Звонкая песнь металла… и горькие судьбы кузнецов
«Когда я искала в книге «Память. Жертвы политических репрессий» материалы о Семене Дмитриевиче, я заметила, что не он один был осужден в этот день. Я проанализировала весь список «Книги» по нашему району и нашла еще 14 имен ельниковских крестьян, осужденных 27 апреля. Какое чувство я испытала? Наверное, прежде всего ужас – столько семей лишились кормильцев! А участь арестованных? Их ждут лагеря и неизвестность – вернутся ли они домой?»
В далеком прошлом (и не очень далеком – в начале ХХ века) жители нашего родного села Ельники просыпались с зарей не только под мычание коров, которых пастухи гнали в стадо. Крестьян будил и звонкий стук молотов о наковальни, разносившийся из сельских кузниц.
Этот стук довелось услышать и нам, когда мы наблюдали работу кузнеца – любителя Андрея Хайдукова, который в наши дни возрождает кузнечный промысел. Этот стук действительно звонкий и чистый. Он возвращает нас в прошлое и напоминает о том времени, когда кузнечный промысел играл важную роль в жизни сельских жителей и оставил о себе хорошую память.
До нас никто не занимался изучением кузнечного промысла в нашем районе. И мы не пожалели, что выбрали эту тему, ведь перед нами открылись новые страницы истории нашего края, полные драматических событий.
Мы посвятили свою работу династиям кузнецов Ветчинниковых. Написать ее нам помогли документы Ельниковского муниципального архива – анкеты, удостоверения, разные прошения и ответы на них местных властей.
Кроме того, старожилы села и близкие родственники кузнецов (75–89 лет) многое рассказали о них. И мы подумали: уйдут из жизни эти люди, и исчезнет целый мир, связанный с кузнечным промыслом. Если не мы, то кто же напишет о ельниковских кузнецах? И мы взялись за дело – мы ходили в музей, встречались с родственниками кузнецов и старожилами села, изучали литературу о промыслах, которую нашли в библиотеке.
В нашем краеведческом музее хранятся некоторые изделия деревенских кузнецов: таган, ножницы для стрижки овец, кочедыки, амбарные замки и ключи к ним и другие. Разглядывая их, мы получили первое представление о промысле.
Кузнечный промысел был одним из важных для жизни крестьян с глубокой древности. Кузнецы изготовляли множество нужных изделий – сельскохозяйственный инвентарь, подковы для лошадей, предметы быта.
Династии кузнецов Ветчинниковых
Вдоль восточного берега неглубокой речки Вармы («варма» на мордовско – мокшанском языке означает ветер) в центре села стояли кузницы Ветчинниковых. Неподалеку от моста, соединяющего улицы Солдатскую и Зареку, находились кузницы родных братьев Максима, Федора и Ивана. Примерно в километре от них вверх по течению – их родного дяди Дмитрия Степановича, которому сначала помогали сыновья Гаврил и Семен, позднее сами открывшие свои кузницы. На деревне сыновья часто перенимали ремесло своих отцов.
Умелыми руками братьев Ветчинниковых по заказам односельчан изготавливалось множество изделий. О них мы узнали из рассказов старожилов села Белоусова Михаила Игнатьевича, Смагина Александра Степановича, а так же дочерей кузнецов Татьяны Семеновны (75 лет) и Елены Федоровны (86 лет). Когда мы приступали к работе, мы очень мало знали о кузнечном промысле. Теперь же мы можем дать описание изделий, сделанных кузнецами нашего села и правильно произнести их названия.
Самое большое бедствие, которого боялись наши предки, были пожары. Поэтому напротив каждой избы крестьяне строили кирпичные амбары. В них складывали все самое ценное – зерно, зимнюю одежду, домотканое льняное полотно, мануфактуру (ситец). Чтобы в случае пожара огонь не проник в амбар, их владельцы заказывали кузнецам кованные железные двери. Для дверей кузнецы изготовляли амбарные замки и ключи к ним.
В нашем селе сохранилась часть ажурной изгороди около имения помещика Селезнева. Сколько души вложили в нее кузнецы! Когда смотришь на нее, понимаешь, что изгородь не просто огораживала участок, но и украшала его. Она выполнена в виде сочетания прямых линий с завитушками и пиками, которые придавали ей легкость и красоту. Мы не можем точно сказать, сделали её кузнецы Ветчинниковы или другие мастера, но это все равно памятник кузнечного ремесла.
Кузнецы считались мастеровыми, знающими людьми, которых уважали односельчане. По мнению М.И. Белоусова они были как бы высшим сословием, быть кузнецом было, говоря современным языком престижно. Несмотря на тяжелые условия труда, это ремесло давало возможность жить безбедно, особенно в нашем селе, где низкоплодородные песчаные почвы.
Горькие судьбы братьев Ветчинниковых
Автор: Шмелёва Диана
Максим, Федор и Иван
Колесо истории безжалостно проехало в 1930-е годы по кузнецам Ветчинниковым. Большинство из них прошли через лагеря Гулага. Кому-то суждено было вернуться домой, а кому-то и нет. Максим, Федор и Иван отбывали сроки ссылки на лесоповале в Карелии, а их двоюродный брат Семен – на Соловках. Я нашла карту северо-западных лагерей во второй части электронного издания «Жертвы политического террора в СССР», которое выпустил «Мемориал».
На этой карте Карелия подписана, а Соловецкие острова обозначены красным кружочком в Онежской губе Белого моря.
Кузнецы Ветчинниковы – Максим, Федор и Иван (мой прадедушка) были уважаемыми людьми. Это уважение они заслужили своим ремеслом. Я думаю, они были так же самостоятельными и независимыми. Послушным и робким в годы коллективизации было легче приспособиться.
Они были сыновьями Ивана Степановича Ветчинникова (моего прапрадедушки). В начале ХХ века он был известен в селе как владелец крупной лавки, в которой продавался разный товар – от керосина и спичек до сахара. Рядом с лавкой стояла большая кладовая для хранения товара. Кроме троих сыновей у Ивана и его жены было пять дочерей. Сыновья не пошли по стопам отца. Они стали кузнецами.
О Максиме я знаю совсем мало, потому что он погиб в Карелии на лесоповале. Моя бабушка Нина Ивановна (племянница Максима и дочь Ивана) рассказала мне, что у него была жена Полина и трое детей: Мария, Саша и Евдокия. Евдокия вышла замуж за военного подводника и осталась жить в Мурманске. Мария долго работала в сберкассе в Ельниках, а после смерти мужа переехала с сыном в город Саранск.
На фотографии изображёны Максим, рядом с ним – его жена Пелагея, а крайняя слева Федосья, жена Фёдора, брата Максима. Максим совсем молод. Лицо у него серьезное и сосредоточенное, он уверен в себе. Федосья слегка улыбается, а Пелагея спокойна и серьёзна, как её муж. У всех открытые русские лица.
Впервые увидев эту фотографию, я подумала, что это не крестьяне, а городские мещане. Ельниковские крестьяне носили домотканую одежду и лапти, а женщины обязательно повязывали на голову сатиновые платки. На фотографии мы видим совсем другое. Пелагея и Федосья одеты в одежду из фабричного ситца. Не понятно – на них платья или кофты с юбками, потому что на коленях у обеих расстелено покрывало или кусок ткани. На их головах нет платков. Максим тоже мало похож на крестьянина. Его одежда явно не домотканая, на голове картуз. И главное отличие от крестьян – их обувь. На ногах у Федосьи кожаные ботинки, а у Максима – сапоги. Обувь у Пелагеи не видно, но я думаю, что вряд ли она носила лапти. Эта фотография является подтверждением того, что кузнецы жили не бедно, если могли позволить себе кожаную обувь и одежду из фабричных тканей.
Я думаю, что фотография сделана в середине 1920-х годов. Когда Максима арестовали в 1933 году, ему было 37 лет, а здесь он значительно моложе. Грустно смотреть на эту фотографию, ведь через несколько лет Федосья умрёт от болезни, а Максим погибнет на лесоповале.
О Федоре я знаю больше. О нём мне рассказала его дочь Елена Фёдоровна Шестакова (86 лет):
«У моего отца и его братьев Ивана и Максима были кузницы. Они располагались в ряд в конце улицы Солдатской. Все братья были хорошими кузнецами. В 1932 году они вступили в колхоз. Их кузницы обобществили – весь кузнечный инвентарь свезли в колхозную кузницу, которая располагалась на улице Садовой. Братья стали работать там кузнецами. Забрали их всех в одну ночь – 27 апреля 1933 года. Утром под конвоем отправили в Краснослободск в тюрьму, оттуда – в ссылку. Всем братьям дали срок – 10 лет ИТЛ. Забрали их по оговору – якобы они портят то ли сбруи, то ли подковы, чтобы губить колхозных лошадей.
Семья у нас была большая. У моих родителей родились пять дочерей и два сына. После ареста отца нашу маму Федосью Яковлевну по ночам вызывали в ОГПУ и требовали, чтобы она дала согласие вместе с детьми поехать с мужем в ссылку. Но она уже тогда болела и ее оставили дома. Через два года после ареста отца она умерла. Мы остались с бабушкой. Хлебнули горя! Весной собирали по полям замерзшую картошку, летом все работали в колхозе. Лет – то нам было – 12, 13, 15! Зимой пускали квартирантов. Я в 14 лет устроилась на работу в школу – уборщицей.
Отец наш работал на лесоповале неподалеку от города Котласа. Там он сильно повредил ногу, перелом кости был сложный. Одна нога у него так и осталась короче другой. Он хромал всю жизнь. Рады, что хоть живым вернулся. А брат Максим там погиб. Отец вернулся поздней осенью 1939 года, проработав на лесоповале 6 лет»
Интервью с Е.Ф.Шестаковой, записано 1.08.2006.
Вот такой грустный рассказ получился у Елены Федоровны. Власть обездолила большую семью, оставив детей без отца.
После возвращения домой Фёдор работал в МТС кузнецом. Я думаю, что он был кузнецом высокой квалификации. Ведь по рассказам старожилов села ему доверяли изготавливать рессоры для тарантасов (двуколок и четырехколок) самих секретарей Ельниковского райкома ВКП (б). В те годы в райцентре не было ни одного легкового автомобиля. Секретари объезжали колхозы района на лошадях. Тарантасы, в которые запрягали лошадей, были самодельные, их делали в мастерской МТС. Дороги – просёлочные и ухабистые. Чтобы ездок не ощущал тряску, делали рессоры. Мастером по их изготовлению и был Федор Ветчинников. Но вскоре опять начались аресты. Не дожидаясь своего часа, Федор решил убежать. Он скрылся в Горьковской области.
Я думаю, что это решение далось ему с трудом. Ведь младшие дети ещё не встали на ноги. Вся ответственность за них ложилась на старшую дочь Елену. Елена вместе со своими братьями и сёстрами жила у бабушки. Вскоре она вышла замуж. Её муж Шестаков Иван Андреевич был агрономом. Елена Фёдоровна вспоминала, что жили все вместе одной семьёй. Иван был хорошим и добрым человеком и никогда не попрекал жену, что почти все заработанные им деньги расходуются на её большую родню.
В сентябре 1940 года у Ивана и Елены родилась дочка Валя. Но не пришлось Ивану растить свою дочь. 26 декабря 1941 года он был взят на фронт. Весной 1944 года Елена получила похоронку на мужа.
И снова Елене пришлось одной растить младших сестрёнок, а теперь и дочку Валю. Ведь Фёдор Иванович, их отец, остался жить в Горьковской области, в нем поселился страх снова быть арестованным. Конечно, он помогал Елене, но у него появилась другая семья, и родилось двое детей. Позднее Мария, младшая сестра Елены, вспоминала, что мачеха была скуповатой. Когда дети приезжали навестить отца, она не особо приветливо встречала их, но Федор требовал, чтобы та выкладывала на стол всё, что было.
Больше всего мне известно о моём прадедушке Ветчинникове Иване Ивановиче. Иван Иванович служил в Красной Армии.
На фотографии он выглядит серьёзным. Одет по форме, на голове будёновка со звездой. В левой руке – ножны от шашки, а в правой – сама боевая шашка. Я думаю, что он служил в кавалерии.
Моя прабабушка Ольга Ивановна рассказывала своей дочери – моей бабушке Нине Ивановне, что он был очень добрым. Кареглазым, высоким стройным и красивым. Ольга встретилась с ним в 1938 году. Она жила в деревне Корино, неподалеку от Ельников.
У Ольги и Ивана – одинаковые судьбы. Отец Ольги Иван Антонович Костров был раскулачен и вместе женой Александрой Дмитриевной и детьми и выслан в Карелию. Юная Ольга каким-то образом сбежала из ссылки и пряталась у своей тётки Солонии в Корино.
Моя бабушка Шмелёве Нина Ивановна вспоминает о своей маме:
«Моя мама родом из Корино. Её родителей и их четверых детей выслали на поселение в Карелию, а мама сумела убежать и скрывалась у родной тёти. Сначала она работала в колхозе, а затем устроилась в школу уборщицей. А в школе работала молодая учительница Татьяна Петровна из Ельников, племянница Ивана Ивановича Ветчинникова. Вот она и познакомила моего отца с мамой»
Интервью с Н.И.Шмелевой, записано 12.07.2006.
Иван вернулся из ссылки в Карелию досрочно (вместо 10 лет пробыл около 6). Жена Василиса сразу после суда отказалась от него, чтобы избежать ареста и изъятия имущества. Он был одинок. Я думаю, когда он познакомился с Ольгой, тоже, как и он прошедшей через унижения, он не захотел с ней расставаться. Ольга тоже потянулась к нему, и они стали жить вместе.
Иван и Ольга сначала свои семейные отношения не зарегистрировали, как тогда говорили, «не расписались». Почему? Я не могу точно ответить на этот вопрос. Может быть, Иван боялся нового ареста и опасался, что это может сказаться на судьбе Ольги.
Иван и Ольга сфотографировались в сельской фотографии на фоне нарисованного на холсте моря. У Ивана не отросли волосы – он только что переболел тифом. Волосы у него даже через несколько лет не выросли.
В глазах Ивана тревога: что ожидает его впереди? И у Ольги лицо несколько напряжённое. На их лицах словно отпечаталось всё пережитое за последние годы.
Иван поступил на работу кузнецом в Ельниковскую МТС. Ольга, а потом и её дочка Нина сохранили трудовую книжку Ивана. Первая запись в ней такая: «Общий стаж работы по найму до поступления в Ельниковскую МТС три месяца». Я просто ужаснулась, прочитав это. Получается, что в свои 32 года Иван работал всего три месяца! Впрочем, эту запись можно объяснить просто: когда-то он был кузнецом – единоличником, потом отбывал ссылку. Я думаю, что кузнецы были позарез нужны в МТС, и его взяли после ссылки на работу. Но указывать факт ссылки не стали. Наверное, руководство МТС тоже опасалось последствий, ведь на работу брали судимого!
Приведу ещё один рассказ бабушки о первых годах совместной жизни её родителей (по рассказам Ольги Ивановны):
«В 1939 году у них родился мальчик Владимир, который через полтора года умер от кори на руках у отца, тогда много детей умирало от этой болезни. Отец очень переживал смерть мальчика. Осенью 1940 года родилась я, папа очень любил детей, был трудолюбивым и настоящим Левшой своего кузнечного дела. Когда началась война, родители не пошли в ЗАГС регистрировать свой союз (они жили без регистрации брака), а пошли фотографироваться на память. Отец в то время работал в МТС».
Интервью с Н.И.Шмелевой, записано 12.07.2006.
Мобилизации на фронт проходили одна за другой, но Ивана не брали, потому что у него, как у кузнеца, была бронь. Однако летом 1942 года срок брони закончился. Наступил черёд Ивана идти на войну. В его трудовой книжке записано, что он был уволен из МТС 7 июня 1942 года в связи с призывом. Только перед уходом на фронт Иван и Ольга зарегистрировали свой брак. Это позволит Ольге в последствии получать пенсию на дочку Нину за погибшего мужа.
На следующий день после отправки Ивана на фронт в МТС пришла новая бронь на кузнецов, но было уже поздно. Иван был в пути на фронт.
Жене Ольге Иван часто писал письма до самой своей гибели. Ольга долго хранила их и часто перечитывала. Вспоминая Ивана, она всегда плакала, а потом в какой–то недобрый час сожгла все письма. Слишком тяжело было их читать и сознавать, что муж ушел навсегда. Моя бабушка говорила позднее своей маме: «Зачем сожгла письма, мне бы хоть оставила почитать».
Осенью 1942 года из военкомата Ольге принесли страшное известие:
Извещение
«Ваш муж красноармеец Ветчинников Иван Иванович уроженец Мордовской АССР Ельниковский район Ельниковский сельсовет с.Ельники. В бою за социалистическую родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 18 сентября 1942 года. Похоронен 19 сентября 1942 года. Юго – Восточнее 700 м. от Разъезда № 564 Сталинградской области Городищенского района. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии».
Иван Иванович погиб под Сталинградом. Почти через 40лет там побывает его внук, мой папа.
Когда папа учился в университете, он ездил на практику в город Волгоград, бывший Сталинград. Бабушка ему сказала: «Саша, там погиб твой дед. Обязательно побывай на Мамаевом кургане». Папа купил цветы, поехал на Мамаев курган и положил их на братскую могилу.
В нашей семье хранится светлая память о прадедушке. А ещё его имя занесено в две Книги «Память». Переплет одной из них красного цвета, другой – черного. В одной – имена защитников Родины, погибших в годы Великой Отечественной войны (издана в 1994 г.). В другой – список реабилитированных (издана в 2000 г.). Вот строчки из обеих книг:
- Ветчинников Иван Иванович, 1906 г.р., с. Ельники, Ельниковский район МССР. Русский. Призван в Сов. Армию в 1942, с. Ельники. Рядовой. Погиб в бою, сент. 1942. Похоронен в Городищенском районе, Волгоградская обл. («Память», стр. 417).
- Ветчинников Иван Иванович, 1906 г.р., уроженец и житель с. Ельники, б/п, крестьянин, осужден 27.04.33 Тройкой при ПП ОГПУ по Средне-Волжскому краю по ст. 58-10 УК РСФСР и закону от 07.08.32 к 10 годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, реабилитирован 27.08.98 («Память. Жертвы политических репрессий», стр. 170).
Это единственный житель нашего села, имя которого есть в обеих книгах. Жаль, что Иван Иванович Ветчинников, мой прадед, погиб на войне и не узнал, что он реабилитирован ровно через 65 лет после ареста и осуждения.
Я думаю, для него это было бы очень важное известие, ведь он действительно не имел перед советской властью никакой вины. Теперь это признано официально.
Когда я сказала бабушке, что буду писать исследовательскую работу о кузнецах Ветчинниковых, она одобрила мой выбор и во всем мне помогала. Спасибо ей за её рассказы о прадедушке и прабабушке. Она впервые подробно раскрыла для меня историю нашей семьи.
Раньше она тоже рассказывала мне что-то, но относилась ко мне как к маленькой внучке. Теперь всё было вполне серьёзно. Правда, бабушке не легко было возвратиться в прошлое. Рассказывая о своих родителях, она плакала. Я понимала, как дороги ей эти воспоминания.
Я уверена, что все до одного человека должны написать историю своих семей.
Автор: Любовь Юдина
Дмитрий Ветчинников, его сын Семен и внук Яков
Д.С. Ветчинников доводился родным дядей Максиму, Федору и Ивану.
Кузнечным ремеслом Дмитрий Степанович занимались еще до Октябрьской революции. Вёл торговлю хлебом, на что в годы советской власти имел патент. Об этом свидетельствует характеристика сельского совета:
«Гражданин Ветчинников до 1917 г. занимался торговлей своего производства скобяным товаром и хлебным фуражом, после 1917 г. до 1927 г. Занимался торговлей этим же с прибавлением машинных товаров, на что имел до 1927 патент 2 разряда»
Ельниковский муниципальный архив (далее – ЕМА), Ф. 1. Д. .«В». Т. 2. Л .88. .
Из этой же характеристики я узнала, что семья Дмитрия Степановича жила безбедно. Она имела двух лошадей, двух коров, шесть овец, и двух свиней. Узнала я и то, что Дмитрий Степанович был в течение двух лет церковным старостой. На эту должность выбирали, как правило, самых уважаемых людей.
В годы советской власти такая характеристика грозила неприятными последствиями. И действительно, в 1923 году Дмитрий Степанович и все члены его семьи были лишены избирательных прав. Сам кузнец был лишен, как торговец по патенту и владелец кузницы, а все остальные – как члены семьи.
Дмитрий Степанович считал, что с ним поступили несправедливо, ведь он всю жизнь работал, не покладая рук – на деревне без кузнеца прожить невозможно, особенно во время сева или уборки урожая. Если инвентарь в страду выйдет из строя, починить его сможет только кузнец.
Дмитрий Степанович начал писать жалобы на действия сельсовета, и облисполком восстановил его в избирательных правах.
Семья продолжала трудиться и к большому неудовольствию сельсовета никак не хотела беднеть. Дмитрий Степанович ездил за железом и углем в город Лукоянов Нижегородской губернии и продолжал работать в кузнице.
Тогда в 1929 году сельсовет отнял у Ветчинниковых каменный пятистенный дом, в котором они жили
В апреле 1931 года сельсовет вторично лишил Дмитрия Степановича избирательного права:
«Выписка из протокола заседания президиума Ельниковского сельсовета 7 апреля 1931 председательствует Зеленцова.
Присутствуют: Виканов, Козлов, Юрина.
Повестка дня.
Слушают: пересмотр списков лиц, подлежащих лишению избирательных прав вновь лишенного гр – на с. Ельник Ветчинникова Дмитрия Степановича.
Постановление: гражданина Ветчиникова лишить с всем семейством т/к до 1917 года занимался торговлей своего производства скобяным товаром и хлебным фуражом после 1917 года до 1927 г. Занимался торговлей этих же с прибавлением машинных товаров на то что имел до 1927 г. патент второго разряда. В настоящее время занимался сельским хозяйством»
ЕМА. Ф.1. Д. «В». Т. .2. Л. 87. .
В архиве больше нет документов о том, пытался ли Дмитрий Степанович снова вернуть избирательное право, но зато есть его заявления с настоятельными просьбами вернуть ему дом. Вот одно из них:
«Прошу вернуть мне обратно дом последний. В настоящее время в нем помещается бригада. В настоящее время дома своего не имею. Живу в землянке, возраст мой 72 года и жене 70 лет. Семья состоит из 5 человек. В чем прошу не отказать к сему Ветчинникову»
ЕМА. Ф.1. Д. «В». Т. 2. Л. 47. .
Тяжба затянулась на несколько лет, потому что Дмитрий Степанович так и не вступил в колхоз. В 1934 году Дмитрий Степанович умер, так и не дождавшись положительного ответа. Его жена Евдокия продолжала писать заявления о возвращении дома, но его ей так и не вернули. В постановлении сельского совета говорилось, что у Евдокии есть дети, пусть она у них и живет.
Но дети жили своими семьями. Евдокия не хотела их стеснять, так и прожила в полуразвалившейся землянке.
Семен Ветчинников
Сын Дмитрия и Евдокии Семен, тоже кузнец, жил своей семьей. У них с женой Анисьей было шестеро детей. Дети рождались с большим промежутком: старший сын родился в 1914-ом, а младшая дочь – в 1931 году.
Кузнечному ремеслу Семен учился у отца с самого детства. Перед призывом в Красную Армию у него уже была слава хорошего кузнеца. Он и на гражданской войне был по специальности – в кавалерийской части подковывал лошадей. Об этом я узнала из архивных документов. В Фонде №1 в деле «В» в первом томе хранятся три удостоверения Ветчинникова С.Д., выданные командованием III-ей Армии Восточного Фронта. Из первого из них я узнала, что Семен служит в учебной кузнице:
«РСФСР
Центральная Учебная Кузница
Восточного фронта. Апрель 1919 г.
Предъявитель сего есть действительно кузнец-красноармеец Центральной Учебной Кузницы Восточного фронта Ветчинников Семён, что подписями и приложением печати удостоверяется.
Заведующий кузницей /подпись/»
ЕМА. Ф. 1. Д. «В». Т. 2. Л. 106.
Из второго о том, что Семен хорошо владел искусством подковывания лошадей и был зачислен в Ветеринарный Лазарет III-ей Армии. Вот удостоверение от января 1920 года:
«РСФСР
Армейский Ветеринарный Лазарет
III Армии Восточного Фронта. 24 января 1920 г.
Удостоверение
Предъявитель сего Ветчинников Семён есть действительно кузнец Армейского Ветеринарного Лазарета III-й армии, что подписью и приложением печати удостоверяется.
Заведующий лазаретом
Ветврач /Подпись/
Делопроизводитель /Подпись/»
ЕМА. Ф. 1. Д. «В». Т. 2. Л. 110.
В июле 1921 года Ветчинников Семен служил в Омске уже старшим кузнецом ветеринарного лазарета и был на хорошем счету у командования. Когда он демобилизовывался, в выданном ему удостоверении отмечалась его хорошая служба и профессионализм. Я думаю, что как деревенский житель он не просто подковывал лошадей, но и любил их. Вот это демобилизационное удостоверение:
«Удостоверение.
Дано сие старшему кузнецу Омского гарнизонного Ветеринарного лазарета товар. Ветчинникову Семёну Дмитриевичу
в том, что он действительно кузнец – специалист как ковочного дела, а так же и других кузнечных работ, в бытность своего служения в ветеринарных лечебницах с 1919 года хороший практик ковки больных лошадей, знает хорошо строение копыта, а так же ковки горячих, холодных и др. К своим обязанностям тов. Ветчинников всегда относится ревностно, что подтверждаю приложением печ
Начветуч. /подпись/
Военком /подпись/
Начканц. /подпись/ Омск, июнь 1921 г.»
ЕМА. ф. 1 Д. «В». Т. 2. Л. 09
Эти удостоверения Семен Дмитриевич приложит позднее к своим заявлениям в Ельниковский сельсовет с просьбами о восстановлении избирательного права.
Вернувшись домой, Семен Дмитриевич продолжал работать в своей кузнице, которая стояла неподалеку от моста через мелководную речку Варма.
В конце 1920-х его лишили избирательных прав, как кузнеца-единоличника. Тогда он стал писать прошения о восстановлении избирательных прав. К ним он и прилагал документы, привезенные из Красной Армии.
Правда, районная избирательная комиссия не приняла положительного решения и оставила кузнеца Ветчинникова в списках лишенцев. Тогда Семен написал в областную избирательную комиссию, которая 26 июля 1930 года избирательное право ему восстановила, как бывшему красноармейцу.
О жизни семьи Ветчинниковых в эти годы рассказала дочь Семена Татьяна.
Я могу сравнить два ее рассказа с промежутком в 20 лет: один – в 1986 году, а другой – в 2006 году. Первый из них был записан учениками нашей школы 20 лет назад накануне празднования 50-летия школы. Татьяна Семеновна, учитель русского языка и литературы, рассказывая о себе, коснулась и истории семьи:
«Отец мой Семен Дмитриевич – исконный кузнец, профессию эту унаследовал от своих родичей. Жил ни шатко, ни валко, трудом добывал кусок хлеба. Работал в скудном земельном наделе своего отца. Затем с организацией колхоза трудился в общественном производстве. Во время Великой Отечественной Войны находился в штате бывшей промысловой артели «1 мая». Ковал здесь лошадей, занимался производством повозок военного образца для фронта. Со своей кузнечной профессией не расставался до последних дней жизни.
Мать Анисья Васильевна была хозяйкой большой семьи. С детства познала нелегкий крестьянский труд. С колыбелью и скромным запасом продовольственной провизии (квасом, зеленым луком, картошкой в мундире и испеченным наполовину с лебедой и мякиной черным караваем хлеба) выезжала с утренней зарей в поле. Там жала рожь, теребила лен, нянчила детей, оставалась на ночь»
Воспоминания Т.С.Ветчинниковой (1986 год). .
В этом рассказе нет ни слова о том, какие испытания пережила семья в годы коллективизации, о ссылке отца, о тех лишениях, которые семья пережила в его отсутствие. Это и понятно. Хотя уже шел второй год «перестройки», но еще не было массовой реабилитации. Тогда люди еще не рассказывали о своих репрессированных родных. О жизни семьи в годы репрессий Татьяна Семеновна расскажет лишь через 20 лет.
К началу коллективизации Семен Ветчинников был известным кузнецом. Большая семья Семена жила в то время в небольшом домике в конце улицы Зареки. Семен задумал построить новый дом рядом со своей кузницей. Дом помогали строить отец и братья. Сначала Семен не хотел вступать в колхоз. Но, видя, как один за другим властями высылаются раскулаченные, в колхоз он вступил.
Это подтвердил Александр Степанович Смагин, старожил села:
«Семен работал в нашей артели «1 мая» кузнецом. Молотобойцем был Петрушков с деревни Александровка. Я также хорошо знал и сына Семена Якова, который работал в нашем промкомбинате тоже кузнецом. У меня дома находятся изделия, сделанные Ветчинниковым Семеном – оконная дверь, дверные петли на ворота, отбой, чтобы отбивать косу. Все изделия сделаны на совесть»
Интервью с А.С. Смагиным, записано 2.07.2006. .
Однако справить в новом доме новоселье Ветчинниковы не успели. Семен Дмитриевич был раскулачен. Почему? Мне трудно ответить на этот вопрос. Ведь Семен же вступил в колхоз и передал туда свою кузницу. К тому же он был участником гражданской войны и воевал за советскую власть в Красной Армии.
Но 27 апреля 1933 года Тройкой при ПП ОГПУ по Средне-Волжскому краю он был осужден по статьям 58 -7 и 58 -10 УК РСФСР к 6 годам лишения свободы.
Когда я искала в книге «Память. Жертвы политических репрессий» материалы о Семене Дмитриевиче, я заметила, что не он один был осужден в этот день. Я проанализировала весь список «Книги» по нашему району и нашла еще 14 имен Ельниковских крестьян, осужденных 27 апреля. Какое чувство я испытала? Наверное, прежде всего ужас – столько семей лишились кормильцев! А участь арестованных? Их ждут лагеря и неизвестность – все ли вернутся домой?
А потом – недоумение. За что же осудили их? Только за то, что трудились день и ночь, создавая своим семьям нормальную жизнь?
Потом учителя истории объяснили мне, что в нашем районе темпы коллективизации были очень низкими. Пытаясь заставить крестьян более активно вступать в колхоз, власть запугивала их и устраивала такие показательные суды.
О том, какие события происходили накануне суда, рассказали (со слов своего отца) дети Семена Дмитриевича – Василий и Татьяна.
Вот рассказ Василия Семеновича:
«Отец наш, Семен Дмитриевич, был кузнецом… Мастер он был хороший, работы ему заказывали со всей округи. Во время коллективизации кузницу отобрали, хотя семья вступила в колхоз. Была построена огромная колхозная кузница, где – то в центре села (около нынешнего кинотеатра, так кажется). Отец как опытный кузнец был назначен заведующим кузницей, а работал молотобойцем у него сосед по прозвищу «Бурак», а фамилия его, кажется Рассказов, точно не помню.
Отец, обучал его кузнечному делу, да и по соседству помогал им (Рассказовы жили бедно). Из-за зависти черная душа «Бурака» страдала. Он и его родственники (один работал в это время секретарем с / совета) сочинили на отца донос, якобы он делал для лошадей колхозных неправильные (негодные) сиделки, и от этого лошади портили спины.
Отца арестовали, на допросах во время очной ставки с этим «Бураком», отец сказал ему: «Что же ты говоришь неправду, ведь мы и сиделки для лошадей не делали»! Он потупился, все-таки совесть видно заела, и стал отказываться, верней замолчал. Тогда следователь пригрозил: «Десятку вам разделим потом». Так рассказывал отец об этом допросе»
Письмо В.С. Ветчинникова от 5.08.2006. .
Рассказ брата дополнила Татьяна Семеновна, причины ареста отца она видит несколько иначе:
«Весной 1933 года отец получил задание подготовить к пахоте и севу весь колхозный инвентарь. Он все подготовил – отремонтировал, отладил, сложил всё в кузнице в порядке вдоль стен. Утром пришла комиссия принимать работу. Инвентарь весь валялся, как попало, в беспорядке. Кто это сделал? Отец подозревал, что это его помощник из-за зависти. Отца обвинили во вредительстве и сразу арестовали»
Интервью с Т.С. Ветчинниковой, 20.08.2006. .
Чей рассказ ближе к правде? Мне кажется, эти два рассказа дополняют друг друга. Не очень власть любила Семена, могли быть и оговоры, и доносы, и просто провокации, как с разбросанным инвентарем. А «вредителей» тогда искали везде.
После ареста мужа Анисья Ветчинникова осталась одна с пятью малыми детьми. Двое старших сыновей уже жили самостоятельно.
Вспоминает его сын Василий Семенович:
«Отца угнали, только мы не знали куда, писем не было… Пришли из органов НКВД и решили всю семью выселить из села. Тогда мать сказала, собрав нас всех к себе: «Стреляйте нас всех на месте, я никуда не поеду с детьми». Вот эти слова матери я хорошо запомнил.
Нас оставили в селе, и даже мы работали в колхозе. У нас отобрали только что построенный дом, а мы жили в деревянном старом доме, но случился большой пожар, дом сгорел, и мы вынуждены были жить в амбаре, а дом нам не вернули. Много вспоминать голод и гонение на нас, я не хочу, но были и добрые люди, которые помогали нам выжить»
Письмо В.С. Ветчинникова от 5.08.2006.
Анисья Васильевна в колхозе почти ничего не зарабатывала, одни палочки, означавшие количество трудодней. А выплата по ним – в конце года. Как же прокормить араву детей? Татьяна Семеновна так рассказала о тех тяжелых днях:
«Я была совсем маленькой, когда арестовали отца. Я не помню тех трудных для нас дней. Лишь когда мы стали взрослыми, о них мне рассказали братья.
Старший брат Яков уехал в Нижегородскую область и устроился работать, как и отец, кузнецом. То, что зарабатывал, присылал матери, чтобы хоть как-то прокормить детей. Мама тоже не сидела, сложа руки. Рано утром, еще затемно, она вместе с другими женщинами уходила пешком в город Первомайск Нижегородской области (около 25 км от Ельников). Там они покупали газеты, а дома их продавали. От этой очень тяжелой работы женщины получала грошовую прибыль, но и она была в помощь.
Вскоре ее арестовали. Других не трогали, а ее арестовали, потому что отец находился в заключении. Ночь она провела в милиции. Ее обвинили в спекуляции. Мама тогда еще кормила меня грудью. Всю ночь я кричала голодная. Старший брат Вася был главной нянькой. Ему было 11 лет, Ане – 7, а Наташе – 5. Утром Вася завернул меня в лоскутное одеялко и пошел со мной в милицию. Путь был не близкий, ведь мы жили на самом краю села. Милиционеры сжалились над нами и разрешили матери меня покормить. Через несколько дней её отпустили»
Интервью с Т.С. Ветчинниковой, 20.08.2006. .
Этот, второй рассказ Татьяны Семеновны (лето 2006 г.), совсем другой по сравнению с первым (1986 г.). Как много не было сказано ею 20 лет назад!
Вот знак перемен в нашей стране – люди могут теперь не скрывать настоящую, подлинную историю своей семьи.
А где же был Семен Дмитриевич Ветчинников после вынесения приговора?
Об этом позднее он сам рассказывал своим повзрослевшим детям. Татьяна Семеновна вспоминает:
«Срок (5 лет) отец отбывал на Соловках. Он не любил вспоминать об этом. Лишь когда в праздники выпьет рюмку-другую, начинал рассказывать и при этом плакал. Вспоминал, как их везли на судне по студеному морю к острову. Работал там, как и дома, кузнецом. Отец рассказывал, что условия были невыносимые: холод, плохое питание, в одежде и волосах на голове кишели вши, заедали комары, от которых спасение было только в кузнице. Уголовники творили настоящий произвол, но отца не трогали. В кузнице его напарником был цыган огромного роста и силы, и уголовники его боялись.
Отец вспоминал, что заключенные рассказывали новичкам о приезде писателя Максима Горького. Слышал эти рассказы и отец: как к приезду писателя всё ремонтировали, белили стены монастыря, мыли, чистили, вывели вшей, дали новую спецовку. В столовой на скатертях появились даже блестящие самовары»
Интервью с Т.С. Ветчинниковой, 20.08.2006. .
Меня заинтересовало упоминание о посещении Горьким Соловецких лагерей. Я полистала собрания сочинений Горького и нашла его очерки «По Союзу Советов». Хочу привести небольшой отрывок из главы «Соловки»:
«Хороший, ласковый день. Северное солнце благословенно освещает казармы, дорожки перед ними, посыпанные песком, ряд темно-зеленых елей, клумбы цветов, обложенные дерном. Казармы новенькие, деревянные, очень просторные; большие окна дают много света и воздуха. Время – рабочее, людей немного, большинство – «социально опасная» молодежь, пожилых и стариков незаметно. Ведут себя ребята свободно, шумно»
Горький М. Собрание сочинений. М., 1988. Т.3. С.394. .
Не лагерь, а просто санаторий получился в описании пролетарского писателя. Я думаю, что Горький поддался на ту показуху, которую устроил для него лагерное начальство.
Описание этой поездки я нашла и в книге Александра Солженицына «Архипелаг Гулаг» (глава «Архипелаг возникает из моря»):
«В окружении комсостава ГПУ Горький прошел быстрыми длинными шагами по коридорам нескольких общежитий. Все двери комнат были распахнуты, но в них почти не заходил. В санчасти ему выстроили в две шеренги в свежих халатах врачей и сестер, он и смотреть не стал, ушел. Дальше чекисты УСЛОНа бесстрашно повезли его на Секирку. И что ж? – в карцерах не оказалось людского переполнения и, главное, – жердочек никаких! На скамьях сидели воры (уже их много было на Соловках) и все… читали газеты! Никто из них не смел встать и пожаловаться, но придумали они: держать газеты вверх ногами. И Горький подошел к одному и молча обернул газету как надо. Заметил! Догадался! Так не покинет! Защитит!»
Солженицын А.И. Малое собрание сочинений. М., 1991. Т.6. С.5. .
Из этого описания мы видим, что Горький особо и не вникал в жизнь заключенных. Партийному руководству это и не нужно было. Писатель, как оно и хотело, изобразил Соловецкий лагерь, как эксперимент по воспитанию новых граждан.
Семен провел в лагерях пять лет вместо шести по приговору. Почему? Мы не можем ответить на этот вопрос. Татьяна Семеновна считает, что его отпустили на год раньше за хорошую работу:
«Отец рассказывал, что в начале шестого года заключения его вызвали в административное здание. В комнате сидел незнакомый человек в военной форме. Отец испугался – неужели расстрел? Но военный сказал: «Срок закончился, ты свободен ». От сердца отлегло».
Мы не знаем, насколько этот рассказ соответствует тому, что было на самом деле. Но факт остается фактом – Семен действительно вернулся домой на год раньше вынесенного по приговору срока.
Когда Семен вернулся домой, он поступил на работу в колхозную кузницу. Работал, не покладая рук. Но в его душе навсегда поселился страх. Татьяна Семеновна рассказала об одном эпизоде из жизни отца:
«Однажды незадолго до войны в кузницу привели молодую кобылу, чтобы ее подковать. Она была пугливая и никак не давалась отцу. Когда он попытался прибить первую подкову, кобыла резко метнулась в сторону и, повредив ногу, стала сильно хромать. Отец пришел с работы невеселый и сказал матери: «Собирай, Анисья, мне сухари, скоро меня заберут». Весь вечер он с тревогой вслушивался в каждый шорох и шаги за окном. Но кобыла поправилась, и все обошлось»
Интервью с Т.С. Ветчинниковой, 20.08.2006. .
Не прошли просто так для Семена Дмитриевича годы заключения. Как видно из этого рассказа, страх долго не оставлял его: а вдруг снова посадят?
Во время Великой Отечественной Войны Семен Дмитриевич Ветчинников работал в промысловой артели «1 мая». Ковал лошадей, делал повозки военного образца для фронта.
Анисья Васильевна вместе с дочерями Анной, Натальей и Татьяной стригли овец, чесали и пряли шерсть, вязали варежки и носки для бойцов Красной Армии.
Трое сыновей Семена – Яков, Андрей и Василий были участниками войны. С фронта вернулись с боевыми наградами, покалеченные немецкими пулями и осколками мин.
На фотографии мы видим Семена Дмитриевича Ветчинникова в 1960-е годы. Если бы я не знала, что передо мной кузнец я бы подумала, что это учитель или агроном, то есть сельский интеллигент. Умное благородное лицо, глаза умудренного жизнью человека, аккуратные усы, волосы зачесаны с пробором. И одет он как интеллигент – белая рубашка, галстук, пиджак.
Я задумалась, почему так выглядит обыкновенный сельский кузнец? Наверное, это отголоски прошлого. Когда-то кузнецы были первыми людьми на деревне. Я думаю, это свое достоинство Семен Дмитриевич пронес через всю жизнь, несмотря на то, что прошел через унижения и тяготы лагерей.
