Хранитель здоровья (записки о земском враче) / Анна Зернова

г.Пермь, лицей №1, 11 класс
Научный руководитель: А.С. Кимерлинг

Я размышляю у огня
О людях давних лет,
О тех, кто жил вокруг меня
И кто придёт вослед.
Как невозвратно далеки
Ушедших голоса!
Но вечно слышу их шаги
И вижу их глаза...
Дж. Р. Р. Толкиен. Хранители

У моей мамы есть мечта: составить генеалогическое древо нашей семьи. Но она постоянно занята своей работой, и у нее нет времени воплощать свою мечту в жизнь. И мама решила вдохновить на поиск меня. Она говорила мне: «Наши близкие и родные живы, пока есть хотя бы один человек, который помнит о них». Я ее поняла. Я уже знала, что в годы Советской власти дедушки и бабушки вынуждены были молчать о своих «неправильных» пра-родственниках, не подвергать себя, своих детей опасности, чтобы не попасть в лагеря. Слава богу, эти времена закончились, но, к несчастью, прошло уже слишком много лет.

Моя мама – человек решительный. И она добилась своего: уговорила меня. Я раздобыла пропуск в областной архив и занялась поиском информации о своих предках. Честно говоря, вначале желания заниматься этим делом у меня не было. Кроме того, в лицее – уйма домашних заданий, а в свободное время я люблю читать фэнтези. Но летом, когда пришлось выбирать, по какому предмету писать исследовательскую работу, я вспомнила наши с мамой споры, ее мечту и выбрала историю: так сказать, чтобы совместить приятное с полезным.

Наша исследовательская практика длилась три июньские недели, но мечта моей мамы «гоняла» меня по архивам все лето: Государственный архив Пермской области (ГАПО), Государственный общественно-политический архив Пермской области (раньше его можно было сокращенно называть партархивом, а теперь надо говорить ГОПАПО), архив Александровской больницы (он хранится в музее Областной больницы г. Перми).

Никогда бы не подумала, что так сложно получить необходимую информацию (учительница предупреждала меня об этом, но я, как всегда, пропустила всё мимо ушей). Когда я шла в архив, мне казалось, что поиск материала пройдёт быстро и весело, ведь, кажется, там всё систематизировано и понятно. Как же я ошибалась! Чтобы найти хоть какую-нибудь крупицу нужной мне информации, понадобилось пересмотреть жуткое количество ветхих папок, пробиваясь через неразборчивый почерк, пыль и долгое ожидание (заказанные материалы выдавали в лучшем случае на следующий день). Но это не самая большая проблема. Оказалось, что заказать материалы еще не значит получить их. И всегда находились причины: «Крыло архива, в котором находятся необходимые материалы, на ремонте, доступ к ним будет возможен через несколько месяцев», «Дело повреждено и находится в нечитабельном состоянии, оно отдано на реставрацию, доступ будет возможен лишь через несколько недель», «Из дела утеряны страницы, ведётся их поиск, обращайтесь позже», «Доступ к делу не разрешён». И что ещё обиднее – информацию о том, что дело вам не дадут, вы получаете лишь через несколько дней, после подачи заявки в письменном виде в двух экземплярах. Это не работа над материалом, а реалити-шоу – последний выживший в яме с бюрократами!

Наиболее удачной была работа в ГАПО. Я переписывала от руки старинные формуляры, аттестаты, отчеты, справки. Навыков подобной работы у меня не было. Все время возникали какие-то проблемы: то я забывала проставить номер листа, то сокращала до неузнаваемости название документа. Моя учительница ругала меня за это, и мне приходилось снова возвращаться в архив. Хорошо хоть с «ерами» и «ятями» проблем не возникло, я ещё в детстве читала книги, изданные и в девятнадцатом, и в начале двадцатого века.

Что же именно я искала в архиве? Дело в том, что быть врачом – это традиция в нашей семье. Мои прапрадед, прабабушка, бабушка, дедушка, тётя, дядя – все медицинские работники. В архиве я докопалась до истоков этой традиции. Мои предки оказались людьми достаточно известными в нашем крае, и того количества материалов, которое мне удалось собрать, хватило бы, наверное, на целую диссертацию. Я решила рассказать в этой работе только об одном своем предке. Его судьба произвела на меня особенно глубокое впечатление. Кроме того, с ним связан один знаменательный эпизод. Мой друг, студент Пермской медицинской академии, случайно увидел фотографию моего прапрадедушки в старом домашнем альбоме. Выражение его лица вдруг изменилось, и он воскликнул: «Да ведь этот чувак у нас в аудитории на стенке висит!». Выходит, не такой уж неизвестный у меня родственник – даже сегодня.

Мама была права: люди живут, пока их помнят. И этим летом у меня в доме «поселился» прапрадедушка Владимир Владимирович Белоруссов, сверхштатный врач-ординатор Пермской губернской Александровской больницы, надворный советник и доктор медицины, один из первых на Урале. Когда он умер, о нем писали так: «С тяжелым чувством скорби и незаменимой утраты узнали мы сегодня о смерти уважаемого врача Владимира Белоруссова. Владимир Владимирович всегда относился к своим пациентам без различия рангов и состояний, одинаково внимательно ко всем. Хочется сказать про него, что «Богу нужны хорошие люди»… в эти минуты тяжелой скорби скажу: вечная память доброму, просвещённому человеку, вечная память безвременно погибшему воину с людскими страданиями»[fn] Письмо Владимира Мухина, написанное в память о кончине В. В. Белоруссова // Архив Александровской больницы. Инв. №85/2*1. [/fn].

Непрямая дорога

Первый врач в нашей семье Владимир Владимирович Белоруссов родился 12 марта 1867 года в городе Яранске Вятской губернии. Собственно, Яранск даже городом-то назвать было сложно: к 1900 году там проживало лишь 5 000 человек.

В Яранске у него вряд ли был шанс получить образование. Для того чтобы хоть чему-то научиться, ему следовало родиться девочкой с мечтой о педагогике: единственным достойным учебным заведением в Яранске того времени была женская гимназия, готовившая, в основном, учительниц. Семья Владимира Владимировича переехала в Пермь (точного года я не нашла). Здесь, в Пермской классической гимназии, Владимир получил среднее образование, а высшее – на медицинском факультете Императорского Казанского университета. Медицинский факультет он закончил в 1890 году со степенью «лекарь с отличием». Вскоре Владимир Владимирович женился на дворянке Марии Александровне Демерт.

В мае 1891 года Владимир Владимирович при Императорском Казанском университете без особого труда сдал экзамен на звание земского уездного врача и в июне 1891 года стал земским врачом Пермского уезда. Служил он там по март 1892 года.

Но мой предок был земским врачом с чином. Как это возможно? Получается, он состоял на государственной службе. Заинтересовавшись тем, как среднестатистический медик может стать чиновником (и получить дополнительный «оклад жалования»), я порылась в архивах и выяснила, что врач-чиновник был в то время явлением частым. Например, стать чиновником можно было сразу по окончании университета, то есть быть распределённым на должность с правом дальнейшего чинопроизводства. Но если этого не произошло, врач мог возбудить ходатайство о получении такой должности перед соответствующими органами в частном порядке. С момента официального определения на должность, врач, как и любой другой служащий, включался в систему чинопроизводства, и его дальнейший служебный рост определялся установленными законом правилами выслуги. За 10–13 лет, с момента поступления на должность с соответствующими правами, врач мог дослужиться до чина надворного или даже коллежского советника. Учитывая то, что служба в каком-нибудь министерстве никак не мешала медицинской карьере врача, а лишь пополняла определенными материальными средствами семейный бюджет, это было весьма выгодно.

Мой прапрадед 14 марта 1892 года получил должность сверхштатного медицинского советника при Медицинском департаменте Министерства внутренних дел. В августе 1896 года он стал коллежским асессором, а 21 декабря 1899 года произведён в надворные советники. Довольно быстрая карьера, как мне кажется.

Здесь можно было бы и остановиться, если бы я писала о каком-нибудь среднестатистическом враче, потому что именно такой была бы его жизнь: работа в земстве, государственная служба, семья. Но у В. В. Белоруссова была феноменальная тяга к науке, что само по себе удивительно для, казалось бы, ничем не примечательного мальчика из маленького городка. Ему бы сидеть тихонько и радоваться, что смог стать дипломированным специалистом. Но, оставив работу в земстве, В. В. Белоруссов активно принимается за научно-исследовательскую работу. Две зимы (1892/1893 и 1893/1894 годов) он посещает занятия в Санкт-Петербургском родовспомогательном заведении, а летом (1892 и 1893 годы) служит в Перми временным врачом по борьбе с «холерной эпидемией, во время которой в Перми и области умерло 173 человека» [fn] Город Пермь – его прошлое, настоящее и будущее // ГАПО ФПИ 302. [/fn]. Холерные эпидемии, на самом деле, были довольно частым явлением. Холера приплывала по Каме, распространялась по городу.

Но вот прошло три года с момента ухода В. В. Белоруссова с должности земского врача. И 14 марта 1894 года он получил в Императорской Военно-Медицинской Академии диплом о присвоении ему звания доктора медицины[fn] Формулярный список о службе сверхштатного ординатора Пермской губернской Александровской больницы, надворного советника и доктора медицины Владимира Владимировича Белоруссова // ГАПО. Ф. 143. О. 1. Д. 1200. С.1-3. [/fn]. В 1891–1892 гг. при Императорской Военно-Медицинской Академии В.В. Белоруссов сдал экзамены на степень доктора медицины и представил докторскую диссертацию под названием «Об исходе операции наложения щипцов для матери и ребёнка при антисептических условиях». Этот диплом долго хранился в нашей семье, но во времена повальных репрессий почти все документы семейного архива были безжалостно сожжены. Я нашла материалы докторской диссертации В.В. Белоруссова в музее областной больницы г. Перми. Интересно заметить, что, во-первых, докторскую степень Владимир Владимирович получил в возрасте 27 лет, а во-вторых, Белоруссов был известен как «знаток нервных болезней», а диссертацию писал по акушерству.

После защиты диссертации (в 1894 году) В.В. Белоруссов едет работать в г. Чермоз Пермской области. Он приглашён туда работать заводским врачом[fn] С середины ХVIII века на заводы приглашались врачи, открывались госпитали, но заводская медицина развивалась очень медленно, положение несколько улучшилось после 1806 года, после издания Горного положения, по которому «каждый завод с селением при руднике, имеющий более 200 человек команды, должен иметь госпиталь и одного лекаря». [/fn].

Через два года он возвращается в Пермь, получив работу в Александровской губернской больнице.

«Преображённая упорным трудом лучших представителей земской медицины, губернская больница в основном отвечала уровню медицинской науки того времени, постепенно завоёвывала авторитет, становилась действительным центром медицинской помощи для всей губернии (больниц в то время было преступно мало! – А.З.). В десяти её отделениях трудились двенадцать врачей различных специальностей, одиннадцать фельдшеров, две акушерки и двадцать сестёр милосердия. За период земства количество ежегодно лечившихся в стационаре больных увеличилось в четыре раза» [fn] Рудаков А., Плешков В. Врачебный стаж полтора века 1983 (об Александровской больнице). Пермь, 1983. С. 27. [/fn].

Работа была тяжёлой, так как персонала катастрофически не хватало и большинство больных оставались без квалифицированной медицинской помощи.

«Город Пермь в те времена был главным пунктом, через который тянулись в Сибирь бесконечные этапы ссыльных; кроме того, по Каме на многочисленных судах и баржах с Урала в низовья Волги и в западные районы вывозились лес, руда. В городе скоплялись, особенно в летнее время, массы переселенцев из голодных деревень центральной части России, направлявшихся искать лучших условий жизни в далёкой Сибири. Здесь временно проживали тысячи людей, лишённых нормальных условий жизни, жилища и питания. Скученность, полуголодное существование способствовали возникновению в городе социальных болезней, особенно туберкулёза, тифов, венерических заболеваний. Заводские больницы и госпитали не считали себя обязанными лечить пришлых людей, а губернская Александровская больница, в силу своего ограниченного коечного фонда, числа врачей и отпускаемых средств, не в состоянии была хоть как-то повлиять на улучшение здравоохранения, несмотря на огромное усердие отдельных врачей, отдававших все силы и знания на служение народу. Сама система здравоохранения не могла привести к каким-либо положительным результатам в деле охраны здоровья населения губернии»[fn] Рудаков А., Плешков В. Врачебный стаж полтора века (об Александровской больнице). Пермь, 1983. С. 13. [/fn].

Здесь, в больнице, Владимир Владимирович организовал неврологическое отделение и работал сверхштатным ординатором с 1898 по 1910 год, то есть до самой смерти.

В.В. Белоруссов был удивительно активным человеком. Еще в 1890 году по его инициативе создано благотворительное общество Александровской больницы, которое оказывало помощь нуждающимся больным и их семьям[fn] Рудаков А., Плешков В. Врачебный стаж полтора века (об Александровской больнице). Пермь, 1983. С. 23. [/fn]. А ведь Владимир Владимирович был тогда еще студентом!

Большинство врачей безвозмездно, по личной инициативе, участвовали в различных общественных мероприятиях, имеющих непосредственное отношение к их профессиональной деятельности. Многие врачи были активными членами общества Красного Креста и обучали сестёр милосердия на особых курсах. Мой прадед тоже придавал огромное значение общественной деятельности. В губернии не хватало медицинских работников. По данным 1872 года, на всей огромной территории Пермской губернии работали всего 126 фельдшеров и лекарских учеников при уездных земских больницах. Именно поэтому несколько врачей Александровской больницы, и в их числе В.В. Белоруссов, по своей инициативе и без дополнительной оплаты организовали трёхгодичные, а после и четырёхгодичные фельдшерские курсы, которые дали шесть выпусков фельдшеров.

Я поняла, что мой прапрадедушка был удивительным человеком. За свою короткую жизнь (43 года) он успел даже слишком много сделать. Выучился, вопреки всем жизненным обстоятельствам (его рождение в маленьком городке не предвещало такой карьеры), женился и стал отцом двоих замечательных детей. Cтал надворным советником. Защитил докторскую диссертацию по теме, к которой его предыдущая работа вроде бы не имела никакого отношения. Этим он, кстати, потряс всех своих знакомых: в 27 лет стал доктором медицинских наук, которых в то время в провинции можно было по пальцам пересчитать! И все это время воевал с болезнями и человеческой дремучестью.

Вековечный лес

Что такое работа земского врача? С какими проблемами столкнулся мой прапрадед? В чем состояла специфика его труда? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо обратиться к истории земской медицины.

В первой половине XIX в. больницы принадлежали Приказу общественного призрения, финансовое положение которого было очень тяжелым, и средств на содержание больниц не хватало. Приведу свидетельство самого императора Александра I, который приезжал в Пермь в 1823 году и сказал пермскому губернатору К. Я. Тюфяеву (был губернатором с 1823 до 1831 года), что

«не мешало бы позаботиться о приведении заведений Приказа в лучший вид, а то они у вас – настоящие руины» [fn] Город Пермь – его прошлое и настоящее // ГАПО. ФПИ302. [/fn].

Тогда же император передал Приказу общественного призрения бывший губернаторский дом для размещения там больницы, воспитательного дома и дома призрения старых воинов[fn] Пермские губернаторы (из фондов архивов). Пермь, 1996. С. 19–20. [/fn]. Для содержания или строительства нового здания больницы необходимы были пожертвования частных лиц. Именно так была выстроена Александровская больница в Перми на Большой Ямской улице (в которой будет работать мой предок В. В. Белоруссов). В мае 1827 был заложен фундамент, а открыта она была в 1833 году[fn] ГАПО. ФПИ 14506. С.41. [/fn].

В результате земской реформы Александра II в 1864 году больницы перешли в ведение земства.

Земскому врачу, такому, как В.В. Белоруссов, выделялся огромный район, в котором нередко насчитывалось более 20 сел и деревень, и этот участок он должен был периодически объезжать. Считалось, что при такой системе всё население участка равномерно пользуется медицинской помощью. На деле же получалось, что «врач всегда в езде, а больные никогда не знают, где найти врача» [fn] Очерки по истории медицины в Пермской губернии // ГАПО. ФПИ38536. С. 30. [/fn]. Во время разъездов врачи сталкивались с огромным количеством запущенных форм сифилиса, трахомы и других острых заразных заболеваний, но ничего не могли сделать. А в следующий раз они могли приехать в ту же деревню не раньше, чем через полгода.

Земский врач жил и работал в тяжелейших условиях: разъезды по деревням, по плохим просёлочным дорогам, в бричке или в санях, в любую погоду. «Ему говорит земство «скачи», и он скачет по уезду, очень хорошо осознавая, что от этой скачки, кроме лома в костях, ничего не будет; говорит «сиди», и он сидит в каком-нибудь захолустье, хотя и видит, что от его сидения пользы все равно никакой нет, говорят «лечи», и он лечит в больнице, где свирепствуют различные эпидемии, чувствуя, что полезнее было бы закрыть подобную больницу» [fn] Там же. [/fn].

Кроме того, уездный врач должен был быть специалистом широкого профиля: лечил внутренние болезни, проводил хирургические операции, принимал роды – в общем, оказывал любую необходимую медицинскую помощь.

«Крестьяне не признают деления врачей на эпидемических и участковых, – писала врач М. Я. Безбокая, – для них «дохтор» должен быть «на все руки мастер», должен лечить все болезни…»[fn] Безбокая М. Я. Врачебный труд в столице // «Врачебная газета». 1904. № 47. С. 13–19. [/fn].

За эту работу, правда, платили довольно большое жалование, в размере 1500 рублей ежегодно, а по прошествии трёх лет – 1800 рублей в год. Этой суммой, впрочем, финансовое содержание земского врача не ограничивалось. Во-первых, по соглашению с тем или иным земством к начальному окладу через каждые три-пять лет службы полагались две или более прибавки по 200–300 рублей. Так что через десять лет оклад жалованья врача мог составить 2000–2400 рублей в год. Во-вторых, кроме оклада, врачу предоставлялись квартира или квартирные деньги, бесплатные разъезды по службе, оплачиваемые научные командировки для пополнения научных знаний на срок до четырёх месяцев. Земский врач имел ежегодный отпуск на месяц или через каждый год – на два месяца. Врач пользовался отпуском с сохранением получаемого им содержания[fn] Очерки по истории медицины в Пермской губернии // ГАПО. ФПИ38536. С. 32–34. [/fn].

Но, несмотря на все эти льготы, работа была тяжелой и даже опасной, так как необразованное местное население часто не соблюдало даже элементарных правил гигиены, и из-за этого врачу ничего не стоило подхватить от пациента какую-нибудь смертельную заразу. (Кстати, именно это и произошло с моим прапрадедом.) Профессор Серебренникова писала:

«Сорок лет прошло с тех пор, как мы вплотную приступили к решению проблемы здравоохранения на Урале и в Перми, сделаны миллионные затраты, а всё же наряду с врачами и фельдшерами лечат знахарки, повитухи, шептуны, костоправы. Женщины всё также рожают в хлевах, люди пьют вместо воды навозный настой, избы не уступают по чистоте и убранству скотным дворам. Перед каждым приближением холеры-матушки в уезде чувствуется неподготовленность, и это только о холере. Брюшной тиф, дизентерия, чахотка, малярия, корь, коклюш – это обычное явление, с которым настолько свыклись, что отсутствие этих заболеваний представится необычным явлением, к которому необходимо приспосабливаться, вырабатывать привычку»[fn] Очерки по истории медицины в Пермской губернии // ГАПО. ФПИ38536. С. 53. [/fn].

После отмены крепостного права Пермь стала быстро развиваться как административный и торгово-транспортный центр Урала. По переписи населения 1897 года в городе проживало 45205 человек. Однако в 1900–1905 годах только 4% домов были присоединены к водопроводу. Нечистоты из города вывозились нерегулярно, на три свалки, находящиеся в черте города, или прямо на крестьянские поля. К постройке водопровода Пермь приступила лишь в 1915 году, но так её и не закончила. Много людей из сельской местности приезжали в город на заработки. Но в Перми был всего лишь один «казенный» ночлежный дом на 150 человек, который не мог удовлетворить имеющийся спрос. Поэтому в городе образовалось множество частных ночлежек, постоялых дворов, находившихся в абсолютно антисанитарном состоянии. Плохое санитарное состояние города способствовало развитию эпидемий. А ведь город не был бедным, его бюджет в 1914 году составил 106 200 рублей. Казалось бы, Городская Дума могла уделить здравоохранению значительно больше внимания без особого ущерба для бюджета, но этого сделано не было. Похоже, чиновники во все времена экономят на бедных ради собственной наживы как двести лет назад, так и сейчас.

Невежество населения, суеверия и предрассудки, низкая санитарная культура – вот препятствия, о которые разбивались прогрессивные начинания земских врачей. Врачей попросту боялись. Медицинская наука была крестьянам непонятна и, как все новое, внушала страх. Люди боялись и самих помещений больницы, их пугал принцип изоляции от привычного домашнего окружения, непонятный язык медицинских терминов и названий лекарств, а также то, что больница – это место, где больные могут умереть. С. И. Мицкевич вспоминал, что

«народ называл больницы «морилками» и шел туда в самых крайних случаях – умирать» [fn] Мицкевич С.И. На грани двух эпох. От народничества к марксизму. М., 1937. С. 107. [/fn].

«Больной крестьянин полечится у всех знахарей и знахарок, испытает все народные средства, исполнит все советы бабушек и тетушек, и только видя бесплодность всего этого, обратится к врачу» [fn] Вигдорчик Н.А. Народ и медицина // «Врачебная газета». 1904. № 9. С. 278–279. [/fn].

Для крестьян магические ритуалы были более привычны, чем прием порошков или операционное вмешательство врача. На болезни пытались воздействовать теми способами, которыми испокон веков пользовались предки, даже если они, с медицинско-санитарной точки зрения, лишь усугубляли положение больного или способствовали распространению эпидемии.

«Даже тяжело больные сплошь да рядом отказываются от больничного лечения и прибегают к различным «бабушкиным средствам», например, подкладывают под послеродовую больную, в целях лечения, труп разлагающейся кошки, перевязывают пуповину ребенка прядью грязных волос роженицы и т. д.» [fn] ГАПО. Ф.143. Оп.1. Д.114. Л.11. [/fn]

На меня эти факты произвели гнетущее впечатление, но хочется привести еще более ужасный пример людских суеверий. Среди крестьян Олонецкой губернии оспа считалась «самой почетной и уважаемой гостьей, вследствие чего злые ее проявления стараются всевозможными способами умилостивить…». Как только в деревне кто-нибудь заболевал оспой, соседи собирали своих детей, одевали их в праздничные платья и вели к оспенному больному приветствовать Оспу Ивановну. Приветствие это выражалось в троекратном поцелуе больного.… Причем в этом ритуале нередко принимали участие дети крестьян ближайшей округи в радиусе 10 – 15 верст[fn] Неклепаев И. Я. Народная медицина в Сургутском крае. СПб., 1900. С. 3–4. [/fn].

Врачу приходилось доказывать превосходство научных знаний. Каждый врач по-своему добивался доверия пациентов. В. В. Белоруссов подкупал внимательностью и мягким характером: «он давал больным то, чего не в состоянии дать никакая любовь, ничьи заботы, он давал больным надежду и успокоение, что после страданий будет облегчение, и эта надежда помогала бороться с недугом… Никогда по своей деликатности и величайшей скромности не говорил он «я вас вылечу, я вам помогу», но это чувствовалось в его сердечном, вдумчивом отношении к больному» [fn] Из анонимного письма пациентки В. В. Белоруссова // Архив Александровской больницы. Из папки «Незабвенное» Инв. № 85/2*1. [/fn]. Он всегда одинаково относился как к равным ему по статусу, так и к беднейшим людям: «Врач – бессребреник, он не разделял больных по рангам, для него не было богатых и бедных, платных и бесплатных – для всех один привет, одно участие»[fn] Из анонимного письма пациентки В. В. Белоруссова // Архив Александровской больницы. Из папки «Незабвенное» Инв. № 85/2*1. [/fn]. Он даже помогал беднякам финансово. Судя по воспоминаниям его родственников, Владимир Владимирович, посещая неимущего пациента, к рецепту прикладывал купюру, пытался как-то поддержать несчастного[fn] Из рукописного дневника брата Белоруссова, Валериана // Семейный архив Зуевых. [/fn]. И В. В. Белоруссову удалось привлечь пациентов: «приходящих к нему ежедневно на дом больных было так много, что приходилось приём ограничивать числом входных билетов» [fn] Из анонимного письма бывшего пациента В. В. Белоруссова // Архив Александровской больницы. Из папки «Незабвенное» Инв. № 85/2*1. [/fn].

Он лечил нервные болезни, а такие больные зачастую подозрительны, капризны, грубы. Доктор Белоруссов безропотно сносил все вспышки неудовольствия и делал своё дело. Он не отказывал в медицинской помощи даже когда болел сам, не давал понять, что он устал. Одна из его пациенток называла его «наш целитель, наш Гааз» [fn] Гааз Фёдор Петрович (1780-1853), русский врач. Как главный врач московских тюрем (с 1828) добился улучшения содержания заключенных, организации тюремных больниц, школ для детей арестантов. [/fn].

У врачей был чрезвычайно плотный график, так как медицинское обслуживание ещё не было к этому времени структурировано. Поэтому частная и профессиональная жизнь врача не были четко разделены. М. Штерн: «Есть такие участки, куда на амбулаторный прием является ежедневно 100–150 больных: дети кричат, с крестьянами и бабами трудно столковаться… После осмотра коечных и приема приходящих больных, надо врачу сделать какую-нибудь неотложную операцию, затем поехать, иногда за 30 – 40 верст, куда-нибудь по участку к больному или на эпидемию, а по приезде домой, заняться разными отчетами, которых тоже не мало»[fn] Штерн М. А. Типы врачей… // «Врачебная газета». 1904. № 29. С. 853. [/fn]. График работы В. В. Белоруссова был таким же ненормированным, и этому я нашла массу свидетельств. Во-первых, это письма, хранящиеся в архиве Александровской больницы. Вот отрывок из одного письма:

«Глубокой ночью, часа в два, а то и в три, смертельно уставший, измученный от бесконечных визитов, он являлся домой, улыбающийся от сознания исполненного долга, а, вернее, массы долгов. Но звонок! И этот раб долга и человек в высшей степени слова опять надевает свою шубу и едет, несмотря на страшную головную мигрень, едет, чтобы помочь страждущему собрату» [fn] Из папки «Незабвенное» инв. 385/2*1, архив Александровской больницы. [/fn].

Кроме того, сохранились рукописные воспоминания племянницы Владимира Владимировича, Ольги Валериановны Белоруссовой. В них тоже есть описание ночного вызова:

«Преподавательница пенсионерка М.П. Ферапонтова рассказывала, как среди ночи умирала её мать, когда их отец погиб на работе. Сбежались соседи и стали причитать о том, что будет с пятью малолетними сиротами. Денег – ни копейки. Кто-то посоветовал обратиться к доктору Белоруссову, сказав, что он не откажет и денег не возьмёт, объяснили, что крыльцо его дома против пожарных ворот, этот ориентир знали многие. Вот она, семилетняя, старшая среди малышей, побежала в тёмную осеннюю ночь за 5 кварталов. Еле достала звонок, взобравшись на перила крыльца. Открыл дверь сам доктор, и через минуту, говорила она, они уже «летели» к маме. Всю ночь просидел он у больной, и последующие дни посещал и поддерживал детей морально и материально. Мама говорила: «Мало таких людей в наше время!»[fn] Из записей дочери брата Владимира Владимировича, Ольги Валериановны Белоруссовой // Семейный архив Зуевых. [/fn].

Однако стоит отметить, что врач просто не мог не явиться на вызов. По статье 872 Судебного уложения за неявку к больному врач подвергался наказанию штрафом от 10 до 100 рублей. И есть еще толкование этой статьи Сенатом, что наказание за неявку не зависит от меры опасности, угрожавшей больному. Правда, законодательство предусматривало и ряд уважительных причин неявки врача к больному, среди которых – болезнь самого врача, болезнь близкого человека, отсутствие путей сообщения, присутствие при тяжелом больном.

Из воспоминаний брата Белорусова, Валериана, я выяснила, что Владимир Владимирович отнюдь не тяготился своим долгом: «Он очень любил свою семью, но в основном всё своё время и силы отдавал пациентам. Радовался, когда мог им помочь, и крепко грустил, когда не мог облегчить их страданий. Он был Врачом с большой буквы!»[fn] Из рукописных воспоминаний брата Валерьяна Белорусова // Семейный архив Зуевых. [/fn]

Мгла над могилами

Жизнь Белоруссова оборвалась внезапно. Он скончался, заразившись сыпным тифом от больного, который был ошибочно доставлен в его «нервную» палату. В нашей семье живёт легенда, что В. В. Белоруссов сам себе поставил правильный диагноз, но был созван консилиум, приезжали специалисты из столицы, однако их выводы оказались неверными. Соответственно, было назначено не то лечение, и 26 января 1910 года Белоруссов скончался.

В тот год заболеваемость тифом в Пермском и Екатеринбургском уездах приняла весьма внушительные размеры, для борьбы с нею даже не хватало медицинского персонала. Не удивительно, что врач, принимавший активное участие в ликвидации эпидемии в тех антисанитарных условиях, в которых приходилось работать, мог заразиться и сам. Почему же не было проведено хотя бы профилактическое лечение[fn] Правила для предупреждения разноса заразных заболеваний (холеры, брюшного тифа, оспы) воинскими командами различных назначений, партиями беженцев, переселенцев, рабочих и военнопленных // ГАПО. ФПИ 30589. [/fn], ведь, судя по врачебно-санитарным хроникам тех лет, оно было уже достаточно развито? Почему не прислушались к самому В. В. Белоруссову, дипломированному специалисту в области внутренних болезней? Может, если бы не было этой несчастной ошибки, Владимир Владимирович ещё долго жил, и сделал ещё много хорошего для родной медицины.

28 января 1910 года состоялись похороны доктора медицинских наук Владимира Владимировича Белоруссова. В начале 9-го часа утра люди стали стекаться к домовой церкви Александровской больницы. Там уже собрались бывшие пациенты покойного, некоторые врачи больницы и слушательницы покойного на фельдшерских курсах. Около одиннадцати часов утра к началу заупокойной литургии пришли родные, друзья и знакомые Владимира Владимировича. Перед отпеванием прибыл вице-губернатор В. И. Европеус.

Александро-Невская церковь оказалась слишком маленькой, чтобы вместить всех молящихся, а потому громадная масса находилась на улице, около церковной ограды. После прощания гроб был вынесен из церкви. Его выносили вице-губернатор В. И. Европеус, старший врач Александровской больницы А. Н. Попов, родственники. Венков было немного, так как В. В. Белоруссов, зная, что среди провожающих будет много бедноты, завещал не покупать венки для его могилы. Вся похоронная процессия, с духовенством и хором певчих впереди, прошла по городу, часто останавливаясь для проведения кратких литий. Во всё время следования гроб провожали несколько сотен человек, причём постепенно масса народа всё увеличивалась, так как почти на каждом перекрёстке процессию ожидало много сочувствующих, присоединявшихся к проводам. Среди этой народной массы находились лица разных классов, званий, сословий и состояний. У многих на глазах стояли слёзы. Но более всего горевали неимущие, потерявшие в лице покойного своего лучшего друга-целителя.

«Губернские ведомости» печатали: «В трескучий мороз за катафалком шли не только родные, знакомые, но и огромная, не виданная в Перми процессия. Хоронили народного доктора – шёл народ».

Вице-губернатор В. И. Европеус проводил гроб до кладбища и возложил венок «незабвенному от душевнопреданного». После очередной литии коллега и друг, врач Н. М. Назаровский у гроба, среди толпы разношёрстного народа сказал прощальное слово:

«Какой-то страшный рок тяготеет над нашей врачебной семьей! Куда уходишь ты, наш добрый товарищ, сражённый безжалостной смертью, павший жертвой своего служения больному человеку. Тяжелая жертва! Ты уходишь от нас в полном расцвете сил, когда, умудрённый практическим опытом, обновивший свои познания недавней поездкой, ты, казалось, мог сделать ещё столько хорошего. Здесь не место и не время говорить о тебе как о профессионале: та толпа многолюдная, которая пришла проводить тебя в последний путь, пролить слезу над твоей так рано развёрстшейся могилой, знала, ценила и любила тебя, как врача-человека. Доброта, сердечность, участие к чужому горю и постоянная готовность: днём ли, ночью ли, к богатому ли, к бедному ли, ты всегда шёл на зов, урывая немногие минуты у своей, так горячо любимой семьи.

Всегда ровный, всегда покойный, ты терпеливо выслушивал жалобы больных, и там, где не могли помочь лекарства, твоё ласковое слово участия и утешения было лучшим лекарством. Те же качества ты вносил в товарищеские отношения; благодаря твоей большой практике тебе приходилось сталкиваться с массой врачей, и никто никогда не слышал от тебя дурного слова о ком-нибудь, какого-либо осуждения, укора. Если тебе приходилось высказываться в редких, к счастью, товарищеских конфликтах, то ты и здесь вносил примиряющее начало, стараясь понять, а следовательно и оправдать…

Прощай же, добрый, славный товарищ! Спи с миром! То добро, которого ты так много сделал на земле, – порукой нам, что земля эта тебе легка!» [fn]Описание похорон было в вырезке из неизвестной газеты в папке, подаренной сыном Белоруссова Александровской больнице // Архив Пермской Александровской больницы. Из папки «Незабвенное», инв. № 385/2*1. [/fn]

Из воспоминаний Ольги Валериановны Белоруссовой: «Дядю Володю я помню смутно. Вечно занятый, он приходил к папе обычно вечером, и они чаще беседовали вдвоём в кабинете. Он умер в 43 года, всю жизнь посвятив медицине. После похорон папа вернулся и лёг на кровать. Детей впустили только поцеловать. По щекам его текли слёзы, он сказал: «Идите, играйте. Видите, папа впервые плачет, ему тяжело». Отец трудно переживал утрату. Горе в семье проходило без слов. Установилась необычная, молчаливая жизнь. Через какое-то время папе преподнесли маленькую книжку, в кожаном переплёте. В ней на муаровой белой ленте гармошкой были сложены портреты дяди Володи, переснятые для этой цели из групповых снимков разных размеров в один формат. На первой странице золотыми буквами было написано:

«Где трудно дышится,
Где горе слышится,
Будь первый там.
Валериану Владимировичу от благодарных пациентов его брата
Владимира Владимировича Белоруссова»[fn]Из записей дочери брата Владимира Владимировича, Ольги Валериановны Белоруссовой // Семейный архив Зуевых. [/fn].

Пролетели года, утекло время, как сквозь пальцы. Многое забылось, о многом старались не вспоминать. В шестидесятые годы двадцатого века однажды люди присмотрелись к обнажившейся земле и увидели полную разруху: старинное кладбище города превратилось в свалку. И тогда «Иваны, не помнящие родства», и решили, что зря кости их предков занимают драгоценные акры земли, и что пора навести здесь порядок. Создали комиссию, которая решила создать на месте никому не нужного кладбища парк. Начали выворачивать памятники, ломать фамильные склепы… Но скоро, к счастью, финансирование проекта прекратилось, работа заглохла.
К сожалению, памятник на могиле моего прапрадедушки тоже попал под снос. Но о разорённой могиле не забыли – общество охраны памятников «Пермский некрополь», общественные организации «Народная дружина» и «Добрый дом» надумали исправить ошибки: 3 и 4 июня 2004 года в Перми на Егошихинском кладбище прошла ставшая традиционной акция «Общая память». В рамках этой акции, на деньги ныне живущих родственников или спонсоров, заново открываются памятники замечательным, незаслуженно забытым землякам. Среди них был и В. В. Белоруссов. Надгробие было вновь установлено. Это простой деревянный крест, подобный тем, что ставили на могилах в начале двадцатого века. Слава Богу, в двадцать первом веке мгла над могилами развеивается.

Стыдно признать, но я до того момента, пока родители не пригласили меня на эту акцию, вообще не вспоминала о старинной могиле.

Врачи в нашей семье

Многие потомки В. В.Белоруссова стали врачами, и каждый из них занимал отнюдь не последнее место в уральской истории. Расскажу хоть немного о своих родственниках, служителях медицины.

Единственная сестра доктора В. В. Белоруссова, Елизавета Владимировна, освоила ремесло дантиста и открыла на перекрёстке улиц Екатерининской и Обнинской (современные ул. 25 Октября – ул. Большевистская) один из первых в городе частных стоматологических кабинетов.

Дочь Белоруссова В. В., Нина Владимировна Белоруссова (моя прабабушка), хоть и не выбрала профессию врача, но во время Первой мировой войны была сестрой милосердия на фронте.

Второй муж Белоруссовой Н. В. – Голованов Петр Семёнович (мой прадед), также был врачом. Он учился на медицинском факультете Казанского университета, но не закончил его: сначала – Первая мировая война, потом революция. Он воевал в Гражданскую войну в Белой армии. Потом он приехал в Пермь, здесь окончил медицинский факультет Пермского госуниверситета. Всю свою жизнь он работал в системе здравоохранения в санитарных службах. Он был заместителем начальника Молотовского эвакопункта во время Великой Отечественной войны, после войны работал начальником эпидемиологического отдела Горздрава г. Перми, был главным санитарным врачом г. Перми.

У Нины Владимировны Белоруссовой было двое детей: Ирина Леонидовна Доппельмайер (1919 – 1979) и Кирилл Петрович Голованов, родившийся в 1942 году.

И. Л. Доппельмайер окончила медрабфак при Пермском медицинском институте в 1938 году, Молотовский государственный медицинский институт по специальности «Лечебное дело» в 1948 году. Во время Великой Отечественной войны, с 1941 по 1943 год, работала медсестрой на эвакопункте при Молотовском облисполкоме, а после войны – врачом-бактериологом в лаборатории при Молотовской городской инфекционной больнице № 1. И всю жизнь ей почему-то казалось, что по сравнению с работой, которая у неё была во время войны, в госпитале, её последующая деятельность ничтожна.

Сын, Голованов Кирилл Петрович (мой дедушка), в 1966 году окончил Пермский государственный медицинский институт по специальности «Лечебное дело», работал хирургом в п. Полазна, затем анестезиологом в МСЧ № 4 г. Перми. В 1979 году его пригласили на должность главного врача в строящийся санаторий-профилакторий «Лесная поляна» при заводе «ПЗХО» (современный завод Машиностроитель»). Почти два года он занимался строительством и оснащением профилактория. Первое время даже по штатному расписанию числился сантехником 6-го разряда, так как должности главврача ещё не было. Сейчас профилакторию уже 25 лет, дед всё также возглавляет его.

Свадьба Кирилла Петровича Голованова с Евгенией Самуиловной Дубовой соединила две династии медиков.

Невеста, Дубова (Голованова) Евгения Самуиловна (моя бабушка), в 1966 году окончила Пермский государственный медицинский институт по специальности «Лечебное дело», затем работала сначала терапевтом, а потом и главным врачом Полазненской поселковой больницы. В 1974 году она защитила кандидатскую диссертацию и стала ассистентом кафедры терапии, затем доцентом этой же кафедры. В 1992 году – защитила докторскую диссертацию. В настоящее время бабушка работает профессором в Пермской медицинской академии.

Её брат, Дубов Владимир Самуилович – заместитель главврача МСЧ № 140 г. Перми.

Их мать – Людмила Петровна Диомидова (моя прабабушка), в 1940 году окончила Молотовский государственный медицинский институт. С 10.08.1941 по 15.06.1943 была командиром отделения санитарно-химической защиты в 10-м медико-санитарном батальоне 7-й гвардейской стрелковой дивизии. Из армии она вернулась майором, устроилась работать врачом-терапевтом в МСЧ № 4 г. Перми. Через пару лет она уже стала главным врачом этой больницы и оставалась на этой должности до самой пенсии (26 лет).

Диомидов Пётр Иванович, отец Людмилы и Маргариты (мой прапрадед) тоже был абсолютно уникальным человеком. За те 54 года, которые подарила ему судьба, успел поучаствовать в пяти войнах. Во время Великой Отечественной войны он служил в чине майора начальником ветеринарной службы кавалерийской дивизии. До войны он был единственным ветеринарным врачом города Молотово (ныне Мотовилихинский район г. Перми), после войны – главврачом Мотовилихинской ветеринарной лечебницы.

Вот так в моей семье сплелись традиции двух ветвей медицинских фамилий.