«Категорически, и с полной ответственностью утверждаю…» - Письма Е. И. Соловьёвой в органы НКВД
Ход жизни восстанавливая по крупицам …
Свидетельство о рождении моей прабабушки Екатерины Ивановны не сохранилось. Зато в нашем домашнем архиве есть небольшой (21х11 см), желтоватого цвета документ – копия актовой записи по церкви села Кова за 1893 год. Согласно этой копии, 12 ноября 1893 года в семье крестьян деревни Мудрово Лихославльского уезда (сегодня Лихославльского района Тверской области) Ивана Павловича Миняева и его жены Ирины Алексеевны, родилась дочь. Так я узнала имена своих далеких предков – прапрабабушки и прапрадедушки.
О родителях Екатерины Ивановны я знаю немного, только из ее показаний на следствии. Они были из крестьян, а в справке на арест моей прабабушки есть добавление: крестьянесередняки.
Девочку назвали Катюша. О ее рождении в метрической книге этой церкви была сделана запись за № 99. В документе также указывается, что 14 ноября 1893 года, то есть на третий день жизни, девочка была крещена.
В конце XIX века в деревне было начальное училище. Среди немногих документов, сохранившихся в нашей семье, есть один, говорящий о том, что
«предъявительница сего, дочь крест. Новоторж. Уезда, Кузовинской вол., дер. Мудрова, Екатерина Иванова Миняева, род. 12 ноября 1893 года, православного вероисповедания, обучавшаяся всем предметам учебного курса начальных училищ, успешно окончила курс учения в Мудровском начальном училище, в чем и выдано ей сие свидетельство 1906 года, мая 29 дня».
Выделенные слова вписаны чернильной ручкой фиолетового цвета красивым, с завиточками почерком.
По воспоминаниям родственников, Екатерина Ивановна была очень способной, и в 4 классе учительница предложила свои деньги, чтобы отправить девочку учиться дальше. Возможно, что это и была учительница В. Власова, чья подпись стоит на свидетельстве об окончании начального училища. Екатерина Ивановна окончила Тверскую учительскую школу П. П. Максимовича – это было одно из первых земских учебных заведений, готовящих сельских учительниц. В школе П. П. Максимовича обучались в течение 5 лет. Из показаний на следствии следует, что ее трудовая деятельность началась в 1913 году. В 1917 году Екатерина вышла замуж за Ивана Михайловича Соловьёва. В 1918-м и 1919-м родились дочери – Валентина и Лидия.
Она учительствовала в разных сельских школах, в 1931–1933 годах работала в Кузовской школе комсомольской молодежи, а в 1933 году семья переехала в город Лихославль. Екатерина Ивановна устроилась в Лихославский педагогический техникум. Ее муж Иван Михайлович Соловьёв преподавал русский и карельский языки здесь же.
15 августа 1938 года дедушка был арестован. Следом, 21 августа, была арестована бабушка.
Дочери Валентина и Лидия в это время были студентками Калининского педагогического института: старшая – математического, младшая – филологического.
Там, где страшно было….
Когда в Центре документации новейшей истории (ТЦДНИ, ф. 7849) мне принесли Следственное дело № 15373-с, у меня дрожали руки: а каково же было моей прабабушке в этом ужасе?
Моя бабушка, Лидия Ивановна Самкова, младшая дочь Екатерины Ивановны, в своих воспоминаниях пишет, что ее
«маму арестовали в Калинине, когда она была на сессии заочников, потому что училась в Калининском педагогическом институте на отделении русского языка».
Екатерину Ивановну вызвали с лекции двое молодых людей без формы и посадили в машину.
«Мама была в одном полотняном платье, потому что было очень жаркое лето».
Именно такой я ее и увидела на фотографии в Следственном деле: простое полотняное платье, открытый решительный взгляд.
Родные не сразу узнали об ее аресте. Лидия заходила к матери, но не застав ее, подумала, что она где-нибудь на экскурсии или в театре. Окружающие по-разному отнеслись к аресту: некоторые удивлялись, некоторые жалели. А вот декан литературного факультета сразу восстановил стипендию Валентине, дочери Екатерины Ивановны, когда узнал, что родители арестованы. Студенческая среда принимала их так же, как и раньше: многие жалели, никакого отчуждения не было – всё студенты знали и всё понимали.
«Мои родители были не первые арестованные», – читаю я в бабушкиных воспоминаниях.
В Калинине девочки ходили в комендатуру, небольшое здание возле управления НКВД, во дворе нынешней медицинской академии, где получали сведения об арестованных.
«Народу там – тьма, большие очереди, открывалось окошечко, и оттуда говорили: осужден, под следствием, выслан… Нам с сестрой говорили: „Под следствием“».
Бабушка в воспоминаниях пишет, что не помнит точно, когда дочерям сообщили через окошечко в комендатуре, что можно посылать деньги. В тюрьме был ларек, и в нем было разрешено кое-что покупать.
В декабре 1938 года Лидию Ивановну вызвали в деканат, и секретарь сказала, чтобы она с паспортом в комендатуре получила пропуск в то страшное здание. В комплексе этих зданий располагалось Управление НКВД и внутренняя тюрьма. В пропуске была указана комната на 4 этаже. У входа в здание стоял солдат с винтовкой. Когда Лидия Ивановна подошла, он проверил пропуск, и девушка вошла. Когда подошла к указанной комнате, потихоньку вошла, а оттуда вдруг очень быстро выскочил человек, говоря: «Нельзя, нельзя, подождите». Лидия Ивановна подождала, затем ее впустили. «За столом сидел маленький черненький человечек». Он усадил девушку и сказал, что ее маме разрешена передача и стал перечислять, что нужно привезти. Лидия и Валентина затем всё принесли, а как передавали и кому не помнят.
По письменным воспоминаниям Лидии Ивановны, у Екатерины Ивановны следователем был Хизвер, человечек небольшого роста. Я, работая с материалами дела, видела подписи этого человека и читала, как он разговаривал с моей прабабушкой. Моя бабушка пишет, что
«маму он не бил, иногда ставил к стенке – стоять, это такое наказание. Мама на него не обижалась».
Объяснение такого отношения к ней я услышала от тети Али. Она утверждает, что этому бабушка была обязана жене того самого следователя, который вел допросы.
«Проходя по коридору в сопровождении конвоя, Екатерина Ивановна столкнулась с женой следователя, шедшей по тому же самому коридору. Это была женщины необычайной красоты, и Екатерина Ивановна даже притормозила при встрече. Конвой не посмел даже толкнуть или поторопить задержанную. Некоторое время они смотрели друг на друга. Когда Екатерину Ивановну ввели в кабинет следователя, за ней сразу же зашла его жена и сказала ему тихо несколько слов. После этого он начал допрос, но производил его очень вежливо и не бил Екатерину Ивановну, как других, потому что, по ее рассказам, с допросов все приходили избитые до крови».
А вот другой, чужой следователь иногда заходил и орал на нее, угрожал. Она его боялась.
Итак, прямо с лекции Екатерина Ивановна была увезена и арестована. Очень показателен список тех вещей, которые при личном обыске были изъяты у той, кого «вчера» заподозрили в антисоветской деятельности: паспорт, зачетная книжка 370092, сберегательная книжка на сумму 11736 рублей, тетрадей 6 штук с рецензиями по прочитанным книгам, портфель черный, деньги со знаками СССР в сумме 113 рублей 49 копеек.
Только 22 сентября, то есть через 2 месяца, бабушке было предъявлено обвинение. Очень показателен этот заготовленный документ. Он отпечатан на пишущей машинке. Рукой вписано число 1 августа 1938 года в графе «утверждено», а зачитано (объявлено) Екатерине Ивановне оно было 22 сентября, о чем свидетельствует ее собственноручная подпись. В предъявляемом обвинении указывается, что она «достаточно изобличена в принадлежности к карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой контрреволюционной организации. Руководствуясь ст. 128 УПК постановил: Соловьёву Екатерину Ивановну привлечь в качестве обвиняемой и предъявить ей обвинение, предусмотренное ст. 58 п. 6. 10 и 11 УК РСФСР. Опер. Уполномоченный Хизвер».
В чем же обвинялась Екатерина Ивановна Соловьёва, школьная учительница, руководитель учебной части Лихославльского педагогического техникума?
Согласно Следственному делу, это:
- Преступная деятельность и причастность к Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации.
- Внедрение в школах изучения Карельского языка на финно-латинизированной письменности.
- Занятия антисоветской деятельностью. Чтобы доказать антисоветскую деятельность моей прабабушки, по ее делу были привлечены и допрошены ее коллеги.
Протокол допроса обвиняемого Соколова Сергея Семеновича (Следственное дело № 15373-с, л. 58)
Соколов Сергей Семенович 22 сентября 1938 года об ответственности за ложные показания я предупрежден ст. 95 УК мне известна.
Вопрос: Вы знаете Соловьёву Екатерину Ивановну?
Ответ: Да Соловьёву Екатерину Ивановну я знаю как учительницу педагогического училища в гор. Лихославле.
Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Соловьёвой Екатериной Ивановной?
Ответ: Соловьёву Екатерину Ивановну я знаю еще с детского возраста она проживала со мной в одной волости.
Вопрос: Что Вам известно об антисоветской деятельности Соловьёвой Екатерины Ивановны?
Ответ: Об антисоветской деятельности Соловьёвой Е. И. мне известно следующее: Соловьёва будучи антисоветски настроенной она состояла членом Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации и проводила антисоветскую-шпионскую и вредительскую деятельность по указаниям этой же организации.
Вопрос: Кто ее завербовал в Карельскую буржуазно-националистическую шпионско-повстанческую организацию?
Ответ: В карельскую буржуазно-националистическую шпионско-повстанческую организацию Соловьёва Екатерина Ивановна была привлечена ее мужем Соловьёвым Иваном Михайловичем по моему заданию. Последнего я завербовал в 1935 году. После этого у меня была встреча с Соловьёвой Е. И. где договорились, что она выполняет ряд поручений Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации. Соловьёва Е. И. дала свое согласие и с этого момента стала принимать активное участие в Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации.
Вопрос: Какие задания антисоветского характера Вы дали Соловьёвой Екатерине Ивановне?
Ответ: Соловьёвой Екатерине Ивановне я дал задание восхвалять финских буржуазных националистов для этого в Карельских школах внедрять финско-латинизированную письменность и воспитывать в буржуазно-националистическом духе Карельских школьников.
Вопрос: Какие задания антисоветского характера Соловьёва Е. И. выполнила по Вашему заданию?
Ответ: Будучи преподавательницей русского языка в Карельском педучилище Соловьёва Е. И. по моему заданию вела усиленную пропаганду антисоветского характера усиленно рекомендовала изучение финско-латинизированной письменности.
Протокол допроса обвиняемого Соколова Сергея Семёновича 23 февраля 1939 года (там же, л. 61)
Вопрос: на допросе 22 сентября 1938 гола Вы показали о том, что Соловьёва Екатерина Ивановна является участником антисоветской карельской буржуазно-националистической организации и проводила антисоветскую, вредительскую деятельность. Дайте показания о ее практической антисоветской, вредительской деятельности?
Ответ: Ничего мне, об антисоветской вредительской деятельности Соловьёвой Е. И. не известно. Показания свои 22 сентября 1938 года о том, что она является участником антисоветской, буржуазно-националистической организации и проводила антисоветскую, вредительскую работу, я дал ложно, которые я отрицаю. В них я оговорил Соловьёву Е. И. (Соколов)
Вопрос: Вы ведете себя непоследовательно на следствии, даете ложные показания. Требую от Вас правдивых показаний об антисоветской, вредительской деятельности Соловьёвой Е. И.?
Ответ: Ничего об антисоветской, вредительской деятельности Соловьёвой Е. И. мне не известно. (Соколов)
Вопрос: Вы говорите неправду, скрываете антисоветскую принадлежность Соловьёвой Е. И., ее принадлежность к буржуазно-националистической организации, а вместе с тем скрываете и ее антисоветскую, вредительскую деятельность. Следствие требует от Вас правдивых показаний по этому вопросу?
Ответ: Ничего мне неизвестно об принадлежности Соловьёвой Е. И. к антисоветской буржуазно-националистической организации и об ее антисоветской деятельности. Показания записаны с моих слов правильно и мной лично прочитаны. (Соколов)
Протокол допроса обвиняемого Тихонова Александра Васильевича (там же, л. 74) 8 марта 1939 года
Допрос начат в 11 час. 25 м.
Вопрос: На допросе 14 сентября 1938 года Вы показали о том, что Соловьёва Екатерина Ивановна является участницей карельской, буржуазно-националистической организации о чем Вам стало известно от Елесеевой М. И. и от самой Соловьёвой Е. И. Расскажите следствию о всей ее антисоветской деятельности.
Ответ: О принадлежности Соловьёвой Е. И. к карельской буржуазно-националистической организации мне ничего не известно. В своих показаниях от 14 сентября 1938 года я оклеветал Соловьёву Е. И. назвав ее участницей выше названной организации.
Вопрос: Вы знаете Соловьёву Екатерину Ивановну?
Ответ: До своего ареста я работал инспектором Лихославльского Района. Соловьёву Е. И. я знаю как преподавателя Лихославльского педучилища с августа месяца 1935 года. Личной связи с ней не имел. По службе так же сталкиваться с ней не приходилось.
Допросы Е. И. Соловьёвой
Из приведенных протоколов видно, что участие Екатерины Ивановны в антисоветской организации всеми ее коллегами было опровергнуто.
Допросы самой бабушки тоже очень показательны. Она резко и честно отвечала на вопросы следователей. Ни давление, ни попытки запутать бабушку не могли ее сломить. Вот лишь один фрагмент из протокола допроса обвиняемой Соловьёвой Е. И. от 22 октября 1938 года (л. 19 того же Следственного дела).
«Вопрос: Вам предъявлено обвинение предусмотренной ст. 58 п. 6 УК. Следствие требует от Вас по существу правдивых показаний в чем Вы признаете себя виновной?
Ответ: По существу предъявленному мне обвинения ст. 58 п. 6 я виновной себя не признаю.
Вопрос: В таком случае в чем Вы признаете себя виновной? Ответ: Повторяю, я не в чем не признаю себя виновной, никакой антисоветской деятельностью я не занималась.
Вопрос: Вы лжете, следствие располагает данными о Вашей преступной деятельности и предлагает Вам сознаться (курсив мой – Е. С.).
Ответ: Еще раз заявляю, никакой преступной деятельностью я никогда не занималась и виновной себя не признаю»…
И такие слова в Следственном деле повторяются неоднократно.
221 день провела моя прабабушка в камере внутренней тюрьмы. Согласно копии справки № 20664, выданной Управлением НКВД по Калининской области от 29 марта 1939 года, Соловьёва Екатерина Ивановна «с 21/ VIII. 38 года содержалась под стражей и 29 марта 1939 года из под стражи освобождена в связи с прекращением дела» (Приложение № 14. Справка заверена нотариусом Куриловым В. П. и заверена гербовой печатью).
Екатерину Ивановну выпустили из тюрьмы в марте. Около недели она даже не могла ходить. Жила всё это время у дочери Лидии в комнате общежития. Приехав в Лихославль, зашла домой к квартирантам. Они не платили, поэтому бабушка категорически потребовала, чтобы они освободили помещение, и ушла в деревню Мудрово к родным. Когда квартиру убрали, она вернулась.
По прошествии времени родители мой бабушки – и Екатерина Ивановна, и Иван Михайлович – получили повестки о явке в милицию с паспортом. Испугались очень, опять арестовывают, оделись основательно, на себя натянули по несколько пар белья, потому что намучились после первого ареста. Однако, к счастью, оказалось совсем не то: спрашивали, как относились к ним следователи, гуманно или нет? Екатерина Ивановна ничего плохого не написала, Иван Михайлович написал о жестоком отношении. В записках я обнаружила, что на него
«следователь орал: „Знаю, у тебя две дочери. Одна учится, где школа была Максимовича, а вторая – вот здесь, и указывал в окно“. Орал: „Не признаешься, дочек арестуем и сошлем“.
Действительно, Валентина училась на литфаке, а историки и филологи учились в так называемом 3 здании, где, по воспоминаниям Л. И. Самковой, были допросы.
Екатерину Ивановну позже неоднократно вызывали на суд над тем самым следователем, которого судили за избиение подсудимых. Оказалось, что и слуга режима запросто может оказаться на месте тех, чья судьба находилась в его руках.
Слово в помощь от родного человека…
До начала работы я не верила в то, что можно противостоять сталинской репрессивной машине, но после прочтения этого письма убедилась в обратном. Даже появилась гордость за то, как настойчиво бабушка обращается к очень серьезным и страшным людям.
В Следственном деле дедушки я обнаружила бабушкино письмо, в котором она обращается к начальнику управления НКВД. Вот его текст:
Начальнику управления НКВД
от Соловьёвой Е. И.
жены Соловьёва И. М.,
находящегося в тюрьмеЗаявление
Прошу Вас рассмотреть дело моего мужа Соловьёва Ивана Михайловича, 33 года работавшего учителем, арестованного 15 августа 1938 года и находящегося до сих пор в Калининской тюрьме. Я тоже была арестована по тому же делу и за прекращением дела была выпущена 29 марта. И. М. Соловьёва же до сих пор не выпускают, хотя он совершенно ни в чем не виноват. С теми людьми, к которым его причисляют он никогда не имел ничего общего и не сталкивался с ними постольку поскольку он карел, хорошо знает разговорный карельский язык, преподавал этот язык (частично) и был посылаем и командируем своим начальством (сначала завроно), потом директором педучилища в меткабинет (методический кабинет – Е. С.), где совершенно официально давались установки по преподаванию карельского языка. Как человек служащий он был обязан выполнять указания своего начальства. И ходил он туда не один, а вместе с другими учителями и получал такие же установки, как и все преподаватели…
Категорически, и с полной ответственностью утверждаю, что мой муж, Соловьев Иван Михайлович никогда и никаких, кроме служебных связей не имел с работниками меткабинета и к их группе никакого отношения не имеет. Я прожила со своим мужем 23 года, работали мы на одном поприще и поэтому привыкли всё говорить друг другу, и никогда я никогда не слыхала ни одного антисоветского слова. И вдруг человека арестовывают и предъявляют ему такое ужасное обвинение! Просто волосы встают дыбом! И откуда оно взялось? И кто его создал?
Я твердо уверена, что те сведения, по которым мы с мужем были арестованы, ложны с начала и до конца. Мой муж – честнейший человек и добросовестный учитель является жертвой злостной клеветы…
Уже через месяц, не получив ответа, бабушка вновь обращается в Управление НКВД СССР. Это 4 тетрадных листочка в клеточку, написанные аккуратным каллиграфическим почерком в защиту мужа и семьи.
В Управление НКВД СССР
от гражданки
Соловьёвой Екатерины Ивановны,
гор. Лихославль,
Калининской области,
Первомайская улица,
Дом № 48
Заявление.
Убедительно прошу Вас внимательно отнестись и поскорее (курсив мой – Е. С.) рассмотреть дело моего мужа, Соловьёва Ивана Михайловича, которое от Областного прокурора гор. Калинина, в конце июня месяца, было направлено в Москву на Особое Совещание. Он привлекается по карельскому делу; с его делом я отчасти знакома, так как я сама привлекалась по этому же делу и находилась под следствием 6 месяцев.
Мой муж обвиняется в связи с руководителями Карельского методического кабинета. Конечно, как преподаватель карельского языка в Лихославльском карельском педучилище, он по обязанностям службы должен был время от времени посещать методический кабинет, где давались установки по преподаванию карельского языка. Личных связей у него ни с одним из работников методкабинета не было.
Следовательно, его главное обвинение заключалось в связи с руководителями методкабинета. Однако, один из главных руководителей методкабинета – его завуч или старший методист Соколов Сер. Сем. 2 августа 39 года был освобожден Калининским военным прокурором.
14/VIII. – 39 г.
Е. Соловьёва
Я удивилась такому храброму поступку прабабушки. Конечно, на такие решительные действия может толкнуть только любовь. Женщина, которая только что сама прошла застенки внутренней тюрьмы и находилась под следствием 6 месяцев, без страха обращается к своим пытателям, апеллирует к логике, требует справедливости. Она не впадает в истерику, она сдержана, достойна и тверда в своих требованиях.
Дедушка находился под стражей с 10 августа 1938 по 4 января 1940 года. Освобожден «в связи спрекращением дела». Попытка органов НКВД сфабриковать «Карельское дело» провалилась (см. Самкова Е. Он, она и «Карельское дело» // По крупицам: Российские школьники об истории ХХ века. М.: Мемориал; Новое издательство, 2013).
Мы о них вспоминаем …
После освобождения Екатерина Ивановна поступила на работу в торфотехникум, где и проработала несколько лет. В 60 лет вышла на пенсию, но продолжала работать снова в педагогическом техникуме заведующей педагогической практикой. Уже находясь на заслуженном отдыхе, Екатерина Ивановна многим людям пожилого возраста помогала добиваться законной пенсии. Нужны были документы, не все знали, как и где их можно получить. Нередко, защищая кого-нибудь, писала письма в разные властные инстанции. И тон ее писем был тверд и решителен. Многие были ей благодарны за это.
Долгую, трудную, но честную и достойную жизнь прожила моя прабабушка. В возрасте 95 лет в 1989 году она ушла из жизни.
Я не знала Екатерину Ивановну. Работая над исследованием, я собрала о ней воспоминания у родственников. Мой сводный брат Константин намного старше меня, и он рассказал мне о моей прабабушке. Он говорил о том, что наша прабабушка всегда была рада его видеть, очень любила его – конечно, взаимно.
Костя запомнил Екатерину Ивановну крепкой и бодрой. Прабабушка сама копала огород, следила за ним. Ко всем относилась радушно и открыто, даже когда за столом собиралось 15 человек, всегда умела поддержать разговор.
Про страшные месяцы своей жизни она никогда не вспоминала. Об этом много позже расскажет бабушка – Лидия Ивановна.
«Екатерина Ивановна и Иван Михайлович были широко образованными людьми. Хотя кончали только средние учебные заведения – учительскую семинарию и школу Максимовича. Они всегда удивлялись общему низкому развитию учителей, окончивших педвузы».
Очень многие учителя начальных школ очень хорошо знали и уважали учителей Соловьёвых, да и они знали почти всех учителей Лихославльского и других районов, потому что многие очно и заочно закончили Лихославльское педучилище. По вопросам заочного образования Екатерина Ивановна ездила в разные районы области для проведения консультаций, но чаще всего в методкабинет Калининского областного института усовершенствования учителей. Супруги выписывали много газет, были в курсе всех политических событий. А Иван Михайлович, если к 2 часам не приходила почта, шел на вокзал и там покупал кучу газет – «Правду», «Известия», «Комсомольскую правду», «Учительскую газету», «Калининскую правду», «За коммунизм». Выписывали журналы – «Огонек», «Семью и школу», «Науку и жизнь», «Науку и религию», «Женский журнал».
Дружная, добропорядочная семья, разделившая со своей страной ее нелегкую судьбу.
Я стою у тверского памятника жертвам политических репрессий. Вот оно – слово, которым можно определить то, что случилось с моими родственниками, – они стали жертвами политических репрессий. Но судьба была к ним благосклонна, они были арестованы, но ни в чем не признались и были освобождены. Я благодарю судьбу за это и кладу цветы к ногам фигуры, стоящей на коленях.
