Специальный корреспондент The Times к 22 июня 1943: «Дух России»
Во вторую годовщину нападения Германии на Советский Союз специальный корреспондент The Times написал панегирик «Молодой России» – толерантному, уверенному в себе, жизнелюбивому народу, который с интересом и сознанием собственной миссии взирает на Запад. Момент её пробуждения автор связывает с переломной победой под Сталинградом. В написанном в 1943 году тексте предлагается прогноз послевоенного будущего обновлённого СССР, отвечающий чаяниям западного журналиста.
…Может быть, самая примечательная черта России в военное время состоит в том, что люди, у которых отобрали дома и вообще всё, кроме самого необходимого, не только продолжают жить, руководствуясь чёткими и понятными установками, но и расширяют свои горизонты. Заново открыв для себя определённые ценности, они обрели уверенность в себе, а вместе с ней и новые силы для преодоления нынешних и предстоящих испытаний.
Этот процесс… стал заметен около года назад. К тому моменту, когда была одержана победа под Сталинградом, всем стало ясно, что русский характер претерпевает очень отчётливые и важные изменения… Это было нечто куда большее, чем великая военная победа, устроенная главнокомандующим, необычайно точным и дальновидным в своем необъяснимом умении выбрать подходящий момент. Это было событие, после которого Красная Армия, наконец, в полной мере осознала, на что она способна, а советский народ как таковой вновь научился высоко ценить военную доблесть… Кроме того, Сталинград создал психологически благоприятный момент для окончательного изживания недоверия [по отношению к СССР] со стороны великих держав.
<…>
После победы под Сталинградом советский народ стал подавать недвусмысленные признаки растущей уверенности в себе. Ни в чём это не проявилось так отчетливо, как в росте толерантности. Когда пожилой доктор из дореволюционных интеллектуалов заявил, что в период вражеской оккупации своего провинциального городка намерен проявлять активную лояльность Советскому Союзу, партийный функционер недоверчиво его спросил: «Но почему? Что мы для вас сделали?». И получил ответ: для врача, родившегося в этом городе, видевшего, как он развивается, лечившего здешних больных, такой патриотизм «естественен»… Не так давно автор этих строк наблюдал, как в московском трамвае большая часть пассажиров стала отчаянно стыдить молодую женщину, которая укоряла другую за то, что та ходила в церковь. «А почему нет? Почему она не должна этого делать, если ей хочется?», — вопрошали они… Военные газеты недавно рассказывали о нескольких случаях, когда фронтовики-красноармейцы, члены Компартии, шли в бой с Георгиевскими крестами, которыми их наградили при царе.
Во всех слоях общества среди тех, кто покорно переносил страдания и внёс свою лепту в славные свершения последних двух лет, ощущаются рост чувства солидарности и обновлённая гордость, связанная с осознанием своих прав. Надо обладать определённой дерзостью, чтобы без серьёзных оговорок утверждать, что советский народ сегодня закрепощён и ограничен в свободе выражения личного мнения по великому множеству вопросов. Особенно заметна существенная активизация свободных дискуссий… на фронте. Советских профсоюзных деятелей, казалось, ничто так не раздражало, как высказываемое в определенных кругах за рубежом мнение, что их организация не демократична…
Особенно сильно мне запомнилось, как один важный русский генерал, герой битвы под Сталинградом, в номере московской гостиницы среди суетящихся адъютантов сообщал молодой женщине из рабочего класса о смерти её мужа, рядового дивизии, которой он командовал. Как проникновенно он говорил. А на майора, который с особенной настойчивостью докладывал о посетителе, пришедшем, видимо, по важному делу, он прикрикнул: «Ты не понимаешь! Человек умер! А тот, другой, жив и может подождать».
Этой весной в Москве предметом долгого и основательного обсуждения стали обязанности работников умственного труда в военное время… Хотя в целом возобладала точка зрения, что творцы песен, пьес и фильмов должны строжайше воздерживаться от потакания низменным чувствам (по этому вопросу власти непреклонны), в общественном мнении возникло сильное течение, согласно которому людям на этом этапе войны требуется более тонкое и деликатное обращение с эмоциями обычного человека, чем было характерно для советских литературных и художественных произведений до сих пор… Нельзя не обратить внимания на рост популярности нежных, задумчивых песенок или комедий, в которых то тут, то там появляется тема романтического идеализма советской юности. Это течение выходит далеко за пределы литературного мира в широкую акваторию российской жизни. Оно знаменует входящее в силу приятие жизни как таковой. Формируется целеустремленная молодая Россия, полная уверенности в себе и благородных идеалов, которая сознаёт свое новое качество, сознаёт роль в мире, которую ей по силам будет сыграть после войны.
Принимая во внимание былую прохладность в отношении к ней, было бы неудивительно, если бы энергия и идеализм Советской России были направлены исключительно на решение колоссальных проблем, созданных войной в пределах её собственных границ. Урон, который такая политика нанесла бы Европе, скорее всего, был бы с большей полнотой осознан на континенте, чем за его пределами… После поворотного момента советской истории, Сталинградского сражения… стало ясно, что подобный курс является прямой противоположностью политики советского руководства и устремлений народа. И нынешняя прозападная ориентация политики Москвы не является «суровой необходимостью», как утверждают берлинские пропагандисты. Стоит взглянуть на методы образования, прежде всего на читательские предпочтения Молодой России, и становится ясно, сколь решительно её взор устремлен на Запад, и сколь сильно её привлекает европейская [культурная] традиция. Ни в одной другой стране мира молодёжь не занимает такого важного положения в военных и гражданских делах, как в Советской России. Взор молодых устремлен вдаль, идеалы их высоки. Вновь обретённая толерантность, бьющая через край уверенность в себе и неодолимый оптимизм Молодой России – всё это нельзя просто так сбросить со счетов.
