«Судьба белого офицера»
Осколки
Иркутская обл., г. Усолье-Сибирское, лицей № 1,
11 класс.
Научный руководитель
Н.В. Бубнова
Алексей Александрович понимал, что если он вернётся на Родину, то его обязательно осудят, и это, несомненно, отразится на его семье. Подтверждением его опасений стало письмо, полученное им в 1929 году от матери, где она писала: «Ты был прав, здешний климат тебе не подходит». Этим письмом мать хотела предупредить сына, что ему не следует возвращаться на Родину. Участие Алексея Александровича в белом движении во время Гражданской войны делало его положение опасным.
Сегодня людей, которые были свидетелями исторических событий начала ХХ века, участниками Гражданской войны, уже нет совсем.
Именно таким участником исторических событий в течение всего нелегкого двадцатого века был Алексей Александрович Ильинский. И хотя его уже нет с нами, но о нем сохранились воспоминания его внука – Алексея Георгиевича Ильинского.
Алексей Георгиевич тесно связан с нашим городом. Он настоящий усольчанин, хотя родился далеко отсюда и даже в другой стране. Алексей Георгиевич появился на свет в декабре 1947 года в Китае, в городе Харбин. Об этом свидетельствуют данные паспорта Алексея Георгиевича, где отмечено место рождения – город Харбин.
В 1953 году он вместе с матерью приехал в Советский Союз. Их семья попала в село Балаганск. Это было страшно: тяжелейшие бытовые условия, пустые прилавки магазинов, разгул преступности. В Балаганске во время пурги погибла бабушка Алексея Георгиевича.
Благодаря знанию китайского языка отцу Ильинского, Георгию Алексеевичу, удалось перевести семью в город Усолье-Сибирское, куда приехали отряды китайских рабочих для строительства промышленных объектов и жилых домов. С тех пор жизнь семьи Ильинских неразрывно связана с нашим городом.
Вот уже почти 40 лет Алексей Георгиевич занимается изучением истории родного края, а в течение последних 5 лет руководит работой клуба «Приангарье» при газете «Усольские новости».
Он не просто знает историю Сибири, он прекрасно разбирается в истории нашей страны, потому что судьба России XX века – это сложная судьба его семьи. Он удивительный собеседник и рассказчик. Особенно интересно он рассказывает о своём деде, Алексее Александровиче Ильинском, который четверть века был белоэмигрантом, вернулся на Родину, прошел жестокую каторгу сталинских лагерей. Алексей Александрович родился в конце XIX века и не дожил всего пять лет до начала века XXI.
Из интервью с Алексеем Георгиевичем: «Мой дед – офицер Колчаковской армии. Он принимал участие в боях под Усольем против Красной Армии, дошёл до Иркутска, обошёл Иркутск, ушёл через забайкальские степи в Маньчжурию и с 1920 г. жил эмигрантом в Китае».
Из мемуаров Алексея Александровича Ильинского: «Моим сыновьям Георгию и Алексею. Как вы думаете, ребята, что заставило меня писать для вас свои воспоминания, свою, так сказать, подробнейшую автобиографию. Отнюдь, конечно, не то, что я возомнил о себе и считаю, что моя жизнь была интересной и поучительной. Нет! Наоборот. Весь мой жизненный путь я находился во власти внешних событий и обстоятельств, от воздействия которых я не мог освободиться и потому плыл по течению…»
По воспоминаниям Алексея Георгиевича и документам, сохранившимся в его семейном архиве, мне удалось установить дату рождения Алексей Александровича Ильинского. Он родился 25 февраля 1899 года в городе Уфе (Справка о реабилитации, выданная военной прокуратурой Уральского военного округа 4 мая 1989 года) в семье Александра Ильинского, управляющего имениями богатейшего башкирского князя Кугушева. Познакомившись с мемуарами этого человека, которые бережно хранятся в семье Ильинских, я узнала, что в детстве он очень любил читать, особенно произведения Жюля Верна, Густава Эмара, Конана Дойля. Он мечтал о дальних путешествиях, которые, к сожалению, ограничивались лодочными экскурсиями вокруг Уфы, по рекам Белая, Дема и Уфимка. После окончания трех классов церковно-приходской школы поступил в уфимскую гимназию. В годы учебы Алексей Александрович участвовал в струнном оркестре, играл на гитаре, пел в хоре уфимской Александровской церкви.
На годы его юности пришлась Первая мировая война, и, получив свидетельство об окончании шестого класса гимназии, он подал заявление воинскому начальству о желании идти на фронт. В 1917 году его зачислили добровольцем в 103 запасной пехотный полк, и он надел погоны вольноопределяющегося (человек со средним или высшим образованием, отбывающий воинскую повинность добровольно и на льготных условиях). Он стал участником военных событий Первой мировой войны. В городе Ровно эшелон обстреляла немецкая авиация: так встретил фронт новобранцев. Так Алексей Александрович сменил школьную скамью на окопы и написал матери: «Буду офицером и после войны».
События Февральской революции застали его в то время, когда он принимал участие в боевых действиях. В августе 1917-го Алексея Александровича Ильинского и ещё троих вольнонаёмных откомандировали в Киевское (Константиновское) юнкерское училище для продолжения учебы.
Здесь уже вовсю развернулась политическая пропаганда разных партий – время было революционное. Юнкера военного училища решили идти на Дон. В какой-то из этих дней к училищу подошел Первый Корниловский ударный полк. В знак солидарности с ним юнкера надели на погоны металлические черепа. В своих мемуарах Ильинский пишет: «Летом 1917 г., чтобы подать пример патриотизма и дисциплины, началось создание добровольных «ударных батальонов». Их называли ещё «батальонами смерти». Одним из них стал корниловский ударный отряд (с августа – полк). Как и у всех бойцов «батальонов смерти», кокарда на фуражках корниловцев заменялась изображением черепа. Они носили чёрно-красные погоны с буквой «К» и эмблему на левом рукаве, которая представляла собой голубой (или чёрный) щит, на котором изображены белый (или жёлтый) череп со скрещенными костями («Адамова голова»), два скрещенных меча и красная горящая граната. Вверху имелась надпись: «Корниловцы». В армии появилось шуточное двустишие: «Кто расписан как плакат? То корниловский солдат».
В декабре полк влился в Добровольческую армию. 600 корниловцев составили её ядро. К октябрю 1919 года полк вырос в Корниловскую дивизию.
Украинская Центральная Рада требовала разоружения Корниловского полка и юнкеров Киевского военного училища, юнкера предъявили ультиматум: выпустить их из города с полным вооружением для отправки на фронт. Корниловский полк двинулся впереди, а юнкера (120 человек) последовали за ним. Без единого выстрела пройдя весь город, они остановились в Николаевском пехотном училище. Там также проходили митинги. Через два дня юнкера погрузились в эшелон и двинулись на Дон. Узнав, что в Екатеринославе большевики, юнкера двинулись через Таганрог на Кубань. В Екатеринодаре (так назывался до 1920 г. Краснодар) юнкеров разместили в местном кинотеатре. Занятий не было, жизнь бездельников молодым военным надоела, и они заявили начальству, что хотят съездить домой на побывку».
Армия и страна разваливались на глазах, многие уезжали домой. Именно так сделал и юнкер Ильинский. Вернувшись в родную Уфу, он демобилизовался. К тому времени его отец обанкротился, семья нуждалась, и Алексею пришлось пойти на биржу труда.
Наступило тревожное время: ходили слухи о восстании чехословацкого корпуса. Появился строжайший приказ: всем офицерам, военнослужащим и юнкерам явиться в дом губернатора и стать на учет.
И Алексей Ильинский вновь решил выполнить свой воинский долг: «Пришло время выбора, – пишет он, – на чью сторону встать. Ясно, что при моем понимании настоящей обстановки я встал на сторону порядка. Большевики, как мне казалось, вносили в жизнь страны только хаос».
Гражданская война
В Белой армии Алексей Александрович был зачислен в состав Камской дивизии, в конный отряд, осуществлявший связь и разведку, и назначен старшим над пятью бойцами.
А мать оказалась с сестрами на территории, захваченной большевиками, ЧК вызывало ее на допросы, спрашивали: «Где сыновья? Почему в белой армии?» В результате и сестры Ильинского вынуждены были бежать в Сибирь. Они обосновались в Иркутске.
К тому времени из-под Оренбурга подошли красные отряды Блюхера. В задачу белогвардейцев входило не пропустить противника в Уфу. Но Блюхеру удалось обмануть командование белых и взять город.
Весной 1919 года белогвардейцы перешли в наступление, заняли Уфу и направились к Чистополю, но дойти до него так и не сумели. Алексей Александрович писал: «Красные сбили крепкий кулак и дали нам жару». Отступали колчаковцы знакомой дорогой – черезБугульму и снова до Уфы. Город держали долго, но под ударами красных пришлось сдать. Начался отход через Урал.
Отступление было долгим и трудным, но люди шли всё дальше на восток. Перешли реку Тобол. Туда, вполя под Курганом, в часть, где числился Алексей Александрович, в 1920 году прибыл Верховный Правитель Сибири – адмирал Колчак.
Из мемуаров можно узнать об одном очень важном для самого Алексея Александровича событии: он получил лично из рук Колчака георгиевский крест и тогда же из старшего портупей-юнкера Ильинский превратился в прапорщика, получив повышение в чине.
Белогвардейцы прошли Петропавловск. Начались казахские степи, которые сменились перелесками Омской губернии. Кроме рейдов регулярных красных частей белогвардейцев стали чаще донимать партизаны. В армии возникла эпидемия.
Алексея Александровича к тому времени назначили в штаб корпуса для связи и придали ему ещё двух ординарцев. «Плохо было болтаться такого рода самостоятельной (три человека численностью) частью. Кони выматывались, холод, частенько были голодными», – вспоминал Ильинский.
Во время отступления Ильинский заболел «испанкой» (гриппом), но продолжал путь верхом, девять суток почти ничего не ел, были жар, слабость. Об этом свидетельствуют его дневниковые записи. У Красноярска колчаковцы узнали, что в Ачинске генерал Зеневич (социал-революционер) поднял восстание и преградил многим частям отход на восток. Началась неразбериха, части стали двигаться в разных направлениях. Везде проходили митинги, одни были за то, чтобы пробиваться, другие пали духом.
Спустя некоторое время белые части двинулись на Восток, обходя Красноярск с севера. Ночевать приходилось на морозе, на снегу. Многие, получив серьёзные обморожения, умирали. Именно так погиб генерал В. Каппель. Остатки армии продолжали пробиваться на восток, оставляя больных, раненых и отчаявшихся.
Прошли с боями Нижнеудинск, Тулун, Зиму. Надеялись попасть в Иркутск, но на станции Иннокентьевская узнали, что попасть туда невозможно, потому что чехи, договорившись с иркутским красным гарнизоном, запретили белым частям заходить в город. Переправившись через Иркут, колчаковцы поднялись на Глазковскую гору и мысленно попрощались с городом и родными. Попрощался и Ильинский.
Следующей станцией стала Листвянка на Байкале. Тут произошёл страшный случай, о котором Ильинский рассказывал своим детям и внукам. Когда люди начали спускаться на лёд, от огромной тяжести он начал трещать. Раздалась команда: держать дистанцию на три лошадиных корпуса. Но это не помогло. Конь, на котором ехал Алексей Александрович, попал в трещину и утонул. Чудом ему удалось спрыгнуть и он остался жив.
К рассвету, с большими потерями дивизия добралась до Мысовой. Дивизион двигался на Верхнеудинск (ныне это город Улан-Удэ). Дальше люди шли до самой Читы.
Под Читой, в селе Кенон, вся белая армия была сведена в три корпуса: первый Семеновский, второй генерала Смолина и третий генерала Молчанова.
Атамана Семенова многие не хотели признавать главнокомандующим, но так как с Запада наступала Красная армия, а с Востока нажимали на Читу партизаны, то белым ничего не оставалось делать, как мирно сосуществовать с забайкальским диктатором. Красные наступали, и белогвардейцы были вынуждены готовиться к отходу в Маньчжурию. Тем более прошел слух, что атаман Семенов туда уже уехал.
В воспоминаниях Ильинского мы прочли, что дивизия, где он служил, оставляла Читу последней. Люди погрузились в эшелон и прибыли на станцию Дарасун, где скопилось много эшелонов и два бронепоезда. Командование, по-видимому, не надеясь пробиться по железной дороге, подорвало бронепоезда и решило отходить к границе отдельными группами.
И вот перешли границу Китая…
Алексей Александрович в своих мемуарах писал: «Когда ступаешь на чужую землю, то всем своим существом чувствуешь, что она тебе чужая! Слезы отчаяния и досады появились на лицах солдат и офицеров! Многие брали в карманы горсть родной земли. Я не взял, верилось, что обязательно вернусь в свое многострадальное Отечество!» Так и случилось, только спустя 25 лет…
Когда Алексей Георгиевич оказался вдали от Родины, ему был всего 21 год.
Но почему же Алексей Ильинский стал белогвардейцем? Ответ на этот вопрос можно найти в его мемуарах. Как и большинство офицеров русской армии, Алексей Александрович понимал неизбежность перемен, но был против падения дисциплины и отсутствия порядка в России. Когда же к власти пришли большевики, он, почти не раздумывая, встал на сторону белых, потому что считал: «большевики вносят в жизнь страны только анархию». Алексей Ильинский действительно верил, что спасение России в руках Белой Армии.
Годы эмиграции
Белогвардейцы, перейдя границу Китая, были вынуждены сдать оружие на станции Маньчжурия, потому что этого требовало китайское командование. Считая, что оружие больше не нужно, многие равнодушно отнеслись к разоружению, в том числе и сам Алексей Александрович. Спустя несколько дней они погрузились в эшелон и отправились через город Харбин в Приморье.
Однако, как пишет Ильинский, он «не видел смысла в продолжении белой борьбы в Приморье», куда направлялась его часть. Дорогой он и ещё 10 человек решили остаться в Харбине.
Несколько человек из дивизии Ильинского, еще раньше пробравшись в Маньчжурию, открыли здесь сапожную мастерскую. Переночевав, Ильинский с товарищами пошли в общество взаимопомощи дивизии (в каждой дивизии образовался фонд общества взаимопомощи).Из этого фонда людям выдавались либо деньги, либо что-то ценное или необходимое.
Алексей Александрович писал: «Денег нам не дали, но купили для нас «Бьюик». Ильинский вместе со своими товарищами снял гараж, при котором была маленькая комната. Там и жили. Большинство членов «команды» ходили по домам и брали работу: починку, пайку и прочий ремонт. Из мемуаров Алексея Александровича: «В первое время я выходил из положения: обходил знакомых и просил выручить меня, дать что-нибудь запаять. Когда же эта возможность была использована, я не пошел за заказами в незнакомые дома. Так поступали и другие… Дела наши к весне пришли в упадок, и общество взаимопомощи машину у нас забрало, а мы – кто куда!»
Он и еще несколько человек пошли в беженский комитет, от него получили направление в беженский барак в госпитальном городке. Им отвели на девять человек большую комнату, а Алексея Александровича назначили старшим барака.
Жизнь Алексея Александровича была тяжёлой, денег почти не было. Большей частью работал с товарищами в затоне: красили баржи и пароходы, рыли канавы, благоустраивали территорию хозяйчиков.
Внук, Алексей Георгиевич, вспоминает, что дед рассказывал об одном случае, произошедшем с ним. Он и его товарищи складывали дрова на вокзале на глазах у публики, «глазевшей», кто с удивлением, кто с сожалением, на одетых в офицерское обмундирование людей. Подошла пожилая женщина, посмотрела на них и начала слёзы вытирать, говоря: «Голубчики вы мои! Что же это творится на свете?!!» Алексей Александрович даже растерялся, не знал, что и делать: «Плакать – не пристало, смеяться – неудобно; но и быть объектом, оплакиваемым, как на похоронах – нестерпимо». И на другой день он решительно отказался выходить на эту работу.
Создание семьи и связь с родными
Остались у Ильинского и хорошие воспоминания о том времени. Особенно ему запомнился госпиталь. Алексей Александрович рассказывал позже детям и внукам, что врачи, сестры – все были русские. В нем даже устраивались вечера, потому что было очень много молодёжи. Там-то, на одном из вечеров, он и познакомился со своей будущей женой Елизаветой Александровной Суворовой. Ее отец – бывший ординатор госпиталя – врач Суворов, умер от тифа в Чите. Осталась она в 17 лет с братом Степаном, юнкером Читинского училища.
Скромная, застенчивая девушка очень понравилась Ильинскому, и спустя какое-то время молодые люди оформили брак. В 1924 они обвенчались в Старо-Харбинской церкви. К этому времени Ильинский уже работал во внутренней охране КВЖД: сторожил дровяной склад.
Чтобы как-то прожить, приходилось петь в церковном хоре. Как писал сам Ильинский, «на еду хватало». В это время в Харбине образовался казачий хор, и Алексей Александрович, став хористом, участвовал во всех концертах.Из мемуаров Ильинского: «Как только я почувствовал, что остаюсь надолго, я восстановил переписку с матерью».
В 1925 году мать Ильинского, с которой он переписывался, приехала к ним в Харбин. В том же году родился их сын Георгий. Мать уговаривала Алексея ехать в Иркутск, но он отказался, говоря ей: «Меня обязательно «запрягут», а Елизавета и ребята останутся на твоей шее». Алексей Александрович понимал, что если он вернётся на Родину, то его обязательно арестуют, и это, несомненно, отразится на его семье.
Подтверждением его опасений стало письмо, полученное им в 1929 году от матери, где она писала: «Ты был прав, здешний климат тебе не подходит. Мужа сестры объявили лишенцем, он объездил весь Дальний Восток в поисках заработка». Этим письмом мать хотела предупредить сына, что ему не следует возвращаться на Родину. Участие Алексея Александровича в белом движении во время Гражданской войны делало его положение опасным.
В 1931 году японцы, задумав оккупировать Маньчжурию, начали устраивать одну провокацию за другой. Вскоре Квантунская армия захватила всю Маньчжурию и вышла к Советской границе. В это время начался экономический кризис, сказавшийся и на Маньчжурии. Ильинский писал, что на заводе «Вечедеки», где он в то время работал, ситуация ухудшилась, началось сокращение служащих и рабочих. Под сокращение попал и Алексей Георгиевич. После увольнения с завода Алексей Александрович устроился в охранный отряд Лафа-Харбинской железной дороги. Задача отряда заключалась в охране японских строителей и инженеров.
Из интервью с Алексеем Георгиевичем: «Дед рассказывал, что он, несмотря ни на что, по-прежнему продолжал поддерживать переписку с матерью, хотя они находились на огромном расстоянии другу от друга. Но в 1937 году мать написала ему, что там, в Иркутске, они меняют квартиру. Прабабушка просила его не писать, пока она сама не сообщит новый адрес. Их связь прервалась на 10 лет».
Последние годы в Китае
Когда необходимость в охранном отряде миновала, Алексей Александрович стал работать десятником (старшим над группой рабочих) в конторе Осима Йока, которая занималась обработкой и сплавом леса.
В 1942 году «Бюро по делам российских эмигрантов» по заданию японской военной миссии взяло всех военных и молодежь на учет и объявило военные сборы. Из мемуаров Алексея Александровича: «В августе меня назначили в команду связи, началось обучение азбуке Морзе». Месяц спустя военная миссия дала им задание перейти советскую границу и произвести разведку укреплений вокруг города Никольск-Уссурийска. На задание были отправлены несколько человек, в том числе и Ильинский.
Ильинский писал: «Мы решили, что задание выполнять не будем. До этого японцы дали нам фотографии для разбрасывания на советской территории, на которых были сняты советские солдаты, перешедшие маньчжурскую границу. Эти люди сидели в кафе, за хорошо накрытым столом. Японцы желали показать, как хорошо принимают перебежчиков. В то время их действительно было много. Но мы на второй день сожгли эти фотографии». Докладывая японцам о задании, Ильинский показал отмеченный маршрут и сказал, что им дали неверные координаты, поэтому задание выполнить не удалось.
В 1943 году Алексей Александрович был направлен в военизированный отряд для охраны. Он охранял предприятие, которое было расположено на территории Китая, но принадлежало по договору японцам. Затем Ильинский был отправлен в отряд при полицейской школе, где производилось обучение курсантов военному делу и партизанским действиям. Он писал, что инструктора в отряде были японцы и что они в основном и проводили обучение. «Нам все это было в тягость, потому что мы не знали, чем все это закончится»
Алексей Александрович писал, что перед началом войны с Японией чувствовалась растерянность японского командования. Японцы долго скрывали от русских эмигрантов известие о начале войны, а русские уже подумывали над тем, чтобы оторваться от японцев. К тому времени отряд Ильинского получил новое задание: при поддержке других формирований напасть на станцию Мадаоши. Но обещанное подкрепление не пришло, и их отряд с потерями вынужден был отойти. Из дневника Ильинского: «Мы решили убить японского инструктора Эндо и сдать оружие советским военным властям».
Оставшиеся участники отряда приняли решение хотя бы таким путём вернуться в Россию. Так они и поступили: инструктор был убит, а Ильинский как начальник отряда доложил первому из встреченных ими – это оказался старший лейтенант советской армии – о сдаче отряда. Однако офицер повел отряд вместе с пленными японцами – это был арест.
На родине их ждали лагеря
В мемуарах Алексей Александрович писал: «Мы пришли, сдали оружие, в наше распоряжение дали дом. Кормежка была плохая, начались допросы. На первом же допросе я рассказал о себе всё, что должно было интересовать следствие, рассказал и о задании с переходом границы».
Из интервью с внуком, Алексеем Георгиевичем: «В 1945 году, когда советские войска вошли в Китай, дед был арестован. Он проходил по семёновскому процессу (по процессу атамана Семёнова), который состоялся в Хабаровске».
Что это был за процесс? Мне пришлось обратиться к литературе. «В 1945 году Семёнов Григорий Михайлович был захвачен советскими войсками в Маньчжурии. Процесс по делу атамана Семенова, в отличие от суда над Красновым и Шкуро, весьма широко освещался в советской печати. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Семенов Г.М. казнен 30 августа 1946 года. Три дочери атамана Семенова: Елена (1921 г.р.), Татьяна (1925 г. р.) и Елизавета (1929 г. р.) – арестованы и по решению Особого совещания получили по 25 лет лагерей. Сын атамана Михаил (1922 г.р.) арестован в 1946 году и тогда же застрелен при этапировании.
4 апреля 1994 года Военная коллегия Верховного Суда РФ пересмотрела уголовное дело в отношении Семенова Г.М., а 26 марта 1998 года и в отношении остальных «семеновцев». По статье 58-10 ч. 2 (антисоветская агитация) УК РСФСР дело в отношении всех подсудимых прекращено за отсутствием состава преступления, в остальной части приговор оставлен в силе, а подсудимые признаны не подлежащими реабилитации»[1].
Отряд арестованных, в котором находился Ильинский, был отправлен в город Муданьцзян, где был заключен в японскую тюрьму. Люди по-разному вели себя, находясь в тюрьме. Одни замыкались в себе, в одиночку переживая происходящее, а другие, несмотря ни на что, продолжали верить, что всё образуется, и даже старались поддержать друг друга. Из дневника Алексея Александровича: «Не унывает наш народ – вскоре затянули песню, другие подхватили и устроили такой концерт, что часовой только глазами от удовольствия хлопал, слушая старые русские песни. И вдруг: «Сижу за решеткой в темнице сырой…» К сожалению, на другой день концерты были запрещены».
В Китае арестованных погрузили на машины и привезли на станцию Гродеково, на территорию Советского Союза, где их разместили в бараках: теснота, спать могли только валетами, кормили гаоляновой кашей. Человеческий организм не мог справиться с этим лошадиным кормом. Это была настолько неперевариваемая пища, что во время еды возникал рвотный рефлекс, и привыкнуть к этой ужасной еде было просто невозможно.
По-прежнему продолжались допросы, допросы… Люди были измождены избиениями, пытками. Всё это применялось для того, чтобы сломать человека и заставить его признаться в том, чего он не совершал. Два года Алексей Александрович находился под следствием, пока шло разбирательство по его делу.
Из мемуаров Ильинского: «Нас погрузили в эшелон и повезли в неизвестном направлении. Полуголодные, мы очень страдали от холода. Вскоре появился первый труп, но никто его не убрал. Так ехали до Иркутска, трупов было уже три, там трупы сняли. От Иркутска нас везли опять очень долго».
Ильинский позднее рассказывал своим родным, что сразу по прибытии в лагерь их повели на работы: заготовку леса и переработку древесины. Алексей Александрович работал на пиле. Физически работа была очень тяжелой, и он чувствовал себя всегда уставшим и голодным.
Вскоре он был направлен этапом по железной дороге в Свердловск. В мемуарах Ильинского этот этап описан так: «Меня поместили в купе с тремя мужиками и тремя «урками». Последние, заняв второй этаж, спустились к нам, чтобы выяснить, нет ли среди нас кого «свеженького», с воли. Обычно у таких вещи еще не отняты и водятся продукты. «Свеженьких» не оказалось, тогда они просто потребовали раскрыть мешки. Забрав у одного мужика вещи, «урки» залезли к себе наверх и, спустя некоторое время, сбросили ватные брюки. Мужик отказался их брать, а я забрал, и эти штаны позднее меня здорово выручили, когда неделями приходилось валяться на цементном полу без всяких подстилок».
Когда Ильинского привезли в Свердловскую тюрьму, его посадили в одиночную камеру, где кровать опускают из стены только в ночное время, а в остальное узник может сидеть на табуретке или гулять три шага в одну сторону, пять – в другую. Опять началось следствие. Его следователями были сначала пожилой майор, затем – старший лейтенант Елисеев. Поначалу они вели дело деликатно, а потом стали требовать, чтобы Ильинский, не читая, подписывался под тем, что они записывали в протокол. Он отказывался, и тогда его стали допрашивать каждую ночь. Следователи менялись, а заключённый лишался сна. Такими изматывающими методами следователям удалось добиться от Ильинского того, чего они и хотели: он подписал все протоколы допроса.
После этого допросы закончились, и Алексея Александровича перевели в общую камеру. Из мемуаров Ильинского: «В камере было человек двадцать. Жить стало веселее, хоть есть с кем поговорить. Утром давали: пайка черного хлеба, как глина, весом 500 граммов, соль, сахар и миска кипятка. Все садятся на свои койки и ждут, когда дежурный по коридору принесет «мечту». Получив, заключённые делят её на кусочки и бросают в соленый кипяток. Съев сразу всю пайку в виде тюри, все чувствуют себя насытившимися».
В последние месяцы перед вынесением приговора Ильинского вновь переводят в другую камеру, где кроме него было еще 4 человека, все – из Харбина, земляки. Все гадали – что с ними будет? Некоторые наивно верили, что их обязательно освободят. Они уже обсуждали, чем займутся на воле.
Но вскоре всех их заставили расписаться под приговором Особого совещания, по которому каждый получал свой срок. Ильинскому Алексею Александровичу дали 20 лет лагерей.
Этот факт подтверждается документом, который выдан Министерством внутренних дел Мордовской АССР 1 марта 1993 года за номером 12/10 – 20-1. Данный документ подтверждает, что «Ильинский Алексей Александрович, 1899 года рождения, уроженец города Уфа, осужден Особым Совещанием при МГБ СССР 11 января 1947 года по ст. 58 – 6 ч.I УК, срок 20 лет ИТЛ. Началом срока считать 23 августа 1945 года».
Утром осужденных поместили в вагоны и повезли в Новосибирск. А затем был Казахстан, поселок Чурбай-Нура, лагерь Дубовка (Песчаный лагерь).
Об этом страшном месте и годах, проведённых там, Алексей Александрович не любил вспоминать. А если и делал это, то его рассказы были по-мужски скупы. Родные прекрасно понимали, насколько тяжело было ему даже мысленно возвращаться на те круги ада.
К счастью, срок заключения был снижен до 11 лет, и 29 августа 1956 года Алексей Александрович Ильинский получил свободу (об этом свидетельствует справка Министерства внутренних дел от 1 марта 1993 года).
Лишь в 1989 году семья Ильинских получила из военной прокуратуры Уральского военного округа долгожданную справку о реабилитации Алексея Александровича Ильинского, где указано, что «гражданин Ильинский А.А. попадает под действие ст.1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года №10036-XI «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30–40-х и начала 50-х годов», и по настоящему делу он реабилитирован.
Жизнь после лагерей
В 1956 году Алексей Александрович приехал в Усолье-Сибирское. Он перебрался сюда из Казахстана потому, что здесь уже проживал его старший сын – Георгий Алексеевич Ильинский. Георгий был старшим сыном Алексея Александровича от первого брака. Следом за Алексеем Александровичем Ильинским в Усолье-Сибирское перебралась его семья: вторая жена Алла Павловна и малолетний сын Алексей. Алексей Александрович и Алла Павловна поженились в Китае незадолго до его ареста. Жена была моложе мужа на 23 года. В августе 1945 года Ильинского арестовали, а его жена в это время ждала ребёнка, будущего Алексея Алексеевича, который появился на свет в марте 1946 года. Отец и сын впервые увидели друг друга только через 10 лет.
В Усолье Алексей Александрович работал комендантом в общежитии для учащихся ФЗУ, затем принял мастерскую-инструменталку в ГПТУ № 11. В памяти родных Алексей Александрович остался человеком широкой души: он всегда был внимателен и добр к людям, гостеприимен и отзывчив.
Алексей Александрович Ильинский был настоящим русским интеллигентом, на долю которого выпало бремя тяжких испытаний и лишений.
[1] Наумов И. История Сибири. Иркутск, 2003. С. 193.
