Жизнь и смерть хутора Бирючий, или как крестьян отлучали от земли / Наталья Головина

Ростовская область, с. Матвеев Курган, 11 класс
Научный руководитель: О.И. Столбовская

Почему я выбрала эту тему?

О хуторе Бирючий я впервые услышала в раннем детстве от своей прабабушки Екатерины Марковны Шаповаловой. Она много рассказывала о хуторе, на котором провела почти всю свою жизнь. Её рассказы запомнились мне, а позже мы с семьёй часто бывали на кладбище, где похоронены близкие, оно одно и уцелело от хутора.

Здесь хутор был, здесь люди жили,
Здесь жизнь струилася рекой,
Но время всё здесь изменило,
И здесь сегодня не живёт никто.
Стоят одни огромные деревья,
Под ними поросль дикая растёт.
Но сад по-прежнему весною
Упорно, как всегда, цветёт…

Д.Колесников[fn]Пенсионер, с. Григорьевка Матвеево-Курганский район, газета «Родник» Матвеево-Курганский район, август 2003. [/fn]

Когда мне предложили подумать об участии в конкурсе, я решила выяснить всё возможное о хуторе, который до сих пор мои родные считают своей родиной, о котором они постоянно говорят и вспоминают. Свои материалы я собирала в течение года, опрашивала бывших хуторян, родственников и соседей, пыталась найти информацию в библиотеке, в книгах и журналах, а также в районном архиве[fn]Наиболее ценным источником сведений послужили интервью с бывшими жителями хутора, а также архивные документы. К сожалению, в нашем районном отделе имеются документы только после 1943 года, так как все более ранние документы сгорели во время пожара, когда архив вернулся в посёлок после эвакуации и попал под бомбёжку. Елена Васильевна помогла воспользоваться документами (их копиями) из областного и Таганрогского архивов. Мне помогала бабушка Мария Андреевна Головина, моя учительница истории Ольга Ивановна Столбовская, а также заведующая архивным отделом администрации Матвеево-Курганского района Ростовской области Елена Васильевна Дегтярёва. [/fn].

Я узнала не только историю хутора, но и потрясшие меня цифры демографической истории района. Наш район образовался в 1923 году. В 1925 –1926 годах была проведена конференция райисполкома, на которой зачитали отчёт о проделанной работе. Прозвучали такие цифры: население – 40971 человек, 14 сельских советов, национальный состав – преимущественно малороссы с небольшой прослойкой немцев, исключительно сельскохозяйственный, с преобладающей массой середняцких хозяйств; всего хозяйств – 7042, разных коллективных хозяйств – 13[fn]ГАРО, Ф. Р-10, Д.217, Л. 41-50. [/fn]. Хутора отдельно не были указаны, однако в списках сельских советов указаны хутора – 149 в Матвеево-Курганском, 11 – в Милость-Куракинском, 25 – в Анастасиевском сельском советах в 1925 году[fn]Районный архив. [/fn]. В реестре сельских поселений 2003 года числится 34 хутора! В районной администрации мне сказали, что по данным последней переписи населения 2002 года в нашем районе проживает около 45000 человек (причём в 1925 году в состав нашего района не входило село Анастасиевка, это был самостоятельный район с прилегающими сёлами). Страшные цифры! Получается, что за 80 лет нет никакого прироста населения, и это в нашем благодатном крае, куда едут люди из более холодных мест! Я подумала, а может в таком положении виноваты и власти, уничтожившие мой хутор? Может, если бы хутор Бирючий и другие хутора существовали бы, у нас было бы гораздо лучше развито сельское хозяйство?

Я решила в своей работе рассмотреть связь хутора Бирючего с общими судьбами других исчезнувших с карты района хуторов. Надеюсь, мне это в какой-то мере удалось.

Рождение хутора Бирючий

Бывшие хуторяне об основании хутора рассказывают немногое, но все сходятся на том, что хутор основали выходцы из села Милость Куракина (позже переименованного в Политотдельское, так как Куракин был дворянином, владевшим этим селом, а при советской власти это было плохое напоминание). По столыпинской реформе крестьяне получили землю в собственность и захотели отделиться. Земельные наделы они получили в Бирючей балке в семи километрах от села. Земля распределялась волземотделом (волостным земельным отделом) по специально утверждённым нормам в зависимости от общего количества земли в волости – на одного члена семьи без различия пола до пятнадцати лет – одну единицу, от пятнадцати до шестидесяти лет – две единицы, от шестидесяти лет и старше – одну единицу[fn]Таганрогский отдел ГАРО. Ф. Р-726, опись 1, Д. №1, Л.32. [/fn]. Только огороды составляли до гектара земли, а общий надел хуторской семьи был до трех-четырех гектаров. Советская власть увеличила наделы за счёт помещичьих земель.

Из-за войны и революции отселение затянулось, но как только стало возможно, люди переехали поближе к своей земле. Это произошло в 1921–1925 годах. Вспоминает Мария Андреевна Головина со слов своей матери Екатерины Марковны Шаповаловой:

«Построили небольшие хаты, камень приходилось возить из Милость Куракина, особенно трудно было в первые годы жизни на хуторе. Почти все семьи были молодые, с малыми детьми, которые часто оставались без присмотра, когда родители работали на стройке или в поле. Почти все семьи считались середняцкими, имели по две коровы, до десятка овец, птицу, одну-две лошади. Особенно шикарным считалось иметь гусей, их на хуторе очень любили и специально сделали запруду, вырыли пруд для гусей».

В 1928 году в хуторе создалась первая коммуна – ТОЗ (товарищество по обработке земли), которую хуторяне красноречиво назвали «Свой труд». Мотивы создания коммуны я тоже обнаружила в архиве: там хранится резолюция первой районной конференции бедноты, состоявшейся 24 мая 1928 года, по которой коллективным хозяйствам предоставлялись льготы – кредиты на большие сроки (от трех до пяти лет – на приобретение средств производства, на сложные машины – от пяти до десяти лет), создание опорных пунктов показательного кормления (бабушка сказала, что это специально давали комбикорм для скота), обслуживание агрономов и землеустроителей, специальные курсы в селе Алексеевка для коммунаров по сельскому хозяйству:

«…6. В системе кредитования колхозов считать необходимым увеличение сроков кредитов на средства производства от 3 до 5 лет и на сложные машины и орудия от 5 до 10лет.
7. Принять все меры к тому, чтобы отпускаемые кредиты для колхозов направлялись полностью на пути их обобществления.
8. Все организационно-опытные и показательные мероприятия (как то: опытно-показательные участки, показательное кормление и др. мероприятия) приурочить исключительно в коллективных хозяйствах…
11. Для устойчивости колхозов и придания им правильной организации территории ускорить проведение в них землеустроительных работ.
12…Усилить штат агрономов… с предоставлением нужных условий для их работы.
13. …Провести подготовку актива из самих членов колхозов, …отправление их на специальные курсы по управлению и ведению коллективных хозяйств» [fn]Районный архив. Д.80, Л.6. [/fn].

Все эти льготы предоставлялись за счёт тех, кто не вошёл в колхозы. Особенно болезненно стоял вопрос о земле, которую под предлогом «правильной организации территории колхоза» могли отрезать у любого хозяина.

Так что, когда объявили в 1929 году о «коренном переломе в развитии сельского хозяйства» и создании колхозов, кроме Егора Лободы, все хуторяне вступили в колхоз. Да и Егора Лободу никто не притеснял, но когда случился недород в 1933 году, то вступил и Егор. О нём вспоминают, что это был старенький дедушка, который жил один на окраине хутора.

Наступил 1932 год и начался массовый голод во всей стране, учебники называют цифру в 5 млн. человек умерших голодной смертью, а хуторяне все остались живы благодаря своей коммуне: они постановили не готовить еду дома, а питаться коллективно, сообща готовить и обедать в столовой колхоза. Еды всё равно не хватало, так как кормили только раз в день. Вспоминает Евдокия Платоновна Кулиш:

«Жили очень тяжело. Отец погиб, попал под трактор в колхозе, нас осталось пятеро детей с матерью. Сёстры были старше, замужем и жили отдельно, а мы с мамой и братом натерпелись во время голода. В хуторе поели всё, даже траву, земля стояла голой. Но всё же мы остались живы благодаря поддержке односельчан».

Первые годы существования колхоза тоже вспоминаются как очень тяжёлые, так как люди не привыкли работать все вместе и трудно притирались друг к другу. Но перед войной жизнь стала налаживаться. Во время страды работали полеводческие станы, и колхозники могли пообедать. Продукты выдавал колхоз хорошие, люди привыкли работать вместе. В колхозе на уборке работали трактора из МТС, появились грузовые автомобили-полуторки.

Тогда построили много производственных помещений: фермы, подвал для хранения урожая, амбары для зерна. В целом люди вспоминают предвоенное время как очень хорошее, хотя временами и было трудно. Их детство приходилось тоже на эти годы, и я думаю, что какие-то моменты сгладились в их памяти, осталось только хорошее. В это предвоенное время сложились обычаи и уклад жизни хутора. Всё делали сообща: работали, отдыхали, праздновали, переживали радость и горе. Праздновали рождение новых хуторян и хоронили умерших – всё было как в большой семье. На свадьбы и похороны приходили со своими продуктами, вместе готовили, вместе и отмечали. Тяжёлые работы тоже делались сообща: например, когда нужно было выкапывать картошку, то огороды копали по очереди все вместе, сначала одному соседу, потом другому…

Потому они не помнят, кто был первым председателем коммуны, так как и хозяйственные вопросы обсуждались на сходе и принималось коллективное решение. Это было возможным потому, что хутор был небольшим (около двадцати пяти дворов), все были крепкими хозяевами, хотели честно работать, все главы семьей были примерно одного возраста, среди хуторян не было скандальных людей.

Начальство давало хуторянам возможность жить и хозяйствовать таким образом, потому что это была одна из первых коммун на территории района, они всегда выполняли план и считались передовыми.

Великая Отечественная война и хутор Бирючий

Когда началась Великая Отечественная война, мужчины сразу были призваны в армию, в хуторе остались только женщины с малыми детьми. Фронт стремительно надвигался. В сентябре 1941 года женщин, подростков и стариков тоже забрали рыть окопы под село Ряженое (около двадцати километров от хутора).

В конце ноября 1941 года фашистские войска удалось вытеснить из Ростова, фронт установился почти на всю зиму по реке Миус у Матвеева Кургана.

Вспоминает Мария Андреевна Головина:

«Немецкие и советские войска колоннами ходили по единственной хуторской улице. Хутор несколько раз переходил из рук в руки: то наши придут, то немцы. Было две бомбежки, самолёты летят низко, воют, бомба летит и свистит. У одной женщины попало в подвал, повредило дом, а почти у всех выбило стёкла. У соседей погибла в бомбёжку бабушка. Когда приходили немцы, то сразу выселяли хозяев из хат, приходилось людям жить или по соседям, или в сараях с коровами».

К маю 1942 года советские власти приказали эвакуироваться под Новочеркасск, в села Волошино и Кривянку. Во время эвакуации погибло четыре человека (два мальчика, мужчина и женщина). Но эта эвакуация не спасла хуторян от новой оккупации: во время наступления немцев на Сталинград эти сёла тоже оказались под немцем, а переживать такое вдали от дома оказалось очень тяжело.

В августе 1943 года был освобождён Матвеев Курган, прорван Миусский фронт, и люди вернулись к своей земле. Я спрашивала бабушку, почему люди вернулись, ведь они знали, что почти всё разрушено, будет очень трудно жить, а в тех сёлах, где они находились во время эвакуации, разрушений было меньше. Но люди знали, что это их земля, пусть она и числится за колхозом, но каждый хозяин помнил, где его поле и следил, чтобы его хорошо обрабатывали. Они не могли не вернуться, они чувствовали себя ответственными за свою землю, знали, что она нуждается в них, что предстоит много работы: зарыть окопы, убрать осколки, колючую проволоку и мины. Земля должна приносить урожай, кормить людей, в этом они видели свой долг и предназначение.

Бабушка подтвердила, что в первые годы после освобождения пахали на коровах, и рассказала, как тяжело было смотреть на мучения любимого животного, потому что для крестьян корова – родное существо, от которого зависела часто жизнь семьи.

В районном архиве хранится документ о том, что было после освобождения на хуторе. В реестре 1 апреля 1944 года значится колхоз имени Г. Димитрова, вновь организованный на хуторе Бирючий. Техники не было, работали все: старики, женщины, дети. Почти ничего не давали на трудодни, все понимали, что идет война, и трудились для победы. Из этой же статьи я узнала, что оплата на один трудодень в 1944 году составляла 25 грамм зерна и 66 копеек. А трудодень – это то, что человек заработал за целый день работы.

Все хуторяне вспоминают войну как самое страшное, что только может случиться, и теперь я понимаю, почему бабушка и другие люди, когда особенно тяжело, говорят: «Ну, ничего, лишь бы не было войны!»

Хутор Бирючий после Великой Отечественной войны

Когда объявили, что война закончилась, и наш народ победил фашистскую Германию, хуторяне надеялись, что станет легче и что власти дадут крестьянам хозяйствовать. Однако первые послевоенные годы были очень трудными.
Засуха 1946 года вызвала голод, который перенесли даже тяжелее, чем голод 1933 года. А денежная реформа 1947 года уничтожила накопления крестьян, хранившиеся дома «на чёрный день».

Вспоминает Евдокия Платоновна Кулиш:

«Работали задаром, жили на доход от приусадебного участка. Работали все, в том числе и дети. В школу не все ходили. Платили большие натуральные налоги: молоко, шерсть, мясо, платили за плодовые деревья, неважно, плодоносят они или нет, даёт корова молоко или нет. Многие вырубали сады и продавали коров. Тогда в наших местах пошла мода на тополя и акации около домов, чтобы летом отдыхать в тени и спасаться от жары».

О сталинских репрессиях хуторяне тоже знают не понаслышке. Люди вспоминают, что однажды на хуторе (где-то в конце 1940-х годов) было несколько очень упрямых волов. Скотник, который ухаживал за ними, в виде шутки назвал их Ленин и Сталин. Эта шутка обошлась ему дорого. Кто-то услышал, как он погонял их: «Гей, Ленин, но, Сталин, пошевеливайся!» – и этого скотника забрали надолго, не объяснив людям причин. Но хуторяне уверены, что это кто-то донёс из своих, захотев выслужиться перед начальством. Но кто именно донёс, они не знают.
Только в 1962 году крестьянам дали паспорта. Молодёжь стала потихоньку уезжать из хутора на шахты и заводы по комсомольским призывам, в поисках лучшей доли. Но всё же на хуторе оставалось ещё много людей. Когда ввели денежную оплату, стало жить намного легче. Но всё же зарплаты были низкими, многие люди, чтобы прокормиться, вынуждены были украдкой прятать хоть немного зерна под одеждой и нести домой. Власти строго наказывали «несунов». Бабушкин брат Саша, которому тогда было 23 года, унёс с тока полмешка зерна, его посадили.

Нормальных тружеников низкой оплатой превращали в воров и лентяев, которые скрываются от начальства и от работы. Люди не хотели работать даром, наверно, как везде и во все времена. Вместе с желанием работать люди теряли и чувство ответственности за землю.

Но хутор все-таки рос, строился, становился красивым и приятным для жизни местом. Вспоминает Раиса Леонтьевна Терповая:

«В начале 50-х годов построили одноэтажное здание начальной школы, магазин, хороший клуб, был фельдшерский пункт. Было проведено электричество, позже люди стали приобретать стиральные машины, телевизоры. Стали покупать уголь, а до этого топили чем придётся, кизяком, бурьяном, соломой, хворостом, кукурузной бодылкой. В это время перестроили и заново отстроили 17 домов. Но не было хорошей дороги до Политотдельского и Матвеева Кургана».

Вспоминает Лидия Григорьевна Казимирова:

«Хутор состоял из одной улицы, протянувшейся с запада на восток километра на два. Хаты стояли просторно, но компактно. Улица была широкая, обсажена деревьями, за хутором была большая посадка шелковицы. В огородах был пруд, где разводили рыбу. Хутор находился в балке Бирючей, место было очень красивым и защищённым от северных и восточных ветров зимой. Раньше, чем в соседних сёлах, там расцветали сады, поэтому урожаи были хорошие. Возле пруда были фермы: птицеферма, свиноферма, коровья ферма. На севере, на возвышенности, находилось кладбище, всё засаженное сиренью».

Я спросила бабушку, не скучно ли было на хуторе? Она рассказала мне, как жила молодёжь на хуторе. Как только начиналась весна, появлялись первые всходы трав, дети, да и взрослые, шли на холмы вокруг хутора и находили стрелки – всходы съедобных растений. Бабушка рассказывает, какими вкусными им казались побеги мать-и-мачехи, сурепки, зверобоя, земляные орехи, калачики (несозревшие семена некоторых растений). Дети всё лето искали такие растения, их заготавливали и впрок, пили с ними чаи зимой. Эти совместные походы оставили очень хорошие воспоминания. А сахар был редкостью, большим угощением к празднику. Ели тыкву, яблоки, готовили патоку из сахарной свеклы. Вместо конфет ели сушёные дикие абрикосы (в наших краях их называют жердели). Может быть, такое питание придало им здоровья, потому что хоть оно и было скудноватым, зато все продукты были настоящими, без «химии».

Маленькие дети купались вместе с утками и гусями в маленьком хуторском пруду, а те, кто постарше, ходили купаться на Богатыри километрах в пяти.

Вечером молодёжь устраивала гуляния на улицах хутора. Девчата наряжались в нарядные платья, в основном из ситца, которые сами себе шили, ходили под ручку по улице и громко пели, потом приходили парни, устраивали хороводы («хороводились», как говорит бабушка). Иногда ходили в соседние хутора, в Богатыри, в Камышовку, а то и в Политотдельское на танцы. Возвращались ночью, а то и на рассвете, весёлой компанией, тоже пели, будили весь хутор, взрослые ворчали, но что сделаешь с молодёжью! Любимыми их песнями были народные русские и украинские («Шумел камыш», «Цветэ терэн», «Мисячно, мисячно»), а также пели и всенародно известные «Катюшу», «Огонёк», «Каким ты был, таким ты и остался». Иногда молодёжь из соседних хуторов приходила в гости, но эти «визиты», как и бирючинских в другие хутора, не всегда кончались миром.

Бабушка вспоминает нешуточные бои между подростками, когда две «армии», в которые входили и девчонки, обстреливали друг друга камнями и дрались «на кулачки». Но дело обычно кончалось разбитыми носами, без других серьёзных последствий.

Иногда в клуб привозили кино, тогда в небольшое помещение клуба набивалось очень много людей, практически весь хутор, хотя стоили билеты достаточно дорого, особенно когда работали за «палочки», то есть бригадир отмечал трудодни, а они ничем не оплачивались (это было сразу после войны и где-то до 1951 года). Особенно им нравились «Кубанские казаки», хотя они и понимали, что это просто красивая сказка, но всё равно хотелось праздника.

Последние годы хутора Бирючий

Я слушала рассказы о такой хорошей жизни на хуторе, думала, как же так, почему люди всё же покинули своё гнездо, свою землю? Ведь жизнь наладилась, ведь было лучше, чем в 1943-м, когда они вернулись. Все бывшие хуторяне в один голос говорили мне о том, что в этом виноваты власти. Я захотела убедиться в этом.

В документах партийных пленумов и съездов я нашла доказательства, что действительно, правительство целенаправленно уничтожало мелкие хутора и сёла. Это прослеживается в решениях Мартовского (1965) Пленума ЦК КПСС, положившего начало «интенсивному осуществлению курса на сближение уровней и условий жизни городского и сельского населения», затем в постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР 1968 года «Об упорядочении строительства на селе», а так же постановления местных органов власти – областных и районных.

Я увидела, что те, кто принимал решения об уничтожении хутора, вроде бы заботились о хорошем: хотели увеличить урожай, плодотворно использовать землю. Я думала, что может быть, они просто не понимали, что делали, что они фактически отлучали крестьян от их земельных наделов, но потом я стала думать, что, возможно, они именно этого и хотели – заставить людей забыть о том, что именно этот кусок земле принадлежит тебе. Они хотели построить коммунизм, где всё принадлежит всем и одновременно никому, думая, что делают благо. А может быть, они просто хотели больше власти – распоряжаться всем и сделать крестьян безвластными, не способными никак повлиять на их решения и действия. Но все эти меры означали прежде всего экстенсивный путь развития хозяйства: больше вспахать, больше засеять, а производительность труда при этом была неважной. Нигде нет точных данных, на сколько же конкретно увеличилось производство зерна, зелёной массы, везде власти рапортуют о «тысячах тонн». Я думаю, что лучше бы подумали тогда о другом: не может хорошо работать человек, которому ничего не принадлежит, которому мало платят за его труд, которому не разрешают принимать решения даже о способах хозяйствования. Рабы никогда не работали так, как хотели их хозяева.

До начала 70-х годов сельские поселения нашего района состояли в основном из хуторов, на них проживало большинство населения. И почти все эти люди получили землю именно по реформам Столыпина. Доказательством этому может служить Постановление № 334 от 19 июля 1963 года Матвеево-Курганского исполкома «О списании и переименовании части населённых пунктов». По этому документу переименованы отрубные участки в хутора например, 4-й и 5-й отрубные участки в хутор Ясиновка, 12-й и 13-й отрубные участки в хутор Украинский и т.д. [fn]Районный архив. [/fn]. Это значит, что большинство хуторского населения по-прежнему жили на собственной земле, выделенной им в собственность.
С 1967 года районные власти целенаправленно уничтожали хутора, следуя правительственному курсу. Хутора и малые сёла объявлялись неперспективными. Программа сселения и ликвидации проводились без чёткого анализа последствий этой программы. Под эту категорию попал и Бирючий, хотя жители сопротивлялись этому, как могли.

Вспоминает Раиса Леонтьевна Терновая:

«Хутор не был неперспективным. Это была самостоятельная бригада колхоза. Все жители имели работу, рабочие места находились недалеко от дома. Ликвидация хутора началась постепенно. Сначала из хутора убрали тракторную бригаду, затем фермы, закрыли медпункт и школу, магазин. Теперь за каждой мелочью приходилось идти в Политотдельское (за солью, спичками, сахаром). К умиранию хутора все относились плохо, пытались писать во властные органы, доказывали, что хутор может жить, но на каждое обращение закрывали что- то ещё. А ведь можно было только провести дорогу – и хозяйствовать дальше!»

В соседнюю Камышовку перевели бригаду, работы на хуторе совсем не стало (в 1970 году). Теперь люди должны были вставать затемно, прошагать семь километров до Камышовки на наряд (бригадир в семь часов утра собирал людей и говорил, что кому делать), работать день без обеда, потому что только в уборочную бывали открыты станы, где людей кормили, вечером идти по темноте домой, где опять-таки было домашнее хозяйство – коровы, свиньи, птица, их нужно было тоже накормить и убрать за ними. Наступила очень тяжёлая жизнь.

Особенно страдали старики, которым нужна была медицинская помощь, а машины скорой помощи никак не могли проехать до хутора в пору осенней распутицы и зимой. Молодые семьи постепенно стали уезжать, в основном те, кто имел детей школьного возраста и у кого не было работы. Уезжали в соседнюю Камышовку, в Политотдельское, в Матвеев Курган, а также в города – Таганрог и Ростов-на-Дону.
В 1979 году из хутора уехали последние жители – Иван Федорович и Мария Федоровна Шаповаловы. Несколько лет они жили на хуторе одни, без электричества. Еще несколько лет стояли хаты, которые постепенно разбирали на новые стройки те, кто уехал и поселился поблизости.

Местные власти рапортовали об успешно осуществляемой программе. В районном архиве хранятся документы Матвеево-Курганского исполкома «Об исключении населённых пунктов Матвеево-Курганского района из справочника административно-территориального деления Ростовской области». Первый такой документ был принят в августе 1965 года, но только в 1967 году появилась следующая формулировка:

« …1. Просить исполком областного Совета депутатов трудящихся
А) исключить из справочника административно-территориального деления Ростовской области в связи с сселением населённых пунктов и сноса строений…»[fn]Районный архив, постановление Матвеево-Курганского исполкома №250 от 8 июня 1967 года. [/fn].

К сожалению, не удалось найти такого постановления именно о Бирючем, но издавались они практически ежегодно. По этим документам видно, что политика в масштабах района проводилась целенаправленная, шла разными методами. Было не только простое выжимание людей со своей земли, но и реорганизация, когда несколько близко расположенных хуторов объявлялись селом – село Каменно-Андриановка было образовано из хуторов Борисовка-1, Борисовка-2, Ивановка-2, Турчанинова и села Каменно-Андриановки, слияния (хутора Ковыльный и Нюхаревка в хутор Ковыльный, хутор Красная Горка включил в себя собственно Красную Горку, Балаганы и Широкий).

Как видно из этих документов, политика ликвидации растянулась на многие годы, а дальше процесс стал необратимым: люди поняли, что есть более лёгкая жизнь, чем жизнь крестьянина, стали к ней стремиться, и многие хутора приходили в упадок и так продолжается до настоящего времени.

Об окончательном исчезновении хутора я нашла сведения в документе «О некоторых изменениях в административно-территориальном делении Ростовской области»

«…3. Исключить из справочника административно-территориального деления Ростовской области:
…В Матвеево-Курганском районе – хутор Погорелов Матвеево-Курганского поссовета, хутор Писаревка Алексеевского сельсовета, хутор Болдыревка Анастасиевского сельсовета, хутор Ткачёв Екатериновского сельсовета, хутор Маныч Латоновского сельсовета, хутор Редичкин Малокирсановского сельсовета, хутор Шевченко Новониколаевского сельсовета, хутора Бирючий, Гребеньки, Поповка Политотдельского сельсовета» (курсив мой. – Н.Г.) [fn]Районный архив, решение Исполнительного комитета Ростовского областного Совета народных депутатов № 690 от 9 октября 1981 года. [/fn].

Я читаю этот скорбный список, читала другие реестры исчезнувших хуторов, и будто слышала голос учителя, проводящего перекличку в классе: Коробкин… Попов… Турчанинов… Шевченко… Редичкин… Все эти фамилии очень распространены в нашей местности, в нашем посёлке. Значит, все мы имеем хуторские корни, все мы родом из собственников земли, из крепких хозяев, которые могут многое на этой земле, только пока нет ещё тех условий, чтобы человек чувствовал себя хозяином этой земли и отвечал за её состояние. А старые названия хуторов очень колоритны, особенно мне нравятся такие, как Николай-Поле, Некрасова Балка. Так и представляешь себе Николая, на этом его поле, рачительного хозяина и земледельца, Некрасова, осваивающего балку…
Всего исчезло с 1968 года около 180 хуторов. Эту цифру мне назвали на почтамте, раньше они обслуживали все эти хутора, доставляя туда письма и пенсию старикам.

Жизнь бывших хуторян после ликвидации Бирючего

На новом месте обживаться тоже было трудно. Никто не оказывал никакой помощи переселенцам, нужно было либо заново строиться, либо становиться на очередь на квартиру и ждать несколько лет, скитаясь по квартирам, по чужим углам. Разобранное старое жильё на хуторе немного облегчило жизнь. Хозяева старались взять хоть что-то, снимали крыши, полы, рамы… Это было похоже на войну. Развалины бывших домов выглядели как после бомбёжки.

Вместе с частными постройками разрушилось и то, что создавали в колхозе – хозяйственные постройки, здания ферм, клуб, школа, магазин. Это были немалые материальные ценности. Не проще ли было построить хорошую дорогу к хутору? Или хотя бы замостить её гравием?

Труднее было переехавшим в районный центр Матвеев Курган. Им пришлось осваивать новые профессии, стать рабочими на предприятиях посёлка. Особенно горевали старые люди.

Вспоминает Мария Андреевна Головина:

«В 1978 году родители переехали в Матвеев Курган, отец сильно тосковал, прожил всего три года после переселения. В апреле 1982 года умер. Мать привыкла быстрее, хотя до самой своей смерти скучала по хутору, где на кладбище были похоронены её трое детей, родители и братья, многие другие родственники».

Все бывшие хуторяне говорят о том, что переезд сократил жизни многих стариков, что они могли бы ещё пожить и порадоваться внукам.

Те, кто переехали в большие города – Ростов, Таганрог, переезжали в основном к родственникам, которые и помогали им в первое время. Но им тоже пришлось осваивать новые профессии.

Вспоминает Мария Андреевна Головина:

«Соседи наши – Здоренко Николай Алексеевич и Клавдия Павловна – уехали в город Ростов к дочери. Клавдия Павловна была учителем, а в Ростове в зоопарке стала кормить животных. Николая Алексеевича уже нет, и вообще многих из поколения, тех, кто получал землю и строил хутор».

Хуторяне встречаются нечасто – на Пасху или на проводы (традиционное поминовение усопших) приезжают на кладбище, проведывают могилки родных. Жизнь у каждой семьи своя, в ней немало трудностей, есть и радости, но всё это уже отдельное. Никогда больше не соберётся хутор Бирючий на чью-нибудь свадьбу, не будет петь громких песен, не будет веселиться от души по хуторским обычаям. Не соберутся люди и на похороны, кроме тех, кто живёт близко. Вот этой общности больше всего и не хватает бывшим хуторянам, этой поддержки соседей в радости и в горе.

Чья ты, земля родная?

Вначале, после ликвидации хутора Бирючий, земли входили в колхоз «50 лет Октября» с центром в селе Марьевка, но так как обрабатывать их стало неудобно из-за отдалённости, их передали в 1984 году в колхоз имени Ленина с центром в селе Политотдельское.

Там они числились до распада СССР и реорганизации колхозов. Затем в начале 90-х годов началось деление земли на паи и колхозники получали свои доли в колхозах, могли ими распоряжаться, отдать в аренду колхозу или фермеру. В тех хозяйствах, где земля превышала районные нормы, её отрезали в фонд района и распределяли между желающими взять её в аренду. Земля бывшего хутора тоже попала в этот фонд.

Об этом я узнала в районной администрации уже в этом году, а тогда никто не сообщал открыто о такой возможности. Бывшие хуторяне этого тоже не знали. Земли бывшего хутора распределялись скрытно, потому что это одни из самых лучших по плодородию земель в нашем районе. Земля распределена между несколькими фермерами, а также есть небольшое подсобное хозяйство одного из таганрогских заводов.

Все эти люди, которые сегодня владеют землёй как арендаторы или хозяева, живут в Матвеевом Кургане. Они добираются до этой земли, каждый день преодолевая тридцать километров. Это большие затраты, и земля к тому же не получает должного ухода и присмотра. Сегодня очень важно было бы хозяйствование по типу фермерского, но с обязательным проживанием на своей земле. Ведь именно так живут фермеры во всех развитых странах. У нас же, ликвидировав хутора, власти нанесли такой удар сельскому хозяйству, который по своим последствиям не менее серьезен, чем коллективизация 30-х годов. Теперь заставить хозяина поселиться вдали от центров цивилизации будет очень сложно.
Да и бывшие хуторяне, когда я их спрашивала, не хотели бы они опять вернуться на хутор, в один голос отвечали, что это нереально, хотя жизнь на хуторе им нравилась. Они хотели бы, чтобы на хуторе были магазины, школа, клуб, медпункт, всё, что есть в большом селе. Некоторые боятся, что ходит много бомжей, преступников, что в отдалённом хуторе люди будут беззащитны перед вооруженными грабителями. Значит, нужна какая-то система самообороны. Самим все эти условия не создать даже фермерам, которые побогаче, чем бывшие хуторяне, а значит, по-прежнему земля будет отдавать людям меньше, чем могла бы. За эту задачу могли бы взяться власти, ведь не всё измеряется в деньгах! Но пока я только слышу с экрана телевизора, как высокопоставленные лица обвиняют русский народ в нежелании трудиться, как на Западе, но никто из них не говорит об условиях жизни и труда на этой земле, не сравнивает всё это с Западом!

Размышления на тему…

Я считаю, что права хуторян, этих трудолюбивых, нетребовательных людей, власти нашей страны неоднократно нарушали.

• Во-первых, процесс коллективизации, заставивший их круто поменять жизненный уклад, нарушил их права собственности на землю.
• Во-вторых, за счёт крестьян страна создавала свою индустрию, но при этом крестьян унижали, выставляя ненужными, лишними в стране людьми, чуть ли не дармоедами, обирающими государство.
• В-третьих, государство смогло отстроить разрушенное хозяйство после Великой Отечественной войны также за счёт почти бесплатного, почти рабского труда крестьян, опять-таки не ценя их труд.
• Но самая большая обида моих земляков на то, что их без всякой видимой причины согнали с собственной земли, заставили устраиваться заново уже после всех катаклизмов ХХ века, ликвидировали их хутор. Хотя требовалось всего лишь проложить семь километров дороги!

Эта обида жива до сих пор, потому что никто не подумал вернуть им их землю, когда уже власти новой России делили её. О них никто не вспомнил, наделяя участками новых фермеров из бывших партийных руководителей и комсомольских секретарей.

Я понимаю, что это очень трудное дело – возвращать несправедливо отобранное, что в нашей стране нет закона о реституции, то есть о возврате несправедливо отобранного в ходе революций и коллективизации, но мне кажется, что это необходимый элемент всякого правового общества. Люди, их наследники, должны получить имущество, которое несправедливо у них изъяли.

В случае с хуторянами получилось так, как будто районные начальники заранее знали, что будет распад СССР и колхозов, что можно будет положить себе в карман многое из бывшего колхозного имущества, потому что развал хуторов и распад Союза почти совпали по времени. Бывшие хуторяне, настоящие собственники земли, оказались обобранными до нитки, не успев даже сделать накопления, так как вынуждены были заново обустраиваться на новом месте.
Новое же поколение фермеров мне кажется очень непрочным в историческом смысле. Они учат своих детей в престижных ВУЗах за деньги, и вряд ли кто-нибудь из них будет сам обрабатывать землю. В лучшем случае, это будут новые помещики-латифундисты, которые к тому же не живут на своей земле. Значит, трудиться на земле опять будут наёмные работники, которые будут стараться обмануть далеко живущего хозяина.

И я опять спрашиваю: чья ты, земля родная? Потому что знаю, что без заботы и ухода настоящего хозяина пропадёт всё наше государство.