«Прожито»
– Первый вопрос у меня довольно тривиальный: «Прожито» – это кто?
– Основа «Прожито» – это я, мой коллега филолог Илья Венявкин и наша программистская команда во главе с Иваном Драпкиным. Одновременно у нас много волонтеров, которые занимаются разными вещами, поэтому очень сложно определить грань между командой в классическом понимании и волонтерским сообществом.
– Каков состав волонтеров, кто к вам приходит?
– За время, которое мы существуем, к нам пришло уже больше двух сотен человек разных профессий и возрастов, с географией проживания от Ханоя до Вашингтона. Это были и наши коллеги, которые по своей научной работе стали использовать «Прожито», и просто любители нон-фикшн, которым было интересно было нас читать. Бывает и так, что студенты, пройдя у нас практику, неожиданно просят новое задание, потому что полюбили такого рода работу, втянулись в нее и решили помогать проекту.
– А в чем состоит работа волонтеров?
– Самая распространенная – подготовка текста к загрузке. Человек получает, например, распознанную книгу, и фактически становится формальным редактором этого текста: просматривает или читает целиком и следит за тем, чтобы текст был правильно оформлен.
Вторая часть нашей волонтерской команды занимается публикацией рукописей. Они получают отсканированную электронную копию и сидят вечерами, в одном окошке открыт скан, в другом – текстовый редактор, и они набирают для нас таким образом рукописные дневники.
Нам, конечно, очень нужна помощь по поиску текстов и сканированию книг. Это не очень благодарный труд, многочасовой, монотонный, требующий большого уровня сознательности. Сейчас этим занимается всего один человек.
Есть и творческие виды волонтерства, можно, например, делать тематические подборки: придумать себе тему и собирать материал из дневниковых записей. Вот наша волонтер Катя Волович к открытию сделала четыре подборки: «Сны», «Котики», «Конец лета» и «Турция в личных дневниках». Это были четыре интересных ей темы, и она искала и тегировала посвященные им записи.
– Ты говорил о студентах-практикантах, а есть ли дневникам место в школьном образовании?
– Конечно, есть. Я знаю, более того, что сайт наш очень активно используется в учебном процессе. Мощнейшим впечатлением для нас было, когда учителя присылали письма с критикой сайта, которую они получили от детей. То есть дети находили ошибки, говорили, что именно сделано неудобно.
Я точно знаю, что мои друзья-учителя начали это включать работу с «Прожито» в образовательный процесс: они дают детям поисковые задания по дневникам, и эти дети проводят у нас ночи на сайте.
Возможность рыться в чужих жизнях предыдущих эпох пытливому уму может дать очень много. Это хороший материал для вырабатывания своей собственной точки зрения, без шапки из пояснений и концептуализации. Если тебе что-то интересно, ты садишься и тебя затягивает.
– Вы не комментируете дневники?
– В нашей системе есть дневники, которые уже были кем-то раньше опубликованы, и такие, которые публикуются впервые именно у нас. Раньше у нас не было технической возможности загружать комментарии. Теперь все вторично опубликованные тексты мы загружаем с комментариями их публикаторов, никак не искажая. Сами же мы комментированием дневников заниматься не хотим, потому что написать большой развернутый комментарий – это очень серьезная задача для профессионала.
Мы хотим быть конвейером по введению в научный оборот большого количества новых текстов. Если кто-то к этим текстам возьмется писать комментарий, мы будем рады предоставить для этого все возможности. Мы просто представители новой публикаторской школы: у нас работают непрофессионалы, поэтому мы несколько снизили критерии качества передачи текста. Текст после набора проходит сверку и некоторую деликатную редактуру, но тем не менее, классическая публикация с мощным научно-справочным аппаратом и подробным комментарием – это не наша история. Мы живем уже в эпоху, когда значительная часть комментария может быть опущена в силу доступности электронных справочных материалов.
– Насколько с перезапуском сайта у вас поменялась концепция проекта и технические возможности?
– Когда всё только начиналось, мы считали, что делаем научный инструмент для коллег. Им будет легко разобраться в любой сложности поисковой системе, потому что им надо. И полтора года был сайт в виде базы текстов с поисковым инструментом и интерфейсом, сделанным по последнему слову техники вчерашнего дня.
За эти полтора года стало понятно, что мы делаем дело, интересное не только исследователям, но и вообще самому широкому кругу людей. Мы поняли, что должны соответствовать статусу популярного сайта. Поэтому в новой версии сайта мы постарались сделать нормальные точки входа в то, чем мы занимаемся, чтобы все было понятно и дружелюбно для непрофессионала. Мы упростили интерфейс для «рядового пользователя», а поисковую систему для профессионалов мы, наоборот, усложнили, но убрали ее таким образом, чтобы она не смущала человека, который пришел сюда просто почитать интересные дневники.
– Поменялись ли у вас формальные рамки с новой аудиторией?
– Когда мы работали над первой версией, было понятно, что мы ставим перед собой неподъемную задачу и нам нужно ограничивать хронологию, иначе материал нас сметет. Тогда мы решили поставить себе ограничение – двадцатый век.
Но со временем мы всё чаще сталкивались с тем, что, скажем, есть советский дневник, который заканчивается в 1924-м году, но ведется он с 1886-го года. Дневники не ведутся с 1 января 1900 года, а ведутся как бог на душу положит, и постепенно в систему загружалось всё большее количество текстов, которые или начинаются в XIX веке, или заканчиваются уже в 2000-х годах. Стало понятно, что от этого ограничения нам надо отказываться. Тем более, что некоторые волонтеры считают XIX век интереснее XX-го.
И очень важно для нас, что мы начали работать со вторым языком. Мы очень много говорили о том, что хотим быть многоязычными, и вот наконец-то запустился раздел с украинскими дневниками. Сейчас на сайте четыре украинских дневника и еще столько же нужно довести до ума и загрузить.
Очень хочется, во-первых, развивать эту украинскую историю, и теперь ужасно хочется белорусскую. Там большие проблемы с материалом, то есть, я знаю, например, 7 опубликованных белорусских дневников, текст у меня есть двух с половиной, но, тем не менее, хочется дальше идти этой дорогой.
– Но вы, тем не менее, хотите географически оставаться в пределах бывшего СССР?
– Все должно развиваться постепенно. Мы можем выстроить хорошую коммуникацию с жителями постсоветского пространства, у нас есть общий язык, и нам довольно легко координировать эту работу в случае чего, но материал диктует свои правила. Несколько недель назад мне привезли рукопись дневника молодой американки, студентки, которая приехала в туристическую поездку и объехала весь СССР. Все свое путешествие по советской стране она вела дневник, в котором часть записей на английском, но бо́льшая часть на французском языке.
Он имеет к нам отношение, потому что он велся на территории Советского союза, и, безусловно, он важен и полезен. Поэтому я считаю, что нам надо, конечно, выходить на планетарный уровень и пытаться организовывать национальные волонтерские организации «Прожито». То есть, если какая-то группа людей готова работать с текстами на своем языке и готовить их по нашим правилам, то мы должны обеспечить техническую возможность для загрузки этих текстов
– Часто при публикации такого рода личных источников и публикаторы, и люди, которые предоставляют эти источники, переживают из-за проблемы приватности и такой ее противопоставленности научному и общественному интересу. Приходилось ли вам сталкиваться с этой проблемой?
– Для тех дневников, которые уже были опубликованы, эта проблема решена не нами, а их публикаторами. Мы просто транслируем то, что они сделали. Хотя был случай, когда мы немного прошлись по комментарию одного недружелюбного публикатора: текст дневника более-менее нейтрален, а комментатор сводил счеты с фигурантами дневника, поэтому мы этот комментарий все-таки взяли на себя смелость порезать. Но в целом для опубликованных дневников мы ничего не трогаем.
– Хронологически материалы на сайте расположены не очень равномерно, от десятилетия к десятилетию то густо, то пусто. Почему так?
– Довоенный материал публиковался последние десятилетия очень активно, а военный – более чем активно, потому что тут и государство было заинтересовано в сохранении памяти о Войне. Это, кстати, одна из самых смешных для меня вещей, что все предисловия военных дневников начинаются с «Перед нами уникальный дневник. Дело в том, что на фронте было запрещено вести дневники, но наш герой, невзирая ни на какие запреты…» И это при том, что дневники фронтовиков публиковались сотнями.
А потом начинаются проседания – 1950-е, 1960-е еще куда ни шло, а 1970-е, 1980-е – уже совсем сужается база источников. Ну и, наверно, славно, потому что с текстами, настолько близкими к нашему времени, нужен довольно высокий уровень деликатности, который не всегда есть у публикаторов. То, что мы сами публикуем, пока мы пытаемся просто все эти темы снимать, обсуждать с родственниками или наследниками авторов, мы убираем то, что может ударить по третьим лицам.
– То есть, вы цензурируете дневники, получается?
– Мы их сокращаем. Очень личные тексты – не для современников.
– Это вообще-то важно. Люди должны знать, что имеют дело с документами, которые, вероятно, претерпели вмешательство.
– У нас есть тексты очень сильно отредактированные, то есть, прямо переписанные целиком, но не нами. Например, когда какой-нибудь советский ветеран решает на старости лет издать свой фронтовой дневник, открывает потрепанную записную книжку, исписанную химическим карандашом, с раздавленными фронтовыми комарами, а там – три листа текста. И он садится писать свой фронтовой дневник, который начинается с того, как «солнце золотило облака над прекрасными долинами».
Это методологическая проблема. Мы решили ее таким образом, что у нас такие материалы должны быть на сайте, но они должны идти в статусе авторизованных текстов, на которые нельзя полагаться. В поиске они участвуют, но их из него можно исключить.
– Рунет в каком-то смысле расцвел на дневниках, на ЖЖ, на diary.ru и т. д. Вы как-то смотрите на это? Ты сам, к примеру, видишь преемственность между жанром письменного дневника интимного и публичного дневника?
– Совершенно очевидно, что есть и преемственность, что есть типологическая схожесть, особенно по формальным критериям, но есть различия в прагматике: блог ведется заведомо публично, а дневник – это вроде как интимная вещь. Хотя, честно говоря, у меня есть твердая уверенность, что абсолютное большинство авторов дневников внутренне отдают себе отчет в том, что этот текст может быть прочитан, и кажется, что внутренне этого даже желают.
– Ты много порекомендовал дневников в своем интервью для «Арзамаса»; может быть, с тех пор появились какие-нибудь новые дневники или ты какие-то дневники не упомянул, которые ты можешь специально для УИ порекомендовать?
– Мы сейчас начали готовить к публикации сборник дневников подростков 1930-х годов. И фрагменты одного из этих дневников мы уже выложили – пару месяцев из жизни Василия Трушкина.
Это такой в будущем очень заметный сибирский литературовед, а тогда совсем юный мальчишка, живущий под Иркутском. Он очень на волне своего времени: сначала, оказавшись на собрании, исключившем из комсомола молодую девушку, он на всякий случай прозревает в ней шпионку, а потом абсолютно раздавлен тем, что его любимый учитель арестован. У нас пока расшифровки двух школьных тетрадок, но уже понятно, что это одна из самых интересных и перспективных рукописей, с которыми мы работали.
В этот же сборник войдет анонимный дневник 1932-го года , молодого крестьянского парня, про которого был подкаст, кстати, на «Уроках истории», и это тоже такая красота! Но там не столько сам дневник, сколько маленькая автобиография автора: ему 20 лет, он рассказывает о том, что помнит из жизни, и это прекрасный наивный текст, написанный образным и корявым языком: «во мне возрастали томления и я чувствовал себя одиноким как сноп ржи среди озера нефти».
– У тебя есть какие-то такие книги-дневники, которые ты особенно лично любишь и считаешь особенно важными для себя?
– Да, я очень, как и все, люблю дневник Чуковского, много лет назад я им просто зачитывался, потому что это человек, который может двумя словами нарисовать исчерпывающий портрет. Мое представление о Горьком – из записей Чуковского.
И из лично любимых мною дневников – конечно, дневник Любови Шапориной. Автор – создательница первого театра марионеток в Советском союзе, переводчица, подруга семьи Толстых и такая грустная, умная и нелюбимая женщина, которая разбивается в лепешку, чтобы как-то существовать. В него сложно заходить, первые несколько лет дневника читать довольно неинтересно, но с середины первого тома – не оторваться.
Это очень хорошие дневники, и что жалко – это что ни того, ни другого текста нет у нас на сайте. Мы с Еленой Цезаревной Чуковской в свое время договорились о возможности загрузки дневника Чуковского, но Елена Цезаревна ушла из жизни и все остановилось. Ну и Шапорина – двухтомник все еще продается, рано ему появляться у нас.
– Какие у вас планы по развитию?
– Мы с Музеем истории ГУЛАГа стали довольно успешно развивать оффлайновое направление, потому что мы растем, участников «Прожито» много и между ними нужно выстраивать горизонтальные связи. Мы каждый месяц в прошлом году встречались ради одного конкретного дневника. Брали небольшую рукопись, сканировали ее, и все приходили на занятие с ноутбуками и планшетами. Сначала мы немножко рассказываем о рукописи, потом каждый получает по нескольку страниц, набирает их, и мы обсуждаем все прочитанное. И уже после занятия все это сводится в один файл, происходит сверка с рукописью, и на выходе получается коллективная публикация, которую подготовило 10 или 15 человек.
В прошлом году это все было немножко разрозненно, потому что у нас не было единой концепции того, что мы хотим получить на выходе. А сейчас мой коллега Илья, который придумал и ведет эти встречи, решил развивать как самостоятельное направление работу с дневниками 1930-х годов, дневниками людей, которые или родились уже при новой власти, или сформировались как личности при новой власти, словом с дневниками молодежи 1930-х годов. У нас уже есть несколько дневников, и к этому проекту присоединился, к моей огромной радости, «Мемориал», и в собрании «Мемориала» есть как минимум три таких подростковых дневника. Результатом наших встреч должен стать большой совместный бумажный сборник.
Мы продолжим в октябре эти занятия, во второй половине октября будет первое как раз с дневниками Трушкина, и мы очень рассчитываем, что люди, которые приходят к нам набирать эти три странички, продолжат уже не просто даже участвовать в наших делах как волонтеры-наборщики, но, может быть, они возьмут несколько адресов музеев и библиотек и попробуют уже обзванивать или писать в эти места, искать материалы. Мы хотим большей оффлайновой активности, потому что для нее время созрело. Абсолютно понятно уже, что всем наше общее дело интересно, все готовы участвовать, просто нужно работать над тем, чтобы придать этому форму и задать верное направление.
