Андрей Поляков «Последний герой забытой войны. (Правда и ложь истории)»

Глава I «У всякой истории есть свое начало…»
г. Брянск, школа № 60, 9-й класс
Научный руководитель Н.С.Поляков

 

Неудобная правда?
В доме № 44 на улице Красноармейской в городе Брянске жил Василий Сергеевич Раков. Золотая Звезда была у него под № 113. Он был самым первым Героем Советского Союза инженерных войск (попросту – «стройбата»). И – единственным из оставшихся в живых героев Хасана. Я знаю, что получить в «стройбате» Звезду Героя просто невозможно – не те войска. А он вот получил.

Я и мои родители сдружились с ним, часто встречались, вели неторопливые разговоры о прошлой и нынешней жизни, всякий раз пытаясь «докопаться до правды»… И если мы начинали досаждать ему острыми вопросами, он, улыбнувшись, начинал безобидно парировать есенинскими строками:

«Успокойся, смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе…»[1]

Действительно, станет ли всем нам легче от того, что мы узнаем подлинную правду о той забытой войне, на которой совершил свой подвиг Василий Сергеевич?

Год назад Ракова не стало.

При жизни Василия Сергеевича я и мои родители всякий раз пытались разговорить его, вызвать на откровенность. Не всегда нам удавалось это сделать. Но когда удавалось, мы старались ловить каждое слово, а, вернувшись домой, сразу же делали записи сказанного им.

Разумеется, такой откровенности я не замечал у Ракова, когда мы приглашали его в нашу школу – на День Победы или на День защитника Отечества. Часто по просьбе работников райвоенкомата выступал он перед призывниками. По приглашению властей говорил речи перед горожанами в дни празднеств или каких-либо торжеств… Однажды, прослушав его выступление 9 Мая – в День Победы на площади Партизан перед вечным огнем в Брянске, я совершенно не узнал Василия Сергеевича, ставшего для всей нашей семьи близким человеком. Только что в своей квартире он говорил нам о том, какое бездарное было наше командование в войне с Гитлером, как «затыкало дыры на фронтах живым мясом», поэтому и погибло наших солдат в несколько раз больше, чем немецких; а здесь, перед праздничной многотысячной толпой, он не мог сказать и доли правды. Он повторял то, что обычно пишут в газетах к 9 Мая. А ведь он дожил до такого возраста, когда можно уже не бояться правды. Но дорасти до осознания, что нужна только правда, и ничего, кроме правды, ему было не суждено. И таких, как Раков, тысячи, если не миллионы.

Обидно было, что во время публичных выступлений Василий Сергеевич превращался в «записного героя», т.е. говорил, что положено было говорить; услышать от него какой-то небанальный факт из окопного быта было невозможно.

Я предполагаю, что даже если бы власти и разрешили ему «резать» правду-матку о войне, он бы на людях не стал этого делать. Удивительно, на глазах менялся человек: с нами наедине был открытым, душевным, а стоило выйти на трибуну – слушать его было совершенно не интересно.

Неужели он боялся, что, если скажет правду о войне, его больше не пригласят? Думаю, что и это, конечно, он осознавал: кому не хочется быть обласканным сильными мира сего, получать подарки, уютные просторные квартиры в удобном месте (у него была такая), участвовать в праздничных застольях?! Чувствовать, что ты – Герой (с большой буквы), что ты заслужил все это, и это теперь твой праздник жизни?! Как мне известно, в Брянске и в Брянской области никто еще не отказывался от всего этого. 

Приступая к исследованию…
Думая о Василии Сергеевиче Ракове, я решил заняться забытой войной 1938 года на Дальнем Востоке с японцами, ведь в двух учебниках истории, которые мы изучаем в нашем 9-м классе, я не обнаружил даже краткого упоминания об этой войне. На ней погибли тысячи солдат, а вроде бы ее и не было никогда[2].

В воспоминаниях и устных откровениях моего героя, как я понимаю, есть налет субъективности, но живые детали его рассказов помогают представить себе и молодого Ракова, и его подвиг.

Опираться на одни воспоминания Василия Сергеевича, конечно же, было нельзя. Необходима была широта и объективность взгляда. Этому помогли научные и документальные издания, которые мне удалось отыскать в Брянской областной научной библиотеке имени Ф.И.Тютчева. Все они советского периода. Я отнесся к ним резко критически и отверг бы их сразу. Но… у американцев есть поговорка – Facts are sacred – comment is free, что значит – Факты священны, а комментарий свободен. Но как раз-то у советских историков комментарий фактов совершенно не свободен: полностью зависим от политики, царившей в тот или иной период в СССР. Отвергая напрочь комментарий историков, я брал из их книг только факты, сопоставлял их с теми сведениями, которые мне сообщал Раков, и это помогло добраться до истины. Документы, например, из сборника «Внешняя политика СССР…» брал тоже «голыми», без комментариев. Убежден, это привело меня к независимости взгляда и «к почитанию» самих фактов: они были действительно для меня священны. Из их сути и рождался мой комментарий.

…Вот передо мной старая военная карта Дальнего Востока. При коммунистическом режиме она была строго секретной. За хранение такой «карты-трехверстки» (в 1 см – 3 кмживой местности!) при Сталине могли бы дать большой срок или расстрелять, как «шпиона мирового империализма». Пристально изучаю юго-восток Приморского края. Нахожу залив Посьета. А вот и озеро Хасан. Историческая местность. Здесь 29 июля – 11 августа 1938 года наши солдаты разгромили и отбросили вторгшиеся сюда японские войска. 26 участникам этих боев присвоено звание Героя Советского Союза, 95 – награждены орденом Ленина, 1985 – орденом Красного Знамени, тысячи бойцов – медалями.

Именно здесь совершил свой подвиг 24-летний крестьянский парень из села Селичня Суземского района Брянской области Василий Сергеевич Раков.

К великому сожалению, мне не приходилось бывать в тех местах, где воевал Раков. Когда-то побывал там мой отец, он-то и помог мне представить ту гибельную местность «вживую». А в Селичне, где родился, учился в начальной школе и провел свои детские и юношеские годы Раков, меня поразила нынешняя ужасающая бедность крестьян. Местный колхоз обанкротился, зарплату люди не получают годами, живут своим натуральным хозяйством: что посеешь, то и пожнешь; дома хиреют, ремонтировать нечем; во всем – безысходность, униженность, словно вернулись голодные тридцатые годы прошлого века.

А вот самогон из сахара, сахарной свеклы и зерна гонят в каждой хате. Сами пьют и открыто продают по 15–20 рублей за бутылку местным алкашам или мужикам из других деревень, где и самогон-то уже гнать не из чего.

Потом мне показали то убогое, болотистое место, где стояло жилье Раковых. Старики и старухи хорошо помнят их семейство – плохого слова про Раковых не услышал. Только горько позавидовали при этом: «Им-то что? Они все ушли к Богу домой, а вот нам-то как доживать: ни денег, ни хлеба нетути. Одним огородом живы…» 

Голодные сталинские годы
…Василий родился 1 января 1914 года. Рано познал нужду, научился всякому деревенскому труду: и за плугом ходил, и сено косил, и цепом рожь молотил… Научился лапти из лыка плести, – первейшая обувка была. За месяц три пары лаптей изнашивал, а новые, про запас, заранее плел.

Наступил 1921 год. Василию было семь лет, когда, надорвавшись на непосильной работе, в одночасье занедужила и умерла мать. Отец остался с тремя детьми. В 1932 году, чтобы не быть лишним ртом в семье, 18-летний Василий уезжает на Урал, в город Нижний Тагил Свердловской области. Ранее в поисках лучшей доли туда уехали земляки. Само слово «Урал» манило людей, вселяло надежду на лучшую жизнь. Здесь же, на Брянщине, в самом голодном 1933 году умер от истощения его отец. Умерли почти все родичи. Вымерло больше половины родного села Селичня.

Забегая вперед, скажу: живя в 1990-х годах в Брянске, обеспеченный и ни в чем не знающий нужды персональный пенсионер Раков с ужасом вспоминал 30-е годы и свою малую родину. Он понимал, что если бы не уехал в Свердловскую область, то и ему бы не выжить. Голод в брянских деревнях и селах был запрограммирован сталинской политикой: то, что выращено в колхозах, не принадлежало крестьянам, а все принадлежало государству. Хлеба в Селичне каждый год заготавливали полные закрома, но весь он шел на погашение запланированных хлебозаготовок. На трудодни людям не выдавали ничего, пообещав выдать потом, в последующие годы. Не было вволю даже мякины.

Обидно было, ведь, как вспоминал Василий Сергеевич, его отец работал все 365 дней в году, а в конце каждого года конторские сидельцы, т.е. правленцы, упрекали, что, мол, задолжал колхозу более 70–80 трудодней. «Да как же я мог задолжать вам, ироды, аж 70–80 трудодней, если каждый день с пяти-шести часов утра до десяти-двенадцати часов вечера вкалывал в колхозе?!» – возмущался беззащитный отец. «Не знаем – как, а задолжал, не спорь, а гаси-ка лучше задолженность…»

Но погасить ее практически было нельзя. Если день и ночь, 24 часа в сутки, работать на колхоз, тогда еще можно было бы погасить. Но и сам трупом упадешь в борозду… 

Лошади дороже человека
На новом месте, в Нижнем Тагиле, Василий стал работать пастухом, потом – молокоучетчиком в этом же городе. Закончил полугодичные зоотехнические курсы. В апреле 1936 года был призван в Красную Армию. Служил в 23 инженерном батальоне 40-й стрелковой дивизии, впоследствии награжденной за мужество и отвагу на Хасане орденом Ленина.

Вскоре рядовому Ракову как отличнику боевой и политической подготовки присвоили звание младшего командира. Он командовал саперным отделением. Красноармейцы жили по-походному, в палатках, пищу готовили на костре. Они с утра до вечера строили военные дороги в Приморье, в районе села Барабаш. Ох, как были нужны тогда эти дороги! Приходилось работать в нечеловеческих условиях: местность то болотистая, то гористая, то одни пограничные тропы… Вот и попробуй оперативно перебросить сюда технику, войска – не удастся. Саперы делали грунтовые насыпи, деревянные настилы. Уйма изнурительного ручного труда, особенно ценились незаменимые помощники, самоотверженные трудяги – лошади…

Упадет замертво истощенный, обессиленный боец в болото, схоронят его тут же, где посуше, и – аминь. Никого не накажут. А вот если красноармеец «замордует» работой свою лошадь, не докормит, не допоит ее, то солдатика того – к стенке, и – пулю в лоб. Особый отдел в дивизии не дремал, все видел, все слышал, все знал. Молчи – лишние разговоры не веди.

В первый год службы, во время прохождения курса молодого бойца, только и видели саперы винтовку, когда их муштровали до седьмого пота, а когда они приняли присягу, то вместо винтовки выдали им… топоры да пилы, кирки да ломы, лопаты да носилки… Можно сказать, и не бойцы вовсе, а заключенные, рабы, изъеденные гнусом, сыростью, опаленные ветром да солнцем. Спасала молодость. Тайно наловит Раков рыбы со своим отделением – вот и уха. А летом еще «подножного корма» много, зелени всякой – так и перебивались. Бывало наскоро искали они для еды и женьшень – корень жизни, чтобы удвоить, утроить свои силы ради выполнения боевого задания, да не находили его – не было вокруг.

Были б они настоящими бойцами – кормили б тогда их лучше. А на работяг-дорожников отцы-командиры мало обращали внимания: сами себя, мол, прокормят, а не прокормят – к Богу в рай. Найдутся другие. Только три шкуры спускали с солдатиков, если они не успевали ту или иную дорогу проложить. Малярия трясет – а работай. Гауптвахта, по простому «губа», – раем казалась. Да не сажали на «губу» – работа похлеще «губы» была…

Из неопубликованных воспоминаний В.С.Ракова:

«Во время кадровой службы, в течение всей жизни я пытался в полной мере осмыслить, до тонкостей проанализировать, происшедшие исторические события у озера Хасан, создать их объективную картину. И это тем более необходимо, что уже свыше шести десятков лет прошло с того времени, а сегодня мало кто знает о той малой кровопролитной войне: нет нужной литературы, почти не остались в живых очевидцы; из 26 Героев Хасана я один еще живу на Белом Свете, да и Великая Отечественная война как бы заслонила те далекие боевые дни. С сопок Заозерная и Безымянная, что у озера Хасан, далеко видна окружающая равнина. Эти высоты имели тогда очень большое стратегическое значение.

11 октября 1936 года небольшой отряд самураев пробрался на нашу сторону севернее сопки Заозерной. Если бы им дали укрепиться, они держали бы под прицельным огнем очень большую местность, граничащую с Кореей и Маньчжурией. Но яростный бой длился недолго. Нашим пограничникам удалось вышибить самураев…»[3]

Мой комментарий. Из этого отрывка воспоминаний видно, что Раков пока не участник событий, а сторонний наблюдатель. Ведут бои с японцами только пограничники, а не боевые части его 40-й стрелковой дивизии. Очевидно, первые дни боев Василий Сергеевич оценивает с точки зрения политрука-агитатора, побывавшего в местах строительства дороги саперным отделением Ракова и рассказавшего в пафосных тонах о происшедшем.

Я полагаю, что ничего страшного для России, с огромной ее протяженностью, не произошло бы, если бы две каменистые, поросшие диким кустарником сопки, где невозможно использовать землю в хозяйственных целях, захватили японцы. Но все дело в сталинской политике: своей земли ни пяди мы не отдадим! Ни пяди! То есть загубим за совершенно ненужные две сопки тысячи людей, но они останутся нашими, советскими!

Я думаю, что не надо было бы гробить бойцов 23-го инженерного батальона, в которое входило и саперное отделение Ракова, при сверхускоренном строительстве военных дорог, ведущих к названным двум сопкам. Вообще следовало бы прекратить строительство. Пускай самураи занимают эти сопки, а потом пускай – при отсутствии каких-либо дорог! – попробуют продвинуться дальше, вглубь нашей территории. Вот и надо было бы устроить засады, заслоны, дзоты, доты, встретив их кинжальным огнем.

Раков называет японских солдат самураями. Это слово он употребляет как синоним. Это – неверно. Просто тогда всех воевавших против СССР японцев стали называть самураями.

В Приморье зреет война
Таким бы ценным документом ни были воспоминания В.С. Ракова, все же это точка зрения одного человека. Сказать, что он видел события сквозь прорезь прицела, тоже нельзя. Ни у младшего командира саперного отделения Ракова, ни у его подчиненных не было даже винтовок. Их выдадут потом, в день штурма сопок. Поэтому мне пришлось обратиться в зал периодики областной библиотеки. Вот передо мною сохранившиеся подшивки газет 1936 года: неприятного, тленного цвета (с каким-то особым пожелтением) сталинская «Правда» и главная местная – «Брянский рабочий», регулярно делавшая перепечатки из «Правды». Газеты несли тревогу: 25 ноября 1936 года Германия заключила с Японией Антикоминтерновский пакт.

В 1937 году в районе Хасана было еще тихо, мирно. Но это было затишье перед грозой. На исходе июнь 1938-го. Японцы усиленно готовятся к захвату Приморья: к границе перебрасываются 20 тысяч пехотинцев из 19-й дивизии Квантунской армии.

Я полагаю, коль японцы предприняли такой маневр, как переброска к границе 20 тысяч своих солдат, значит, их военная разведка располагала данными о плохом состоянии наших войск в Приморье: недостаточно было современного вооружения, техники; красноармейцы не были подготовлены к действиям в условиях болотисто-гористой местности и т.п.

Саперный батальон, в котором служил Раков, был переброшен в Краскино. Василий Сергеевич проводил с бойцами своего отделения политбеседы, призываел их в случае вражеского нападения сражаться также героически, как погибший лейтенант Краскин, в память которого было назван поселок. Ракову приказано активизировать партийно-политическую работу. В частях и подразделениях в то время регулярно проводились политинформации, громкие читки корпусной газеты «На страже Родины», многотиражки погранотряда «Пограничник Приморья»[4]. Эти факты, взятые мной из воспоминаний Ракова, действительно в духе тех дней.

Представляю, как «стройбатовцы» после трудового 12-часового дня валятся от усталости, засыпая на ходу, а их командир отделения «политбеседует» с ними, «кормит призывами». Ситуация парадоксальная: чем сражаться-то – лопатами, что ли? По-прежнему ни у кого в отделении нет личного оружия. Полагаю, что винтовок, пистолетов, пулеметов, гранат в то время не хватало в 40-й стрелковой дивизии и что командование дивизии и не планировало задействовать в боях 23-й инженерный батальон: пускай, мол, саперы прокладывают дороги, а воевать будут обученные и подготовленные стрелки.

К середине июля 1938 года большое количество японских войск готово к броску на Приморье.

В 15.30 по полудни 29 июля 1938 года 11 пограничников под командованием лейтенанта Махалина вступили в бой с полуротой (150 человек. –А.П.) самураев на сопке Безымянной. Четверо бойцов и Махалин геройски погибли, а шестеро раненых пограничников прорвали кольцо окружения. Подоспевшие пограничники и стрелковый взвод обратили японцев в бегство.

31 июля 1938 года вступила в бой японская артиллерия. Два полка атаковали высоты. Наши бойцы отступили к востоку от озера Хасан. Враг спешно строит на высотах укрепления. За трое суток японцы вырыли траншеи, построили блиндажи, подготовили огневые позиции для артиллерии, минометов. А впереди у них – колючая проволока и минные поля…[5]

Из неопубликованных воспоминаний В.С.Ракова

«Я видел, как на захваченных японцами высотах делались минные поля, проволочные заграждения, а за ними – траншеи, блиндажи, пулеметные гнезда, минометно-артиллерийские позиции. И все это враги успели возвести за трое суток. Я сильно сожалел, что наш батальон пока не участвовал в боях.

Нам всем очень хотелось встретиться с самураями лицом к лицу, испытать на крепость их самурайский дух. Правда, немножко досадовали: нас учили уничтожать врага «огнем, штыком и прикладом», а нам, саперам – как я узнал – хотят выдать укороченные кавалерийские винтовки-драгунки без штыков. Без штыка в рукопашной – прямо беда…

2 августа 1938 года полки нашей 40-й стрелковой дивизии атаковали захватчиков. С северной части высоты Безымянной двумя стрелковыми полками и танковым батальоном был нанесен главный удар, а один стрелковый полк наступал с юга по узкой болотистой полосе между озером Хасан и границей, не нарушая границу – таков приказ. Артиллерия дивизии помогала наступающим интенсивным огнем.

После героических двухдневных боев полкам 40-й дивизии пришлось прекратить наступление: у японцев гораздо больше огневых средств.

Передышка.

А полки 32-й стрелковой дивизии полковника Н.Э. Берзарина, артиллерия, танковые батальоны 2 механизированной бригады спешат к Хасану по дороге, построенной нами. Готовится авиация:180 бомбардировщиков, 70 истребителей…»

Мой комментарий. Конечно, безоговорочно верить в то, что Раков видел своими глазами, как японцы обустраиваются в военном отношении на захваченных сопках, нельзя. Все же сопки были далеко от его саперного отделения. И потом – он находился внизу, в долине, а взгляд снизу вверх может охватить только склоны сопок. Но на склонах японцы не строили свои укрепления. Они их возводили на самом верху – на площадках сопок. Возможно, Раков пользовался чьим-то биноклем – своего бинокля у него не было.

Каким образом атаковали сопки наши войска – Раков тогда тоже не мог знать. Это держалось в секрете, я предполагаю, реконструкцию событий 1938 года он сделал в более поздние годы, когда ознакомился с газетными и книжными статьями о тех событиях.

То, что полки 32-й дивизии Н.Э. Берзарина продвигаются по дороге, построенной Раковым и его бойцами, – это могло быть, но если учитывать, как на скорую руку, из местных подручных материалов (сопочный камень, кусты, деревья, земля) делались эти дороги, они не могли быстро пропустить большое количество техники – дороги приходили в негодность и превращались в непроходимое месиво. Этого не отрицал и Раков.

 

6 августа 1938 года

Частям корпуса и приданным ему войскам было приказано овладеть высотой Заозерной именно 6 августа 1938 года, не позже. Известно, что такой приказ Маршал Советского Союза В.К. Блюхер получил накануне наступления 6 августа 1938 года от наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова: «Наступление начинать мощной артиллерийской подготовкой, действия авиации тесно связать с действиями пехоты, танков и артиллерии»[6]. Приказ есть приказ, и его надо выполнять. Но как выполнять? Неподготовленность, несогласованность в действиях частей, нехватка ручного оружия были явными.

В 16 часов тяжелые бомбардировщики ТБ-3 бомбят позиции самураев. Авиацией умело командует Герой Советского Союза комбриг П.В. Рычагов, кстати как летчик, отличившийся еще в испанских воздушных боях.

Потом часовую артподготовку к штурму ведут более 250 наших орудий. И вот пехота и танки штурмуют высоты.

Мой комментарий. Как видим, наше командование решило ошеломить японцев: тысячи снарядов – тонны металла – обрушились на две сравнительно небольшие сопки. Это был кромешный ад.

Я полагаю применение танков (да и во многом артиллерии) при штурме сопок в болотистой местности было малоэффективным: они приблизились к противнику, вели огонь по склонам сопок, однако вред врагу, находящемуся на сопках, наносили незначительный. Но зато здорово усиливали общий психологический эффект от канонады. Другое дело – наши бомбардировщики: их применение в тех условиях было крайне необходимым.

Василий Раков со своим отделением устремился на Заозерную. Но слишком плотен огонь. Пришлось залечь, окопаться. Ранен молодой красноармеец Сидоров, гранатные осколки впились в тело комиссара Дмитриева. Много раненых, истекающих кровью. Их увозят на повозках в тыл. Раненые пехотинцы отдают саперам свои винтовки со штыками: все же они надежней, а у Ракова, как и прежде, – «драгунка» без штыка. Патроны на вес золота: каждому в саперном отделении выдали по 15 штук.

Раков поднимает своих бойцов в новую атаку. Они уже на японских позициях. Враги пытаются заколоть Ракова ножевыми штыками. Василий молниеносно выбивает своей «драгункой» у японца винтовку и бьет его прикладом в висок. Второго – тычком (концом дула) в шею! С третьим схватился боец Тимофеев, но никак не одолеет его. Раков помогает ему свалить и этого. Вот где пригодились природная ловкость и физподготовка! Японцы пятятся назад, бегут.

Через полчаса – ожесточенная контратака врага. Вновь саперное отделение Ракова в рукопашной схватке. Василий уничтожает неизменной «драгункой» еще двоих, не истратив на них ни одного патрона.

Наконец-то бойцы в японских окопах. Переоборудовали их, насыпав бруствер с обратной стороны, поджидая врагов. Из отделения Ракова в живых остались только пулеметчик Медведев, красноармейцы Мошаков, Потраев.

Мой комментарий. Я пытаюсь наяву представить штурм сопок Заозерной и Безымянной, захваченных японцами. Я считаю, войска наши не были подготовлены к штурму, но последовал «железный» приказ Сталина – через наркома Ворошилова и подписанный им: именно 6 августа 1938 года очистить сопки от самураев. Как его выполнить? Наше командование решило навалиться всем скопом и одержать победу. Но японцы, наравне с немцами и русскими, – признанные в мире вояки: умелые и смелые. Что значит «навалиться всем скопом»? А то, что на штурм были брошены не только инженерные войска («стройбат»), но и тыловики: снабженцы, повара, банщики, конюхи, ремонтники и другие. Выдали им, как второразрядным солдатам, по «драгунке» и по 15 патронов – вот и воюй, как знаешь. Останешься в живых или нет – зависит только от тебя. Ты теперь – боевая единица. И сразу бросили в бой!

А если бы «драгунок» не хватило, то саперам из отделения Ракова, наверное, пришлось бы штурмовать Заозерную с лопатой в руках – и это недалеко от истины.

И вот – жесточайший бой. Но что мы видим? Раненые пехотинцы отдают саперам свои винтовки со штыками, а те им – свои «драгунки». То есть идет обмен оружием прямо на глазах обороняющихся японцев – это уже замедляет бросок наших сил, и японцы, усиливая огонь, еще более прореживают ряды красноармейцев.

И что значит, выдали каждому по 15 патронов? Это значит – сущий пустяк, так, для близиру; их надо беречь и беречь, на крайний случай, а вдруг там, впереди, на самом острие сопок, эти патроны будут тебе нужнее вдвойне-втройне, кто знает? И не расходовали патроны, берегли… Какой психологически нелегкий момент: в тебя летят сотни японских пуль, а ты не можешь ответить огнем! Раков, вступивший в рукопашную и уничтоживший нескольких самураев, не истратив ни одного патрона, представляется мне чисто русским мужиком-партизаном с верной дубиной в руках. Я полагаю, что японцы, привыкшие к отработанной – цивилизованной – тактике пехотного боя, были поражены: целые подразделения русских почему-то не стреляют в них, а рвутся, не защищая головы касками (их не хватило на всех!), поскорее захватить укрепления и вступить в рукопашную. Сумасшедшие какие-то!

Заканчивалось 6 августа 1938 года. Советскую часть сопки Заозерной заняли наступавшие с юга полки 40-й стрелковой дивизии. Лейтенант И.Н.Мошляк, в бою заменивший убитого комбата, водрузил на сопке красное знамя, за что потом получил звание Героя.

Полки 32-й дивизии очистили от японцев сопку Безымянную. Эта дивизия была награждена орденом Красного Знамени. Кстати, ее командир Н.Э. Берзарин (1904–1945) прославился в Великую Отечественную войну, он был первым советским комендантом Берлина, погиб при исполнении служебных обязанностей…

7 августа 1938 года
…Но враг продолжал обстреливать Заозерную. В первом часу ночи 7 августа 1938 года в одном из окопов на сопке ожила японская огневая точка. Пули не давали поднять головы. Раков не растерялся. Под несмолкаемым пулеметным огнем противника подполз к ней, точно метнул одну за другой в огненную пасть шесть гранат (гранаты он в ходе боя взял у убитых стрелков).

В это время командир и комиссар саперного батальона уже были отправлены в госпиталь. И поэтому посланный Раковым красноармеец Тимофеев доложил об уничтожении Василием Раковым двух пулеметов, десяти японских солдат и двух офицеров прямо командиру 40-й дивизии Базарову, находящемуся на сопке. Командир дивизии и представил потом Ракова к награждению.

…Японцы постреливали. Раков, оставаясь на месте уничтоженной им точки, снял пилотку, сунул в карман, надел японскую каску. Мала. Выдрал из нее амортизацию. Теперь – в самый раз. Но не уберегла чужая каска солдата от пули. При перестрелке Василия контузило. Ракова доставили в краскинский госпиталь, где он пролежал более двух месяцев.

В этот день, 7 августа 1938 года, японцы, подтянув резервы, двадцать раз безуспешно контратаковали Заозерную. А 9 августа район Хасана был очищен от японцев.

10 августа 1938 года японский посол Сегемицу, прибыв в Наркоминдел СССР, предлагает начать переговоры об урегулировании конфликта. Переговоры ведутся. В полдень 11 августа боевые действия были прекращены[7].

Вот точка зрения одного из советских историков на победу у озера Хасан: «Победа у Хасана произвела сильнейшее впечатление во всем мире. Проба сил японской военщины, решившей прощупать твердость советских дальневосточных границ у озера Хасан, закончилась позорным провалом. Отборные части Квантунской армии были разбиты и вышвырнуты с советской территории. Но поражение не образумило японских милитаристов. Планирование и подготовка войны против северного соседа продолжались. В японских правящих кругах считали, что подчинение Восточной Азии и создание континентальной империи невозможно без победоносной войны против Советского Союза. Нападение на советский Дальний Восток по-прежнему стояло во главе угла внешней политики Японии»[8].

Мой комментарий. Разумеется, эта победа ослепляет советских историков, или, точнее, саму историю с захватом японцами и освобождением от них двух сопок, и они услужливо препарируют ее под радужным, победным углом зрения. Почему бы историкам не привести сравнительные данные потерь во время малой войны в Приморье? Сколько погибло наших и сколько – японцев? Нельзя. Потому что наша победа тогда будет не блистательной, а кровавой. Раков отлично знал, какой ценой освободили высоты: все они были покрыты трупами наших солдат. Погибли тысячи. Японцев погибло намного меньше. И в связи с этим меня мучает вопрос: стоило ли такой ценой расплачиваться за захват двух никому не нужных сопок?! Ведь помимо убитых, было еще огромное количество тяжело раненых – будущих калек-инвалидов?! Я – против таких побед.

Хотя сталинской политикой, особенно любившей «заражать» народ своими идеями через лирическо-маршевые, ободряющие песни (вспомните: «чужой земли не надо нам ни пяди, но и своей клочка не отдадим»), такие победы были «запрограммированы»: любой ценой, но надо победить, или – «мы за ценой не постоим». А победителей не судят, ими восхищаются. Судят побежденных. Хотя у победителей огромные потери…

В Кремль, за Золотой Звездой
Оправившись от ранения и контузии, комсомолец Василий Раков продолжает службу. Он даже не считает, что совершил подвиг. Ведь другие, по его мнению, сражались так же, как он. Ракова посылают со своим саперным отделением на отдаленные луга заготавливать сено для батальонных лошадей. Бойцы готовили уху, когда на взмыленном коне прискакал из части нарочный: Ракова вызывают в штаб дивизии. В воинской части проходит митинг, зачитываются свежие газеты; в газетах опубликован Указ о награждении участников хасанских событий. В числе 26 Героев Советского Союза – фамилия Ракова. А вскоре во Владивостоке секретарь Президиума Верховного Совета СССР А.Ф.Горкин прикрепил ему на грудь орден Ленина. И другим 25 Героям – только ордена Ленина.

«А где ж Золотая Звезда к ордену Ленина?! – про себя недоумевал Василий, боясь даже шепотом высказать свои тревожные сомнения. – Неужто и там, на самом верху – в столице, могут ее «замылить»?!».

Но тут же А.Ф. Горкин успокоил, что, мол, ему не положено вручать Золотую Звезду, да еще и не в Кремле; она вручается только в Кремле и только Председателем Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калининым.

У Ракова отлегло от сердца.

В мае 1940 года Василий Раков, после отдыха и лечения по путевке в одном из военных санаториев Крыма, на обратном пути в свою часть был в Москве и получил Золотую Звезду.

 

А потери–то были…

Во 2-м томе книги «Герои Советского Союза» о Ракове сказано немного:

«РАКОВ Василий Сергеевич, род. 1.01.1914 г. в с.Селичня ныне Суземского р-на Брян. обл. в семье крестьянина. Окончил нач. школу. Работал в совхозе. В Сов.Армии с 1936.

Участник боев у оз. Хасан в 1938 г. Ком-р отделения 23-го отд. сап. батальона (40-я стр. див., 1-я армия). Мл. ком-р Р. отличился в боях за выс. Заозерная. Умело командуя бойцами, без потерь достиг высоты и смело атаковал пр-ка. Расстреливая и забрасывая гранатами врага, воины выбили его из занимаемых окопов. Звание Героя Сов. Союза присвоено 25.10.38.

В 1939 окончил курсы мл. лейтенантов. Продолжал службу на Д. Востоке. В 1943 окончил КУОС[9] инж.войск. Участник сов.-япон. войны 1945. С 1961 майор в запасе. Живет в Брянске. Нагр. орд. Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1 ст., 2 орд. Красной Звезды, медалями.

Лит.: 366/408; 495/110-111»[10].

Мой комментарий. Можно сказать, что в вышеприведенном тексте главного энциклопедического издания (в 2 томах) о Героях Советского Союза о подвиге В.С. Ракова не говорится ничего конкретного: «Умело командуя бойцами, без потерь достиг высоты и смело атаковал противника. Расстреливая и забрасывая гранатами врага, воины выбили его из занимаемых окопов…»

Но так действовали все тогда, начиная от солдат, младших командиров и кончая старшими командирами.

К тому же здесь грубейшая неточность, явная неправда: «…без потерь достиг высоты…» На самом деле больше половины саперного отделения Ракова было убито. Ох, как боялись тогда командиры сказать голую правду! Я полагаю, они были убеждены: если указать истинные потери, то их могут осудить за бездарное руководство при штурме японских укреплений, за потерю живой силы, а Ракова и вовсе не признать Героем, коль он положил многих своих солдат еще на склоне сопки Заозерной.

Такая «словесная косметика», используемая при приукрашивании образа Героя, заставляет усомниться в подвиге: «А был ли подвиг?!» Ничего, кроме нравственного вреда, такой обман не приносит обществу. Молодежь, чаще всего, отворачивается от бутафорских героев. Она хочет жить «не по лжи». 

«Кто не в партии, тот – не с нами…»
Василий Сергеевич, отслужив срочную службу, решил связать свою судьбу с армией. Полагаю, при четырех классах образования иного пути он и не видел. В 1939 году стал кандидатом в члены ВКП(б).

Попробуй-ка не вступи в коммунистическую партию – никакой карьеры не сделаешь. Быть членом этой партии считалось, пожалуй, превыше геройского звания. Она же, партия, – руководящая и направляющая, как было сказано в Конституции СССР. Без нее тупик. Политрук, агитируя Ракова вступать в ряды коммунистов, часто повторял: «Да, ты – герой, но ты запомни, Василий: кто не в партии, тот – не с нами…» Как вспоминал потом Раков, политрук ему доказал примерами, что в партии – избранные, самые лучшие люди; и быть среди них – «это выше всякого геройства, ибо на них держится вся страна». И вот кандидат в члены ВКП(б) Раков зачислен курсантом в училище инженерных войск. Это училище было наподобие наших профессионально-технических училищ (ПТУ). Но только – военное. После окончания преподавал в училище дорожное и подрывное дело.

Довелось ему командовать саперной ротой, быть заместителем командира батальона, полковым инженером…

Однажды на учениях под Уссурийском получил сильную травму груди, четыре месяца провел в госпитале, хотели комиссовать. Но он ежедневными длительными тренировками вернул себя в строй, причем, будучи в госпитале, успешно сдал экзамены на офицерских курсах. Такое было страстное желание остаться в армии. Без нее он – никто.

В Великую Отечественную, в 1945-м году, сражался в Маньчжурии. Однажды 45 японцев во главе со своим командиром батальона оказали жестокое сопротивление. В этом бою особенно смело и умело действовал Раков, за что был награжден орденом Красной Звезды.

Всего у Героя Хасана, вместе с юбилейными медалями, было 29 наград.

После войны Раков закончил двухгодичные курсы при Московском высшем училище инженерных войск.

Из армии – в «толкачи»[11]
Прослужив 24 года в Приморье, дивизионный инженер майор Раков после демобилизации вернулся в Брянск. Обидно, конечно, было. Не разрешили герою дослужить до заслуженного отдыха несколько месяцев: «хрущевское» сокращение армии коснулось и его. Не сделали исключение, что – герой и что до пенсии – всего ничего. Пенсию пришлось зарабатывать на гражданке. Более 20 лет проработал мастером цеха в производственном объединении (ПО) «Электрон» Всероссийского ордена Трудового Красного Знамени общества слепых (ВОС). Людям, лишенным зрения на фронте, или из-за общего заболевания, или из-за травмы на производстве, помогал, чем только мог. Приобщал их к труду, вселял веру в жизнь, чтобы не чувствовали себя обделенными в чем-то.

Почему он пришел сюда? Здесь работала массажистом его слепая приемная дочь Наталья. Она и уговорила его устроиться именно сюда. Часто генеральный директор ПО «Электрон» приглашал Ракова к себе в кабинет и говорил: «Василий Сергеевич, надевай свой парадный мундир со всеми наградами, снова поедем с тобой в Москву, на этот раз в Министерство электронной промышленности: будем опять «выбивать» комплектующие для нашего производства». И это повторялось множество раз в период между 60–80-ми годами ХХ века.

В «хрущевско-брежневские» времена, как и ранее, как и позднее, в СССР была планово-распределительная система, и личные отношения с высокой исполнительной властью играли большую роль. В подарок высоким чиновникам столичных министерств везли из провинции бочонки меда, грибочки маринованные и соленые, колбасу домашнюю аппетитную, водку сугубо брянскую и даже – хорошо очищенный – или марганцовкой, или активированным углем – самогон. Сами с трудом доставали весь этот дефицитно-вкусный провиант – у своих же слепых, живущих в районах области. Премии им выписывали за это: считалось, что оказывали материальную помощь инвалидам по зрению, и оформляли ее «по такой же статье» в официальной ведомости своего ПО «Электрон».

И Раков просил электропровод разного сечения и предназначения, цветной металл (на платы нужен) и многое другое. Все 20 лет работы в «Электроне» Раков был не только начальником цеха, но и самым орденоносным и медаленосным «толкачом», т.е. выбивал в министерствах столицы для производства, где работали слепые, все, что срочно и не срочно требовалось. «Толкачество» настолько вошло в моду, что генеральный директор «Электрона», когда Раков уходил на пенсию, уговаривал его остаться штатным «толкачом», а в трудовой книжке была бы запись, что он работает старшим снабженцем. Такая, какая и полагается. Не напишешь же в трудовой, что Раков – «толкач», такой профессии в советском квалификационном справочнике не было. Но, как свидетельствует сама жизнь, такая профессия на самом деле была, и – есть!

Случайный герой?
Осмысливая жизнь Ракова, я думаю: случайно ли он стал героем или не случайно? Вот говорят: судьба играет человеком. Да, случай был, случай и помог: не прикажи тогда Ворошилов взять именно 6 августа 1938 года те сопки – Заозерную и Безымянную, и не привлекли бы к участию в боях безоружных саперов, остался бы Раков со своим отделением в спешном порядке прокладывать в Приморье дороги.

Вспомним моменты боя: командир и комиссар саперного батальона, т.е. непосредственные начальники Ракова, не были свидетелями его подвига, они, раненные, уже находились в госпитале. Раков приказал красноармейцу Тимофееву идти к самому командиру дивизии и доложить, что он, Раков, младший командир саперного отделения, один уничтожил мощную огневую точку японцев. Тимофеев оказался честным, исполнительным и доложил так, как и приказал Раков. А ведь, не исключено, мог бы доложить, что это он уничтожил точку…

И – представляю, как в этот момент Раков мог бы быть сражен случайной пулей… Тогда кто был бы героем? Бесспорно, Тимофеев.

По всем военным законам Раков не должен бы стать героем: он – «стройбатовец», его дело – дороги… Но бывают непредвиденные обстоятельства. Они-то все и путают в жизни и в судьбе. Они-то и помогли конкретному маленькому человеку Ракову проявить себя: или сам погибай, или же – выживай… Но чтобы выжить в тех условиях, надо действительно было стать героем. И он – стал им. 

Блюхер – «заложник Сталина»?
Я намеренно в своем исследовании не касался роли командующего Дальневосточным фронтом, Маршала Советского Союза Василия Константиновича Блюхера (1890–1938). Вскоре после хасанских событий он был заклеймен как японский шпион и в помещении Лубянки забит до смерти[12].

И ранее, и теперь появляются публикации о том, что Блюхер во время боевых действий у озера Хасан проявил себя не с лучшей стороны. Например, другой Маршал Советского Союза – И.С. Конев (1897–1973) так характеризует Блюхера: «Блюхер, по его мнению, был к тридцать седьмому году человеком с прошлым, без будущего, человеком, который по уровню своих знаний, представлений недалеко ушел от гражданской войны и принадлежал к той категории, которую представляли собой к началу войны (Великой Отечественной – А.П.) Ворошилов, Буденный и некоторые другие бывшие коноармейцы, жившие не современными, прошлыми взглядами. Представить себе, что Блюхер справился бы в современной войне с фронтом, невозможно. Видимо, он с этим справился бы не лучше Ворошилова или Буденного. Во всяком случае, такую небольшую операцию, как хасанские события, Блюхер провалил. А кроме того, последнее время он вообще был в тяжелом моральном состоянии, сильно пил, опустился…»[13].

Эти слова из уст Конева записал писатель К.М. Симонов (1915–1979). После этих слов Симонов в скобках высказывает и свое мнение: «Я уже сейчас, записывая это, подумал о том, что этот последний момент мне не кажется достаточно убедительным, потому что в той обстановке, которая создалась к тридцать восьмому году – ко времени хасанских событий, когда Блюхер чувствовал себя уже человеком с головой, положенной под топор, трудно судить его за неудачное проведение операции. Это уже в значительной мере было результатом создавшейся атмосферы, а не только его руководства, хотя, может быть, оно и было неудачным, тут спорить не приходится. Да и опущенность, моральное состояние, пьянство – все это могло быть в значительной мере последствиями обстановки, создавшейся в армии и, в частности, на Дальнем Востоке вокруг самого Блюхера»[14].

То, что Сталин занес над его головой «свой топор», полагаю, Блюхер ощущал это каждый день. В 1937 году Блюхер по указанию Сталина стал членом судебной коллегии по уголовным делам (судилища), коллегии, свершившей неправую расправу над Тухачевским и другими советскими полководцами.

Думаю, Блюхер понимал, почему Сталин уготовил ему такую роль: мол, смотри и не рыпайся, а дернешься не в ту сторону – то же самое может быть и с тобой, первым Маршалом, первым полным (и фактически даже – сверхполным!) кавалером ордена Красного Знамени.

Предполагаю, судьба Блюхера была предрешена.

Ракову довелось видеть Блюхера. Заросшего щетиной. Смертельно уставшего. Постаревшего. Погасшего… Василий Сергеевич не знал, что на душе у него. Не знал, что Блюхер обречен. Однако командир и комиссар инженерного батальона поясняли «слепым бойцам», что, дескать, Василий Константинович провел много бессонных ночей, разрабатывая, подготавливая операцию по освобождению высот от самураев. Поэтому, мол, и постарел прямо на глазах…

Я, опираясь на воспоминания Ракова, на другие источники, проанализировал обстановку в Приморье в то злополучное время и пришел к выводу: будь Блюхер хоть семи пядей во лбу, но в той гибельно-болотистой и горной местности, где воевал Раков, первоначальные действия наших войск были обречены. Почему? Японцев было намного больше, и они были лучше вооружены, занимали более выгодные позиции. Наши же бойцы, как и Раков, как и его слабо вооруженные саперы, часто побеждали безумством храбрых… А от «безумства храбрых» особых побед может и не быть, потому что, по моему мнению, «безумство храбрых» – это быстрое превращение многих тысяч живых в мертвых – и только.

И все же, какими бы трудными ни были обстоятельства, я думаю, что командовать штурмом высот должен был не Блюхер – «заложник Сталина», находящийся под постоянно давящим прессом страха, а другой командующий скажем, комкор Г.К.Жуков. Моя точка зрения верна потому, что вскоре после хасанских событий разразилась другая малая война с японцами – на Халхин-Голе, и эту войну блестяще, с малыми потерями выиграл Георгий Константинович[15].

По моему мнению, операция по очищению двух сопок Заозерной и Безымянной от самураев в 1938 году, была проведена скоропалительно, без должной подготовки, с большими потерями.

Наши войска совершенно не имели опыта инженерного обеспечения действий стрелкового корпуса; в боях у озера Хасан они приобрели только самый первый опыт такого обеспечения: прокладка дорог, создание укреплений, снабжение частей боеприпасами, питанием, всем необходимым…

Было много неувязок. Артиллерия и танки отставали от пехоты. Бойцы оказались без прикрытия и преступно гибли и гибли…

Наступление сначала захлебнулось, замедлилось… Не получилось стремительного броска на высоты и быстрого захвата высот. Стратегия и тактика – навалиться скопом и победить, оказались примитивными, порочными, гибельными. Это вовсе и не стратегия с тактикой – это «стенькоразинский» прием, но этот прием при кинжальном огне японских пулеметов имеет почти нулевой коэффициент полезного действия.

…Малая, ныне забытая война у озера Хасан с японцами сделала Ракова Героем Советского Союза; дальше – повезло: в Великую Отечественную его часть не перебросили из Приморья под Москву или под Сталинград; может, поэтому и остался в живых; всю войну его часть стояла в Приморье, у границы, в ожидании нападения японцев, 2 сентября 1945 года пришла победа над Японией.

Были, конечно, огорчения (например, из-за «хрущевского» выдворения Ракова из армии – без пенсии), но радостного больше. Все-таки – герой. А герою легче прожить: власти были обязаны чтить его, помогать в обустройстве, окружать почетом… Давать всевозможные льготы…

Потери советских войск у озера Хасан в 1938 году тщательно скрывались. И только в 90-е годы ХХ века были обнародованы такие цифры: убитых у нас было – 792, раненых – 3279.

В сводке же Генштаба Японии еще в 1938 году указывались их потери: 526 убитых и 913 раненых[16].

Когда я сообщил цифры наших потерь В.С.Ракову, он сказал, что наши потери занижены. Среди раненых было много тяжелораненых. Они умирали в муках прямо на сопках, или по дороге в госпиталь, или потом – в госпитале. Ни один госпиталь не смог вместить такого количества раненых. Например, раненых размещали прямо под открытым небом во дворе госпиталя в поселке Краскино. Быстро оказать эффективную медпомощь такому количеству истекающих кровью бойцов было невозможно.

По словам Ракова, потери были огромными не только 6 августа 1938 года, но и ранее – 2 августа, когда советские войска предприняли лобовую атаку, пытаясь освободить от самураев сопки Заозерную и Безымянную. Лобовая атака в тех условиях была безумием: японцы, у которых были более выгодные позиции, пулеметным огнем с высот косили наших бойцов. К вечеру 3 августа наступление захлебнулось. Горы трупов с нашей стороны…

11 августа 1938 года невероятной ценой потерь мы победили японцев. А вскоре был арестован командующий Дальневосточным фронтом, Маршал Советского Союза В.К.Блюхер и 9 ноября 1938 года уничтожен в застенках Лубянки: И.В.Сталин считал его главным виновником крупных потерь наших войск у озера Хасан; обвинял его в том, что он занял «пораженческую» позицию[17].

В своей исследовательской работе я попытался «уничтожить искривления между подлинной историей и официальной историей», касающиеся времени жизни В.С.Ракова и его судьбы в этом времени. Удалось ли мне хотя бы частично это сделать? Вопрос терзает, мучает меня и побуждает к началу новых исследований по теме «Человек в истории. Россия – ХХ век». Ибо сам процесс исследования страшно интересен, притягателен. Заряжает энергией, терпением, поглощает всего меня. Дарит надежду на открытие малоизвестного, нового…