Заключение

Полагаю, что Мартин с Давидом больше всего ждали как раз этого последнего дня нашего пребывания в лагере. После двух дней тяжелейшей работы – сбивания досок с окон, вырубки кустов, разгребания всяких завалов – их ждала награда. Поиск предметов, которые когда-то принадлежали узникам или которые были как-то связаны с бытом лагеря.

Конечно, мы мечтали что-нибудь найти. Одно дело – как следует задокументировать и отснять весь лагерь, и совсем другое – найти реальные вещи узников. Когда вы держите в руках, скажем, миску или кружку, из которых когда-то ел и пил заключенный, это производит совсем другое впечатление. А если таким найденным предметом оказывается обрывок бумаги с написанным от руки текстом, вас просто отбрасывает в прошлое. На мой взгляд, некоторые найденные предметы просто бесценны. Я говорю не столько о деньгах (статуэтка фараона, найденная в пустыне, наверняка будет стоить гораздо больше), сколько о том, в каких условиях создавались эти вещи.

Неслучайно сбор артефактов был предметом горячих споров с самого первого дня. Прежде всего мы беспокоились, как бы нас не приняли за мародеров и не упрекнули в непрофессионализме или жадности. Наши мнения по поводу того, что делать с найденными предметами, разошлись. Штепан склонялся к тому, что их надо увозить с собой, а я настаивал, что их надо оставлять на месте. У меня было ощущение, что находкии нельзя вырывать из той среды, где они были созданы.

Но я был неправ.

Главным доказательством тому служит сгоревший лагерь Ключ. Через два-три года вы уже не найдете даже его фундамента, что уж говорить о таких хрупких вещах, как обрывок бумаги или одежды. Тайга все проглотит. Конечно, в Ключе пожар ускорил этот процесс, но даже Барабанихе, где я сделал большую часть панорамных снимков, не избежать своей горькой судьбы. Лагерь развалится и зарастет травой или погибнет от рук местных охотников.

Охотники используют сохранившиеся постройки для временного убежища во время вылазок в тайгу и как источник дров. Нам попадалось несколько зданий, у которых бензопилой были вырезаны целые стены. У таких разрушенных строений нет никаких шансов выстоять. За пару зим они обрушатся и сгниют со всем тем, что могло лежать внутри.

Это вовсе не упрек местному населению, ведь это вполне естественный ход истории. Так мы пришли к выводу, что вывозить найденные артефакты и выставлять их в музее куда полезнее, чем оставлять на месте. Стоит оговориться, что это правило относится исключительно к моему опыту и к тем местам, где я лично побывал.

Мы нашли тут массу всего. Больше, чем могли ожидать. Больше, чем я предполагал, уже оказавшись на месте. К примеру, то, что на первый взгляд казалось кучей обвалившейся штукатурки в углу, оказалось грудой порванных учетных книг и папок с надписями «Личное дело» и «Совершенно секретно». Но обо всем по порядку.

Самым крупным найденным (и привезенным) артефактом стала гитара. Пусть с отломанным грифом, без струн и с продавленной декой, но все-таки это гитара, на которой играл кто-то из лагерников. Самый тяжелый предмет без сомнения — замок с ворот лагеря Ключ. Он весит килограмма 2-3, и нам пришлось с ним таскаться все время экспедиции. Он для нас много значит. Самые интересные предметы – это те, что узники использовали каждый день. Нам удалось найти разную одежду, башмаки, рукавицы, миски, кружки, зубную щетку, самокрутки из газет, кустарную бритву.

К самым ценным предметам я бы отнес ножик, сделанный из полотна ножовки, и точильный брусок. Мы нашли письма – некоторые в конвертах, некоторые порванные, но все-таки письма. Кроме того, мы нашли всевозможные чертежи и вычисления – вероятно, их вели те заключенные, в обязанности которых входило следить за работой ближайшей электростанции.

Давид нашел личный дневник! Он был спрятан в обшивке двери отхожего места в лазарете. Мы не могли поверить своим глазам. Позже вечером Штепан, владеющий русским, прочел нам несколько страничек дневника, и они нас потрясли до глубины души. На одной страничке было красивое стихотворение о пожаре. На другой – календарь с месяцами, днями и летоисчислением. А на третьей – очень личная запись. Я не помню точный перевод, но было примерно так: «В день XX.XX.XXXX я узнал страшную весть. В Монголии трагически погибла моя подруга жизни. Никогда, никогда в жизни мне не было так больно. Я весь день ходил в слезах…».

Мы были просто ошеломлены. Если бы мы не нашли ничего, кроме этого дневника, у нас уже было бы больше, чем мы могли себе представить. Но мне бы не хотелось, чтобы все, что я здесь описываю, прозвучало как радость «кладоискателей». Это совсем не то. Я в восторге от того, что у нас есть, что показать. И хотя на данный момент до этого еще далеко, мы бы хотели однажды построить модель настоящего лагеря. Два-три здания в лагерном стиле, со всей обстановкой внутри и предметами, которые в них были. Музей, в который каждый может прийти и хоть отчасти почувствовать на собственной шкуре, как это было…
 

Павел Блажек

← Часть седьмая: Лагерь Барабаниха

Перевод с чешского: Ксения Тименчик