Часть шестая: Осталось всего три дня

Первое, на что мы наталкиваемся, это собачьи будки. Их штук 15, и они невероятно хорошо сохранились. На некоторых даже висят цепи длиной где-то в ¾ метра, на которых были привязаны собаки. Перед двумя будками остались миски для корма. Представить тут овчарок, которые сторожили лагерь, не представляет большого труда. Когда я позже буду фотографировать будки для панорамы, мне уже будет слышаться их лай. Когда нет ветра, тайга погружается в полную тишину, и воображение разыгрывается не на шутку. Тем более на месте бывшего сталинского лагеря.

Потом мы находим несколько административных зданий. Они немного развалившиеся, но даже будь они в хорошем состоянии, они бы нас не очень интересовали. Это, конечно, тоже кусок истории, но для нас важнее объекты внутри лагерной зоны – за колючей проволокой. Исходя из опыта, мы знаем, что у лагерей в основном была типовая планировка и расположение зданий, потому мы быстро вычисляем место, где должны были находиться ворота. И вскоре действительно находим подъездную дорогу – она сильно заросла кустарником и деревьями, но ее все равно видно. Это полоса ровной земли метра в четырешириной, по обе стороны её тянутся осушительные канавы. Когда мы вскоре обнаруживаем ворота в лагерь, мы просто не можем сдержать свой исследовательский восторг. Мы добирались до этого места три недели и оказались здесь, как это ни парадоксально, благодаря двум бедам. Первая из них – сгоревший перед нашим носом лагерь Ключ, а вторая – наша сломанная лодка, на которой мы застряли посреди тайги.

Сдерживая восторг, мы стараемся держаться вместе и осматривать спокойно постройку за постройкой. С самого начала нашей экспедиции действует одно правило: никто не должен «индианаджонсить». То есть никто не должен беспорядочно носиться туда-сюда и самостоятельно выискивать артефакты. Из того, что мы могли найти в лагерях, наибольшую ценность представляли для нас остатки одежды, миски, предметы личной гигиены и, разумеется, документы. А уж личный дневник или письмо заключенному приравнивались в наших глазах к золотому самородку. Но у нас был уговор, что мы сначала проходим и тщательно все осматриваем вместе, а то, что бросается в глаза, оставляем на месте. Так, как есть – только отмечаем на карте. И лишь когда будет завершен полный обзор, можно начинать искать артефакты, обязательно записывая, где что лежало. Никто из нас не учился на археолога, но все понимали, что для каждой вещи, которую мы найдем, должно быть зафиксировано ее «происхождение». Ножик из обломка напильника, найденный прямо в бараке заключенных, представляет в миллион раз большую ценность, чем такой же ножик, найденный в здании мастерской, стоящей за воротами лагерной зоны. Ведь нож внутри лагеря для заключенных был настоящей драгоценностью.

Пройдя место, где раньше стояли ворота в лагерь (сейчас от них сохранилась только будка охранника), мы тут же сворачиваем влево к первым жилым баракам. Мы знаем, что слева от ворот должен находиться карцер – ещё одна важная лагерная локация – но мы оставляем его на потом. У первых двух бараков проломлена крыша, так что мы только зарисовываем их положение. Карту на всякий случай рисуют и Давид, и Штепан – у каждого человека свое чувство пространства, и если в нашем распоряжении будут две карты, мы сможем получить более точные данные.

Следующий барак хорошо сохранился даже снаружи. Сначала приходится его обойти, входов всегда только два, они располагаются в передней части здания. Сквозь окна, в которых все еще есть стекла, нам удается разглядеть двухъярусные нары. Значит, бараки тут сохранились с внутренней обстановкой! Так и есть. В тесной прихожей сразу за дверью стоит деревянная бочка с надписью «Питьевая вода». В углу к стене прислонена метла, будто ее кто-то вчера там оставил, а рядом палка с резиновой полоской на конце, видимо, швабра для мытья полов.

В жилом помещении у меня прямо челюсть отваливается. Посреди стоит кирпичная печка, вдоль стен на одинаковом расстоянии друг от друга – нары в два яруса, на полу валяется кусок ботинка, что-то напоминающее ватник, а также окурки и железные коробочки, как из-под табака или мыла. Порой мы натыкаемся на обрывки газет или клочки исписанной бумаги. От этого зрелища захватывает дух. Я не могу поверить, что стою посреди той самой комнаты, где жили заключенные. На нарах остатки табличек – понимаете – настоящие имена настоящих людей!!! Там же – дата начала срока и его продолжительность. И тут уже совсем страшно, потому что, если я правильно помню, нам ни разу не попался срок меньше девяти лет. Девять лет… Я бы в этой глуши в таких условиях и месяца бы не выдержал.

Следующий барак сохранился еще лучше. Стены покрашены, печь с дверцами и вьюжкой, по стенам все еще натянуты электрические провода, сохранились даже выключатели и патроны для ламп. Мы опять находим метлы, обрывки одежды, кружки… Просто невероятно. Лагерь Барабаниха, как его называли, был из крупных. Так что вскоре мы находим лазарет, столовую с клубом, барак, в котором видимо селили врачей и поваров, несколько построек, в которых жили военные или располагалась администрация.

Перевод с чешского: Ксения Тименчик