовольственных карточек, начислялась заработная плата. В приказе директора завода от 28 марта 1942 года говорилось:

«Установление размеров месячной зарплаты труда работающих повременно, а также тарификацию сдельщиков сосредоточить впредь до организации отдела труда и зарплаты в плановом отделе завода по представлению начальников цехов и отделов»[9].

Для подростков в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет за время их обучения в течение одного-трех месяцев оплата производилась по первому разряду тарифной ставки повременщика. Это составляло около сорока рублей. Но вся сумма практически уходила на питание в заводской столовой, и поэтому ученики ничего не получали.

Любопытно рассмотреть данные по заработной плате одного из высокооплачиваемых цехов (СЛЦ) завода за апрель 1944 года. Эти данные получены в результате обработки расчетных ведомостей работников сталелитейного цеха. Количество работавших в цехе – 44 человека. Средний возраст работавших – 36–37 лет. Самый старший работник цеха (им являлся начальник) 1892 г. р., самый младший – 1927 г.р. Женщин работало пятеро человек, мужчин – 39. Средняя продолжительность рабочего дня составляла 8 часов. Если принять начисленную заработную плату за 100%, тогда премиальный фонд составлял 41,4%, отчисления по налогам (подоходный и военный) – 24%. Оклад начальника цеха равнялся 1400 рублей, а подсобного рабочего – 96 рублей.

Работники СЛЦ имели высокие размеры премий. Но из этих 41,4% премиального фонда выплаты по налогам составляли 24%. Половина премиального фонда уходила на налоги.

Интересный вопрос – премии на заводе в годы войны. Для премирования выбирали особо отличившихся рабочих и ИТР.

«За срочное выполнение работ по перекладке и переводу путей для установки паровоза и энергопоезда перечислить 3000 рублей 24 декабря 1942 г.»[10] или: «За быструю организацию подготовки ввода паровоза в эксплуатацию выделить в распоряжение тов. Крейнделя для премирования рабочих ТЭЦ и РМЦ, принимавших участие в этой работе, – 4000 рублей»[11].

Также рабочие премировались или, наоборот, наказывались увеличением и уменьшением норм хлеба. Типичным было увеличение или уменьшение нормы на 200 граммов.

Руководящий работник получал гораздо выше сумму премий, чем рабочий. Зачастую заработная плата начальника цеха или отдела на 70% состояла из премий.

В некоторых расчетных ведомостях по другим цехам есть так называемые отчисления в государственные займы. То есть помощь фронту шла как бы сама собой, механически вычиталась из заработной платы. Н.С.Гаврилов отмечает, что Фонд обороны и другие формы помощи фронту были созданы под давлением властей[12]. Работники заводоуправления должны были платить еще и культурный налог. Всего же при мизерной заработной плате работников заводоуправления отчисления по разным видам налогов составляли 22,7% от общего начисления. Средняя заработная плата по СЛЦ весной 1944 года была 346 рублей, а в заводоуправлении – 232,58 рубля в месяц. Встает вопрос: насколько реальной была заработная плата? Что можно было на нее купить? Существовала карточная система, а основные продукты питания распределялись централизованно. В литературе, в мемуарах как-то было не принято говорить о заработной плате. Больше вспоминались трудности, нормы хлеба. На те 300 рублей среднемесячной зарплаты в городе можно было купить только поношенную телогрейку.

Правовое положение рабочих и условия труда

Не только вопросы материально-бытового характера были актуальны в те годы.

Из Указа Президиума Верховного Совета от 26 декабря 1941 года:

«1.Всех рабочих и служащих мужского и женского пола предприятий военной промышленности <…> считать на период войны мобилизованными и закрепить для постоянной работы за теми предприятиями, на которых они работают. 2.Самовольный уход рабочих и служащих с предприятий указанных отраслей промышленности, в том числе эвакуированных, рассматривать как дезертирство и лиц, виновных в самовольном уходе (дезертирстве), карать тюремным заключением на срок от 5 до 8 лет. 3.Установить, что дела о лицах, виновных в самовольном уходе (дезертирстве) с предприятий указанных отраслей промышленности, рассматриваются военными трибуналами»[13].

С 1943 года, а особенно в 1944 году, на заводе остро стояла проблема самовольного ухода рабочих с производства. Так, в сентябре 1943 года самовольно ушли с завода 93 человека, в октябре – 145 человек, в ноябре – 163 человека[14]. В приказе директора завода от 9 апреля 1943 года указывалась одна из причин ухода:

«<…> нетерпимое безразличие начальников цехов, начальников ЖКО к жилищно-бытовым условиям молодых рабочих. Вместо того, чтобы принять необходимые меры для устранения причин самовольного ухода с работы, начальники цехов передают на них дело в суд»[15].

В общежитиях, где проживала молодежь, была антисанитария, грязь, нерегулярная смена постельного белья, плохое качество стирки, отсутствовала горячая вода, систематически не выполнялись правила внутреннего распорядка живущих. Иногда причиной невыхода на работу могло стать отсутствие обуви и одежды. Но были и такие случаи.

«Сверловщица автоматного цеха Клименко Мария Моисеевна получила на заводе валенки, несмотря на это совершила прогулы с 28 ноября по 17 декабря. Не выходила на работу, мотивируя нарушение труддисциплины отсутствием обуви. Согласно Указа Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. гр. Клименко М.М. предать суду»[16].

Как вспоминает Н.И.Белозерский:

«Весной 1943 года, натерпевшись всего вдоволь, после окончания школы ФЗО, решил с несколькими товарищами сбежать обратно в село. Я умолял свою мать сходить к председателю и попросить хоть какую-нибудь работу в селе, лишь бы не возвращаться обратно в город, на завод. Но тогда за укрывание так называемых «дезертиров» привлекали к уголовной ответственности».

Так, уже через некоторое время за Николаем Ивановичем приехала районная милиция, и он был взят под стражу за дезертирство, а затем осужден на пять лет тюремного заключения. Но затем, несмотря на решение суда, Николай Иванович снова был отправлен работать на завод, так как на заводе остро ощущалась нехватка рабочей силы.

Таким образом, причиной самовольного ухода с работы были, прежде всего, тяжелейшие условия жизни и труда. Александр Кузьмич Трушляков вспоминает, что станки покрывались зимой ледяной коркой. Работы было очень много. Руки примерзали к застывшему оборудованию, в цехах было невыносимо холодно. Топились железные печки-времянки, зачастую дрова были сырыми и в цехах стоял дым. Работая по 12 часов в сутки, рабочие были полуголодными. В столовой питались плохо. Ели баланду из проса, летом – из крапивы. Вечером, после 12 часов работы, измученные, уставшие, возвращались в свои бараки. В бараке каждый занимал свое место на двухъярусных койках, доедал оставшийся хлеб, наскоро запивал водой. И спать, спать… А на следующий день – снова на завод.

Во-вторых, кадры завода в основном формировались из сельской молодежи, которой был непривычен уклад жизни рабочего человека, производственные отношения. Многие просто не выдерживали, «ломались».

Кроме самовольного ухода с работы имели место и такие случаи, когда рабочие, направляемые отделом кадров в тот или иной цех, переманивались отдельными начальниками цехов на работу в свой цех, в ущерб работе других цехов и всего завода в целом. Происходили кражи материальных ценностей, в том числе и цветных металлов. Были случаи тяжелого травматизма, даже со смертельным исходом. Отмечались факты самовольного захвата работниками завода инструментов и других ценностей, разукомплектовки оборудования, прибывающего на территорию завода. Массовый характер в зимнее время приобретало расхищение угля и кокса для отопления цеховых помещений без оформления.

Интересные факты вспомнил Климентий Романович Севастьянов:

«Помогала гуманитарная помощь из Америки. В основном это была одежда. Она была непривычной для наших людей. Сам я получил «чуни», которые до сих пор никто не видел. Одежду, прямо на железнодорожной станции, распределял начальник. При раздаче вещей учитывались определенные критерии. Например, подросткам, которые учились и работали, выдавали одежду в первую очередь. Еще американцы высылали в больших количествах яичный порошок, из которого делали омлет. Вещи распределяли по-честному. Начальники не делали особых привилегий никому, никаких скандальных случаев или особых нарушений тоже не было. Да и каждый начальник не хотел испортить свою репутацию в глазах рабочих. Люди, в основном, все были на виду. Никто особо не выделялся, каждый старался помочь другому, как мог».

В школе, где учился Климентй Романович, часто «подкармливали» учеников, главным образом тех, кто уже работал на заводе или готовился специально для работы на АТЗ. Выдавались дополнительные нормы еды: 50 г хлеба и сверху щепотка сахара, чтобы хоть как-то поддержать полуголодных подростков.

С 1943 года растет так называемое стахановское движение. В июле 1943 года коллектив завода впервые стал победителем Всесоюзного социалистического соревнования среди предприятий Наркомсредмаша. Ему было вручено Красное знамя ВЦСПС и наркомата, а также первая денежная премия. У рабочего места победителей соревнований вывешивались плакаты и флажки «Лучший токарь завода», «Лучший слесарь завода», «Лучшая формовщица завода». Это соревнование приобрело массовый характер.

Спустя много лет в местной газете «Коммунистический призыв» от 3 сентября 1985 года приводились цифры по стахановскому движению в годы войны: в 1943 году на заводе было 917 стахановцев, а к 1945 году – 1719.

Заключение

Работая с архивными материалами, переворачивая пожелтевшие страницы документов, начинаешь понимать людей того времени, условия, в которых они жили и трудились. Но наибольшее впечатление от работы оставляют встречи со свидетелями, очевидцами того времени, участниками событий.

Материально-бытовое положение рабочих в годы войны на Алтайском тракторном заводе было действительно нестерпимым. Но поражаешься мужеству молодежи и подростков: они твердо верили в то, что их труд – это вклад в победу над врагом. Как бы ни были печальны уроки истории, к ним необходимо возвращаться вновь и вновь.