Ольга Безрукова, Евгения Иванова, Елена Ледовских, Екатерина Лоншакова, Анна Савенкова «Бекетовка в 1943-1947 годах: черты жизни и быта населения»

Рубрика Россия фабричная
Волгоград, гимназия № 9, 9-й класс
Руководители В.В. Ведерников, И.А. Щаюк
Первое место

В настоящее время исследования региональной истории приобретают особую актуальность, поскольку, только зная историю своей «малой родины», можно оценить историю страны, значимость того или иного события, определить, как глобальные события: войны, революции, экономические и социальные кризисы – влияли на судьбы отдельных людей. Поэтому в качестве объекта исследования нами выбрана история одного из районов нашего города, который носит историческое название Бекетовка (в настоящее время это часть Кировского района Волгограда). Не случайно избраны нами и хронологические рамки – 1943–1947 годы, то есть время от окончания Сталинградского сражения до проведения денежной реформы, которая при всех ее недостатках все же свидетельствовала об отходе от чрезвычайных методов административного руководства экономикой. Свою задачу мы видели в том, чтобы восстановить историю повседневности, то есть историю быта, окружающего людей мира вещей, обычаев и т.д. К сожалению, эта тематика плохо отражена в имеющейся краеведческой литературе . Следует, однако, отметить, что в последнее время в работах историков начинают находить отражение темы, изучение которых ранее не приветствовалось по идеологическим соображениям. Так в работах С.Г.Сидорова характеризуется положение немецких военнопленных , в работах Н.В.Кузнецовой рассматриваются отдельные аспекты жизни населения в послевоенном Сталинграде .

При написании работы мы опирались на ряд опубликованных источников. Определенное значение для характеристики положения в сфере образования и культуры имеет подборка документов из фондов местного партийного архива, публикация которой была осуществлена в начале 1980-х годов . В частности, в сборнике описано состояние образовательных учреждений Бекетовки по окончании войны. Отчеты уполномоченного Совета по делам православной церкви по Сталинградской области дают возможность изучить отношение к православию жителей Волгограда. Составители руководствовались задачей «ознакомить читателя с материалами, которые ранее не были доступны для изучения, и тем самым способствовать объективному осмыслению одного из наиболее сложных периодов истории России» . В то же время сама специфика сборника не позволяет судить о мотивах, которые побудили людей обратить свои взоры к церкви.

Известное значение имеет и местная пресса, прежде всего газета Сталинградского обкома ВКП(б) «Сталинградская правда». Нам, к cожалению, удалось просмотреть лишь отдельные номера газеты за 1943–1947 годы.

Из опубликованных воспоминаний определенный интерес представляют записки секретаря Сталинградского обкома партии А.С.Чуянова . Но автор главный упор делает на описании Сталинградского сражения. Упоминания о жизни гражданского населения, проблемах снабжения города случайны и отрывочны, к тому же книга не лишена и определенной идеологической заданности.

Чтобы выполнить задачу, которую мы себе поставили, – описать жизнь простых людей в достаточно сложный исторический период, – мы нуждались в новых источниках. Мы разработали анкету, которая, на наш взгляд, охватывает основные аспекты жизни гражданского населения города:

– денежная реформа 1947 года и ее проведение;
– карточная система, ее отмена, роль личного подсобного хозяйства в деле снабжения;
– голод 1946–1947 годов;
– налаживание регулярных связей с центром города, проблема городского транспорта;
– водоснабжение в годы войны и восстановления;
– медицинское обслуживание;
– изменение жизни района после того, как в Бекетовку были переведены областные структуры и после их ухода;
– культурная жизнь Бекетовки в 1943–1947 годах;
– восстановление предприятий района (ВолгоГРЭС, ж/д узла);
– деятельность местной православной церкви и отношение к ней населения;
– лагерь № 108 немецких военнопленных;
– роль военнопленных в восстановлении хозяйства и их взаимоотношения с местным населением.

Мы нашли людей, живших в указанный период в Бекетовке. Среди них есть родные и близкие авторов работы, соседи по дому и т.д. Большую помощь в работе оказали Краеведческий музей Кировского района (директор Н.Н.Шубина), причт церкви Никиты-исповедника (священники Н.Н.Станков и Д.Н.Климов). Всего по нашей программе опрошены 15 человек. В ряде случаев в процессе беседы была получена информация по проблемам, которые составители анкеты не могли предусмотреть. Так, об открытии в Сталинграде в 1943 году медицинского института мы узнали из беседы с его выпускницей З.П.Тараненко. В доступной нам краеведческой литературе об открытии института вообще не упоминается. Беседа с А.Н.Федорушкиной позволила уточнить дату закрытия церкви Никиты-исповедника и дату возобновления ее деятельности. Этот факт не был отмечен в документах, касающихся положения церкви в крае .

Мы пытались представить по возможности объективную картину того, как люди, выживали в экстремальных условиях. Разумеется, дать картину повседневной жизни во всей ее полноте было бы невозможно. Поэтому наша работа состоит из серии небольших глав-очерков, характеризующих определенную сторону этой жизни. Работа написана группой учащихся 9-го «А» класса 9-й гимназии г.Волгограда Олей Безруковой (история образования Бекетовки), Аней Савенковой (лагерь военнопленных), Леной Ледовских (культурная жизнь Бекетовки), Женей Ивановой (проблемы снабжения населения), Катей Лоншаковой (православная церковь и местное население).

Поселение Бекетовка было основано генералом Никитой Афанасьевичем Бекетовым, фаворитом императрицы Елизаветы Петровны, впоследствии сенатором. С его именем связано основание немецкой колонии Сарепта вблизи Царицына. В период царствования Екатерины II в 1763 году Бекетов был назначен астраханским губернатором. В награду за верную службу он получил земли между Царицыном и Сарептой, где и построил свое имение, названное Отрадой. Здесь он открыл источник целебных минеральных вод, способствовал развитию виноградарства и шелководства на Нижней Волге. Бекетовка находилась по левую сторону речки Ельшанки.

Располагалась Бекетовка в живописном месте. Вблизи села Бекетов построил себе роскошный каменный дворец, который во время одного из пожаров полностью сгорел. В 1784 году началось строительство Никитского храма – ныне старейшей церкви на территории нашего города. В конце ХVIII века Бекетов перенес Хохловку на теперешнее место и дал ей свое имя – Бекетовка. В конце ХIХ века в слободе Бекетовка числилось 227 дворов, 1145 жителей, церковноприходская школа с 20 учениками, трактир, винная лавка, 4 молочных лавки, ветряная мельница, 2 кузницы. Крестьяне занимались хлебопашеством, огородничеством, а также отчасти извозом (чумачеством).
Старая Бекетовка была богата славными именами. На рубеже ХIХ–ХХ веков на всю Россию гремела фамилия царицынского купца-предпринимателя Василия Федоровича Лапшина. В 1887 г. он основал здесь кондитерский и пряничный заводы. А в 1910 году Лапшин, уже твердо встав на ноги, построил на откупленной у графа Строганова земле лесопильный завод. Тогда по берегу Волги до Купоросного поселка тянулось множество частных лесопильных заводов и заводиков. Бекетовка до революции слыла базой лесоперерабатывающей промышленности.

В то же время в самой Бекетовке до 1914 года не было больниц, существовал лишь один летний кинотеатр. После Гражданской войны поселок стал разительно меняться. Одним из самых крупных сооружений стало строительство в 1931 году ВПО «Химпром» и Сталинградской ГРЭС, пущенной в эксплуатацию 7 ноября 1930 года. СталГРЭС питала током строящийся тракторный завод и реконструируемый завод «Красный Октябрь», целый ряд других крупных предприятий, создавая условия для интенсивного роста городской промышленности.

В 1931 году Старая Бекетовка стала пятым по счету районом города Сталинграда. 16 марта 1935 года по указу ВЦИК СССР район стал именоваться Кировским.

В период Великой Отечественной войны оборону южных подступов к Сталинграду держали 57-я и 64-я армии. Для непосредственного участия в обороне южной части, Кировского района, для координирования всех боевых действий с командованием 57-й и 64-й армий городской Комитет обороны образовал оперативную группу. 9 июля 1942 года фашистская авиация произвела массированный налет на промышленные объекты Кировского района Сталинграда. Однако промышленные объекты не пострадали. Ранило несколько женщин, отправлявшихся со станции Бекетовка на строительство оборонительных рубежей.

В конце августа 1942 года 4-я танковая армия фашистов попыталась прорваться в южную часть Сталинграда – Красноармейск и Кировский район. Но, столкнувшись с упорным сопротивлением, противник вынужден был перейти к обороне, так как командование 6-й немецкой армии, не имея сил для организации массированного наступления в северном и южном районах, приняло решение основной удар нанести в северном направлении, западнее Сталинграда. Здесь линия фронта была удалена от города на расстояние от двух до девяти километров. В этой связи понятно, почему Бекетовка была разрушена менее других районов города. Однако противник, не предпринимая интенсивных усилий для овладения Бекетовкой, продолжал наносить мощные артиллерийские и авиационные удары. СталГРЭС неоднократно подвергалась бомбардировкам с воздуха, но вывести ее из строя удалось лишь в начале ноября.

Несмотря на боевые действия, в районе был организован ремонт танков, арттягачей, автомашин и другого вооружения. На предприятиях района изготовлялись сотни тысяч бутылок зажигательной смеси «КС», тысячи килограммов дымообразующей смеси, тысячи баллонов зажигательной жидкости, десятки тонн туалетного и хозяйственного мыла, 5000 окопных печей. Кировчане изготавливали походные кухни, аэросани, спецдомики, фуфайки, шаровары, шапки-ушанки, валенки и многое другое из теплой одежды, в чем нуждался фронт.

Крайне тяжелым было положение гражданского населения. Жительница района С.М.Шевченко (1930 г.р.) вспоминает, что никаких карточек в 1942 году не было. По ее словам, «еды совсем не хватало, питались чем Бог пошлет: варили лебеду, я подбирала картофельные кожурки. Помню, как отца отпустили из части, чтобы он мог нас эвакуировать. Он пришел домой, а мы ему: «Папа, мы есть хотим!» – «Ничего у меня нет, если бы мог, кусок бы от себя отрезал, чтобы только не видеть ваших страданий». У меня был брат совсем маленький, грудничок, постоянно плакал, а я его качаю и приговариваю:

«Мишенька, родной, умри скорее, чтобы так не мучиться!» Он действительно вскоре умер от недоедания. Однажды все-таки повезло: снаряд попал в коновязь и убил лошадь. Мы ее разделали и съели».

По-видимому, положение семьи несколько облегчалось тогда, когда на постое в доме находились представители воинских частей. А.Н.Федорушкина (1922 г.р.) вспоминает:

«У нас стояли солдаты-кавалеристы. А у нас был сарай, покрытый соломой. Стали они солому разбирать на корм скоту. Маме это не понравилось, она им и говорит: «Что же вы делаете, вам лошадей нужно кормить, а мне детей». Тогда дали нам пшена, муки, и мы зиму пережили».

Довольно поздно было принято решение об эвакуации местного населения. Еще в июле 1942 года в городе оставалось до 400 тысяч человек, которые, как пишет современный исследователь, «без ущерба для обороны города могли быть эвакуированы на восток заблаговременно» . Официально считалось, что эвакуация была закончена к 15 ноября, но часть гражданского населения тем не менее оставалась в городе. Так, семья А.Н. Федорушкиной не смогла эвакуироваться, потому что Волга замерзла и переправа перестала работать. Семья С.М. Шевченко была отправлена в эвакуацию только в ноябре. Вот как она рассказывает об этом:

«День, когда мы уехали из Сталинграда, я хорошо запомнила. 2 ноября 1942 г. к нам приехала какая-то женщина, которая разыскивала своего сына. Он действительно стоял на постое у нас. А их часть как раз в этот день отправляли на фронт. Он проходил тогда в районе Зеленого кольца. Помню, как она обняла его и долго рыдала, предчувствуя близкую разлуку, а может быть и гибель. В этот же день приехал и папа, его отпустили специально, чтобы он нас эвакуировал. И в этот же день нас вывозили: подъехала американская машина, «студебеккер» кажется. Узбеки, которые сидели в машине, зашли в наш дом и велели уезжать. Мы собрались на скорую руку. Побросали в машину что могли. Конечно, ничего особенного у нас не было. Самое ценное – матрасы, набитые мочалом. На пристани дали нам хлеба. Отец (а он сопровождал нас) принес мешок с хлебом, сказал: «Ешьте!» Погрузили нас на баржу, она была переполнена людьми, и, когда начиналась бомбежка, вся баржа кричала криком. Очень страшно… Нас привезли на остров, а оттуда – в Ленинск. Во время эвакуации умерла моя сестра Аня. Она сильно болела, ночью разбудила маму, сказала: «Прощайте» – и умерла. Мама тоже сильно болела, а старший брат (он у меня 1929 г.р.) говорит: пойду в армию. А я ему: уйдешь, – что мы будем делать? Я тогда умру, мне с такой семьей не справиться, и он остался. В эвакуацию нас увезли далеко, на границу с Казахстаном в село Нижний Баскунчак. Жили мы с казахами. Было очень холодно, голодно и грязно. Помню, как хозяйка снимала с себя вшей и убивала их зубами» .

В историю Сталинградского сражения Бекетовка вошла еще и потому, что именно здесь 30 января 1943 года в штабе 64-й армии был произведен первый допрос пленного фельдмаршала Паулюса. Знаменитая фотография запечатлела немецкого полководца на фоне дома по Красноуфимской улице, куда он был доставлен вместе со своим штабом. Этот дом ныне сохранился и отмечен мемориальной доской.

Снабжение населения Бекетовки в 1943–1947 годах.
Денежная реформа 1947 года и ее последствия.

После окончания Сталинградского сражения в город стали возвращаться мирные жители. В городе, как и во всей стране, сохранялось нормированное снабжение. По-видимому, проблема организации снабжения волновала власти. Но быстро восстановить снабжение населения в условиях разрухи было невозможно. Фактически отоварить можно было лишь карточки на хлеб, при этом неработающее население снабжалось по самым минимальным нормам: 250 г хлеба на человека. Несколько лучше снабжались рабочие: 600 г хлеба. К тому же на ряде производств можно было сдать продовольственные карточки в обмен на питание в рабочей столовой. Именно так было организовано питание на ВолгоГРЭС. По воспоминаниям П.Г.Чеботарева (1913 г.р.), работавшего там шофером с 1943 по 1973 год, на предприятии была платная столовая (30–40 копеек за обед), ударникам полагалось улучшенное питание. Как вспоминает студентка Сталинградского медицинского института З.П.Тараненко (1926 г.р.), снабжение студентов осуществлялось по рабочим нормам. По ее словам, после того как студенты сдавали свои карточки, они получали в столовой трехразовое горячее питание, конечно, не отличавшееся особым разнообразием.

«На первое обычно был жидковатый суп из соленой рыбы, вкус которого я запомнила на всю жизнь», – вспоминает Зинаида Петровна.

На руках у студентов оставались только карточки на хлеб и водку, последние обычно обменивались на хлеб на черном рынке. В этих условиях в наиболее сложном положении оказались семьи, имеющие престарелых и несовершеннолетних, поскольку боевые действия в 1942 году не позволили создать минимально необходимых запасов даже тем, у кого было подсобное хозяйство. Весьма характерны воспоминания Серафимы Михайловны Шевченко (1930 г.р.). Семья ее до войны насчитывала 17 детей, мать работала. Во время войны отец был призван на военную службу, и семья фактически осталась без средств к существованию. Поэтому в тринадцать лет она вынуждена была искать работу.

«Пошла я устраиваться на работу, туда, где папа работал до ухода в армию, на МТС. Мне говорят: куда мы тебя возьмем, и лет-то тебе немного, но я упросила. Тогда нужно было бревна вытаскивать из Волги, шел сплав, их подтягивают баграми, тащат лебедкой, а я сверху командую: майна! Или: тащи! Мне дали рабочую карточку, и семье тоже стали давать хлеб, им как иждивенцам, по 250 г, а мне 600. Но еды не хватало, все время голодали. Ели еще макуху из горчичных зерен, очень она глаза ела, была совсем невкусная, но ничего другого не было!»

Естественно, что рабочего пайка для снабжения такой семьи не хватало, поэтому по настоянию матери весной 1943 года Серафима Михайловна отправилась вместе с подружкой на поля колхоза Цыбино, находящегося на расстоянии примерно 25 км, где под снегом сохранились колоски урожая 1942 года, не убранного из-за развернувшихся боевых действий. Дорога туда и обратно заняла два дня, а результатом было ведро зерна, перемешанного с песком, спасшее семью от голодной смерти, и арест с последующим тюремным заключением за прогул (на время войны отпуска и выходные дни были отменены, а рабочим запрещалось самовольно увольняться). Вот как об этом рассказывает сама Серафима Михайловна:

«Вернулась домой. Мама довольна, теперь еды хватит. А дорога тяжелая – 25 км туда и столько же обратно, башмаки не по размеру. Сняла их – а на ногах кровавые мозоли. Только хотела отдохнуть – а на пороге наш милиционер Сережка Захаров:
– Ну, пришла? – спрашивает. – Пойдем теперь со мной.
– Куда я пойду, все ноги в мозолях и в крови.
– Кровь не кровь, а туда за зерном ходила, теперь пойдем в суд.
Привел он меня в здание суда, что было рядом с Бекетовским вокзалом. Судья спрашивает:
– Как это ты додумалась работу прогулять?
А я отвечаю:
– Что же мне делать, отец на фронте, семья большая, не прокормить, пришлось идти за зерном.
– Ну что же, придется тебе 6 месяцев платить по 25 рублей.
Я не поняла и говорю:
– Дяденька, таких денег у нас нет, я лучше вам отработаю.
– Ну, хорошо.
Ушли они куда-то в комнату, а я сижу и жду. А милиционер мне:
– Вот сейчас и сядешь в тюрьму.
– В какую тюрьму, за что?
– Сейчас увидишь…
Смотрю, выходят судьи и объявляют приговор – три месяца принудительных работ. Я обрадовалась, засобиралась домой. А судья:
– Нет, теперь ты пойдешь в тюрьму, а не домой.
–Так вы же сказали, что я буду работать.
– Будешь. В тюрьме.
– Я так не хочу, хочу и работать, и ходить домой.
– Ну, голубушка, так нельзя, приговор мы уже оформили, переписывать не будем. Так и увезли меня в городскую тюрьму, что в центре Сталинграда».

Такие случаи были явно не единичны. Серафима Михайловна вспоминает сидевшую вместе с ней колхозницу, которая взяла килограмм колхозного зерна для своих детей и получила за это восемь лет.

В период войны в Сталинграде была организована система фабрично-заводского ученичества. Учащиеся ФЗУ прибывали в город из других районов страны, были ребята из сельской местности. Они получали рабочую специальность, а затем определялись на работу. Учащиеся ФЗУ были на полном государственном обеспечении, но жилось голодно, нельзя исключить и возможность хищения скудных продуктов питания и недобросовестными работниками. Поэтому учащиеся довольно активно занимались мелким воровством и карманными кражами. По воспоминаниям дочери П.Г.Чеботарева, у нее учащийся ФЗУ украл хлебную карточку, которая, как известно, не возобновлялась, и до конца месяца семья осталась без хлеба. В магазинах учащиеся ФЗУ поступали следующим образом: кто-то один отвлекал внимание продавца, а другой тем временем совершал кражу товара (чаще всего продовольственных товаров).
Некоторым подспорьем были для жителей личные подсобные хозяйства, а также участки земли, которые выделялись за Волгой работающему населению. Колхозы, испытывая нехватку рабочих рук, в период уборочной привлекали горожан на условиях натуроплаты. Определенное значение имело для хозяйства наличие коровы. Однако содержать корову было сложно из-за того, что возникали проблемы с заготовкой кормов. Молочные продукты можно было продать на городском рынке, но это было не слишком выгодно из-за разницы в ценах на молоко и хлеб. По воспоминаниям А.Н. Федорушкиной на черном рынке литр молока стоил 30 рублей, а сайка хлеба – 200 рублей.

Новая одежда большинству жителей в период войны была недоступна. З.П.Тараненко, поступившая в Сталинградский медицинский институт в 1943 году, рассказывает, что гардероб ее практически не обновлялся. Для особенно торжественных случаев девушки собирали костюм всем коллективом, отдавая для танцев или свиданий одной из напарниц ту часть своего гардероба, которая выглядела более или менее прилично. Зинаида Петровна рассказывает: «Еще до войны папа отдыхал на курорте на юге и привез оттуда белый берет. Я привезла его в Сталинград, мы его бережно стирали, потом сушили на тарелке и носили по очереди». Однажды институт получил помощь: вещи, присланные из Америки, ношеные, но находившиеся в довольно приличном виде. По решению профкома они были распределены среди студентов.

На некоторых производствах выдавалась спецодежда. П.Г.Чеботарев, работавший шофером на ВолгоГРЭС, ежегодно получал брюки, спецовку и валенки. Иногда одежда и обувь выдавались в качестве премии. Так С.Г.Шевченко, работавшая в 1943 году на трикотажной фабрике и фабрике по пошиву обуви, вспоминает:

«Работали там в две смены – с 17 до 2 часов ночи и с 2 до 17 без выходных. Была я на хорошем счету, дали мне 10 рублей, как премию, и ботинки солдатские несколькими размерами больше моей ноги».

По словам З.П.Тараненко, жившей в общежитии мединститута, обстановка была спартанской, но все же минимально необходимые удобства в общежитии существовали. Общежитие размещалось в деревянных бараках. Внутри барака – большой коридор, вдоль которого направо и налево шли комнаты с печным отоплением. Печь – одна на две комнаты. Большие окна забиты досками и засыпаны опилками и только на самом верху были стекла. Вверху – тусклая лампочка. Студентам выдавали кровати, матрасы, подушки, а тумбочки они сооружали сами. Зимой 1943/44 года труднее всего было с отоплением. Зинаида Петровна рассказывает:

«Дров нам, конечно, никто не давал. Помню, как в первую зиму (а зимы 1943/44 годов были суровыми – температура доходила до –25, –27 °С) мы ходили к Дому культуры им. Павших борцов, чтобы разбирать на дрова его забор. Местные жители уже начали растаскивать его на растопку, а мы продолжили. И тут нам помогали ребята-ленинградцы с четвертного курса».

Довольно долго в Бекетовке не было массовой электрификации. По воспоминаниям многих местных жителей электричество в дома стали проводить уже после войны. В годы войны существовал режим экономии электроэнергии, и, по словам З.П.Тараненко, в их комнате в общежитии была лишь тусклая лампочка, но отсутствовала розетка, чтобы студенты не могли пользоваться электроприборами. Тем не менее жильцы умудрялись присоединять провода электроплитки к цоколю лампочки, рискуя, конечно, получить удар током.

Карточная система снабжения промышленными и продовольственными товарами, введенная в СССР в начале Великой Отечественной войны, действовала более шести лет. Она была отменена в декабре 1947 года вместе с проведением одновременно и денежной реформы. Закон о пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства СССР на 1946–1950 годы предусматривал переход на протяжении 1946 и 1947 годов от нормированного снабжения населения по карточкам к развернутой советской торговле.

Правительство планировало отменить карточки в 1946 году. Однако низкий уровень жизни населения и продовольственный кризис 1946 года, причиной которого стала засуха, вынудили советское руководство скорректировать прежние планы и перенести отмену карточек на 1947 год. Тяжелые последствия войны и неэффективная аграрная политика обусловили крайне медленные темпы восстановления сельского хозяйства. Положение осложнилось засухой 1946 года. В этой ситуации правительство не только не смогло отказаться от карточной системы, но и ввело новые ограничения. С 16 сентября 1946 года в 2–2,5 раза были повышены цены на продукты питания, распределявшиеся по карточкам. Одновременно снижались цены в коммерческих магазинах, но они по-прежнему оставались значительно выше пайковых, что делало их недоступными для основных масс покупателей.
Увеличившиеся затраты населения частично компенсировались повышением заработной платы и введением надбавок к пенсиям. В целом же рост пайковых цен вел к снижению уровня жизни в стране, так как у большинства рабочих и служащих заработная плата осталась неизменной. Надбавка, установленная низкооплачиваемым рабочим, не компенсировала роста пайковых цен. Подрывала итак невысокое материальное положение трудящихся ежегодная кампания подписки на заем, носившая принудительный характер. По словам П.Г.Чеботарева, работавшего шофером на ВолгоГРЭС, обычно подписаться нужно было на сумму не менее полутора ежемесячных окладов. Поскольку у шофера заработок сдельный, то в первые три месяца года давали возможность хорошо заработать. Этот заработок и исчислялся как средний, а после подписки, обычно проводимой в марте, заработок падал. После подписки рабочий обычно получал лишь аванс, поскольку вся зарплата шла на погашение займа. Среднегодовой размер займа был примерно 1100–1200 рублей. Стремительно поднялись цены на наиболее дешевые виды продуктов на рынках. Умалчивалось о главной причине повышения пайковых цен – стремлении ограничить потребление продуктов населением.

27 сентября и 18 октября 1946 года Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) приняли два закрытых постановления: «Об экономии в расходовании хлеба» и «О дополнительных мерах по экономии в расходовании хлеба и усилении контроля за работой Министерства торговли и его органов». В соответствии с этими решениями экономия осуществлялась в основном за счет сельских жителей.

Руководство страны ограничило возможности населения приобретать продукты по пайковым ценам в условиях, когда большинство семей не могло покупать товары на рынках и тем более в коммерческих магазинах. К весне 1947 года было открыто 187 кооперативных магазинов, ларьков и столовых. В целом местным органам власти удалось обеспечить отоваривание хлебных карточек горожан, в то время как обеспечение другими видами продуктов было нерегулярным и неполным. В гораздо более тяжелом положении оказались сельские жители региона, не охваченные карточной системой.

Несмотря на острую потребность населения страны в продуктах питания и начавшегося в конце 1946 года голода в Сталинграде, правительство израсходовало не более половины продовольственных запасов. Учитывая все это, а также политическое значение предстоящего шага, руководство СССР решило отказаться от нормированного распределения товаров уже в 1947 году.

14 декабря 1947 года Совет Министров и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары», которое начало действовать с 16 декабря.

Утром 16 декабря еще до открытия сталинградских магазинов перед ними образовались очереди. Торговля хлебопродуктами началась с 6–8 часов, промтоварами с 9–10 часов. Настроение у людей было праздничное. Однако ожидаемого изобилия в магазинах не было. Большие очереди выстраивались за агропромышленными товарами первой необходимости. Для сельских жителей выделялось значительно меньшее количество товаров, чем для горожан. 16 и 17 декабря в Нижнем Поволжье не был удовлетворен спрос сельчан даже на черный хлеб, керосин и мыло. Дефицит товаров вызывал многочисленные отступления от установленных правил торговли: припрятывание продавцами изделий повышенного спроса с их последующей реализацией по завышенным ценам, несоблюдение норм отпуска продуктов в одни руки, скупку хлеба и сахара отдельными лицами и др. Злоупотребления продолжались, несмотря на привлечение нарушителей к уголовной ответственности. Отмена карточной системы оказала влияние не только на состояние различных форм торговли, но и сказалась на работе промышленных предприятий и строительных организаций. Наряду с ликвидацией карточной системы и денежной реформой проводилось повышение норм выработки на предприятиях.

Обмен денег начался 15 декабря 1947 года. Старые деньги обменивались на новые в соотношении 10:1. Льготному обмену подлежали вклады в сберкассах от 1 до 3-х тысяч руб. (в соотношении 1:1). Предполагалось, что реформа ударит по «спекулятивным элементам». На самом деле они успели обезопасить свою наличность, переведя деньги в золото и драгоценности. Пострадали прежде всего те, кто имел наличные деньги, но не хранил их в сберкассах. Среди них, очевидно, была значительная доля людей, торговавших на рынке продуктами со своего подсобного хозяйства.
Например, Г.Н.Тяпаев рассказывал, что ему о реформе ничего не было известно. Он продал корову за 7 тыс. руб., а на следующий день была проведена реформа, и деньги сгорели. В основном наши респонденты – люди рабочих профессий, им предварительно ничего не было известно о реформе и они не предпринимали никаких действий для защиты своих сбережений (да у них таковых по сути и не было).

Здравоохранение, культура, транспорт.
Общественная жизнь населения Бекетовки в 1943–1947 годах

Военные действия нанесли значительный урон культурным учреждениям города. Сильно пострадало здание областного театра, были уничтожены фонды областной научной библиотеки, погибли документы областного государственного архива. В дни, когда битва на Волге еще не была закончена, но участь вражеской группировки фактически была предрешена, пленум Сталинградского обкома ВКП(б) рассматривал вопрос о необходимости восстановления народного хозяйства. В числе первоочередных задач пленум наметил восстановление работы клубов, библиотек, школ. Пленум обязал в срок до первого февраля восстановить работу всех школ. Выполнить эту задачу, конечно, было нелегко.
Однако постепенно восстанавливается деятельность научных, образовательных и культурных учреждений города. Многие из них первоначально размещались в Бекетовке. В период 1943–1947 годов в Бекетовке действовала сеть культурных учреждений: библиотеки, в том числе областная, клубы, два Дома культуры, музеи, вуз (мединститут). Уже в ноябре 1943 года фонды областной библиотеки насчитывали около 21 тысячи книг.
При знакомстве с партийными документами обращает на себя внимание то, что упор делался не столько на просветительскую, сколько на партийно-пропагандистскую сторону деятельности культурных учреждений. В партийной литературе культурные учреждения прямо рассматривались как инструмент для коммунистической пропаганды. Сама по себе необходимость патриотической пропаганды в годы войны не вызывает сомнений, но и после окончания войны вал идеологических кампаний постоянно нарастал.

Особое значение партийные органы придавали самому массовому виду искусства – кино. Пленум Сталинградского обкома ВКП(б), проходивший 21 января 1943 года, обязал установить в районах, пострадавших от немецких оккупантов, 7 стационарных киноустановок и 10 кинопередвижек и провести курсы по подготовке механиков звукового кино. Уже 10 марта 1943 года в Бекетовке в помещении железнодорожного клуба имени Ворошилова открылся кинотеатр.

Партийные органы достаточно жестко контролировали репертуар кинотеатров. Так, в отчете облсовета профсоюзов о состоянии культурно-просветительной работы за 1947 год отмечалось, что в репертуаре кинотеатров были такие фильмы, как «Герои гражданской войны», «Человек с ружьем», «Партийный билет», «Секретарь райкома», «Сельская учительница», иными словами, преобладали ленты идеологической направленности. В репертуарах кинотеатров были и такие фильмы, как «Падение Берлина», «Незабываемый 1919», которые возвеличивали роль Сталина в годы Гражданской и Великой Отечественной войны. Опрос жителей Бекетовки свидетельствует о низкой эффективности этого вида пропаганды. Люди предпочитали смотреть фильмы, повествующие о человеческих взаимоотношениях, о любви, приключенческие фильмы. Очевидно, поэтому многие вспоминают прежде всего фильмы иностранного репертуара. Вспоминает студентка медицинского института Зинаида Петровна Тараненко: «На стипендиальные деньги ходили в кино, самые популярные фильмы – иностранные – «Багдадский вор», «Мост Ватерлоо». Очень любили «Серенаду солнечной долины». А на фильм «Большой вальс» ходили по несколько раз. Смотрели и отечественные фильмы: «Небесный тихоход», «В 6 часов вечера после войны» и другие. П.Г.Чеботарев вспоминает большое впечатление, которое произвел на него фильм «Тарзан».

Клубы также запомнились людям не как лектории, а как место проведения танцевальных вечеров, где молодежь могла повеселиться, а молодые люди знакомились друг с другом. Как рассказывает житель Бекетовки Павел Григорьевич Чеботарев, были два клуба: один – клуб Павших Борцов (летний), к которому была пристроена танцплощадка, другой – клуб имени Ворошилова (зимний), там тоже устраивались танцы и показывали кино. В клубах играли духовые оркестры и были граммофоны. Плата за вход была небольшая.

Можно сказать, что в 1943–1947 годах культурные учреждения посещала только молодежь, а старшее поколение говорило: «Не до этого было». Кроме клубов и домов культуры были «улицы». Молодые люди, жившие на одной улице, предпочитали вместе проводить досуг. А.Н.Федорушкина вспоминает: «В кино ходили редко, а были улицы: собирались вместе. Знакомились, играла гармошка, пели, танцевали».

Среди студенческой молодежи популярностью пользовался областной драматический театр. Его работа в городе возобновилась вскоре после окончания Сталинградской битвы. Приказом председателя Комитета по делам искусств при СНК СССР в целях укрепления Сталинградского областного театра кадрами в Сталинград были отправлены артисты ведущих столичных театров: Малого театра, МХАТ, Московского театра им. Ленинского комсомола. З.П.Тараненко вспоминает:

«Мы очень любили ходить в театр (областной драмтеатр им.Горького). Со мной училась подруга, мама которой работала в театре, так она нас обычно снабжала контрамарками на спектакли. Шли и современные пьесы, и классика. Было много пьес о войне».

После Сталинградской битвы (1943 г.) стали открываться школы, действовало ремесленное училище на ВолгоГРЭСе и другие образовательные учреждения. В большинстве школ занятия шли в две-три смены. Не хватало учебников, тетрадей. Половина учителей не имела необходимого образования. Вспоминает дочь Павла Григорьевича Чеботарева:

«В 1943 году я пошла в школу. Обучение было совместное, бесплатное . В школе был буфет. В войну писали на газетных листах, были перьевые ручки с чернилами. После войны с учебниками и тетрадями стало лучше. В классах было примерно по 30 человек. В школу ходили в форме, которую шили или покупали. Сменной обуви не было, ходили в резиновых сапогах. Было очень грязно и после каждого урока класс приходилось убирать».

В 1943 году начал свою работу мединститут. Студентка института, учившаяся в нем в 1943–1948 годах, Зинаида Петровна Тараненко рассказывает: «Институт был хорошо укомплектован преподавательскими кадрами, хотя во время войны сделать это было нелегко. Все преподаватели были настоящими интеллигентами, а профессор Деларю вообще всегда поражала нас своей элегантностью».

Воспоминания З.П.Тараненко показывают, что, несмотря на усилия пролетарского государства радикально порвать с образом жизни и привычками старой дореволюционной интеллигенции, именно эта интеллигенция и служила для молодежи примером. Обращает на себя внимание одна любопытная деталь из рассказа З.П.Тараненко:

«Помню такой эпизод: нашим молодым организмам еды постоянно не хватало, и, чтобы заглушить чувство голода, мы часто грызли семечки. В Сарепте жила студентка Нина Жарова и как-то из дому она привезла на всех целых полмешка семечек. Так вот, преподаватели тогда регулярно посещали общежитие. Профессор Деларю, увидев нас, лузгающих семечки, сделала нам замечание. После этого семечек мы больше не грызли».

А ведь в годы Гражданской войны лузганье семечек было чуть ли не свидетельством лояльности по отношению к власти! Очевидно, что, по крайней мере, культурное поведение в быту, а также традиции научной добросовестности, бескорыстия, которыми отличалась старая интеллигенция, становились наследием молодой поросли выпускников советских вузов. Сломать традицию, несмотря на все старания, новой власти не удалось. З.П.Тараненко вспоминает также, что

«ни один преподаватель, несмотря на неустроенность быта, не позволял себе появиться в помятой одежде».

Медобслуживание населения Бекетовки осуществлялось в двухэтажной деревянной поликлинике около базара; также существовала женская консультация. Рассказывает Анастасия Николаевна Федорушкина: «Когда началась война, пришлось идти на курсы медсестер при обществе Красного Креста. Из центральной городской тюрьмы пошла холера, и мы работали на ликвидации заболевания. 3 февраля 1943 года поехали в центр города, чтобы забрать немецкие одеяла для медпункта, который организовывался в Бекетовке». По воспоминаниям З.П. Тараненко, кроме опасности инфекционных заболеваний, существовала и другая опасность – рост числа венерических заболеваний в городе.

О внутригородском транспорте отзывы всех очевидцев одинаковы: «До центра города ходила электричка (поезд)». Наиболее интересно рассказывает З.П.Тараненко:

«Поезд назывался «кукушка». Он ходил часто. Мы обычно садились в 3-й вагон, который называли студенческим. Обычно мы брали месячные проездные и ездили по ним. Для студентов это было дешево».

А в 1944–1945 годах от центра города на северные окраины стал ходить трамвай. Внутригородское сообщение осуществлялось неплохо, было недорогим, а значит, транспорт был доступным.

Общественная активность населения проявлялась в работе в свободное время по восстановлению города. По словам З.П.Тараненко, студенты «работали с охотой, добровольно, никого принуждать не приходилось». По-иному вспоминает эти же работы П.Г.Чеботарев. По его словам, на предприятии велся строгий учет работы на субботниках, отказаться от работ было нельзя.

Студенты привлекались в качестве агитаторов во время выборов в Верховные Советы СССР и РСФСР в 1946 и 1947 годах. В то же самое время даже в разговорах между собой люди избегали обсуждения политических вопросов. Не рассказывали анекдоты. В семье мамы одной из наших соучениц Галины Николаевны Ивакиной сохранилось воспоминание о том, как после войны небольшая компания близко знавших друг друга людей поехала на отдых за Волгу. Собираясь в обратный путь, один из участников пикника бросил в Волгу газету с портретом И.В.Сталина, в которой он привез соленую рыбу, сказав при этом: «Ты уже поел солененького, а теперь попей-ка». Вскоре он был арестован за антисоветскую агитацию.

Военнопленные и местное население.

За время боев в районе Сталинграда советскими войсками было взято в плен 91 545 немецких солдат и офицеров, в их числе 24 генерала и 2500 офицеров. Количество пленных по мере завершения битвы продолжало увеличиваться. Поэтому заместитель командующего Донским фронтом по тылу генерал-лейтенант Советников 26 января 1943 года приказал начальнику тыла 64-й армии немедленно приступить к организации фронтового лагеря для военнопленных в районе поселка Бекетовка. Распоряжением отдела управления тыла Донского фронта № 23 от 26 января 1943 года предполагалось всех военнопленных, захваченных войсками 64-й и 57-й армиями, содержать в лагере Бекетовка . По воспоминаниям жителей Бекетовки, военнопленные «были очень молодые, почти дети».

До 3 февраля 1943 года в районе Бекетовки было сосредоточено 3500 военнопленных, которые размещались в четырех пунктах: в поселке СталГРЭС, в бараках лесобазы, в корпусах завода № 91 и в поселке Сакко и Ванцетти. Лагерей военнопленных было довольно много, один из них располагался недалеко от церкви, на высотах.

Был также лагерь в домах на ВолгоГРЭСе, окруженных колючей проволокой, а лагерь № 108 – на заводе. «Они жили под охраной везде, где только было место, например, в клубе им.Ворошилова, в клубе СталГРЭСа» . «Лагерь располагался в ПТП. Это было двухэтажное здание, окруженное забором» . «Немцы жили в бараках, часть зоны деревянных бараков была отделена колючей проволокой от остальных – там находился лагерь немецких военнопленных. Здание барака представляло собой большой коридор, вдоль которого направо и налево шли комнаты с печным отоплением. В лагере немцы ходили без конвоя» . «Всех военнопленных гнали в церковь для того, чтобы переночевали, а потом обратно. Держали их долго» .
Военнопленные были разных национальностей: чехи, поляки, немцы, «много румын, которые сдавались в плен очень легко» , были также австрийцы.

Наиболее острым был вопрос о госпитализации раненых и больных военнопленных.

Военнопленные находились в чрезвычайно тяжелых условиях. Отсутствовали не только подходящие помещения для их содержания, но и топливо, обмундирование по сезону, транспорт. Многие попавшие в плен были очень истощены за то время, которое они находились в окружении. До 50% из них нуждались в немедленной госпитализации. В этих условиях плохо организованное и недостаточное питание, а также холод способствовали смертности среди военнопленных. Так, по воспоминанию Григория Николаевича Тапаева «военнопленных не кормили, а зимой помещение не отапливали. Мертвых вывозили на гору и закапывали в котловину».
Высокая смертность военнопленных могла породить мнение о том, что проводилась целенаправленная политика увеличения смертности, чтобы разгрузить лагерь. Вряд ли такое утверждение верно. Первоначально высокую смертность можно объяснить тем, что военнопленные, пережившие «сталинградский котел», были истощены, обморожены, а созданные в экстренном порядке лагеря были попросту не готовы к приему такого большого количества пленных. Заметим, что столь же плохо обстояло дело и со снабжением продуктами гражданского населения, возвращавшегося в город. Позже были приняты нормативы, определяющие дневной рацион военнопленного.

Рассмотрим дневной рацион для военнопленных, расположенных в лагерях Бекетовки. Нормы продуктов в граммах на одного пленного были следующие: хлеб ржаной – 600, мясо – 40, рыба и сельдь – 120, картофель и овощи – 600 и т.д. Всего в рационе было около десяти наименований продуктов . Если бы нормативы действительно соблюдались, то в лагерях не наблюдалось бы такой высокой смертности. Но в действительности питание выдавалось с большими перебоями, а когда выдавалось, то в небольших количествах, ниже нормы, обычно сухим пайком. Только при выполнении производственной нормы на сто и более процентов на тяжелых физических работах калорийность пайка приближалась к нормальным физиологическим нормам. Система различных надбавок увязывалась с выполнением военнопленными производственных норм. Только те из здоровых пленных, которые выполняли установленные нормы, могли рассчитывать на удовлетворительное питание. Можно сделать вывод, что питание немецких военнопленных мало чем отличалось от организации питания в лагерях НКВД.

Из-за засухи и неурожая 1946 года возникли продовольственные затруднения, отменялись горячие дополнительные блюда для военнопленных, выполняющих нормы выработки. С 1 декабря ослабленные и работающие военнопленные лишались всех видов дополнительного питания.

В конце 1946 года суточный рацион был снижен с 3200 до 2368 калорий. Военнопленные получали гораздо меньше, чем требует физиологический минимум человека. Начинается массовое ухудшение физического состояния военнопленных, это ведет снижению трудоспособности и к увеличению смертности.

Тем не менее руководство СССР было заинтересовано в дешевой рабочей силе, способной ускорить процесс восстановления. Военнопленные принимали участие в восстановлении города. Старожилы Бекетовки отмечают добросовестное отношение к труду, качественную работу, честность военнопленных. «Они строили дорогу, 2-ю Продольную, работали на ВолгоГРЭСе. Работали хорошо, – говорит П.Г. Чеботарев. – Был такой случай: немцы разгружали папиросы, один ящик упал и раскрылся. Один немец взял оттуда несколько пачек. Когда их потом обыскали и нашли у одного эти папиросы, то избили свои же. Такие у них были порядки».
Местные же жители относились к военнопленным по-разному, в основном доброжелательно. «Помогали им, понимали, что они – тоже люди». «Они кричали «Ур-ур-р!» («мол, хлеба давай!») и протягивали руки. Им в руки клали хлеб, подкармливали, чем могли. К тому же они были очень молодые . Но не только жители района помогали военнопленным, пленные помогали жителям района тоже.

Но те, у кого всю семью поубивали на войне, никак не могли доброжелательно относиться к пленным. Зинаида Петровна Тараненко, в то время студентка мединститута, вспоминает, что общежитие института и лагерь военнопленных располагались в одном и том же барачном городке, разделенном колючей проволокой на студенческую и лагерную зоны. Отец Зинаиды Петровны был в действующей армии и, по ее словам,

«военнопленных тогда ненавидели. Снабжение у них было лучше, у многих родные были на войне, некоторые погибли, город немцами был сильно разрушен. И вот, бывало, вечером кричишь: «Ганс, подойди сюда!», он подходил к проволоке у ворот лагеря. И тогда начинаешь ругать его от всей души. А он молча слушает. Он подходил, потому что ему просто было приятно посмотреть на молодых девушек».

Но между военнопленными и местным населением могли возникать и более теплые отношения. Некоторые русские девушки встречались с румынами, и в итоге образовывались семьи: русская – румын. В послевоенные годы военнопленным, выполняющим производственные нормы, выплачивалось денежное вознаграждение. За 1945–1949 годы военнопленные получили в качестве денежного вознаграждения один миллиард рублей. В лагерях была создана специальная торговая сеть в виде ларьков и буфетов. В них продавались различные сельскохозяйственные продукты, молочные, кондитерские и табачные изделия, хлеб.

С момента организации управления лагеря № 108 в Бекетовке и по 1 января 1949 года через лагерь прошло 135 857 военнопленных, из которых: убыло в другие лагеря – 96 103 человека, умерло по разным причинам – 28 855 человек, репатриировано – 10 899 человек .

Православная церковь и местное население

С конца 1920-х годов религиозные вероисповедания (а в их числе и православная церковь) стали объектами гонения со стороны советской власти, которая стремилась ввести монополию марксистско-ленинской идеологии. По стране прокатилась кампания закрытия церквей. Не миновала она и Бекетовку, где располагался старейший на территории нашего города храм Никиты-исповедника. Жительница Бекетовки Анастасия Николаевна Федорушкина хорошо помнит местного священника Павла Добросердова.

«Он всех нас детей знал по именам. Обычно идет со школы, а он нам навстречу.
– Здравствуйте, батюшка, – говорим мы хором.
А он:
– Здравствуй, Любушка, здравствуй, Танечка, здравствуй, Зиночка, – и всем дает по ландринчику. Мы делаем круг и снова к нему навстречу:
– Здравствуйте, батюшка, – чтобы он снова нас угостил».

По воспоминаниям Анастасии Николаевны священник этот был репрессирован, а сама церковь закрыта в 1938 году и превращена в зерновой склад.

В годы войны отношение государства к православной церкви начинает меняться. Сталин взял на вооружение национальную идею, вспомнив и Кутузова, и Суворова, и даже Александра Невского, который входит в пантеон русских святых. Вскоре после нападения немцев прекратилась антирелигиозная пропаганда, и многие священнослужители смогли вернуться в Москву: Сергий в 1943 г., Николай в 1941 году. В 1942 году была выпущена книга «Правда о религии России» на нескольких языках. На территории России она не распространялась. В ней подчеркивался патриотизм Православной Церкви, давалась высокая оценка патриарху Тихону.

Архиепископ Алексей начал церковные сборы средств на оборону страны. Митрополит Сергий предпринял важный шаг по пути легализации церкви, использовав для этого нелегальные сборы на оборону страны. 5 января 1943 года он послал Сталину телеграмму, прося его разрешения на открытие церковью банковского счета, на который бы вносились все деньги, пожертвованные на оборону во всех церквях страны. Сталин согласился и от лица Красной Армии поблагодарил за труды. Получив разрешение, церковь стала де-факто юридическим лицом и начала сборы среди верующих на оборону. После согласия Сталина открыть церковный фонд, положение церкви значительно улучшилось.

В Сталинграде вскоре после окончания битвы восстанавливается Казанский собор. Официально он был открыт 27 июля 1945 года и первоначально работал в частном доме. Коробка церковного здания была отремонтирована верующими к 1946 году, и там уже со второго квартала начались богослужения . Никитская церковь, не пострадавшая во время войны, по-видимому, начала функционировать раньше. Когда церковь в 1938 году закрывали, то прихожанам было позволено забрать иконы, и поэтому восстановление храма не составило труда.

В годы войны резко возросли религиозные настроения. Даже для молодежи, религиозность которой может быть поставлена под сомнение, церковная служба, искреннее религиозное чувство представлялись своеобразной отдушиной в среде, пронизанной официальной утомительной пропагандой. О том, что люди не избегали посещения церкви, вспоминают современники. «Все люди часто ходили в церковь (иногда даже стояли на улице). Ходили каждое воскресенье и по праздникам. В основном были старики и молодежь» . Церковь работала, не закрывалась. «Там были службы, крестили детей. Пожилые были православные, верили, ходили в церковь. Молодежь ходила реже», – вспоминает О.Д.Савченко.

Два православных храма на весь Сталинград явно не могли удовлетворить религиозные потребности населения. Уполномоченный Совета по делам Русской православной церкви по Сталинградской области доносил в 1946 г., что «праздник Пасхи прошел с большим подъемом. Службы проходили не только в районах и селах, где есть церкви, но и там, где их нет. В Никитской церкви Кировского района г.Сталинграда на пасхальном богослужении было народа более 6 тысяч человек, в числе которых молодежи и детей школьного возраста было не менее 1500. Под открытым небом находились 3–4 тысячи человек, которые также стояли со свечами.

Заключение

Мы попытались хотя бы фрагментарно представить жизнь нашего района в тяжелые годы войны и первые послевоенные годы. Очевидно, что глобальные события отечественной истории (такие, как война, голод 1946 года, репрессии) не могли не отразиться на повседневной жизни Бекетовки. Военные трудности, несомненно, усугублялись тем, что район Бекетовки, в сущности, был районом боевых действий, из которого гражданское население не было вовремя эвакуировано. Временное перемещение центра города в Бекетовку никак не отразилось на повседневной жизни ее обитателей. Будучи включенной в городскую черту довольно поздно, Бекетовка сохраняла своеобразные приметы сельского быта, примером чему служит жизнь «улицы». В воспоминаниях жители отмечают и такую своеобразную черту быта, как участие в совместных праздниках, выручку и взаимопомощь, что, наверное, в какой-то мере соответствовало крестьянской психологии с ее общинными традициями.

Весьма характерной чертой, связанной со старыми традициями, было и незлобивое отношение к пленным, несмотря на пропагандировавшуюся в годы войны ненависть к немцам. Эта черта достойна уважения – тем более, что демонстрировали ее жители города, почти полностью разрушенного фашистами.

Материалы этой работы свидетельствуют, на наш взгляд, о том, какие широкие возможности открываются при сборе свидетельств, идущих от очевидцев и современников и выстраивающих историю «малой родины».