Наталия Синяева-Панковска. Репрезентации Холокоста в Молдове и Польше: сравнительная перспектива
Данный материал представляет собой продолжение стенограммы конференции «Память о Холокосте в современной Европе» и содержит приветственное слово модератора, открывающего второй день и сообщение докладчицы из Польского Института социологии Натальи Синяевой-Панковской.
Часть II. Общественная память о Холокосте: ритуалы, образовательные практики
Анатолий Голубовский (социолог, независимый аналитик, модератор конференции):
Здравствуйте. Мы открываем второй день нашей конференции. Сегодня по всему миру идет музейный бум, возникают совершенно неожиданные музейные решения, не всегда связанные с яркими архитектурными проектами, но всегда – с чрезвычайно важными информационными и образовательными актами. Это, безусловно, образовательные практики репрезентации Холокоста, медийные практики, и здесь есть о чем поговорить (например, о телевизионном формате в разных странах), можно также говорить об электронных медиа, где дискурс Холокоста присутствует активно в последнее время. Это также практики, связанные с искусством, особенно театральным, и тут масса примеров. Среди последних российских событий могу назвать недавно показанный в Художественном театре «эскиз» спектакля «Брат Эйхман» о процессе над Адольфом Эйхманом, это проект Гёте-Института, который оказался очень неожиданным для российской театральной и вообще интеллектуальной общественности, не очень-то воспринимающей этот дискурс. Это и спектакль Дмитрия Крымова «Опус № 7» в его экспериментальной театральной лаборатории, которая работает не с таким документальным материалом, относящимся к вербатим-технологиям, как процесс над Эйхманом, но, тем не менее, производит огромное эмоциональное впечатление на людей. И это, конечно, документальное кино – не так давно россияне, наконец-то, смогли увидеть один из шедевров мирового документального кино, многочасовую эпопею Клода Ланцмана «Шоа», которую показали на канале «24_DOC» с обширными комментариями и специалистов по истории Холокоста, и российских деятелей культуры и искусства. Надо сказать, что очень многие в соответствии с постулатом Адорно «возможна ли поэзия после Аушвица?» задумались о том, возможно ли документальное кино после «Шоа», подобного фильма никто никогда здесь не видел. Документальный фильм, который так и не смог найти пути к российскому зрителю – международный проект «Специалист», который основан на документальных съемках процесса над Эйхманом в 1961 году. Жаль, что фильм так и не был показан в России, поскольку он не только вводит людей в контекст Холокоста, но и еще и задает те самые трудные вопросы, о которых говорил вчера Юрген Царуски. Вопросы, связанные с попытками социально-философского осмысления явления, понимания его проблематики, вопросы выживания во время Холокоста и т. д.
Образовательные практики репрезентации Холокоста – тоже чрезвычайно важная и актуальная проблема, и об этому будут говорить наши уважаемые участники. У меня был личный опыт, связанный с антисемитским образовательным контекстом, если будет время, расскажу подробнее – это известный МГУ-шный учебник для вузов по истории России XX века Барсенкова и Вдовина, где присутствует специфическая трактовка Холокоста, массово внедрявшаяся в общественное сознание. Думаю, что во время второго круглого стола, когда речь пойдет о Холокосте и антисемитизме в современном публичном дискурсе, можно будет об этом еще вспомнить. Как мне кажется, особо эффектными и эффективными оказываются такие практики памяти Холокоста, в которых совмещаются разные подходы и инструменты репрезентации, когда одновременно существует музей и какая-то практика, сочетающаяся с образовательными проектами, привлекающая способы и методы современного искусства. Позже я попытаюсь рассказать об одном таком проекте, это «Памятные места» в Баварском квартале Берлина, проект, который начался в 1992 году и до сих пор привлекает огромное внимание граждан и производит чрезвычайно сильно впечатление. Хотя это только таблички, развешанные на фонарных столбах, с цитатами из нюрнбергских законодательных актов – например, евреям нельзя содержать домашних животных, участвовать в хоровых обществах, и прочие ограничения, связанные с жизнью евреев в Германии с 1933 года по 1943-й, когда был принят последний нюрнбергский законодательный акт.
Вот такое краткое вступительное слово. Сейчас я хочу предложить выступить Наталье Синяевой-Панковской, молдавской исследовательнице, которая проживает в Польше, она сделает сравнительный анализ перспектив репрезентации Холокоста в Молдавии и Польше. Наталья Синяева пишет докторскую диссертацию по теме «Отрицание Холокоста в Восточной Европе и идентичность», сотрудничает с большим количеством изданий в Восточной Европе, с Музеем истории евреев в Польше, то есть имеет огромный опыт репрезентации Холокоста и в музейном, и в медийном, и, думаю, в образовательном пространстве тоже.
Наталья Синяева-Панковска (Институт социологии Польской академии наук):
Спасибо за приглашение, я очень рада выступать на конференции «Мемориала». Первоначально я хотела сделать сравнительный молдавско-польский анализ, но так как времени у нас очень мало, я расскажу о Молдове, а некоторые аспекты сравнительного анализа польской ситуации приведу под конец. Вопросы памяти Холокоста и идентичности в Молдове связаны с румынской историей, и поэтому в моей презентации будет также отмечена и Румыния. Молдова как советское государство в целом разделяла советскую наррацию о Второй мировой войне, но были и свои национальные специфические моменты. Молдова в разные исторические периоды была частью разных государств и империй: Османской, Российской, Румынии, Советского Союза. С 1991 года это независимое государство. С 1941 го 1944 годы Молдова была оккупирована румынской армией под руководством Иона Антонеску, союзника Гитлера. Холокост на территории Молдовы был осуществлен, в основном, силами румынской армии. Многие молдавские евреи вместе с румынскими, а также ромы были депортированы в Транснистрию, большая часть которой сегодня находится на территории Украины, где они были уничтожены в концлагерях. Большинство погибло от различных болезней, или же они были расстреляны по дороге в Транснистрию – это был т. наз. «Холокост от пуль». В 1940 году в Молдове проживало около 350 тысяч евреев, из которых, согласно молдавско-американскому историку Владимиру Солонарю, выжило около 90 тысяч. С 1944 года Румыния воевала на стороне СССР и союзников, а Ион Антонеску был приговорен к смертной казни через расстрел. После войны Румыния принадлежала к коммунистическому блоку. Молдова была отделена от Румынии в 1940 году Советским Союзом, и, как подчеркивает Владимир Солонарь одной из главных задач для властей была рационализация включения Молдовы (Бессарабии) в состав Союза. Важно было подчеркнуть существенную разницу между румынами и молдаванами и поэтому советский контроль исторических учебников, различных текстов, был еще более сильным, чем в других странах. Отмечалось, что все народы, не только евреи, страдали одинаково и боролись с оккупацией наравне. То есть наблюдалось замалчивание проблемы, отсутствие информации, своего рода амнезия. В какой-то степени это привело к последующим сложностям, связанным с репрезентацией Холокоста.
После распада СССР всё, что было запрещено, вошло в общественный дискурс, появились новые типы памяти. Как выразилась польско-американская социолог Иоанна Михлик, появилась эксплозия различных памятей, возникли новые памятники и публикации. Это период, когда один нарратив сменился множеством различных, его также можно назвать и эксплозией различных идентичностей. В Молдове существуют разные идентичности, можно выделить некоторые типы: советская, панславянская, панрумынская, молдавинистская… Каждый тип идентичности представляет свою собственную наррацию Второй мировой войны. Сегодня доминирует панрумынская идентичность как в академическом, так и в образовательном дискурсах. Молдова, став независимым государством, резко перешла от истории Молдавии к истории румын, истории этноса, сменив учебники. И на протяжение 1990-х годов все учебники истории хранили молчание на тему Холокоста. Не обсуждался также антисемитский режим Иона Антонеску, отмечалось только то, что он был нелояльным к оппозиции. И, как отмечает Владимир Солонарь, в 1990-е годы пост-советские молдавские историки румынской ориентации попросту скопировали румынскую националистическую историографическую традицию. Они стремились как можно быстрее освободиться от всех советских идеологических парадигм и искали в Румынии свою новую национальную идентичность и национальные символы, среди которых и был Ион Антонеску, который до сегодняшнего дня является главным панрумынским символом патриотизма для многих. В дополнение ко всему отмечается, что он был осужден коммунистами, расстрелян, и в массовом сознании он является жертвой. Для них Ион Антонеску был тем человеком, который хотел вернуть утраченные в 1940 году румынские территории: Молдову, Бессарабию и Буковину. Антонеску взывал к народу о необходимости защиты церкви и европейской цивилизации от большевизма. Как отмечает Дмитрий Тартаковский, историк из США, защита Антонеску является важной частью наррации «исторические перспективы Второй мировой войны». Это патриотическое прошлое представляет румынскую нацию как жертву большевиков, и евреи были главными исполнителями. Один из главных элементов в еврейско-румынских отношениях – сильное убеждение в предполагаемой лояльности евреев к коммунизму и Советской армии, а также в их нелояльности к румынскому государству. Как отмечает Тартаковский, для укрепления национального мифа о народе-жертве панрумынские историки уменьшают или даже рационализируют Холокост. Они отмечают межвоенные годы как золотое время румынской национальной свободы и величия, к которому относились Молдова и молдаване. Этот период очень важен для понимания панрумынского национализма сегодня, он был очень сложным в Румынии. Характеристика этого периода как такового, в котором усилились антисемитизм, национальный шовинизм, насилие, коррупция, нарушение гражданских свобод, не приветствуются многими историками, стремящимися создать патриотический образ прошлого. Однако это тоже объясняет тот факт, что многие евреи приветствовали вступление Красной армии. Среди румынских историков, оказывающих влияние на молдавских, можно отметить и отличающихся более радикальной позицией, а именно отрицающих Холокост – это Ион Кожу и Раду Теодору, последний является членом крайне правой националистической партии «Великая Румыния». Теодору, в свою очередь, находится под влиянием французского отрицателя Холокоста Робера Форессона. Ион Кожу бывает в Молдове, он давал интервью в медиа, комментировал тему Холокоста, лично знаком со многими историками. Таким образом, мы приходим к заключению, что молдавская историография Холокоста находится под сильным влиянием румынской, импортируется из Румынии. Интерпретация же Холокоста находится в непосредственной связи с национальной идентичностью. Нельзя сказать, что румынский Холокост – еще не изученная тема. Существует много публикаций, например, Жана Анчела на иврите, самого уважаемого ученого по этой теме. А еще в 1946–1948 годах вышли три тома «Черной книги» Матиаса Карпа, так что Холокост не является белым пятном в истории Румынии.
В 2000-е годы в Румынии произошли важные изменения, не в последнюю очередь под влиянием ЕС и США. Была создана международная комиссия, в которую вошли известные за рубежом румынские ученые. Комиссия провела исследование ситуации в Румынии и ответственности Антонеску за Холокост и опубликовала 300-страничный отчет. В нем сказано, что из всех союзников Германии Румыния несет большую ответственность за уничтожение евреев, чем какая-либо другая страна после самой Германии. Отчет стал доступным для общественности в 2004 году. Результатом работы комиссии явился Институт изучения Холокоста в Румынии. Несмотря на то, что работа комиссии была непосредственно связана с изучением Холокоста в Молдове, ее отчет остался в Молдове практически незамеченным. Некоторые фрагменты, правда, были опубликованы в газете «Еврейское местечко», у которой тираж небольшой. Таким образом, изменения в Румынии практически не коснулись Молдовы. Но и в самой Румынии, несмотря на наличие Центра изучения Холокоста, он лишь постепенно включается в школьную программу, на общественном уровне тема румынской вины пока не популярна. Согласно опросу, проведенному в 2007 году, 65% слышали о Холокосте вообще, но только 15% знали о Холокосте в Румынии. Существуют попытки отрицания Холокоста, и об этом пишет израильско-румынский профессор Майкл Шафир. Согласно ему, для Восточной Европы, в том числе Румынии, характерны такие стратегии отрицания Холокоста, как фокусирование на исторических врагах или национальных меньшинствах, обвинение других, перенесение на них вины, защитная тактика, позитивная самопрезентация, тривиализация, уменьшение серьезности негативного поведения других, оправдание. Наиболее распространенный тип отрицания – селективное, которое не отвергает мысли, что Холокост произошел где-то, но исключает представителей собственной нации и преуменьшает их участие. В этом контексте можно отметить, что отрицание Холокоста встречается не только среди праворадикальных ксенофобских партий (как «Великая Румыния»), но также и среди левоцентристских. Например, последние подобные публичные заявления прозвучали в 2012 году от пресс-секретаря социал-демократической партии. В Молдове же на сегодняшний день практически не отмечается тема Холокоста и практически не объясняется антисемитская политика румынских властей. Дмитрий Тартаковский, исследовавший в 2008 году отношение молдаван к теме Холокоста, пишет, что ни один из опрошенных им студентов-историков не знал слова «Холокост» ни в международном, ни в румынском контекстах. История является ареной борьбы для политиков, и власти Молдовы делают очень мало, практически ничего, в признании значения памяти жертв Холокоста. В основном, памятники в местах массовых захоронений устанавливаются еврейскими организациями. Историков, занимающихся изучением Холокоста, в Молдове немного, среди них нужно, в первую очередь, отметить Изяслава Левита и Владимира Солонаря, ныне проживающих в Америке. Также издал книгу «Холокост в Молдове» молдавский историк и политолог Сергей Назария. В обеих странах, Молдове и Румынии, не ведутся дебаты на широком уровне, а тема, в основном, замалчивается. Как уже отмечалось, в Молдове преобладают историки националистической панрумынской школы: Вячеслав Ставилэ, Анатолий Морару и другие, характерна эта тенденция и для более молодого поколения ученых.
Интересен опыт другой страны Центральной и Восточной Европы, Польши, который в какой-то степени может быть использован Молдовой. Конечно, то, что Польша не была союзником Гитлера, во многом упрощает проблему, к тому же существуют различные исторические, политические, социальные факторы, влияющие на эти страны. Но в обеих странах есть похожее, хоть и не идентичное коммунистическое прошлое, обе страны должны были принять неудобную правду о себе, перестроить свою пост-коммунистическую национальную идентичность в период социальных и политических трансформаций. В обеих странах не выделялась отдельно судьба евреев во время войны, и в обеих странах присутствует нарратив жертвы. Очень важным для Польши было признание вины элитами за случаи участия населения в антиеврейских погромах. А мы знаем, что элиты в данном контексте играют большую роль. Это, например, были визиты и выступления Александра Квасьневского, экс-президента Польши, в Едвабне, выступления на эту тему нынешнего президента Бронислава Коморовского. В Молдове и Румынии элита достаточно слаба, и этот процесс идет медленнее и сложнее. В Польше ведутся горячие дебаты после выхода книги Яна Томаша Гросса «Соседи» в 2000 году и вокруг других его книг. Сейчас я готовлю перевод его новой книги «Золотая жатва». Подобные дебаты являются признаком демократизации польского общества, это важно отметить. Сегодня дебаты вышли на другой уровень, нет отрицания фактов, хотя и встречаются попытки преуменьшения ответственности. В Польше появилась сильная группа историков, социологов, антропологов, ученых из других областей, исследующих разные аспекты этой темы, действует Центр изучения Холокоста, ведутся локальные исследования на местном уровне. В Молдове такие исследования не ведутся, несмотря на то, что в некоторых местечках до войны 90% населения были евреями, например, местечко Бричево или город Единцы. Сегодня молдавскому населению, проживающему в этих населенных пунктах, очень мало известно о том, что стало с евреями.
Интересен в данном контексте новый Музей истории евреев Польши, важный образовательный и культурный центр, с которым я сотрудничаю. А профессор Дариуш Стола выступил одним из научных консультантов главной экспозиции, которая будет открыта в следующем году. Музей, появившийся в результате договора неправительственной еврейской организации, Городского совета Варшавы и министерства культуры, в целом является доказательством того, что Польша занимает лидирующее место в регионе по данному вопросу. Она более открыта для дискуссий на трудные темы. Целью музея, который представит тысячелетнюю историю евреев Польши, является воссоединение еврейской и польской истории. Несмотря на то, что главная экспозиция будет открыта только через год, музей уже несколько лет реализует очень интересные проекты. Например, виртуальный проект «Штетл», который является энциклопедией Холокоста в отдельных еврейских местечках, на его сайте вы можете узнать о каждом местечке в Польше. Также есть проект о праведниках, образовательный отдел музея организует лекции в школах Варшавы и других городов, проводит дебаты и конференции.
Иоанна Михлик делит пост-коммунистический период на две части. С 1989 года до середины 1990-х длился националистический период, когда нарративы меньшинств исключались из коллективной памяти. Потом начался плюралистический гражданский период, во время которого Холокост был включен в национальную память, и это период, когда прошлое стало рассматриваться комплексно, а не черно-белым, как предлагала доминирующая коммунистическая идеология. Относительно Польши Михлик считает, что страна сейчас находится в последней фазе второго периода, Молдова же такого этапа не достигла. И если книга Яна Томаша Гросса вызвала в Польше продолжительные дебаты (как отметил вчера профессор Стола, 80% поляков узнали о Едвабне после ее публикации), то выход книги Сергея Назария о Холокосте в Молдавии такой реакции не вызвал. С огромным успехом, например, в Польше прошел спектакль по пьесе Тадеуша Слободзянека «Наш класс» о сложных еврейско-польских отношениях, о погроме в Едвабне, а автор получил важную литературную премию. В Молдове же замечательный спектакль по пьесе драматурга Николетты Есиненку Clear history («Чистая история»), премьера которого состоялась полтора года назад, не нашел откликов в медиа. Спектакль же рассказывал о Холокосте в Молдове, о различных реакциях местного населения на геноцид.
Можно ли ожидать какие-либо изменения в Молдове? Молдавская идентичность находится в процессе формирования, нации сложно принять и критические осмыслить свое трагическое прошлое, и включить нарративы меньшинств в свою историю. Как писал Чарльз Кинг, Молдова является единственной страной, в которой существование отдельной национальной идентичности под вопросом. Важным фактором, конечно же, может стать европейская интеграция и европейская идентичность, частью которой является Холокост. Но насколько это повлияет на Молдову – неизвестно.
Анатолий Голубовский:
Наталья, спасибо большое! Мне кажется, здесь была поднята чрезвычайно важная тема, связанная с рефлексией по поводу Холокоста как инструментом строительства идентичности послевоенной или пост-советской. Это драматичный процесс, Холокост оказывается лакмусовой бумажкой, которая показывает, насколько новая идентичность, например, на пост-советском пространстве, приближается к европейской или от нее отдаляется. Я думаю, что сходным опытом поделится сейчас Хаббо Кнох.
