Годы окаянные… (1929-1938 годы на территории села Подгорное)
г. Воронеж, школа №46, 11 класс
Научный руководитель: З.Я. Королькова
«Никогда бы не подумала, если бы не прочитала это следственное дело, что вот так просто, за вскользь произнесенное вслух слово, можно было поплатиться жизнью. Наверное, и сам обвиняемый, арестованный во второй раз, едва ли понимал, какая судьба ожидает его, поэтому продолжал возмущаться несправедливостью и нарушением прав по таким ничтожным, в сравнении с потерей жизни, поводом.»
Раскулачивание, коллективизация и репрессии в 1929-1938 гг. – эта тема в селе Подгорном, как и везде по стране, вызывает большие споры. Некоторые люди считают, что хватит ворошить прошлое, что надо думать только о будущем. Но все же больше половины односельчан убеждены, что мы должны знать о жизни в деревне в то время. Знать историю «окаянных лет» нужно потому, что за время раскулачивания, репрессий, коллективизации жителей села разобщили, запугали, многие вообще убежали из села. Чтобы восстановить «связь времен», разобраться в сегодняшних проблемах, нужно задуматься над жизнью села в 30-е годы.
Поэтому я решила исследовать историю своего села Подгорное, тем более что она практически не изучена. Трудность в том, что очевидцев событий прошлого остается все меньше и меньше, и хотя есть архивы, но многое в годы войны было утрачено.
То, что я услышала, узнала, увидела за год моей работы – меня потрясло. Совсем по-другому я теперь смотрю на историю, на жизнь, быт своих односельчан.
Когда читаешь учебник, даже архивные материалы – не ощущаешь боли, того ужаса, который слышишь из уст переживших чудовищную несправедливость по отношению к себе, своим детям, близким и родным.
Черный передел
Кулаки в нашем селе! Кто они? Анна Петровна Бойченко, 1920 года рождения, семья которой была раскулачена в 1933 году, на этот вопрос ответила так: «Кулаки – это, наверное, те люди, которые наживались чужим трудом, а сами не работали. Но таких в нашем селе я не припомню. Многие жили средне: корову имели, лошадь, свинью, овец, коз, птицу держали, но все наживали своим трудом. А раскулачили многих моих односельчан»
Пик раскулачивания на территории моего села пришелся на 1929-34гг. Как и по всей стране, все происходило по одному сценарию. Единственное, на мой взгляд, различие в человеческих качествах раскулачивающих, поэтому в одних местах раскулачивание происходило мягче, в других наглее и жестче, но везде под контролем ЧК–ГПУ–НКВД.
С 1928 года по март 1932 года Подгорное входило в Ендовищенский район, а с марта 1932 года – Семилукский. Но тот и другой районы, так же, как и наше село, – пригородные. Ендовищенский «район имел плодоовощное, мясное и молочное направления»… «На территории района проживало 50 тысяч человек»,
Подгорное – село небольшое, расположенное под горой, в 7 км от г. Воронежа. Земли здесь в основном песчаные и еще в конце XIX века пострадали от эрозионных процессов. Многие жители занимались извозом, а землю свою сдавали в аренду односельчанам. Ее не хватало. Сеяли рожь, просо и овес, но урожаи были низкие – 3 ц, 6 ц с 1 га – хлеб шел на собственные нужды, а многим крестьянским дворам его на весь год не хватало и приходилось покупать в городе. Товарную продукцию давала пойма реки Дон: подгоренцам принадлежала небольшая часть пойменных угодий. Здесь многие косили траву, держали огороды, сажали на них капусту и огурцы, которые шли на продажу. Многие жители на лето сдавали свои дома под дачи горожанам (в пойме протекает река Дон, а вокруг села – красивый смешанный и сосновый лес).
Так что нажить крепкое хозяйство в нашем селе было нелегко. Люди экономили на всем.
«Отец мой, Акулов Андрей Ефимович, 1901 года рождения, жадный был, куда зря копейку не потратит», – вспоминает его дочь Нина Андреевна. «Бывало, покупал в городе несколько французских булок по 2 копейки за штуку и давал нам только 2 раза в неделю по полбулки». Для сравнения: тогда корова стоила 40 руб., налог на подворье – 3 руб. Так что вкусная французская булка в этой «кулацкой семье» была деликатесом. «Главная же еда почти в каждом доме – каша с молоком. Ели и мясо, сало, но в основном по праздникам. Мясо и сало солили в бочках или ящиках, на дно которых настилали сухие стебли подсолнечника. Одевались бедно: телогрейка на вате, «куфайка», овчинный полушубок, кирзовые сапоги или валенки».
К 1929 году в Подгорном преобладали середняцкие хозяйства – бедняцких и кулацких было сравнительно мало. Особо батрачить в селе было не у кого. Но раскулачили многих, и тех, кто жил не особенно зажиточно: например, Рогова Герасима Евдокимовича, 1889 года рождения. «В хозяйстве имел 2 лошади, 2 коровы, 15 овец, приусадебный участок при доме и несколько десятин земли на поле».
У Кузьмы Кондратьевича Агапова, 1895 года рождения были лошадь, корова, козы, в семье – 6 детей, он и жена. Семью раскулачили. Андрея Ефимовича Акулова, 1901 года рождения, имевшего в хозяйстве лошадь, корову, «ческу», птицу – раскулачили. Красивый деревянный дом его сломали. Семью, в том числе 2-х детей, выбросили на улицу. Когда ломали дом, Андрея Ефимовича «активисты» держали за руки, «а он ругался, плакал, вырывался, рвал на себе одежду».
Да и со всеми «кулаками» поступили так же. Некоторых приютили на время родственники. «Кулакам» вскоре нарезали землю – «песок под лесом», «на выселках» – и обложили повышенным налогом. Эти хозяйства были взяты под строгий контроль местной власти. Им продолжали грозить репрессии:
«За невыполнение посевного плана, кулацко-зажиточным хозяйствам с/советы обязаны их немедленно оштрафовать, а также передать на них дело в суд, для привлечения к уголовной ответственности, как за срыв посевной кампании.
Секретарь ВКП (б) Никитин».
ГАОПИ ВО. Ф.110. Оп.1. Ед.хр.10. Кор.1. С.12.
Естественно, что в таких условиях люди не могли выплачивать налоги: на песке высоких урожаев не получишь.
За что же их раскулачили? Батрацкий труд они не использовали. Они просто не хотели вступать в колхозы в 1929 году, когда активисты села и присланный из города рабочий Кириллов вместе с уполномоченным из района организовали его на территории села. А не хотели люди вступать в колхоз по своим убеждениям. Во-первых, в колхозы сразу потянулась беднота: батраки, поденщики, люди малограмотные. «Янов Тимофей Кириллович, 1907 года рождения, в прошлом был пастухом 3 года. На производстве работал 6 лет. С 1930г. работает зам. председателя совета «Подгорное», член колхоза, принят по 2-й категории, как колхозник в п/ячейку, являлся членом РИК».
В 1931 году организуется 2-й колхоз им. «13 лет РККА», куда вошли жители улиц Городской (ныне Победа), часть улицы Площадь Советов, большинство улицы Лесной, Садовой, жители переулка Пионерского. «Хозяйство насчитывало 47 дворов».
1) Редактору газеты «Сталинец» Корякину: распечатать и разослать по селам плакаты-объявления для наклейки на воротах для тех крестьян, которые не уплатили всех обязательств.
Подгорное – широко применять наклейки плакатов на ворота единоличников.
2) Добиться решительной борьбы с нарушителями общественного порядка, особенно усилить борьбу с классовым врагом (кулаком и их агентами), стремящихся извращенно и нагло истолковывать революционную законность (Енд. райком ВКП(б))…
ГАОПИ ВО. Ф.110 Оп.1. Ед.хр.38. Кор. 3. С. 27. «Товарищу Тихонову закончить материалы на 2 кулацко-зажиточных хозяйства и передать в суд (Подгорное). В газете опубликовать фамилии единоличников злостно не уплативших обязательства».
ГАОПИ ВО. Ф.110. Оп.1. Ед.хр.38. Кор. 3. С. 27. 3) В области с/хозяйства.
В соответствии с директивами XVI съезда ВКП (б) … добиться к весенней посевной кампании 1931 года 75-80 % коллективизации района. К осенней посевной кампании 1931 года добиться сплошной коллективизации района и на этой основе полной ликвидации кулачества, как класса».
ГАОПИ ВО. Ф.110. Оп.1. Ед.хр.10. Кор.1. С. 21. Указаниями из района РК ВКП (б) старается перевыполнить «Постановление ЦК ВКП (б) от 5 января 1930 года», предусматривающее завершить коллективзацию района только к весне 1932 года.4) Задание по производству с/хоз. продукции Райком доводит до сельсоветов: «Указанное изменению не подлежит».
ГАОПИ ВО. Ф.110. Оп.1. Ед.хр.47. Кор. 4. С. 181.
Под таким нажимом вступали жители села, как и других сел, в колхозы.
Без экономической заинтересованности колхозники, под страхом вошедшие в колхозы, работают плохо, безразлично относятся к общественному имуществу: «Не мое». На мой взгляд, это была своего рода пассивная, скрытая форма борьбы в селе против жесткой системы управления и организации труда в артелях. При такой системе управления нужно было находить «врагов народа», мешающих процветанию и становлению артелей. И их находили.
Суровые испытания
Ужесточались меры наказания к жителям села. Данила Ивановича Даньшина раскулачили и выслали «на песочек под лес». Но его ждало еще более суровое наказание.
На улице Ленина в доме 123 живет Татьяна Даниловна Даньшина, 1928 года рождения. Добрая приветливая женщина согласилась рассказать о «годах окаянных»: о судьбе своей семьи в 1929-1938 гг. Приходили мы к ней много раз, в основном с 10 ч. утра и до 15 ч. на беседу. Это было время, когда кроме нее в доме никого не было. Она рассказала, что ее семья раньше жила на ул. Кирова, где находится сейчас ремонтная мастерская автомобилей.
«Отец, Даньшин Данил Иванович, 1904 года рождения, мать, в девичестве – Акулова Марина Мироновна, 1905 года рождения, и четверо детей: старший брат – Алексей, 1924 г., Митрофан, 1926г., я, Татьяна, 1928г., и в 1929 году родилась сестра Евдокия. Жили неплохо по тем временам: нажили дом из красного кирпича, крытый железом, запомнилась возле дома высокая сосна, хотя сам домик был небольшой, низкий и вытянутый. Во дворе располагались амбар, сараи, погреб, сеялка, веялка, крупорушка. Нажили 2 лошади, 2 коровы, 50 овец. Земли вместе с приусадебным участком было около 10 га. Постоянных батраков не держали, но на уборку урожая нанимали людей. Сами трудились от зари до зари, как говорила мама. Все, что я сейчас рассказываю, с ее слов. Слава богу, она прожила много: 86 годов, умерла в 1991 году. Отец не захотел вступать в колхоз. И однажды совершенно неожиданно в дом пришли «активисты» села, 3 человека, и незваные гости из Ендовищенского РИК, все имущество у нас отобрали, приказали собираться. Алексея (5 лет) и меня, Таню (1,5 годика), мать быстро отвела родителям, Даньшину Ивану Тарасовичу и Ефросинии Васильевне, 1885 года рождения, а Митрофана (3 годика) и месячную Евдокию, взяла с собой. Родителей с детьми посадили на повозку и увезли на станцию Воронеж. Мы остались у дедушки с бабушкой, но через полгода раскулачили и их, дедушку репрессировали по ст. 58 п. 10. Выслали их из села в Архангельскую область. Меня и Алешу забрала двоюродная тетка, Кузнецова Варвара Егоровна. Она работала в колхозе им. Молотова дояркой. Я жила у нее 4 года, брат Алексей скитался, где придется: жил под мостом в городе, ночевал по чердакам, подвалам. Придет иногда, поест у тети или у другой тети Лизы и убегает. Не каждый мог взять детей из раскулаченной семьи. Бытовало мнение: кто возьмет «кулацких детей», с ними то же будет (плачет)».
Интервью с Даньшиной Т.Д., сентябрь 2005г.
На железнодорожном вокзале родителей, брата и сестру погрузили в товарные «телячьи» вагоны и повезли в Котлас, путь был длинным. В Котласе их погрузили на баржу, привезли в тайгу, разгрузили: кругом лес и только вверху узкая полоска неба. (Вытираем слезы она и я). Ночевали сначала под открытым небом, пока не построили себе бараки под жилье. Людей привезли много: тысячи. Хотя приехали они на «троицу», но в лесу еще лежал снег, было холодно. Мужчины рубили толстые сосны, бабы обрубали ветки, мокрые по пояс, негде просушиться, обогреться. Митрошу и Евдокию кутали во все тряпки, какие были с собой, но они заболели корью еще в дороге. По приезду на место умерла Евдокия, Митроша (3 годика) еще помучился с месяц и тоже умер. Не представляю, как смогли пережить, как вынесли все это горе родители?!
Питались скудно: хлебушка давали «малюсенькую паюшку». Все время хотелось есть. «Бывало ночью встану, отщипну немножко хлебушка и сосу долго-долго», — вспоминала Марина Мироновна.
Сушили кору сосны, растирали ее и пекли пышки. Спали (уже в бараках) на нарах. Перины, подушки делали из листвы.
Через 4 года, в 1934 году, кто-то организовал побег. Было все равно: лучше смерть сразу, чем такая жизнь. Ушло очень много людей из спецпоселения, особенно из Воронежского края. С каждым днем беглецов становилось все меньше. Кто умирал от болезни, голода, попадали под облаву, многие провалились в болото. Шли по течению реки Двины.
«Бросишь палку в реку и идешь в основном ночами. Днем у какого-либо селения женщины затаивались от облавы, а мужчины заходили в села и нанимались на работу, чтобы добыть хоть какую-то еду, одежду или деньги. Добрых людей много встретили на пути, они помогали нам, чем могли. Вышли из спецпоселения в апреле, а добрались в Подгорное в конце ноября 1934 года. Воронежцев возвратилось совсем мало. С нами в село вернулась еще одна семья подгоренская, по подворью «Кулажихины», жили по ул. Ленина д. 1. Дед Константин с женой и дочерью, Даньшиной Анной Константиновной.
А перед моими родителями встал вопрос: куда идти? «Ни кола, ни двора». Отцов брат, Николай, не побоялся, взял нас к себе. Жили они на «горках», забрали туда Татьяну с Алешей, теснота невозможная».
Через 3 месяца кто-то донес на Д.И. Даньшина, и его арестовали, судили за побег, дали еще 2 года. Отбывал срок в Семилукской тюрьме строгого режима.
«Нам не давали свидания с ним, не принимали передачи. 2 года о нем ничего не знали. Маму без документов не брали на работу, но потом все-таки взяли в город на завод «Вторчермет» рабочей. Бедная чуть свет вставала и шла пешком 7 км. до завода, а потом обратно.
До войны транспорта из нашего села в город никакого не было. 14 км. на работу и с работы ходили ежедневно многие жители села. Отец – Данил Иванович Даньшин – вернулся из тюрьмы в 1936 году. Нашли они квартиру на улице 9 Января (небольшой домик) и жили в нем до войны».
Очень жестокое было время. Удивляешься силе духа людей, детей, выдержавших все это.
Без вины виноватые
Судьба же ее двоюродной сестры, Анны Петровны, сложилась еще трагичнее. Анна Петровна, по мужу Бойченко, родилась в 1920 году в с. Подгорное. Отец, Петр Миронович Акулов, 1901 года рождения, мать – Пелагея Уваровна, 1901 года рождения – родом из крестьян, занимались с/хозяйством так же как и дедушка с бабушкой, Мирон Васильевич и Пелагея Ивановна. Семья имела 2 коровы, лошадь, 10 коз, 10 кур, телка, телегу. У Петра Мироновича и Пелагеи Уваровны было 3-е детей: Анна, 1920 года рождения, Мария, 1924 года рождения и Иван с 1926 г. Жили они все вместе в маленьком доме на «Кончании» (сейчас ул. Победы). С соседями жили и живут дружно по сей день. Воспитанием детей занималась в основном мать, она же вела хозяйство по дому. Пелагея Уваровна была доброй и хорошей мамой, но рано ушла из жизни: в 1926 году, поэтому воспитывали детей отец, бабушка Пелагея Ивановна и дедушка Мирон Васильевич. «Нас все жалели, но как не хватало нам материнского тепла и ласки», — вспоминает Анна Петровна.
В 1931 году после долгих раздумий семья вступила в колхоз «13 лет РККА» (на территории села в то время их было два). В колхоз отдали весь скот, который имели, а также сбрую, телегу, зерно. Петр Миронович работал бригадиром в колхозе, дедушка, Мирон Васильевич, развозил воду по дворам. Но спастись от высылки из села им не удалось, Анне Петровне в 1933 году было 13 лет, сестре Маше – 9 лет, брату Ивану – 7 лет.
«Однажды зимой к нам пришли какие-то люди (мужчины), выгнали нас из дома. Взять с собой ничего не разрешили, только то, во что одевались зимой: старые овечьи шубки, да истоптанные валенки. Бабушка в то время тяжело болела. Ее вынесли из дома и положили на снег, а мы, дети, сели около нее и плакали. У бабушки тоже полились слезы, и она запричитала, как по покойнику, не понимая, за что с нами так обходятся. Вокруг собрались люди и молча смотрели на все. Но бабушку все-таки кто-то из них забрал в дом. После этого нас на лошадях повезли на ст. Латное, собирали всех привезенных в сарае. Затем повезли к поезду. Везли в вагонах, в которых возили телят. Сколько лет прошло, а забыть это невозможно. В вагоне находились мужчины, женщины и дети. На улице стояла зима, в вагонах было очень холодно, народу было много. На полках, где спали, была постелена тонкая дорожка, а ткань, которая занавешивала полки, вся во льду от замерзающего пара. Туалет находился в вагоне, его завешивали тряпками. В дыру ничего не стекало, т.к. она замерзла. Все текло в вагон. Пробить ее не разрешала охрана. Кормили только детей: давали 200 г. мерзлого хлеба и стакан воды. Если кто-то из взрослых стучал в дверь и просил чего-нибудь, то их выводили, и они больше не возвращались. Думаю, их расстреливали. В дороге очень много людей умирало, особенно детей». Задумалась… «Да не приведи, господи, что пришлось моей семье испытать в жизни. Самое страшное время пришлось на мою молодость. Ссылка перевернула всю мою жизнь».
Интервью с А.П. Бойченко, сентябрь 2005 г.
А я все думаю, не могу понять, за что же эту семью выслали в Карелию; ведь они вступили в колхоз добровольно и все имущество отдали в колхоз?! Может, это был просто произвол местных властей?! Или месть одного из руководящих работников на месте?! Ведь на руководящие посты брали из бывших батраков, поденщиков, бедноты. Возможно, они вспомнили старые обиды? А может быть, надо было местным властям выполнить очередное постановление РК ВКП (б) по выселению?! Или за то, что семья колхозников была верующей и не сняла иконы со стен? Просматриваю архивные документы. Скорее всего, под высылку семья Анны Петровны попала на основании Резолюции, утвержденной VII Райпартконференцией от 12.01.1932 года, где на странице 11 (п. 3) архивного фонда 110, оп. 1, ед. хр. №20, кор. 2 в докладе о состоянии работы Ендовищенского Райкома ВКП (б) нахожу:
«Наряду с положительными моментами, Конференция отмечает ряд крупных недочетов. …Имела место наличие среди отдельных колхозников кулацко-рваческое потребительское настроение, вследствие засоренности чуждыми элементами (кулаками) отдельных колхозов (Подгорное)». И Конференция предлагает: «Райкому, ячейкам, организациям принять решительные меры в организационно-хозяйственном укреплении колхозов через … немедленные очистки от чуждых элементов (кулаков), от всего этого зависит успех хозяйственного и политического их роста».
Все совпадает: именно зимой 1932 года высылают эту семью на Север. Треугольник с. Подгорное обязан выполнить решение VII Партконференции и отослать об этом в РК ВКП (б) докладную. Вот так, одним росчерком пера решена была судьба этой семьи, где находилось 3-е несовершеннолетних детей. Семья попала в категорию «деклассированных элементов», «изгоев». Она была поставлена в нечеловеческие условия и испытала на себе все тяготы того страшного времени. Несмотря ни на что, из этой семьи выжило 3 человека. Много ли их таких было на территории моего маленького села Подгорное? Вероятно, больше было тех, кто не смог дожить до Указа о реабилитации. Конечно, по дороге «туда» (а куда еще никто не знал) людей ждали новые страшные испытания. Опять же зачем, за что? Наверное, только за то, чтобы растоптать в людях человеческое достоинство.
«Ехали долго, иногда поезд останавливался и стоял часами, выходить не разрешали, хотелось пить, и негде было купить еды. На ст. Званга, (где это не знаю) нас повели в баню. В тазы налили керосин, и мы мыли голову от вшей, вещи отдали в прожарку. А после бани нас загнали в мерзлые вагоны. После этого заболела бабушка воспалением легких, потому что отдала свое пальто нам, детям. Заболела в дороге сестра Маша – 9 лет, она вся горела. По приезду в Карелию умер дедушка, через несколько месяцев – бабушка. Им было по 75 лет».
Бойченко А.П., Акулова Н.А., интервью, сентябрь, 2005г.
Жизнь изгоев
«Поселили нас в поселке Медвежегорске. Жили, пока не построили себе бараки, в палатках на снегу, а позже нас перевели в бараки. Сестра Маша все болела и через несколько дней умерла. Даже похоронить ее по-человечески не смогли: просто обложили камнями…и осталась я с папой и братом Иваном (7 лет). В ссылке жила отдельно от отца и брата, в женском бараке. Отец, Петр Миронович, работал на лесоразработках, потом его перевели на лесопилку. На лесоразработках в Медвежегорске рабочие жили в бараках по 30 человек в комнате, получали буханку хлеба в день, немного сахара и масла. Полное бесправие».
Интервью с Бойченко А.П., сентябрь 2005г.
15-летняя Аня тоже работала, ходила с подростками крыть крыши, где строились бараки. Работала до обеда, а потом ходила в школу.
«Кормили нас похлебкой из мерзлой свеклы 500 гр. и 200 гр. хлеба. Еще надо было съездить 2 или 3 раза в день на лесопилку за отходами, чтобы протопить в бараке. Вскоре люди стали болеть цингой и нам ввели в «рацион» пророщенную рожь и клюкву. Весной и летом было легче: можно было найти ягоды, грибы»
Она же.
В ссылке, в городе Медвежегорске, они пробыли все 7 лет. Правда, в 1935 году, когда Ане исполнилось 15 лет, она решила сбежать в с. Подгорное. По дороге к поезду натерпелась страху: натолкнулась на охрану с собаками, присела за куст и дрожала так, что зубы стучали «Ведь, если собака меня учует, мне конец. Но она на мое счастье пробежала мимо. Я добралась в село». Добрые люди приютили ее. У них она подрабатывала няней, подзаработала денег и поехала за братом. Только перед войной, где-то в 1940 году, всё их поселение распустили по домам.
После таких воспоминаний на душе тяжело. До этого мне казалось, что все это было где-то далеко, и с моим селом, семьей никак не связано. Но теперь я понимаю, что пережили близкие мне люди, мои односельчане, понимаю, что по всем «закоулочкам» моей Родины в 1929-1945 гг. шел целенаправленный процесс уничтожения тех, кто отказался «организовываться» или вышел из колхоза. Их либо подвергали открытым репрессиям, либо «давили» налогами. И всю бестолковость, неорганизованность колхозной жизни, при которой отсутствовал главный стимулирующий рычаг – экономический интерес работника, объясняли происками врагов. Самым крупным «политическим врагом» на территории моего села оказался Иван Тарасович Даньшин.
Жертва произвола
Этот трагический сюжет, но я обязана рассказать обо всем, что было с этим жителем моего села. Этого требует историческая справедливость. Передо мной Дело П-17902 по обвинению гражданина Даньшина Ивана Тарасовича по ст. 58 п. 10 УК.
Начато: 16 сентября 1937 г. Окончено: 19 сентября 1937 г.
В деле находится ордер, который «выдан сотруднику Семилукского райотделения ВД по Воронежской области тов. Черникову на производство обыска и ареста Даньшина Ивана Тарасовича по адресу с. Подгорное».
В примечании к ордеру всем должностным лицам и гражданам вменялось в обязанность «полное содействие для успешного выполнения операций».
Никаких вещественных доказательств, свидетельствующих об антисоветской агитации 52-х летнего малограмотного «кулака», в деле я не нашла, так же как не нашла решения суда, материалов следствия по данному делу. Для обвинительного заключения по закону полагались хотя бы формальные улики. Но следователи в этом деле, как и в других делах, не утруждали себя такими мелочами. В деле имеется протокол обыска (кстати, заполнен небрежно, простым карандашом с грубыми ошибками) у Даньшина Ивана Тарасовича, проживающего по улице проспект революции д. 49. В присутствии понятых гр. Крылова И.С., Павлова И.С. и домохозяйки изъято всего 2 вещи: «1. Паспорт серия ЦПО № 185947-1; профбилет № 425408-1. Вот и все улики». Но следователь при допросе (в протоколе даже не указана дата допроса обвиняемого) продемонстрировал ему осведомленность о том, какие разговоры вел он со своими односельчанами, Кузнецовым Е.Ф., Яновым Т.К., Пустоваловым Р.А., в апреле, мае, августе 1937 года при одноразовой с ними встрече.
Из протокола допроса:
«Вопрос: Вы арестованы за восхваление врагов народа, троцкистов. Признаете себя виновным?
Ответ: Я не знаю, может быть, я и говорил что-либо такого, но теперь забыл.
Вопрос: С Кузнецовым Егором Федоровичем Вы разговаривали о Троцком, Пятакове и др. троцкистах?
Ответ: С Кузнецовым я разговаривал еще весной сего года. О троцкистах я говорил, что, если бы Троцкий и его товарищи были у власти, нам жилось бы лучше, потому что они защищают самостоятельных мужиков, больше на эту тему я с Кузнецовым не говорил.
Вопрос: А с другими лицами Вы говорили ли о Троцком?
Ответ: Нет, на эту тему я ни с кем не говорил.
Вопрос: Активистам своего села за то, что Вас раскулачили, Вы угрожали?
Ответ: Нет, не угрожал.
Вопрос: Вы говорите неправду. Зачитывается Вам показание Янова Т.К. Верно ли это?
Ответ: Янову, может быть, я и угрожал, когда был выпивши, но я не помню.
Допрос вел начальник РО НКВД, старший лейтенант Государственной Безопасности Бондаренко».
Дело П-17902, из протокола допроса, листы 3-5.
Больше протоколов допросов Ивана Тарасовича Даньшина в личном деле нет.
Из материалов следствия видно, что арестован он был по доносу своих односельчан: Егора Федоровича Кузнецова, Тимофея Кирилловича Янова, Романа Алексеевича Пустовалова. Показания ими даны следователю еще до ареста И.Т. Даньшина: 14 и 15 сентября. К сожалению, свидетели, по сути, «утопили» своего односельчанина. А вернее всего это дело было сфабриковано и им ничего не оставалось, как под нажимом поставить свои подписи под протоколами допроса свидетелей.
В протоколе допроса Янова Т.К., 1907 года рождения, написано «б/п», но в архиве имеются сведения о том, что он с 1932 г. принят в партийную ячейку села «по 2 категории, как колхозник», образование низшее, состоит в РИКе рядовым, служил в Красной Армии.
«Вопрос: Расскажите об антисоветской агитации со стороны И.Т.Даньшина.
– В апреле месяце 1937 г., будучи в г. Воронеже, встретился. Он на меня в злобной форме, в повышенном тоне стал выражаться нецензурной бранью в следующих примерно выражениях: «Но как, активистик, и до сих пор продолжаешь пить кровь нашего брата, или уже конец приходит. Скоро мы вас начнем крыть, держитесь тогда, нас не всех уничтожили. Много осталось. Мы скоро вернем все свое добро, которое вы у нас награбили. Колхозам вашим долго не существовать, рассыпятся сами, когда мы за них возьмемся.
Старший лейтенант Госбезопасности: Бондаренко».
Из протоколов допроса, листы 3-4.
В деле имеется протокол допроса свидетеля Р.А. Пустовалова, 1892 года рождения, без определенных занятий, показания он дает 14/IX.1937 г., то есть до ареста Даньшина.
«Вопрос: Что Вам известно о личности Даньшина И.Т.
Ответ: В августе 1937г. при встрече на улице Даньшин мне говорил: «Какая сейчас жизнь проклятая стала. Живешь как заяц, вот, вот тебя заберут. Хоть бы Троцкий пришел к власти поскорее, может быть, свободнее вздохнули бы»,- и далее говорил: «При Троцком, пожалуй, с коммунистами расправились в два счета, а то они зажирели.
Старший лейтенант Госбезопасности: Бондаренко».
Там же
Кузнецов Е.Ф., 1890 года рождения, до революции – середняк, после революции – колхозник, образование низшее, б/п, 15/IX-37 г. показал:
«Вопрос: Что Вам известно о личности Даньшина И.Т.?
Ответ: Хозяйство Даньшина до и после революции было крупно кулацким. В 1929 г. раскулачено хозяйство. В мае 1937 г. я с ним встретился в г. Воронеже на рынке, в беседе мы коснулись вопроса о прошедших судебных процессах над врагами народа – троцкистами. Даньшин мне по этому поводу говорил так: «Если бы Троцкий со своими помощниками: Пятоковым, Радеком и др. пришли к власти, то было бы лучше. Они бы сделали нас людьми, а коммунистов посадили бы за решетку. Троцкий – мировая личность. С ним считаются во всех государствах. Его даже сам Гитлер уважает за его ум и те заслуги, какие он имеет в период гражданской войны!
Старший лейтенант Госбезопасности: Бондаренко».
Там же
Вот и всё следствие и свидетели по делу Ивана Тарасовича. По существу оно не велось, суда не было, вина Ивана Тарасовича не доказана. Дело длилось всего 5 дней с 16 по 20 сентября 1937 г. По-моему, этому человеку не на что было рассчитывать изначально, т.к. само социальное происхождение говорило против него: «до революции и после революции» – кулак. Ясно и очевидно, что в никакой политической организации он не состоял, был, как и его свидетели, безграмотным, ну, а если в беседе когда-то коснулся разговора по поводу несправедливого, жестокого отношения к крестьянству, режиму, то в это время антисталинские настроения не являлись редкостью: где- то, что-то слышал, повторил.
Старший лейтенант госбезопасности Бондаренко поработал «в поте лица» и, «приняв во внимание, что гражданин Даньшин И.Т., 1885 года рождения, бывший кулак, малограмотный, б/п, на иждивении 3 человека, в 1929г. был уже в г. Усмань осужден тройкой ОГПУ по ст. 58, п. 10 к 3-м годам (срок наказания отбыл), был лишен в 1929г. избирательных прав, как кулак,
«Изобличается в антисоветской агитации…»
«Даньшина Ивана Тарасовича привлечь в качестве обвиняемого по ст. на основании циркуляра УНКВД за №2455-УК, мерой пресечения, способов уклонения от следствия и суда содержанием под стражей в Воронежской Тюрьме по 1 к.».
Постановление принято 16 сентября 1937 г., т.е. в день ареста в г. Воронеже Даньшина Ивана Тарасовича. Человеческая жизнь для старшего лейтенанта госбезопасности Бондаренко ничего не стоила.
Все так и было:
«18 сентября начальник Опергруппы УНКВД по ВО лейтенант Госбезопасности Котов утвердил обвинительное заключение: «из материалов следствия установлено, что (см. приложение) Даньшин Иван Тарасович систематически проводил контрреволюционную агитацию. Восхвалял врагов народа – контрреволюционера Троцкого, Пятакова, Радека. Проводил к-р фашистские агитации, восхвалял Гитлера. Угрожал сельским активистам за раскулачивание».
На основании этих необоснованных, недоказанных домыслов следователя выносится постановление. «Следственное дело по обвинению Даньшина И.Т, направить на рассмотрение Тройки УНКВД по Воронежской об.
Начальник Семилукского РО НКВД ст. лейтенант Госбезопасности Бондаренко».
Архивное дело за № П-17902. С. 14
Недоумение, боль и гнев возникает при виде этого сфабрикованного дела на «врага народа». Малограмотный человек, работающий дворником при школе №26 на Проспекте Революции – «агитатор»?! Где, кого и о чем он агитирует? Кто его слушает? Кому какой вред несут мысли безграмотного человека?!
А дело тут в том, что он бывший кулак. 3 июля 1937 г. на заседании Политбюро ЦК «строго секретно» принято решение «представителям НКВД взять на учет всех, возвратившихся на родину кулаков… с тем, чтобы наиболее враждебные из них были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки …»
20 сентября 1937 г. тройка Управления НКВД по Воронежс-кой области, заслушав дело № 15104 «по обвинению Даньшина И.Т.», постановила:
«Даньшина Ивана Тарасовича расстрелять.
Дело сдать в архив».
Дело № П-17902. С. 16.
На странице 20 к подлинному протоколу тройки подшита выписка из акта, где сказано, что
«Постановление Тройки УКНКД по Воронежской области от 20.09.1937г. — расстрел Даньшина И.Т. Произведено в исполнение 26.09.1937г.
Нач. 1 спецотдела УНКВД ВО лейтенант Госбезопасности (Черников)».
Там же. С. 17
Никогда бы не подумала, если бы ни это дело, что вот так просто, за вскользь произнесенное вслух слово, фразу можно было поплатиться жизнью. Наверное, и сам обвиняемый, будучи арестованным во второй раз, едва ли понимал, какая судьба ожидает его, поэтому продолжал возмущаться несправедливостью и нарушением прав по таким ничтожным, в сравнении с потерей жизни, поводом.
До 1994 г. никто из родственников не знал о его судьбе. После ареста Иван Тарасович «как в воду канул» и только 14.09.1994 г., когда Татьяна Даниловна, его внучка, при посещении архива писала заявление в суд на реабилитацию своего отца и себя (семья сына Ивана Тарасовича – Данила Ивановича — была тоже раскулачена и выслана в Котлас), ей принесли дело деда – Ивана Тарасовича. Так родственники узнали о его гибели. Ивана Тарасовича реабилитировали в 1989 г. за недоказанностью обвинения, за отсутствие в его действиях состава преступления.
Больно оставшимся в живых родственникам, что они не могут прийти на могилы к расстрелянным, положить цветы, молча постоять, почтить их память. Я думаю, что расстреляли Ивана Тарасовича, как и других, в тюрьме, без свидетелей, а затем вывезли тела и сбросили либо в яму в Дубовке, либо на северную окраину г. Воронежа, где жители с. Подгорное наблюдали в то время появление свежих холмиков земли у леса (сейчас в районе «немецкого городка»).
* * *
Уничтожение лучшего работника, хозяина на селе происходило в 30-е годы, но страшно то, что моё село Подгорное сегодня переживает вновь «черный передел». 373 колхозника ЗАО «Подгорное» при реорганизации пригородного колхоза должны были по закону получить по 4 га земли и акции на сельхозтехнику, поголовье скота, фермы и т.д. Но власти их обманули: обанкротили хозяйство. Идёт бесконтрольная распродажа ЗАО по частям. Колхозники (многие из тех же семей, раскулаченных и репрессированных) судятся за свои наделы. Дошло дело до Генпрокуратуры, но отсудить «своё» не могут. Пробовала добиться прав на землю и сельская интеллигенция, но также потерпела «фиаско». И ясно, почему землями пригорода завладели те, у кого в руках власть. Суд длится уже почти 15 лет. За это время многие земли колхозников изъяты из севооборота и на них, как грибы, выросли прекрасные замки для тех, кто «управляет» и «судит» моих односельчан. А потому на мой вопрос: во что верят они сейчас, дважды раскулаченные отвечают: «Никому и ни во что».
Радует меня одно: люди не сдаются, продолжают борьбу за свою землю, не однажды политую кровью. Односельчанам хочется верить, что кто-то в XXI веке в нашей стране поможет им добиться справедливости: остановить «упивающихся безнаказанностью коррумпированных чиновников».
А я верю, что так и будет.
