Память о Холокосте в современной Европе: Общее и разделяющее / Стенограмма конференции
25 – 26 сентября в Международном Мемориале состоялась конференция «Память о Холокосте в современной Европе». Её участниками стали представители академического, музейного, образовательного сообществ России, Польши, Германии, Латвии, Венгрии, Украины, Белоруссии, Молдовы. Были рассмотрены проблемы современной памяти о геноциде евреев во Второй Мировой войне в европейских странах. Особое внимание уделено ситуации в постсоциалистических странах, где память о Холокосте еще двадцать лет назад была по сути исключена из публичного пространства.
По ссылке – программа конференции.
Настоящий материал содержит приветствия организаторов. Доклады участников – по ссылкам внизу страницы.
Среда, 25 сентября 2013 г.
Приветствие
Арсений Рогинский (Председатель правления Международного Мемориала)
Мемориал всегда занимался историей советского террора. А эта конференция о Холокосте. Мы не сразу решились на ее проведение. Решились потому, что, строго говоря, эта конференция посвящена не истории Холокоста, а памяти о нем. И привели нас к этой конференции именно занятия памятью о советском терроре.
Памяти эти не вовсе разобщены. Они отчасти и переплетены – судьбами отдельных людей, схожестью государственных механизмов осуществления преступлений, но больше всего проблемами, которые они ставят перед нами. И судьбы этих двух памятей в чем-то схожи. Обе были табуированы в той стране, в которой мы жили до середины 80-х. Обе были здесь оболганы. Хоть и по-разному. И обе, несмотря на усилия многих и многих людей в течение последних 25 лет, не стали важным элементом сегодняшнего массового сознания. Я имею в виду сознание наше, российское.
Готовя конференцию, мы обращались к работам о Холокосте нашего покойного старшего друга , замечательного историка и философа Михаила Яковлевича Гефтера. Он был одним из основателей Мемориала, автором полузабытый ныне, предложенной им в 1989 году декларации о нравственных принципах «Мемориала». И одновременно он был одним из основателей и первым Президентом историко-просветительного Фонда Холокост.
Мы старались вдуматься в Гефтеровский тезис о «всеобщности Холокоста», о его направленности, как и любого геноцида, «против всех», в его размышления о «страшной связи, соединяющей всех внутри этой трагедии – жертв, вольных и подневольных палачей, обслугу, свидетелей», в его, на первый взгляд, едва ли не шокирующее называние Холокоста Опытом, в его простую и точную формулу о том, что бытие после Холокоста требует «переменить не взгляд на жизнь, а саму жизнь», в его призыв «отказаться от духовного комфорта непричастности» и ощутить себя « наследниками всех», «в том числе и злодеев».
Для сохранения Памяти о Холокосте в России за последние два десятилетия сделано совсем немало. В архивах, увы, не слишком доступных, обнаружено великое множество документов, записаны тысячи устных свидетельств, во многих местах гибели людей установлены памятные знаки. Возникли музейные экспозиции. Постепенно сведения о Холокосте проникают в школу. Изданы сборники документов, появились серьезные исследования. Издан фундаментальный энциклопедический справочник «Холокост на территории СССР». Это – огромное достижение. Очень многое из перечисленного сделано благодаря выдающейся энергии Фонда Холокост и его руководителей – Аллы Гербер и Ильи Альтмана. Конечно, многое делают и другие общественные организации.
И все же, все же… как я уже сказал, Память о Холокосте не вошла в российское массовое сознание. Холокост им не освоен. Ни в какой степени, мне кажется. Что здесь причиной? Что эта память о «чужой» трагедии? Или она выглядит слишком частной на фоне памяти о трагедии войны в целом ? Или в принципе никак не монтируется с нынешней огосударствленной памятью о войне как о победе, и только о победе? Или на эту память накладывается антисемитизм – от того, военно-послевоенного до нынешнего – и вытеснение происходит на этом месте? А может, дело совсем в другом…
Кажется, совсем не так в Западной Европе. Мне не раз приходилось читать, что признание ответственности за преступления прошлого, ответственности за Холокост, сегодня стало одной из основ европейской идентичности, едва ли не базой европейского проекта.
Но у нас не так. И в других странах бывшего Советского Союза, кажется, не так. И в других посткоммунистических странах – тоже вроде бы не совсем так.
Обо всем этом, о специфике национальных европейских памятей о Холокосте мы будем говорить на нашей конференции.
Позвольте от имени организаторов поблагодарить участников из Германии, Италии, Украины, Латвии, Польши, Белоруссии, конечно же, участников из России, откликнувшихся на наше приглашение и приехавших на эту конференцию.
Позвольте поблагодарить наших соорганизаторов из немецких фондов «Память. Ответственность. Будущее» и Фонда имени Генриха Белля.
Надеюсь, конференция будет для всех нас интересной.
Ирина Щербакова (историк, руководитель образовательных программ Международного Мемориала, модератор конференции):
Я хочу предоставить слово сидящей по правую руку от меня и уже упоминавшейся в выступлении Арсения Рогинского Алле Гербер, нашему многолетнему другу, президенту Фонда «Холокост».
Алла Гербер (писатель, политический и общественный деятель, правозащитник, одна из организаторов Гражданского форума):
Благодарю, что я здесь, в этих стенах, со всеми вами, моими друзьями, могу беседовать по теме, которая мучает меня вот уже 21 год. Я пришла к этой теме, будучи критиком, киноведом, искусствоведом, писателем, и как бы со стороны, изначально это была не моя тема. Но местный, наш собственный неофашизм, с которым я очень тесно столкнулась 20 лет назад, оказавшись одним из участников, даже организатором процесса против одного из погромщиков, ворвавшихся в Дом литераторов, привел меня к этой теме. Тема эта – и память, и предупреждение. И это есть месседж нашего центра и фонда: память и предупреждение. Михаил Яковлевич Гефтер пригласил меня и Илью Альтмана, мы сидели у него на даче, говорили о том, что и как можно делать – у нас тогда не было ничего, рукописи и архивные материалы лежали под кроватями. И вот за 21 год мы объездили, наверное, всю страну, мы провели десятки, десятки семинаров, мы издали сотни книг, мы, мы, мы… Не об этом речь! Не о том, что такое «мы», и что мы делаем. Правильно Арсений Борисович сказал, что память о Холокосте не стала фактом общественного сознания. И почему так произошло – я об этом очень много думаю именно потому, что много езжу, много слышу недоумения, непонимания, а порой даже активного протеста «а зачем нам это нужно?», «а причем тут евреи, разве мало наших погибло?». Как будто три миллиона евреев, погибших на территории бывшего Советского Союза, не те же «наши». Всё это, понятная, к сожалению, в нашей стране история, связанная с Холокостом. Когда после войны была запрещена, фактически рассыпана, и до перестройки так и не появилась «Черная книга» Эренбурга и Гроссмана. Когда уже в 1948 году началось преследование так называемых космополитов. Когда готовилось дело «вредителей-инженеров», по которому сел мой отец, замдиректора шарикоподшипникового завода. Когда был арестован Еврейский антифашистский комитет. Когда было дело врачей. Когда готовилась, по многим версиям, депортация евреев. Всё это было, было, было. А потом пришел пятый пункт, а потом – государственный, узаконенный антисемитизм. В этом жила страна, и с этим она пришла и к перестройке, и к 1990-м годам: трудным, сложным, когда было, как говорится, не до Холокоста. Но мы считали в 1992 году, когда образовался фонд, что это время памяти и время предупреждения. К сожалению, тогда не все нас понимали. Не все понимали, что неофашизм (точнее, неонацизм) представляет реальную опасность в стране, победившей фашизм. Я очень хорошо помню, как мы говорили об этом с Борисом Николаевичем Ельциным и он мне сказал фразу грустную: «Еще не время». Ну вот, я думаю, что время наступило. Неслучайно сегодня в стенах «Мемориала» эта конференция. Потому что «Мемориал» – всегда образец этой действующей, активной, больной памяти. Именно памяти как предупреждения, памяти, которая не дает нам успокоиться, молчать, уж простите, спокойно спать. Иногда, конечно, в бессонные ночи кажется, что всё это зря, и иногда бывает тяжелая депрессия. Потому что когда слышишь, что Холокост – это клей для обоев, или что-то в этом роде, ты думаешь – ну какого же черта, на что же потрачены годы? Но видя вас здесь, присутствуя здесь, я понимаю, что это всё так необходимо. Я каждый день читаю «сводки с фронта», буквально, о том, где, что и как. Национальная проблема стала плавильным котлом, который вот-вот выльется наружу. Сегодня национальная ненависть, убийства на национальной почве, чудовищные национальные конфликты кипят, бурлят, и всё это, между прочим, результат того, что так долго не говорили – геноцид бывает не только против одного народа, геноцид всегда против всех. Вот это замечательное завещание Михаила Яковлевича Гефтера было забыто. Я думаю, что мы здесь сегодня собрались и ради памяти, и ради предупреждения. Спасибо вам.
Ирина Щербакова:
Я предоставляю слово Уте Герлант, представителю Фонда «Память, ответственность и будущее» (Германия), подтолкнувшего нас к проведению этой конференции.
Ута Герлант (референт Правления Фонда «Память, ответственность и будущее»):
Дорогие друзья, дорогие коллеги, дорогие гости конференции!
В моем родном городе Потсдаме в 1979 году – через 41 год после Хрустальной ночи – на месте, где прежде размещалась синагога, была установлена памятная доска. Мы, подростки, восприняли это с радостью и в последующие годы собирались у доски на кадиш, принося цветы и свечи. К нам присоединялся пожилой мужчина, переживший Шоа. Еврейской общины в Потсдаме более не существовало. Нам не хватало людей, с которыми мы никогда не были знакомы – поскольку они были убиты задолго до нашего рождения.
Полицейские проверяли наши документы, на боковых улицах стояли автомобили полицейских нарядов. Мои друзья, до позднего вечера остававшиеся у памятной доски, на ночь были отправлены в тюрьму. Это позволило убрать цветы и «восстановить порядок». Когда я на следующее утро по дороге в школу увидела голую доску, у меня подкосились ноги: антифашистское государство, запрещающее память о жертвах фашизма?
Только значительно позднее я поняла, что дело было не в антифашизме, не в Шоа и тем более не в евреях, дело было совсем в ином: подростки самовольно, не спрашивая разрешения, собрались «в толпу». Самочинные же действия были не просто нежелательны, они рассматривались как опасные.
В школе мы говорили только о бойцах антифашистского сопротивления – о Шоа я узнала дома. С первыми евреями я познакомилась через общество «Акция „Знак искупления”» – это были Ирма и Иржи Лаушер из Праги, выжившие в Терезинском гетто. Они приезжали к нам в летний лагерь и рассказывали о своей жизни. Однако только немногим посчастливилось участвовать в таких встречах.
Почему я все это рассказываю? Потому что считаю это некоторым образом типичной для того времени картиной нашей жизни в отмеченной социализмом части Европы: последствия Шоа являлись реальностью, но об этом практически никогда не говорилось открыто. Антифашизм проповедовался государственным порядком –бесстрастное признание этого факта считалось достаточным. Проявление эмоций означало бы индивидуальность, а она всегда непредсказуема. Главный вопрос заключается в том, что это сделало с нами – или, что мы сделали с этим? В какой мере авторитарные отпечатки продолжают оказывать влияние? В чем это выражается?
Сегодня и завтра мы будем размышлять о том, каким образом в современные дни в наших странах происходит обращение с историей Шоа. Мы услышим самые разные высказывания, причем принципиальным моментом станет умение слушать друг друга, невзирая на все наши различия. Речь идет о «совместном нахождении пути», как сформулировал Карл Ясперс: «Мы должны научиться видеть трудности в кардинально расходящихся с нашими собственными ситуациях и позициях и сопереживать им»
Мы также будем говорить об антисемитизме в наше дни – форме презрительного отношения к людям, которому всем нам приходится противостоять в наших обществах.
По этой причине Фонд «Память, ответственность и будущее» в настоящее время разрабатывает программу финансирования проектов, испытания которых уже прошли в Германии: предоставление НПО возможности для проведения встреч с целью обмена квалифицированным опытом и знаниями и разработки новых идей. Мы стремимся внедрить данный формат в некоторых странах Центральной и Восточной Европы. Вследствие этого, буду очень внимательно слушать и с благодарностью приму новые импульсы с вашей стороны.
Позвольте выразить благодарность обществу «Мемориал» за организацию конференции «Память о Холокосте в современной Европе: общее и разделяющее» и за оказание нам всем радушного приема. О Шоа и антисемитизме уже писалось в самиздате, поэтому с данной темой в «Мемориале» мы чувствуем себя в некотором роде как дома. Я также хотела бы поблагодарить Фонд им. Генриха Бёлля, осуществляющий совместное финансирование конференции, за плодотворное сотрудничество.
Мы будем говорить о Шоа и об антисемитизме в наши дни. При этом для меня остается открытым вопрос о том, каким образом критическое рассмотрение Шоа помогает формировать гуманное мировоззрение в самом глубоком понимании этого слова. Извлечение уроков из истории может повлечь за собой активную борьбу с презрительным отношением к людям – однако, совсем не обязательно. И для того, чтобы быть порядочным человеком, не обязательно что-то знать об историческом произволе.
То есть одного знания недостаточно. Что нам необходимо – это благоразумие, включающее душевную чуткость. В 1975 году Андрей Сахаров сетовал на «дух черствости и равнодушия по отношению к человеческим страданиям». С этим духом мы сталкиваемся и сегодня. Быть может, нам удастся оказать содействие процессу развития духа открытости и человечности. Это уже было бы немалым делом
Ирина Щербакова:
Теперь я хочу предоставить слово Йенсу Зигерту, руководителю московского бюро Фонда им. Генриха Бёлля, одного из организаторов конференции.
Йенс Зигерт (политолог, журналист, руководитель московского бюро Фонда им. Г. Бёлля):
Это уже четвертое приветствие, и на самом-то деле это перебор, пора начинать собственно конференцию. Поэтому я ограничусь одним коротким пунктом, может быть, в добавление к тому, что уже было проговорено. Арсений Рогинский в своем выступлении сказал, что конференция посвящена памяти о Холокосте – тому, какую функцию она выполняет или тому, какую функцию ей придадут. И то, что конференция не только о Холокосте, но и о советском терроре. Я бы добавил маленький штрих, и Арсений в форме вопроса это уже затронул. Для меня эта конференция и о том, почему Холокост в одной части Европы или мира стал точкой отсчета для морали, политической морали, этических вопросов, а здесь в России, по крайней мере, этого не произошло. Тут есть другая точка отсчета – победа. А она, и вообще итог Второй мировой войны на Западе, особенно в Германии, не играют такой роли. И значение, которое победе придают в России, на Западе не очень-то знают и не очень-то понимают. Отсюда, по-моему, очень далеко идущие последствия. Я сейчас ограничиваюсь одним моментом и приведу рискованный, может быть, тезис: нужно ли вмешиваться сегодня в дела Сирии, когда там погибнет так много людей, или вмешиваться нельзя – это тоже имеет отношения к памяти о Холокосте. Последствия Холокоста – доктрина ООН об обязанности защищать народ, что тогда не должным образом удалось. А выводы из победы (я сейчас сильно упрощаю) – не вмешиваться. Мне очень важно, что сегодня мы не только говорим о прошлом, но и о том, как мы помним прошлое и что оно значит для настоящего. Желаю нам плодотворной конференции, спасибо, что вы пришли.
Ирина Щербакова:
Спасибо, Йенс, за слова, которые фактически предваряют работу нашей первой секции. Это для России ключевой вопрос – память о войне против памяти о победе и против памяти о Холокосте. И я предоставляю слово Борису Дубину, одному из наших самых известных социологов, автору очень многих книг, много занимавшемуся проблемой памяти о войне в том числе.
