Из работ финалистов конкурса

Мария Квасова, Елена Ушманкина (г.Пугачев Саратовской области)

Путешествие из Пугачева в Жестянку
«Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Обратил взоры мои во внутренность мою – и узрел, что бедствия человека происходят от человека…»

Эти радищевские строки мы вспоминали, заезжая в села, обходя крестьянские дома. Разговаривали, расспрашивали, записывали стремительно уходящих стариков и старух ХХ века, фиксировали историю поколения. Беседуя, пытались отделить факты от домыслов, слухов, действительность – от мифов.

Записывали дорожные разговоры наших случайных попутчиков. Нам дарили фронтовые письма, фотографии своих близких, даже давали читать дневники. Получилась пестрая картина из воспоминаний, дорожных разговоров, фронтовых писем, дневников. Но за всем этим мы видели человека, живого, страдающего, с его участием или неучастием в историческом процессе, пониманием своего места в истории.

«Зачем вам все это надо?» – спрашивали нас. «Чтобы понять настоящее и идти в будущее, мы должны знать прошлое», – отвечали мы.

Алексей Борзаков, Любовь Зарудняя, Сергей Подлесных, Анна Татаринская (с. Новый Курлак Аннинского района Воронежской области)
Портрет на фоне событий местного значения
В этой работе мы хотим проследить за жизнью нашего земляка Тростянского Константина Васильевича. Наше «повествование» охватит первую четверть XX века.

К.В. Тростянский был священником местной Богословской церкви с 1900 по 1927 год. Вряд ли этот факт привлек бы наше внимание (да мы о нем и не подозревали), если бы из бесед со старожилами села, проведенных в разное время и по различным вопросам, нам не стало ясно: Тростянского до сих пор помнят. Забыты священники, которые служили в Новом Курлаке после него, а вот об отце Константине могут поведать даже те, кто сам никогда его не видел.

Это уже не могло не заинтересовать нас. Мы решили взяться за расследование. Мы стремились воссоздать портрет Тростянского. Вначале его контуры были неясными: рассказы очевидцев о том, что происходило более 70 лет назад, не отличались четкостью и систематичностью. Это и понятно – тогда наши собеседники пребывали в детском возрасте, а теперь, в 85–95 лет, многое забыли.

Мы не отчаивались и продолжали поиск. Во-первых, мы перерыли архив школьного краеведческого кружка. Здесь хранятся письма к нашим предшественникам, краеведам 60–70-х, от тех, кто «застал» начало XX века в зрелые годы.

Во-вторых, мы сделали запрос в Государственный архив Воронежской области, откуда нам сообщили некоторые сведения о К.В. Тростянском: его образовании, этапах передвижения по службе, о составе семьи, численности прихода.

А однажды, просматривая материалы дела на братьев Расторгуевых (оно тоже достойно подробного анализа), мы увидели фразу, которую произнес один из свидетелей: «Они держали тайную связь с попами, особенно с Константином Тростянским (предателем и контрреволюционером, арестованным ГПУ)…» Эта фраза натолкнула нас на мысль о том, что в Центре документации новейшей истории Воронежской области должно находиться архивно-следственное дело на К.В. Тростянского.

Так и оказалось. Это дело (архивный № П-10577) позволило нам не только продвинуться в воссоздании портрета сельского священника, но и по-другому взглянуть на события местной истории.

Кроме того, в ЦДНИ (Центр документации новейшей истории) нам предоставили газеты за 1902–1927 годы. Конечно, пришлось прибегнуть и к специальной исторической литературе.

Нам хотелось докопаться до истины. Трудно сказать, насколько это удалось, но мы очень старались…

В Новом Курлаке до сих пор стоит дом К.В. Тростянского. Так получилось, что сейчас в нем живет один из авторов этой работы (Татаринская Анна). Дому почти сто лет, он срублен из цельных дубовых бревен, прочен, удобен, хоть и не слишком велик.

Мы решили заняться «археологическими раскопками» вокруг дома и неожиданно для себя обрели интересные находки. Мы нашли две серебряные монеты достоинством в 20 копеек, одна 1867 г. выпуска, другая–1924 г.

В 1867 году К.В. Тростянский родился. Мы не знали точно, где именно. Но в деле № П-10577 «шапка» протокола допроса обвиняемого оформлена им самим (об этом мы догадались, сличив почерки, которыми написаны изъятое послание и протокол допроса). У Тростянского в данном случае нет причин давать неверные сведения. Итак, он родился в Новом Курлаке. Видимо, тут поселился еще его отец, получив здесь место псаломщика. А вообще-то фамилия Тростянский не входит в число исконных курлакских фамилий.

В 1924 году он все еще жил в селе.

Кроме того, мы раскопали серебряный нашейный медальон с изображениями Митрофания Воронежского и Тихона Задонского.

Мы почти на 100 % уверены, что все эти вещи принадлежали нашему герою.

9 августа 1927 года по его делу было вынесено обвинительное заключение. Затем дело передали на рассмотрение Особого Совещания при Коллегии ОГПУ. Тростянскому вменяли в вину поддержку царского режима до революции, а также реакционную тихоновщину в настоящем.

С позиций сегодняшнего дня К.В. Тростянский не является преступником, но по законам того времени он «достаточно изобличался» в проведении антисоветской деятельности. 

Андрей Меньшенин (г.Мончегорск Мурманской области)
Поколение 30-х как «фундамент» нашего общества на примере жизни моей бабушки
Я сразу подумал о бабушке. Нет, она не знаменитый человек, не государственный деятель, не политик и даже не начальник. Она – простая русская женщина. Но она у нас в семье главная, на всех имеет влияние. Она часто нам говорит: «Вот нашего поколения не станет, что вы будете делать?», «Все держится в стране, пока еще мы такие живы»… У меня сразу вопросы: «Ну уж какие они – такие?!», «Что у них за поколение такое – прямо фундамент, что ли?!» А если попытаться во всем этом разобраться на примере ее судьбы… Ведь бабушка говорит: «Мы», значит знает, что люди ее поры были такие же, как и она: руководствовались одними нормами поведения, имели одни и те же проблемы, условия жизни и т.п. Что же сделало их такими особенными? Права ли моя бабушка? Ответить бы и ей, и себе… Попробуем?!

«Исследовательская работа – дело сложное и кропотливое», – говорила Елена Антоновна (научный руководитель. – Ред.). Ориентировала нас в поисках фактов и истины на материал в библиотеках и читальных залах, краеведческих музеях и книжных домашних полках, в семейных альбомах, письмах, дневниках, документах и беседах с людьми. Я начал с бабушки, ведь она – мой главный объект. И вскоре почувствовал «кропотливость» исследовательского дела. Ведь этот «объект» никак не разговорить, да и период общения был неудачным: бабушка только выписалась из одной больницы и скоро собиралась в другую. «Не до этого мне, не помню я ничего», – отнекивалась она. А как увидела магнитофон и запись, так вовсе растерялась (я уж и прятал его, и маскировал; но она очень бдительная). Вот так и мучились с ней. Я ей вопрос, а она: «Подожди! Вспомню, запишу, тогда скажу… Ну, включай!» (и читает записанное свое с листочка). А иначе – никак.

Петр Силкин (г.Тольятти Самарская область)
Забытые имена
Кажется, ни одна война, разразившаяся над Россией в Новое время, не была опозорена и оболгана в народном сознании так, как эта «империалистическая»; ни одна не оставила такого зияющего вакуума; ни одна не оказалась так заперта в сознании потомков, как эта.

А еще страшнее, горше и обиднее глухая бесследность трагедии в нашей национальной памяти. Она уходит в легенды, мемуары, исследования, в литературу, в песнь, в памятники. И как это ни покажется странным и неожиданным, но мне удалось, а точнее посчастливилось узнать о судьбе участников той войны и их послевоенной жизни, к сожалению, трагичной, как и вся наша история минувшего века. Все, что я узнал, показалось столь неожиданным, малореальным, абсолютно не вписывающимся в сегодняшнее бытие, что я счел себя обязанным поведать об этом, поскольку убежден: то, что я увидел, услышал и узнал – это тоже история, тоже правда, тоже память…

18 августа 1999 года. Полдень. Кладбище хутора Нижне-Калмыкова Усть-Хоперской станицы. Точнее, бывшее кладбище бывшего хутора Нижне-Калмыкова бывшей Усть-Хоперской станицы…

Я вместе со своим дядей и дедом Иваном приехал почтить память легендарного казака в день 80-летия его гибели и 85-летия его подвига. Дед и дядя – романтики казачьего возрождения, горячие патриоты своего родимого края, доморощенные историки-исследователи приехали сюда, наивно полагая, что эти события соберут в это святое место таких же романтиков, таких же краеведов, таких же пытливых и дотошных исследователей… Мне было грустно и жаль их, но на сожженном и поверженном кладбище мы были одни…

Одни среди обгорелых крестов, поваленных памятников, развороченных столбов ограды. Справа и слева поодаль разрушенные коровники, внизу – заросший пруд с мертвыми деревьями в воде и на берегу, среди буйно разросшихся верб и осин угадывались курганы, бывшие когда-то казачьими куренями. Среди одичавших садов виднелось несколько домиков, около дороги в зеленой оградке пирамидка с красной звездой, а в шагах 50 от памятника – старообрядческий крест. Кладбища не самые оптимистические места, – а поверженные и разоренные – это совсем беда…

 

Дед Иван, пораженный, поверженный, только качал головой и просил как можно больше сделать снимков, казалось, что мы были единственными на белом свете, кто помнил о Первой мировой войне и первом ее герое. Да в утреннем молебне в церкви святого Михаила Архангела, что в станице Вешенской, священник скороговоркой помянул вечной памятью имена пяти воинов – Кузьмы, Ивана, Василия, Георгия и Михаила. Было поставлено за упокой пять свечек руками набожной племянницы Валентины, наверное, она ничего не поняла, но просьбу мало верующего дяди Ивана уважила. Запомнилось мне немногое: полуденный зной, желтеющий ковыль, огромный могильный камень, поваленный на землю, с выдолбленным на поверхности крестом – Голгофой, смотрящим в небеса, да пугающий крик серой цапли с «мертвого» пруда.

Мы молча постояли около камня-памятника, в пластиковый стаканчик налили минеральной воды из Вешенского колодца-источника и вместе с ломтем хлеба поставили на изъеденную временем каменную поверхность. По дороге в хутор Калмыков дед Иван вспоминал виденный им в годы срочной службы в ГДР в Тюрингском городке Веймаре собор, где в специальных книгах есть имена всех германских воинов, павших на полях сражений той войны, героем которой стал Крючков; и значит имена тех германских драгун, убитых Кузьмой и его однополчанами…

Филипп Абрютин (г.Москва)
С «Зингером» по жизни, или Воспоминания о былом
Мне нравится просто смотреть: смотреть на проносящиеся мимо леса, на огромные поля, занесенные снегом зимой, или, наоборот, наполненные жизнью летом, на чьи-то ветхие и покосившиеся хибары. Когда поезд делает остановки, то я смотрю на торговцев, которые предлагают пассажирам пиво, водку, раков, сервизы и прочие, прочие товары. Среди этих торговцев есть мои ровесники или даже ребята помладше. Но больше всего среди них бабушек и дедушек, которые ковыляют вдоль поезда и с надеждой заглядывают в окна вагонов. Я смотрю на них и понимаю, что этим люди, наверняка, пришлось преодолеть в своей жизни много всяких испытаний и трудностей. Глядя на них, думаешь: «И что заставляет этих людей поздней ночью, ранним утром, в дождь и в буран изо дня в день идти на вокзал, встречать и провожать поезда и уговаривать пассажиров купить у них свой товар?»

Людмила Пушкина (г.Котлас Архангельской области)
Мои размышления при прочтении книги «Котлас – очерки истории
Мне скоро семнадцать лет, я учусь в 11-м классе. Я обыкновенная современная девчонка, слежу за модой, музыкой, бываю на дискотеках, люблю круг ровесников.

На мое мировоззрение в последние годы повлияла пришедшая в нашу школу учитель истории Милитина Владимировна Клапиюк. Изменились уроки истории, на внеклассной работе мы окунулись в краеведение. В 9-м классе я работала над темой «Письма фронтовиков-котлашан как исторический источник по событиям Великой Отечественной войны», выступала на городских чтениях, в области. Благодаря фанатической работоспособности Милитины Владимировны в школе собираются краеведческие материалы, работает клуб «Макариха», создан школьный музей. Милитина Владимировна при создании этого музея все делала сама с детьми: искала доски, машину, чтобы их привезли, своими руками сшила занавески, собственными. Оформление музея – это ее учительский отпуск 2002 года.

Я только сейчас начинаю понимать смысл ее труда. Сейчас, когда изучала материалы по теме нынешней работы.

Благодаря работе клуба учащиеся школы и другие посетители музея узнают трагическую историю тех мест и улиц, где они живут. Котлас в годы репрессий был пересылочным пунктом.

Осенью 2002 года я с группой активистов клуба «Макариха» побывала в Москве в музее московского «Мемориала», в центре А.Д. Сахарова, в Твери, в Медном. Я была потрясена.

Я постепенно пришла к мысли сравнить, насколько соответствует описанная в книге «Котлас – очерки истории» история города в ХХ веке реальным событиям. Это и стало целью моей работы.

Екатерина Гладилкина, Наталия Каменцова, Ольга Кучук, Алексей Куреньков (г.Энгельс Саратовской области)
История дальневосточных корейцев, депортированных в Казахстан
Мы решили завершить работу по корейской тематике, чтобы рассказать о замечательных людях, которые живут на просторах России с конца XIX века и заслуживают доброй памяти о них. Конкурс подтолкнул наше желание ускорить обобщение материалов по истории корейской диаспоры в Казахстане. Считаем, что эти трагические дни истории России не должны быть полностью забыты потомками. 

Эдуард Демьянец (пос.Акбулак Оренбургской области)
Репрессированные акбулакчане: как им помочь?
Целью моей работы является знакомство с потомками жертв политических репрессий, ознакомление с их воспоминаниями о детстве, а может уже и юности; еще я преследую цель оказать посильную помощь этим людям. 

 

Никита Новицкий (г.Астрахань)
«Астраханщина»
Когда на заседании кружка «Историк» я вместе с одноклассниками обсуждал темы исследовательских работ, меня буквально заинтриговало слово «Астраханщина». Тогда еще я не знал, что под ним скрывалось. Позже, обратившись к архивным материалам, отыскивая в библиотеках газетные и книжные публикации, я буквально по крупицам собрал материал, который дал мне возможность понять глубину и сложность этого крупнейшего политического процесса конца 20-х годов прошлого века. 

Екатерина Рощина, Евгений Черников (г.Пугачев Саратовской области)
«Собирая… доброе основание для будущего…»
Студенты нашего техникума, независимо от национальности, с большой охотой работали на территории православного монастыря и во дворе татарской мечети: убирали строительный мусор, носили щебенку, мыли окна, полы. Нам в равной степени было интересно и там, и там.

Мы взяли карту Николаевского уезда 1912 года и решили объехать те места, где в конце XIX–начале XX века были церкви, побывать в тех местах, где когда-то жили полной жизнью знаменитые Иргизские монастыри.

Наша цель – понять, что мы потеряли. И определиться в выборе идеи, живой, основанной на исторических, нравственных, религиозных корнях.

От жизни той, что бушевала здесь
Что уцелело, что дошло до нас?
Ф. Тютчев

Елена Пузикова (г.Саратов)
Судьбы людские
В начальной школе нас так часто водили в музей краеведения, что казалось, знаешь в нем абсолютно все – стало неинтересно. Но бывать мне здесь волей-неволей доводится постоянно, тут работает моя мама. Иногда приходится подождать маминого возвращения с экскурсии, сидя за ее столом. В последнее время на этом столе стали появляться предметы, которые притягивали внимание, вызывали много вопросов. Мама отвечала на мои вопросы, но возникали все новые. Мне хотелось узнать о людях, которым эти вещи принадлежали. Я рассматривала фотографии, вчитывалась в документы. Перед глазами проходили картины жизни нескольких поколений одной семьи. Факты, о которых рассказывали материалы, как бы оживили тот учебник истории, по которому я учусь. К тому же, оказалось, что работа музейного сотрудника очень интересная, порой захватывающая, как у детектива.

Сколько воды утекло за четверть века: в старом районе не один дом снесен. Но вдруг повезет? Чем ближе к указанному месту, тем больше волнение. Но вот он, нужный номер – маленький старый особнячок. Волнение не улеглось, ведь тут могут обитать уже совсем другие люди. Отступать поздно – на звонок вышла пожилая женщина…

Оказалась она той самой Еленой Владимировной Скворцовой, которая в 1977 году передала вещи в музей! Елена Владимировна много могла рассказать о своей семье и еще очень многое передать. Дом ее сам оказался настоящим музеем, в нем все было из прошлой жизни, конца XIX – начала XX века, кроме телевизора, холодильника и газовой плиты. А она была его хранителем. Хранителем семейной памяти. И если раньше в областной музей были переданы только предметы быта, то теперь сюда попали и новые вещи, и уникальные семейные фотографии, и большое количество документов, причем не только дореволюционных. Всего более четырехсот предметов.

Артем Мусихин (г.Киров)
Моя семья в истории Вятского края ХХ века
Происхождение моей семьи всегда интересовало меня. Но особенный интерес был вызван случаем, который произошел с моим отцом – Мусихиным Дмитрием Васильевичем примерно два года назад. Он попросил сделать ксерокопии документов в одной организации и случайно узнал, что недавно туда обращался молодой человек, чтобы снять копии с архивных документов о сосланных в Вятку поляках. Папа попросил уточнить фамилию этих ссыльных, а когда узнал, то это оказались наши родственники. А сам молодой человек был троюродным братом папы. С этого и началось более подробное изучение истории нашей семьи.

Во время сбора материалов и бесед-интервью нам ни разу не отказали, наоборот, все были рады поделиться воспоминаниями. Это было связано отчасти и с тем, что многие моменты жизни нашей семьи были переплетены с событиями, о которых в определенное время было лучше молчать (раскулачивание, репрессии, ссылки, выживание любыми способами и т.д.). Например, родная сестра моей бабушки не хочет делать запрос в архив о месте рождения репрессированного прадеда. Эти сведения мне понадобились после того, как этим летом я узнал от профессора Ичетовкина Б.Н., что его фамилия в переводе с коми-пермяцкого языка означает русский. Мне пришла в голову мысль, что мой прадед Ичеткин мог быть русским, а не коми. Его внешность как раз говорит об этом.

Гузалия Султанова (г.Ижевск Удмуртской Республики)
Судьба мусульманского духовенства в XX веке.
(На примере семьи муллы Магомедадыя Тагировича Тагирова)
Некоторые вопросы этнической истории сегодня звучат как нельзя более актуально. В частности, интерес к исламским народам диктуется той непростой международной обстановкой, которая сложилась сегодня в мире. Рост терроризма в умах обывателя напрямую связан с мусульманами. А потому формируется явление исламофобии. Естественно, что татары – один из наиболее крупных этносов нашей республики и страны в целом – временами ощущает эти настроения на себе. Но ислам сам по себе не содержит идеи терроризма и насилия, и показывать это широкой общественности – одна из важнейших задач современных исследований – вопросов религии и этнической истории.

Герой этой исследовательской работы – мой дедушка Магомедадый.

Алексей Стешин (с.Новый Курлак Аннинского района Воронежской области)
Дело Расторгуевых
Я долго размышлял над этим (архивно-следственным. – Ред.) делом. Оно представляет собой законченное произведение, которое читается взахлеб. Здесь множество сюжетных коллизий. Я решил в данной работе как можно подробнее изложить ход событий, случившихся семьдесят пять лет назад в отдаленном от политических эпицентров местечке – селе Новый Курлак Бобровского уезда Воронежской губернии.

Ксения Замуховская (г.Москва)
Участие немецких рабочих в индустриализации СССР
Удивительно переплетаются судьбы людей, связанные с моим городом. Более 70 лет назад приезжают в Москву немецкие рабочие из Тюрингии. Они строят Станкозавод, неподалеку от которого располагается 2-й единый диспансер, признанный образцовым в 1934 году. Заведующий диспансером – доктор Яков Михайлович Замуховский. Не случайно задержался взгляд на пожелтевшей странице брошюры: это мой прадед, сухие статистические сведения оживают. И это благодаря тому, что я ищу ответы на вопросы немецкого историка Герхарда Кайзера.

Герхард Кайхзер учился в Москве в 1950-е годы, его по детским фотографиям узнала учительница истории моей школы Е.Л. Габриэлова. Проходит почти 50 лет, и я, занимаясь москвоведением, разыскиваю сведения, без которых не обошлась бы книга Кайзера о его земляках, строивших мой город.

Оказывается, в одном конце Южного округа, где живу и учусь, находятся завод им. Серго Орджоникидзе, одним из лучших рабочих которого был Эвальд Риппегер, а в другом – полигон Бутово, место, где он был расстрелян. Он погиб в Москве в 1938 году, а под Москвой в 1941-м погиб мой прадед, Порфирий Лямин, член диверсионной партизанской группы. Они были одного возраста, у них были сыновья. Сын Риппергера, исключенный из комсомола, находился во время войны в лагере, мой дед с шестнадцати лет воевал с 1941 года до конца войны, а после войны принимал участие в создании памятника Юрию Долгорукому. Брат Риппергера воевал против фашистов в Испании. Это были люди одного времени, с разной, но общей судьбой. Я начинаю понимать, что такое история, когда, разыскивая дом в Сыромятниках, расспрашиваю прохожих, и пожилая женщина вспоминает, что ее отец дружил с немецкими техниками, они бывали в их семье, но фамилию свою называть не хочет. Страшно представить трагедию одиночества сына немецкого эмигранта Артура Людвиговича Гильденбрана, инвалида, покончившего с собой в 1998 году после смерти матери. А отец вернулся в Германию еще в 1936 году. Успел вернуться…

Тяжело стоять перед дверями подъезда дома по улице Орджоникидзе, зная, что в феврале 1938 года из этих квартир уводили арестованных. Кого-то расстреляли, кого-то выдали гестапо, кто-то погиб от голода в лагере. Эти люди стали москвичами в трудное время. Сегодняшние жители этих квартир не знают об их судьбе, но свой дом называют «дом ино».

Ксения Любимова (г.Пермь)
История спецпереселенцев в Ныробском районе
За эти несколько дней моей работы в архиве мне пришлось столкнуться с поражающими мое воображение постыдными фактами истории нашей страны. Фактами, долгое время скрываемыми от гласности. Сколько несправедливости и жестокости, и во имя чего?! Теперь я просто обязана дойти до конца: самой встретиться с теми, кто на себе пережил террор и репрессии. Ведь в архивных данных освещаются лишь сухие факты и цифры, а как понять чувства, переживания, мысли живых людей, стоящих за скупыми статистическими данными? Редкий архивный документ может точно отразить всю судьбу (пусть одного) человека. Воспоминания, чувства, простой язык живого свидетеля тех событий быстрее тронут сердце и разум, чем строгая констатация факта или трескучие призывы лозунгов.

Сегодня на улице стоит невыносимая жара. Кто-то спасается от нее на пляже – в воде, а я – в прохладе архивного зала. Но я нисколько не жалею потраченного мной времени: ведь часть своих летних школьных каникул, пусть последних, я занимаюсь делом, важным не только для меня, но и для истории. И пусть это звучит гордо, но именно так я это понимаю. Конечно, я оставляю себе немало времени и для отдыха, но часто, выходя из здания Архива, я не мог откинуть прочь мысли о тех событиях, что поведали мне хранящиеся на пыльных архивных полках документы, о тех несчастных людях. И становится иной раз стыдно за те мои проблемы, которые подчас кажутся мне такими значительными. Как все это мелко и преходяще по сравнению с теми великими жертвами и лишениями, которые пришлось пережить тысячам и тысячам людей во времена репрессий.

Никак не могу отойти от этого холода в душе, который охватил меня после чтения архивных документов. Греет солнце, но я чувствую лишь ледяную тьму, в которую навсегда ушли жертвы репрессий.

Единственное, чего я опасаюсь, это то, что мы найдем мало собеседников, а то и не найдем вовсе. Кому захочется вспоминать ужасы прошлого? К тому же наверняка эти люди, жившие в эпоху молчания, запрета свободы слова, не захотят говорить с нами о по­литике тех лет. Пермское отделение общества «Мемориал» предоставило нам списки с фамилиями и адресами репрессированных людей. Всего 57 фамилий. Будем надеяться, что мы все-таки найдем людей, которые поведают нам о своей нелегкой судьбе.

Нашей группе все же удалось в этот день поговорить с Кушниной Августой Ивановной, в ходе репрессий 30-х годов высланной в поселок Ныроб. Никогда не забуду ее слова: «Как же долго я вас ждала! Расскажу и умереть можно». Эта простая пожилая женщина в ситцевом фартуке, чистящая лук на крыльце своего дома, понимает, что мы делаем важное дело. Если не она, то кто сможет нам рассказать настоящую историю тех трагических событий? 

Екатерина Сергиенко (с.Новая Сыда Краснотуранского района Красноярского края)
В далекой сибирской глубинке
(Мои земляки-краснотуранцы в годы Великой Отечественной войны)
Моя работа не претендует на всеохватный показ жизни села в годы войны. Это всего лишь попытка приоткрыть страницу ждущей своего исследователя книги о моих земляках-краснотуранцах. Чего только не пережили они, как сотни тысяч их ровесников и ровесниц в нашей стране, вместе с ней строивших свои судьбы, все время надеясь на то, что вот эту, потом ту, потом еще одну лихую годину переживем, а там всем нам станет легче. Постоянная подмена настоящего «светлым будущим», действительного – идеальным. Живя в бедности, бесправии, верили, что созданы для счастья.

Ольга Туровская (г.Байкальск Иркутской области)
По ту сторону войны…
Целью работы стало прежде всего воссоздание той эпохи, ее атмосферы.

Итак, перенесемся на место наших событий. Это небольшая деревенька, расположенная у подножья пологих гор, высоко над рекой; вокруг степь, которой, кажется, нет конца. Степной пейзаж скуден, но красив; это истинно монгольская земля, всюду пахнет свободой: бесконечные степи, бездонное небо, где невольно вспоминаются времена кочевников, скифов и Чингисхана с его великой ордой. Время течет медленно, ничто не нарушает его равномерного течения. Летом здесь – знойное солнце, зимой – лютый мороз и почти нет снега.

Невольно возникает вопрос: как может быть, чтобы в таком месте кто-то страдал от голода, нищеты, непонимания? К сожалению, это так и сейчас предстоит разобраться, что явилось этому причиной и что стало следствием.