Часть четвертая: Возвращение в цивилизацию
Мы услышали ее задолго до того, как она появилась из-за поворота. Ровный рокот дизельного мотора далеко разносился по воде. Мы тут же стянули с бортов полиэтилен, который спасал нас от дождя, и стали бешено размахивать руками. Как будто еще издали не было видно, что нам нужна помощь – болтающийся в воде мотор, лодка плывёт без управления, накрытая полиэтиленом, а в ней четверо типов европейской наружности, закутанные во что придется. Выглядели мы, должно быть, забавно.
Лодка прижимается к нам, и из рубки на носу выглядывает капитан с вопросом: «Что случилось?». Штепан отвечает, что у нас сломался мотор, и мы уже четыре дня торчим в этой лодке. Капитан пожимает плечами: «Ну и?». Все понятно, мы в России, в Сибири. Тут время не играет роли вообще. Днем раньше, днем позже – все равно река бы нас сама вынесла куда-то. В конце концов капитан обещает забрать нас на обратном пути. Мы предпочитаем не спрашивать, когда это будет. Вскоре мы опять сидим одни в лодке и лузгаем семечки. Все молчат. Да, пусть мы спасены, но и… «оторваны», что ли? Не знаю, как это описать. Нам вдруг никуда не хочется. Мы уже привыкли. Привыкли к этой лодке, к нашему положению, царящему тут спокойствию и красоте тайги, к нашим стоянкам на берегу реки… Кто не мечтал оказаться на необитаемом острове?
Пока что у нас до сих пор нет ничего на руках. Несколько фотографий сгоревшего лагеря, несколько записей о том, как выглядят лагеря, несколько артефактов, которые нам удалось найти. И хотя среди них есть громадный двухкилограммовый замок с задвижкой с главных ворот лагеря Ключ – этого все же мало.
Те несколько дней, что мы провели в полуразрушенных лагерях посреди тайги, оставили в нас глубокий след.
Вот мне, например, 38 лет, «Бархатная революция» случилась, когда мне было уже 15, так что я кое-что помню о коммунизме. Брат моей бабушки сидел несколько лет, бабушка боялась водить нас в церковь, иначе ее выгнали бы с работы, а нас не приняли бы в институт… Моего друга, старше меня на несколько лет, коммунисты мучали в психушке. Несмотря на это все у меня никогда не возникало потребности высказываться по поводу нашего или чужого коммунистического прошлого.
До этой экспедиции.
Эти лагеря, эта немыслимая, каторжная работа на бессмысленном строительстве бессмысленной железной дороги, тысячи погибших, муки выживших. И те чувства, которые, волей-неволей, захлестывают, когда вы стоите в бывшей одиночке, это отрезанность от мира, которую ощущаешь, забравшись в такую глушь… Нас просто зло разбирало, что у нас нет ничего, что мы можем показать дома.
В тот же вечер нас подобрала лодка, которую мы встретили днем, и уже на следующий вечер мы оказались в Туруханске. Мы уже не жалели о том, что закончилось наше кораблекрушение и приключение на Турухане, нужно было срочно взять себя в руки, собраться, что-то предпринять. О том, чтобы вернуться домой с пустыми руками, не могло быть и речи. Мы сняли с личных счетов еще денег, у кого они были. Мартин с Давидом купили и упаковали новые запасы еды, я до поздней ночи сохранял отснятые материалы, а Штепан бегал по всему Туруханску в поисках лодки и кого-то, кто мог бы нас за разумные деньги отвезти в Ермаково.
Это был наш следующий пункт в 170 км по Енисею на север, где три года назад Штепан с Мартином нашли еще несколько хорошо сохранившихся лагерей. Это был безумный и рискованный план. До нашего отлета оставалось всего 5 дней, на дворе осень, а значит, если погода испортится, мы застрянем на Енисее или в Ермакове. Енисей в этом месте своего течения – гигант в три с лишним километра шириной. В месте впадения Турухана создается полное ощущение, что ты посреди океана. Даже Байкал не показался мне таким огромным, как Енисей. Стоит ветру подуть посильнее, как тут же поднимаются полутораметровые волны, и попытка навигации кажется равноценной самоубийству.
В конце концов нас соглашаются подвезти местные монахи, с которыми мы познакомились еще до нашего первого похода в тайгу. Мы с благодарностью всучаем им наши последние деньги, бензопилу, которой мы ни разу не воспользовались, а по возвращении еще и палатку с мачете, которые мы бы из-за веса и правил безопасности все равно не смогли бы взять в самолет. На следующий день мы встаем в 6 утра и в начале восьмого уже плывем к Енисею. Лодка чуть больше нашей, но гораздо современнее. Главное, у нее отлично работает мотор. Как только мы выходим на открытую воду, поднимается ветер, но волны всего каких-нибудь полметра в высоту, лодка на них так и скачет.
Нам страшно и вскоре становится дико холодно. Лодка открытая, и особенно на заднем сиденье, где сидим мы с Мартином и Давидом, сильно дует. Спустя два с половиной часа мы останавливаемся в пока что самом причудливом месте за всю экспедицию. Пантеон Сталина! На этом месте стояла избушка, в которой жил Сталин во время ссылки в Сибирь. Я не верю своим глазам. До ближайшей цивилизации сотни километров, а тут выстроили гигантский павильон, скрывающий в своей утробе жилище массового убийцы! Даже сейчас, когда добрая половина музея сгорела дотла, а остальное добили лютые морозы, место это выглядит устрашающе. Я наскоро сделал три панорамных снимка развалин пантеона, плюнул на валяющийся на земле памятник, и мы продолжаем наш путь на север.
Перевод с чешского: Ксения Тименчик
←Часть третья: Крушение на Турухане | Часть пятая: Ермаково! → |