Предисловие. Ирина Щербакова. Строительство памяти
В этом сборнике мы представляем читателю исторические исследования российских школьников, присланные на конкурс «Человек в истории. Россия – ХХ век» в 2004-2006 годах.
За семь лет существования конкурса было опубликовано четыре сборника работ победителей конкурса и четыре тематических сборника: «Быть чеченцем» (2004) с сочинениями из Чечни, «Цена Победы (2005), посвященный Великой Отечественной войне, «Мы все с одной деревни»(2006), с работами школьников из воронежской деревни Новый Курлак, и «Полустертые следы. Российские школьники о судьбах российского еврейства»(2006).
Почему мы стараемся регулярно знакомить читателей с тем, что пишут о российском прошлом наши подростки? Хотя бы уже потому, что год за годом наблюдаем изменения, и иногда довольно существенные, происходящие в нашей коллективной и культурной памяти, видим, как реагируют школьники и на меняющуюся «политику памяти».
Эти изменения несомненно отражаются в их исследованиях, ибо процесс освоения 15-18-летними исторической памяти происходит сегодня и сейчас, а не там и тогда.
Год 2000-й, когда проходил наш первый конкурс, не просто стал формальным рубежом, отделившим одно столетие от другого, он превратил ХХ век, в котором прошла жизнь их бабушек и дедушек, их родителей, в век минувший.
Многое из того, что было само собой разумеющимся для людей старших поколений, что бралось из воздуха, из устной традиции, из понятных всем кодировок, из исторического контекста, в котором еще звучала живая память о событиях 30–40-х годов ХХ века, для сегодняшних молодых далекое прошлое.
Тем интересней, как они сегодня «справляются» с давно прошедшим, как творят историческую память о не своем прошлом.
Чем дальше от них отстоит эпоха, тем больше им видится в ней тайн и загадок. Одна из работ этого сборника так и называется: «Тайны тюремного замка». Что-то в этом есть напоминающее любимые книжки их бабушек и дедушек, вроде «Кортика» или «Бронзовой птицы». ( Правда, какой же это замок в Богучарах – просто развалины старой тюрьмы.) И клады, которые находят наши исследователи, особого рода – это следы трагических событий минувшей эпохи.
А если обнаруживается и в самом деле – детская мечта каждого – подземный ход и тайник с предметами столетней давности – керосиновой лампой и старинными ампулами с лекарствами, то это оказывается свидетельством о Гражданской войне. Герой одной из работ этого сборника, сельский врач, прятал в этом укрывище раненых – белых от красных и красных от белых.
Таинственно и загадочно может прозвучать какое-то странное слово или имя, которое упоминают взрослые, разговаривая на «птичьем» языке своей памяти:
Однажды кто-то из взрослых… обронил в разговоре: «Так это еще в пору Далингера было!». Догадавшись, что фраза должна была означать «давным-давно», я подумала, что далингер – какое-то старинное техническое приспособление… Став постарше, я однажды все-таки решила «разъяснить» себе непонятный далингер. И с удивлением узнала, что это человек, директор завода в годы войны, что его «посадили в тридцать седьмом, должны были расстрелять, но выпустили» («Казус инженера Далингера»)
Так из обрывков взрослых разговоров на страницах этой работы, благодаря собранным в приступе острого любопытства устным рассказам, прочитанным воспоминаниям и просмотренным архивным документам, вдруг возникает объемный, отнюдь не черно-белый портрет типичного капитана советской промышленности 30-40-х годов.
***
Разгадывать загадки и тайны, распутывать клубки судеб и событий, чтобы найти ответы на вопрос: а как тогда люди жили – это, вероятно, одна из главных задач, которую ставят перед собой молодые авторы этого сборника. Именно так многие из наших конкурсантов начинают активную работу по сбору свидетельств об «утраченном времени», работу по созданию собственных, наполненных реальным историческим смыслом «мест памяти».
Эти «места памяти» оживают для них чаще всего тогда, когда они населяют их образами реальных людей. Например, земского врача и его жены, построивших когда-то больницу, которая до сих пор действует в деревне, где живет наш автор. Разумеется, он тысячи раз проходил мимо, но в судьбу замечательного сельского доктора, жившего за много лет до его рождения и погибшего в годы Большого террора, школьник погрузился, когда писал работу, помещенную в этом сборнике.
Живой историей и реальной памятью наполняется старое здание школы, кельи монастыря, дома и улочки старинного города, когда школьница из Углича обнаруживает, что здесь жила и училась в годы Гражданской войны Ольга Берггольц. Имя и биография поэтессы сами по себе вряд ли когда-нибудь заинтересовали бы автора работы. А в привязке к родному городу, сравнивая разные источники – книги самой Берггольц, архивные документы, обрывочные устные рассказы, она создает драматичную картину жизни только кажущегося тихим Углича в период Гражданской войны.
Героиня этой работы для нее уже не имя из энциклопедического словаря с тире между двумя датами, а девочка из той эпохи, которую время ставит перед очень сложным выбором. И может быть самое ценное в работе – попытка понять истоки заблуждений людей поколения Берггольц. («Путешествие в историю города Углича, запечатленную в произведениях Ольги Берггольц»).
Важнейшим «местом памяти», населенным реальными людьми, для наших конкурсантов становятся сохраненные семейные архивы. Именно благодаря этим архивам на страницах работ возникают «тени забытых предков», о которых десятилетиями боялись вспоминать их близкие. Возникают несмотря на промежуток в сто лет, отделяющих нынешнюю школьницу от того времени, когда прапрадед (закончивший свою жизнь в советских лагерях) был молодым и преуспевающим купцом, возводившим торговые ряды в своем родном городе, которые сохранились и до сегодняшнего дня («И сказал я в сердце своем. Мои прадеды»).
***
Истории и сюжеты из нашего прошлого – редко со счастливым концом, но другой российской истории у нас для наших молодых, как бы этого сегодня многим ни хотелось, к сожалению, нет. Даже если речь идет не только о конкретных людях и судьбах, а о памяти о местах.
Это прежде всего память о навсегда утраченной малой родине. Весь двадцатый век в России прошел под знаком перемещения и переселения. Бегут многие герои наших авторов: с западных границ империи в первую мировую, бегут из столиц в провинцию в Гражданскую; высылаются в период коллективизации, эвакуируются во время Отечественной войны, депортируются в 40-е, уезжают по вербовке в 50-60-е.
На страницах своих работ конкурсанты возрождают память об уничтоженных, но когда-то процветавших деревнях и хуторах («Жизнь и смерть хутора Бирючий», «Листая страницы истории села…»); оживляют память о не осуществившейся мечте прабабушек и прадедушек, приехавших на Алтай строить светлое будущее, но обещанный «через четыре года» город-сад в Барнауле так никогда и не воплотился в жизнь («Город-сад в Барнауле – не осуществившаяся мечта»).
Они «вытаскивают» глубоко запрятанную память о подавленных протестах 20-30 годов (таков, например, рассказ о Кардойском крестьянском восстании 1930 года («Жернова коллективизации»), или о борьбе с местной властью художников-реставраторов, которым не удалось уберечь от сноса церковь («Где храм стоял, там огонь горит..»).
Те, кто, как наши авторы, интенсивно погружаются в «строительство памяти», хорошо знают, какие их поджидают опасности. И взрослым исследователям отнюдь не всегда удается сохранять при погружении в такой материал исследовательскую дистанцию, а уж подросткам и вовсе трудно бывает справиться с эмоциями и создать «эффект отчуждения». Тогда ожившее прошлое становится частью их памяти и не дает спокойно спать по ночам, как это происходит со школьницей, написавшей работу об истории русской семьи, депортированной перед войной из Талина в Сибирь:
«Начав работу, только-только ознакомившись с первыми материалами и фотографиями, я была под очень сильным впечатлением, даже не могла думать о чем-то другом. Ведь все-таки, до этого я могла узнать о жизни людей в то время только из «сухих» книжных статей, а тут судьба реально существующего человека, его воспоминания… Ночью, я, можно сказать, побывала в шкуре этих людей. Мне приснилось, что началась война, голод, и мою семью тоже куда-то собираются выселить. Ужас, паника, смятение – эти чувства охватывали меня во сне. Проснувшись, поблагодарила Бога, что это всего лишь сон, что жестокие времена тоталитаризма кончились («Знать и помнить»).
И тем не менее в своих исследованиях авторы этого сборника берут на себя трудную задачу по сохранению памяти. Вытягивают, достраивают, дополняют, стремятся восстановить традицию, пусть хоть и от самого Никона («Мои истоки старообрядчества»). Остро ощущают ее ограниченность:
«Обидно, что в России фамильная память очень коротка. Мы застаем в живых прабабушек, а дальше нити теряются («Чужая сторона-мачеха»).
Они на собственном опыте приходят в своих работах к тому, что до сих вызывает споры и непонимание у некоторых взрослых историков, – что историческая память выстраивается порой из бог знает какого «сора» повседневности, что портрет малой родины создается из историй, мифов и легенд, частушек и кличек и даже скороговорок:
Кирилл Кириллович Кириллов
Купил картошки килограмм.
Картошка Кировского края
Колхоза «Красный коммунар».(«Мифы и реальность эпохи в названиях вятских колхозов»)
В лучших работах школьников мы видим их реальный вклад в формирование памяти о минувшем веке, вклад их поколения, тем более, что в своих датах рождения они все-таки будут писать 19…
Строительство памяти в нашей стране по-прежнему нелегкая вещь, требующая и больших усилий, и смелости, и даже определенных навыков в «искусстве» памяти. Но, быть может, пережив некоторый шок от искажения, забвения и мифотворчества, которое им оставили в наследство, наши молодые исследователи все-таки «пойдут другим путем».
Хотя бы потому, что, как показывает наш конкурс, многие из них понимают, к чему ведет, с одной стороны, беспамятство, с другой – инструментализация памяти. И тогда можно надеяться на то, что они не станут менять реальные места обретенной с таким трудом памяти на удобные и ярко раскрашенные муляжи, что не дадут превратить здание тюрьмы в увеселительный комплекс:
«Не знаю, уютно ли чувствовали бы себя люди там, где в 30-е годы дожидались расстрела ни в чем не повинные жертвы» (Тайны тюремного замка»),
не станут разбивать парк и танцплощадку на месте уничтоженного кладбища.
