19 ноября 2013

Дариуш Столя. Холокост как современная польская проблема?

Дариуш Столя – историк, профессор Института политических исследований Польской академии наук (Варшава), профессор института Collegium Civitas, научный сотрудник Центра изучения миграций в Варшавском университете. Настоящий доклад был прочитан им в рамках конференции «Память о Холокосте в современной Европе: Общее и разделяющее» (Москва, 25-26 сентября 2013).

Извините, что я не буду говорить по-русски, хотя немного понимаю. Я хочу подчеркнуть несколько аспектов сохранения памяти о Холокосте в Польше. Я использую термин «Холокост», но в Польше он не употребляется, поскольку используется слово, произведенное не от греческого, а от американского варианта. Есть определенные особенности восприятия Холокоста в Польше. Во-первых, Польша была основным местом Холокоста, большинство жертв были польскими евреями, около 3 млн из 5,6 млн человек. Кроме того, сюда свозились евреи со всей Европы: в Аушвиц, Треблинку, Белжец, Собибор и другие лагеря. И следствием этого является то, что в Польше сосредоточены «реликвии» Холокоста, знаковые места, как, например, Аушвиц, и, кроме того, остатки гетто (Варшава, Белосток и другие). В Польше люди воочию наблюдали проявления Холокоста, слышали его и обоняли. Про обоняли я говорю отдельно, потому что от центров уничтожения исходил страшный запах, который люди помнят до сих пор, запах, распространявшийся на несколько километров. Есть определенные моменты, важные для памяти. Я говорю о вещественных свидетельствах, например, газовые камеры, которые хоть и были разрушены, оставили по себе руины. У нас было 40 лет коммунистического правления, но несмотря на широко распространенное мнение о том, что польское общество хотело забыть Холокост, забыт он не был. Сразу же после войны было проведено множество исследований, плюс собраны свидетельские показания. На месте гетто были возведены монументы. С конца 1940-х общая политика в Польше была связана со сталинской пропагандой, Холокост был отнесен к преступлениям фашизма, Аушвиц превращен в экспозицию. Обсуждение Холокоста шло в русле, не противоречившим частным воспоминаниям, и в этом случае пропаганда была достаточно эффективной. Я подчеркиваю, воспоминаниям поляков, а не польских евреев, поскольку практически все они погибли. Войну пережили только 10%, это 300 тысяч евреев, и большинство из них эмигрировали в Израиль и другие страны. Очень немногие, таким образом, могли рассказать эту историю «изнутри», а поляки помнили ее так, как пережили. В этой картине евреи присутствовали, но они были ее второстепенной частью. Их трагедия составляла часть трагедии войны, когда 6 млн поляков оказались в оккупации, но не была в центре ее. На территории Аушвица находилась табличка, где сообщалось, что нацисты убили здесь 6 млн человек – это была не совсем точная цифра. Также было сказано, что мирные жители Европы стали жертвами фашистского режима: русские, украинцы и т. д., – евреи были в самом конце. Поскольку на польском евреи – «жиды», слово начиналось с последней буквы польского алфавита. Но представление понемногу менялось вследствие деятельности еврейских организаций.

До определенного срока образ Холокоста не противоречил воспоминаниям участников и героев войны. Кстати, мне было очень интересно услышать выступления предыдущих докладчиков, в которых говорилось, что воспоминания о победе во Второй мировой войне противоречили воспоминаниям о Холокосте. А в Польше всё было наоборот, там победы не было, были лишь воспоминания о проигрыше в войне, и было столкновение двух виктимизаций: евреев и поляков. В коммунистический период существовало три слоя памяти. Во-первых, это официальная память, то, что было написано в исторических книгах, сообщалось в музеях и т. д. Евреи там практически не упоминались. Во-вторых, это частные воспоминания, и они были разные, потому что в разных регионах Польши война шла по-разному. Когда я слышу информацию о миллионе погибших советских евреев, я думаю, что это число включает в себя тех евреев, которые жили в Литве, Латвии, на Украине и в Польше, то есть на территориях, оккупированных СССР в 1939 году. Как я уже говорил, в частных воспоминаниях евреи пребывали на втором плане. Многие не хотели вспоминать о евреях потому, например, что жили в их домах. Что важно – с 1969 года политический режим стал очень антисемитским и антиизраильским. Для либеральной оппозиции же было хорошо всё то, что было направлено против коммунистической партии. Среди интеллигентов много обсуждался вопрос Холокоста, он был широко отражен в польской литературе, были замечательные произведения Тадеуша Боровского и других авторов, которые перечеркивали то, что говорилось в официальных источниках. Марковская, например, писала об Аушвице и о том, что люди делали с людьми – но очень важный вопрос, кто были эти люди с обеих сторон? Тогда говорилось, что немцы делали это с нами. Сегодня позиция такова – немцы делали это с евреями. Я не знаю, как долго будет существовать эта точка зрения.

Дальше наступили 1990-е годы, в которые шли два параллельных процесса. С одной стороны, продолжение тенденции 1980-х, пересмотр польской интеллигенцией общей картины Холокоста в Польше, что было связано с большей доступностью контактов польских историков с западными и американскими учеными. Их работы приобретали всё большее влияние на обширные слои населения. Также значительное воздействие имела продукция Голливуда – большинство моих студентов почти все знания о Второй мировой войне, включая Холокост, почерпнули из голливудских фильмов. Итак, у нас есть воспоминания дедов о людях, которые жили по соседству. Но это вовсе не подразумевает, что людям, оставляющим воспоминания, нравятся евреи. Они часто говорят, что, например, перед войной евреи эксплуатировали нас. То есть антиеврейские предрассудки и воспоминания о Холокосте каким-то образом уживаются вместе. Также мы видим влияние западной позиции о центральной роли Холокоста, и с точки зрения интеллигенции это не проблема, поскольку в таком случае Польша оказывается в центре истории XX века за счет Холокоста. Можно сказать, что для Польши интересно оказаться в центре внимания даже таким способом.

Самый главный вопрос – было ли отношение поляков к евреям причиной Холокоста и способствовало ли ему? По этому поводу было два крупнейших политических спора. Самый большой – после публикации книги Яна Томаша Гросса, который эмигрировал после 1968 года, об убийстве евреев в местечке Едвабне, где поляки помогали убивать евреев. И я помню, что во время обсуждения этой книги люди плакали. Я хочу сказать, что вы можете ставить мемориалы, вы можете открывать музеи, но нужно делать другое – нужно обсуждать историю. И дебаты в этом отношении очень полезны, они привлекают внимание населения, в них участвуют СМИ. Споры и обсуждения если и не способствуют полному пониманию со стороны общественности, но, по крайней мере, помогают довести до сведения общественности информацию. Через год после публикации книги Гросса люди знали о городке, где произошла трагедия, говорили о нем, хотя ранее они об этом и не слыхали. Так что в Польше хорошо известна проблема Холокоста, он обсуждается в различных книгах, их довольно много. Кроме того, у нас есть много памятников Холокосту, старых и новых, и тех, которые были изменены, например, музей Аушвица, пересмотренный после 1999 года (трагедия евреев перестала проходить вторым планом). Кроме того, во многих небольших городах местные интеллектуалы вешают памятные доски, открывают музеи. Муниципалитеты и местные органы власти также инициируют создание различных памятников, призванных напомнить о трагедии евреев. Нужно понимать, что тех, кому посвящены эти памятники, почти не осталось – выжившие практически все эмигрировали после войны. Так что, прежде всего, поляки должны были посмотреть на себя со стороны, на свою роль в случившемся. Это спорный вопрос, потому что тех, кто что-то делал во время войны, практически не осталось. Обсуждения вели люди, не принимавшие участия в войне, но они говорили «мы сделали это» или «мы этого не сделали» – момент достаточно драматичный. И когда всплывают истории, подобные трагедии Едвабне, они вызывают много возмущенных откликов, потому что поляки привыкли воспринимать себя жертвами и героями.

Следующий вопрос – чьей трагедией, чьей собственностью является Аушвиц? За забором Аушвица находится католический монастырь, но при этом 90% жертв были евреями. Кроме того, там погибли советские военнопленные, другие крупные этнические группы, люди разных конфессий. Вопрос принадлежности Аушвица был практически неразрешимым, но решить его было нужно. В конце концов был выработан единый modus operandi – как мы должны чтить память, кого мы должны вспоминать. Такие лагеря, как Треблинка, Собибор, Аушвиц стали еврейскими местами Холокоста, но при этом там можно чтить память и других людей. Да, вы знаете, что у нас бывают случаи осквернения монументов, еврейских могил. Но в целом, на уровне историков, нет расхождений, разногласий. Есть эмоционально нестабильные люди, выбивающиеся из общего потока. При этом мы видим растущее влияние западной масс-культуры (голливудских фильмов, компьютерных игр) – это тоже источник знания. И я не думаю, что когда-либо евреи исчезнут из польской картины военной трагедии. Я только боюсь, что это превратится в заезженную историю, которая уже не производит впечатления. Есть еще один важный момент. Нужно, конечно, поддерживать память, но на ней и деньги делают – продажа сувениров, организация туристических поездок. Память превращается в бизнес. И вопрос, важный для польской интеллигенции – почему евреи жили рядом с поляками, но не вместе с ними? Польская интеллигенция видит здесь очень важный моральный аспект. Всё перечисленное мной указывает на то, что у нас нет какого-то единого исторического консенсуса, на данный момент есть многоголосье мнений по этому вопросу.

По теме: