По страницам школьного дневника Лены Левиной (1941 год)

Автор: Дарья Медведева гимназия № 3, г. Чистополь, Республика Татарстан

Научный руководитель: Вера Александровна Чикрина

В литературно-краеведческом музее нашей гимназии я обратила внимание на выставленный в витрине старый школьный дневник. Каково же было мое удивление, когда на корочке я разобрала уже выцветшую запись, сделанную чернилами: 1941–1942 учебный год. Оказалось, что этому дневнику более семидесяти лет! Я сразу захотела узнать, кому он принадлежал, почему и как оказался в нашем музее, что у него внутри. Вера Александровна Чикрина, руководитель музея и моя учительница, разрешила мне поближе познакомиться с экспонатом и, видя мой интерес, предложила заняться его исследованием.

Школьный дневник совмещает разные функции. Это не просто личный документ ученика, отражающий ход его учебной деятельности, успехи и достижения, это документ, по которому можно проследить различные моменты истории страны. Дневник Лены Левиной 1941–1942 учебного года стал моим проводником по первому году Великой Отечественной войны, помог больше узнать о жизни детей военного времени, моего родного города.

Елена Борисовна Левина родилась в 1929 году в Москве. Отец – Борис Михайлович Левин, писатель, погиб в 1940 г. во время финской войны. Мать – Ева Павловна ЛевинаРозенгольц, художница. В начале июля 1941 года Елена в составе группы детей членов Союза советских писателей была эвакуирована из Москвы сначала в Берсут, а затем в Чистополь. С августа 1941 по конец 1942 она находилась в Чистопольском интернате Литфонда Союза писателей. В 1941–1942 учебном году обучалась сначала в школе № 3, затем в школе № 1, о чем свидетельствует исправленная запись на обложке дневника.

Дневник был передан Еленой Борисовной нашему школьному музею в мае 2012 года. Он имеет размеры 20х17 см. Корочки из серого картона, страницы желтоватого цвета, пронумерованы, всего в дневнике 76 страниц. На передней корочке форма для заполнения учеником своих данных: класс, школа, город/ село, край/область/АССР, фамилия и имя, учебный год. На задней корочке указана цена – 1 р. 50 к. В правом верхнем углу можно видеть серьезное предостережение: «Продажа по цене выше обозначенной карается по закону». В то время спекуляция считалась очень серьезным преступлением, за которое ждало суровое наказание.

На переднем форзаце дневника содержится таблица для заполнения учеником данных об учителях: предметы и фамилии, имена и отчества преподавателей, которые должны были быть заверены подписью классного руководителя. Эта страница дневника Е. Левиной не заполнена, указан только классный руководитель – Раиса Степановна Белова.

На заднем форзаце напечатаны «Указания к ведению дневника»:

1. Ученик заполняет лицевую и оборотную сторону обложки и стр. 1 (расписание уроков на первое полугодие).
2. На страницах 2–74 ученик ежедневно записывает заданные уроки. Уроки записываются в графах тех дней недели, на которые уроки заданы.
3. Оценки (отметки) успеваемости вписываются учителем в дневник одновременно с оценкой (отметкой) в классном журнале и заверяются его подписью.
4. Учет сдачи норм ГТО (БГТО) на стр. 75 проставляется на основе положения о комплексе «Будь готов к труду и обороне СССР». (Следует отметить, что страница 75 в дневнике Левиной не заполнена).
5. Классный руководитель следит за правильностью записей в дневнике и в конце каждой недели отмечает пропуски уроков.
6. В конце каждой недели родители подписывают дневник.
7. Записи в дневнике должны вестись грамотно, четко и опрятно.

Ниже на этой же странице указаны выходные данные дневника: «Полиграф, г. Горький. Зак. № 5479. Тир. 125000». Город Горький – ныне город Нижний Новгород. Тираж, как мы видим, достаточно большой, поэтому можно предположить, что не все типографии имели право печатать школьные дневники, заказ на их издание, вероятно, распределялся между определенными типографиями и тиражи зависели от потребностей населения.

Первая страница дневника содержит формы для заполнения расписания на 1 и 2 полугодия. Полностью у Лены Левиной заполнено расписание уроков только на первое полугодие. Учебная неделя состояла из шести дней. Самый загруженный день – вторник (6 уроков), самый свободный – четверг (4 урока), в остальные дни по 5 уроков. Всего 30 учебных часов.

На основе расписания мы составили список предметов, изучавшихся в 6 классе в 1941–1942 учебном году, и подсчитали количество часов, отводившихся на их изучение.

Русский язык – 7 часов

Литературное чтение – 2 часа

Алгебра – 4 часа

Геометрия – 2 часа

История – 2 часа

Ботаника/зоология – 2 часа

География – 3 часа

Физика – 2 часа

Иностранный язык – 4 часа

Рисование/черчение – 1 час

Физкультура – 1 час

Изучая страницы дневника, я заметила, что встречается несколько недель, где в расписании указаны урок пения и ПВХО, и тогда количество уроков увеличивалось до 31–33. Аббревиатуру ПВХО я сама не смогла расшифровать и за помощью обратилась к члену совета школьного музея, Н. С. Харитоновой, которая училась в школе № 1 в годы войны. Нина Степановна объяснила, что ПВХО – это противовоздушная и химическая оборона. На этих занятиях учеников учили пользоваться противогазом, распознавать различные виды химических отравляющих веществ, сигналы тревоги, применять затемнение. Военное время потребовало серьезного отношения к этим знаниям и навыкам, так как школьники понимали, что они могут пригодиться в реальной жизненной ситуации. Осенью 1941 года бои шли уже под Москвой, был период, когда в городах Татарской АССР, в том числе и в Чистополе, было введено затемнение, усилены меры безопасности.

Мне показалось интересным сравнить данные, полученные из дневника Лены Левиной, с современным учебным планом. для 7 класса, который по моей просьбе предоставила администрация гимназии:

Русский язык – 3 часа

Литература – 2 часа

Татарский язык – 3 часа

Татарская литература – 1 час

Иностранный язык – 3 часа

Математика – 5 часов

История – 2 часа

Обществознание – 1 час

География – 2 часа

Физика – 2 часа

Биология – 2 часа

Музыка – 1 час

ИЗО – 1 час

Технология – 2 часа

Физкультура – 3 часа

Из школьного компонента добавлено на изучение русского языка 2 часа.

Всего 35 часов.

Сопоставив данные, я отметила следующее. Общая учебная нагрузка в 6 классе была меньше, чем в наше время. Современный предмет «Литература» назывался «Литературное чтение». Предмет «Математика» был разделен на «Алгебру» и «Геометрию», часов на их изучение отводилось больше, чем сейчас (5/6). Также большее количество часов отводилось русскому языку (5/7), иностранному языку (3/4), географии (2/3). Не предполагалось изучение в 6 классе обществознания («Обществоведение» изучалось в старших классах), в учебный план не включено изучение татарского языка и татарской литературы. Большее количество часов в современной школе отведено только на занятия физкультурой (3/1). Первоначально меня удивило отсутствие в расписании технологии (или труда, как назывался этот предмет раньше), но впоследствии я нашла этому объяснение, о чем расскажу в дальнейшем.

Сравнив расписание, я пришла к выводу, что в 1941–1942 учебном году большее внимание, чем сейчас, уделялось основным предметам: русскому языку и математике, иностранному языку (причем в то время в школах преподавался в основном немецкий язык, и, несмотря на войну со страной-носительницей языка, на его изучение отводилось больше времени, чем в наши дни на изучение английского). Важным для школьников считалось изучение географии. Развернутые записи некоторых домашних заданий («Германия», «Реки и озера Азии», «Растительный и животный мир Центральной и Западной Азии», «Климат Австралии») говорят о том, что изучался курс физической географии мира.

По записям домашних заданий можно частично судить о содержании курса «Литературное чтение». Среди изучаемых в то время художественных произведений многие хорошо знакомы нам по современной программе: «Песня про купца Калашникова» М. Ю. Лермонтова, «Тарас Бульба» Н. В. Гоголя, «Осел и соловей» И. А. Крылова, «Бежин луг» И. С. Тургенева, «Кавказ» А. С. Пушкина, «Железная дорога» Н. А. Некрасова.

Сейчас в школах преподавание литературы ведется по учебнометодическим комплексам разных авторов, и эти произведения можно встретить в программах 6–7 классов.

На уроках истории изучался курс «История средних веков», который сейчас включен в программу 6 класса, что соответствует 5 классу 1941 года. Курс биологии был разделен на отдельные предметы, в первом полугодии заканчивалось изучение ботаники, начатое в 5 классе, со второго полугодия преподавалась зоология. Отдельным предметом значится черчение, которого мы не нашли в учебном плане нашей гимназии ни в какой параллели.

Страницы дневника со 2 по 74 предназначены для ежедневного заполнения и содержат традиционные графы: месяц, день недели, предметы, что задано, оценка успеваемости, подпись учителя, внизу левой страницы – пропуски уроков, количество опозданий на уроки, внизу правой – подписи классного руководителя и родителей. Мне показалось необычным, что в соответствующей графе оценки выставлены не цифрами, как в моем дневнике, а словами «отл» (отлично), «хор» (хорошо), «поср» (посредственно), «плохо».

Еще более удивительным показался тот факт, что записи в дневнике начинаются с 1 октября. С чем это связано? Чтобы ответить на этот вопрос я обратилась к воспоминаниям Е. Б. Левиной, написанным специально для нашего музея. Вот что мне удалось узнать. До конца августа эвакуированные дети писателей жили в доме отдыха на Берсуте. Но приближалось начало учебного года, поэтому их перевезли в Чистополь. Интернат Литфонда расположился в Доме крестьянина по адресу ул. Володарского (ныне Ленина), д. 57. В Чистополе пробыли всего несколько дней, а потом всех учеников школ, начиная с 5 класса, отправили на работу в колхозы. Интернатовцы оказались в деревне Малый Толкиш, где ребят поселили в школе, в учебных кабинетах. В комнате девочек 5–6 классов парты были сдвинуты в угол, кроватей не было, устроились на сене под окнами. Работа оказалась тяжелой: чаще приходилось «тянуть» из земли вику, реже собирать горох или мак. На обед давали суп и черный хлеб без масла. Вместо сахара получали по 5–6 конфет«подушечек», начиненных повидлом, как казалось тогда, очень вкусных, особенно с черным хлебом. Спасало то, что детям не запрещали «кормиться» в поле, где на разных участках росли турнепс, горох, мак. «Нам, маленьким, было тяжело, голодно и, когда затянули первые дожди, вдобавок мокро», – вспоминает Елена Борисовна. В Чистополь дети вернулись во второй половине сентября.

Осенью 1941 года помощь детей и подростков оказалась необходима в колхозах и совхозах, потому что многие мужчины уже были призваны в армию, в деревнях оставались в основном женщины, дети и старики. Год был урожайный, и требовалось приложить максимум усилий для уборки, так как страна, потерявшая южные развитые сельскохозяйственные районы, нуждалась в продовольствии. Поэтому и начало занятий в школах было перенесено с 1 сентября на 1 октября. Можно предположить, что подобное происходило тогда не только в Чистополе. Этим, на мой взгляд, и объясняется отсутствие в расписании занятий по труду: учебный год сократился на месяц, который ушел на трудовую практику, и для выполнения учебной программы по другим предметам трудовое обучение убрали из расписания.

Для Лены Левиной регулярная учеба началась еще позже: она не посещала школу с начала октября по 23 октября. Об этом свидетельствуют записи «не была», сделанные ею в дневнике в этих числах. На вопрос о причине этого, она ответила так: «Мои хождения в школу скоро закончились: заболела. Высокая температура, сыпь. Положили в изолятор, оказалась ветряная оспа. Я лежала совсем одна, в проходной комнате, где врач и сестра принимали ребят с жалобами. Когда я вышла из изолятора, была глубокая осень, и уже падал снег».

Как видно из дневника, Лена и в дальнейшем довольно часто пропускала занятия в школе, особенно в первом полугодии. Это подтверждают и ее собственные пометки: «Не была», и записи классного руководителя: «Много пропускает уроков. Классный руководитель Е. Токарева», «Уроки посещает неаккуратно» (декабрь). Не удивительно, что дети часто болели. Неполноценное питание (хотя считалось, что по тем условиям воспитанники интерната устроены хорошо), ранняя и холодная зима – уже 18 сентября Н. Г. Виноградов-Мамонт записывает в своем дневнике: «Холод завернул такой, что хоть печку топи. Чистопольцы уже вытащили теплые вещи. Словом, зима не за горами», холод в помещениях интерната и школы, отсутствие добротной теплой одежды – всё это приводило к частым и затяжным болезням. Из воспоминаний Е. Б. Левиной: «… злобствовала малярия. Изолятор в интернате был забит. Мальчики и девочки находились в нем в одной палате. Я тоже несколько дней провалялась с температурой». И еще: «Зима была холодная, с Камы постоянно дули пронзительные ветры. Руки всегда замерзшие. В школе едва топили, сидели, накрывшись пальто».

В 1941-м из западных областей СССР на Восток перебазировали около 600 школ. Тысячи детей были эвакуированы в Алтайский край, Кузбасс, Омскую, Новосибирскую и другие области нашей страны, в том числе и в Татарскую АССР. С детьми приезжали учителя, воспитатели, дошкольные работники. Взрослых трудоустраивали, а детей зачисляли в школы, открывали для них детдома и интернаты.

В начале войны Наркомат просвещения дал органам народного образования конкретные указания по учету всех детей школьного возраста на их территории, в том числе и прибывших в порядке эвакуации. Разрешалось открывать дополнительные классы и школы, специальные общеобразовательные школы и интернаты, где дети находились на полном государственном обеспечении. Таким и стал интернат Литфонда, организованный в Чистополе для детей писателей.

Первоначально Лена была определена в школу № 3. «Школа находилась далеко, за сквером, в сторону пристани. Почему-то в той школе учились из интернатских одни шестиклассники. И здесь преподавали только немецкий язык, а я учила в пятом английский», – вспоминает Елена Борисовна. Из «своих интернатских» она называет Юрия Колычева, Лену Леонову, помнит Никиту Санникова, Шуру Хазана, а с Алексеем Баталовым даже сидела за одной партой до его отъезда из Чистополя.

Учились во вторую смену. Возвращались в интернат всегда гурьбой, потому что было уже темно и «местные мальчишки нас задевали, дразнили». Письменные уроки учили за общим столом в комнате интерната, где проживало семь девочек, устные – на кроватях. Комната, по воспоминаниям Е. Б. Левиной, была «большая, светлая, с круглой железной печью. При входе стояла моя кровать. У каждого своя тумбочка. В центре – небольшой прямоугольный стол. Над ним висел абажур. Часто не было света, пользовались коптилками».

О распорядке жизни интерната и ее атмосфере лучше всего расскажет взрослый свидетель. В нашем распоряжении текст письма из Чистополя Анны Зиновьевны Стоновой, заведующей интернатом, жены писателя-фронтовика Дмитрия Стонова, адресованное маме одной из девочек, Лизы Григорьевой, соседки Лены Левиной по комнате. «…Хочу несколько слов написать о Лизе, чтобы уменьшить Ваше беспокойство о ней. У нас постоянный врач, который ежедневно делает обход и, зная Лизино горло, при малейшей розовости не пускает ее в школу, может быть, благодаря этому предотвращаются серьезные болезни. Комната, в которой она живет, высокая, солнечная, с девочками она дружна. Еженедельно мы ходим в баню, и прикреплённый воспитатель моет ей голову…

У нас в интернате тепло, средняя t 16-17°, а есть более тёплые комнаты, немного тесновато, так как ребята в своих спальнях делают уроки, читают. Есть красный уголок, где проводятся различные культурные мероприятия – встречи с писателямифронтовиками, лекции, концерты для ребят. Каждое воскресенье у нас кино-передвижка.

Подъем ребят в 7 часов, к 8 они в школе, завтрак в 730, по нынешним временам кормим неплохо, маловато жиров. На завтрак каша с маслом или картофель с маслом и чай. В 1230 обед мясной из 2х блюд, в 430 полдник: чай-шиповник с хлебом или стакан кофе или молока. В 715 ужин из двух блюд: суп и запеканка или блинчики и др. Ввели мы трудовые навыки, чтобы приучить ребят к самообслуживанию. Дети сами себе зашивают, штопают, убирают по очереди в своей комнате, моют пол. Но еще обслуживают весь интернат бригадами. Лиза сейчас в бригаде подавальщиц, работает добросовестно, спокойно, очень хорошо. Постепенно пройдет весь круг работ, будет в починочной бригаде, гладильной, на чистке картофеля, так чтобы в жизни ничего не было страшно. Конечно, ребятишки скучают, тоскуют, дома они были единственные и получали много внимания, но мы стараемся дать им тепло и ласку, чтобы уменьшить их тоску, относимся не по-казенному».

Действительно, в интернате сложилась удивительно теплая, дружеская атмосфера. Елена Борисовна до сих пор благодарно вспоминает свою чистопольскую жизнь, воспитателей, товарищей, со многими из которых дружба продолжается всю жизнь. «Вместе со мной, – пишет она, – в комнате было семеро: Ира Ржешевская, Люда Рихтер, Лиза Григорьева, Тамара Хесина, Эра Росина, Мира Зивельчинская. Мы везде держались всей палатой: вместе сидели в столовой, вместе ходили в кино, были шумные».

В начале второго полугодия Лену перевели в школу № 1, именно там училось большинство интернатовцев, и школа располагалась значительно ближе, «на нашей улице, налево от интерната, за пожарной каланчой, одноэтажное добротное строение». Хотя номер школы был известен, нам пришлось приложить усилия, чтобы установить, о каком здании идет речь. Дело в том, что здание первой школы (в котором школа находится до сих пор) осенью 1941 года было занято эвакуированным в Чистополь вторым Московским часовым заводом. Учащимся школы были предоставлены другие помещения. За разъяснениями мы вновь обратились к Н. С. Харитоновой, которая сообщила, что с 1941 по 1952 год школа № 1 занимала здание по улице Володарского (Ленина), д. 67. Мы побывали по этому адресу, сделали фотографии, сейчас здесь располагается детский сад.

Из воспоминаний Е. Б. Левиной: «В школе класс был переполнен. За партой сидели втроем с Таней Зариной и Таней Никитиной. Из интернатских еще с нами учился Алеша Сурков. Он жил дома, но много времени проводил в интернате. Кроме нас были еще эвакуированные дети. Я дружила как с ними, так и с местными. Но вообще мы держались своей кучкой, нас не хватало на других. Запомнился урок по алгебре, когда объясняли, что а + b = c. В моей голове это никак не укладывалась. С тех пор и пошли затруднения с математикой».

«Сведения об успехах в занятиях и поведении ученика за 1941-1942 учебный год», находящиеся на 76 странице дневника Левиной, подтверждают это: единственная оценка «посредственно» за 3, 4 четверть и за год по алгебре, все остальные оценки «отлично» и «хорошо». Среди текущих оценок, зафиксированных в дневнике, также преобладают отметки «отлично» и «хорошо», исключения – «плохо» по истории, «посредственно» по географии. Наибольшее количество оценок получено Леной по географии, вероятно, это был в то время ее любимый предмет. Судя по всему, в дневнике проставлены далеко не все текущие оценки, встречаются и графы с незаписанными домашними заданиями и даже целиком незаполненные дни. На это неоднократно обращал внимание и классный руководитель, делая соответствующие записи: «Неаккуратно заполняется дневник», «Не заполняется дневник», «Заполняй дневник ежедневно». Видимо, Лена, как и многие мои ровесники, не очень любила заполнять дневник. Тем более что контроля со стороны семьи фактически не было, хотя с осени 1941-го в Чистополе жили мама и бабушка Елены Борисовны.

«Мама жила на улице Галактионова, в маленькой комнатке, но приходила я к ней редко: всё какие-то дела. Жилось ей трудно, я не представляла, на что она жила, но когда я приходила, она всегда меня подкармливала. Обычно это бывали хлеб с маслом и луком. Мама работала в художественной артели товаров ширпотреба объединения инвалидов. В чем заключалась работа – не знаю. Знаю только, что ей удалось создать цех „для обеспечения работой эвакуированных жен писателейфронтовиков“, в котором „изготовлялась продукция для детей дошкольного возраста“. Так указано в сохранившейся справке. Это был заработок для членов семей писателей, а главное – рабочая карточка, спасение для многих», – пишет Елена Борисовна.

На многих страницах дневника в графе «Подпись родителей» вместо подписи родителей стоит подпись Р. И. Чичеровой. Из воспоминаний Левиной я знала, что Раиса Яковлевна Чичерова – это воспитатель интерната, закрепленная за комнатой, где жили девочки. Значит, в обязанности воспитателя входил и контроль за учебой воспитанников. Отношения девочек с Раисой Яковлевной складывались непросто, но ей удалось добиться их доверия, установить дружеские отношения. «Раиса Яковлевна стала нам близким человеком, – признается Елена Борисовна. – Со временем она стала нам нравиться больше других воспитателей». Раиса Яковлевна не была профессиональным педагогом. Жена литературоведа Ивана Ивановича Чичерова, она вместе с сыном была эвакуирована в Чистополь, устроилась на работу в интернат, чтобы быть ближе к своему ребенку и иметь хоть какую-то работу. Наверное, и ей было не просто осваиваться с новыми для нее обязанностями. Время было суровое, и воспитатели, прежде всего, учили своих воспитанников быть самостоятельными, уметь обслужить себя. Труднее всего давалось, по словам Е. Б. Левиной, мытье пола в больших комнатах. «Учили нас хозяйственным навыкам, мы что-то вязали, что-то шили. Сами стирали и гладили. Мальчики заготовляли дрова» (из переписки с Е. Б. Левиной).

Вспоминая о разных событиях интернатской жизни, Елена Борисовна пишет: «Всё происходило на фоне вечного желания есть». Как правило, горячий завтрак в большинстве городских школ состоял из 50 граммов хлеба или булочки с чаем без сахара.

«Еда у нас была, какая-никакая, но была, и вовремя. Завтрак, обед, ужин. Я помню, что часто давали гороховый суп, вместо мяса какую-то требуху, называемую сбоем. Пшенная каша, чечевица. Картофельные котлеты с бледно-розовым киселем. Настоящий сахар заменили постным». Рассказ Елены Борисовны дополняют воспоминания ее соседки по комнате Эры Росиной: «Ближе к весне нам выделили свое поле. Сажали картошку, капусту, морковь. Потом день за днем ходили пропалывать, ухаживать за своими посадками. Поднимали нас затемно, в четыре часа утра, и мы шли, полусонные, четыре с лишним километра к своему полю. Поработав, возвращались, завтракали, шли в школу, делали уроки, и опять в поле».

На вопрос «Кого из учителей она помнит?» Елена Борисовна ответила: «Учителей я совсем не помню. Смутно только классную руководительницу – Раису Степановну». Нам всётаки очень хотелось узнать хоть что-то об учителях, обучавших Елену. На помощь пришли дневник и Нина Степановна Харитонова, которая окончила школу № 1 в 1945 году, а в 1950 году начала в ней работать учителем русского языка и литературы. Она помнит многих учителей по своей учебе, с некоторыми из них ей пришлось потом и вместе работать. Вместе с ней мы разбирались с подписями учителей в дневнике, и нам удалось выяснить фамилии отдельных преподавателей.

Подсказала Нина Степановна фамилию, имя, отчество первого классного руководителя Лены в школе № 3 – Евгения Петровна Токарева и «расшифровала» одну из подписей учителей – учителя истории Юрия Александровича Осноса. Интересно то, что Юрий Александрович был тоже эвакуирован в Чистополь и в довоенной жизни в школе не преподавал, а был литературным и театральным критиком. Во втором полугодии у Лены появилась возможность заниматься английским языком: дополнительные занятия для желающих проводила Цицилия Александровна Абарбаргук, молодая девушка из эвакуированных, будущая актриса. Этих занятий в основном расписании уроков не было, у Лены в дневнике записаны занятия по четвергам в 7.00 или в 6.30.

Война привела к значительному сокращению педагогических кадров. Поэтому отдельные предметы в ряде школ не преподавались. Нехватку учителей в школах восполняли за счет эвакуированных специалистов, которые в свою очередь остро нуждались в трудоустройстве. Так в школах нашего города появились учитель химии Валериан Александрович Галин, физики – академик Марк Миронович Китайгородский, военрук и физрук из раненых офицеров, находившихся на лечении в чистопольском госпитале, Василий Ананьевич Данилов и Сергей Сергеевич Мишук.

Условия военного времени создавали много трудностей. Елена Борисовна рассказала, что ученикам часто не хватало учебников, учебных пособий, письменных принадлежностей. Из-за недостатка бумаги использовали поля старых книг и газет, обои, ненужные документы. Ученические ручки заменялись самодельными палочками с приделанными к ним стальными перьями. Карандаши, если они были, резали на части, чтобы хватило всем ученикам.

Несмотря на все трудности, ученики старались учиться добросовестно, ответственно готовились к итоговым «испытаниям». В конце учебного года Лена сдала переводные экзамены по русскому языку и алгебре и была переведена в 7 класс.

Дневника за 7 класс у Елены Борисовны, к сожалению, не сохранилось.

* * *

Школьный дневник – живая история, хранящая память о людях, эпохе. В этом мы убедились, обратившись к дневнику Лены Левиной. И хотя жизнь детей была трудной: многие оказались разлучены с родителями, недоедали, часто болели, работали в колхозах, они ходили в школу, изучали предметы, предусмотренные школьной программой. По признанию Е. Б. Левиной, Чистополь укрыл их от ужасов войны.

«Мое пребывание там сыграло важную роль в моей жизни. Это и коллектив, и преодоление трудностей, и, главное, непосредственная связь с природой. Она повлияла на выбор профессии, там начался мой путь в геологию и географию». В 1947 году Елена Борисовна поступила на географический факультет МГУ, позднее занималась аэрогеологией – составлением специальных карт каждого района нашей страны по космическим снимкам.