Такую цену они заплатили… (судьбы добровольцев из народного ополчения)
«В заявлении заключенного Бориса Дмитриевича Шаранкова моему взору предстала тяжелая судьба человека. Он участвовал в военных действиях 20-х годов, был даже командиром кавалерийского эскадрона в кавалерийском полку. Но в 1937 г. был осужден по статье «контрреволюционной агитации» на 5 лет, а после освобождения направлен не в армию, а на тяжелые работы на нефтепромысле. В своем заявлении он обращается к военному комиссару с просьбой: «поймите меня, подайте мне руку спасения и дайте мне снова возможность встать с клинком в руке на защиту Родины рядом со священными защитниками». Причина его понятна, точнее это великое желание вернуть себе доброе имя. Благодаря такому рвению его просьбу удовлетворили, и отправили на фронт.»
По неполным данным, в народном ополчении и других добровольческих формированиях во время войны находилось не менее 4 млн. человек. Огромное количество юношей и девушек шли в военкоматы, настаивая принять их в действующую армию добровольцами. Некоторые 16–17-летние юноши и девушки обивали пороги военкоматов в надежде быть отправленными бить фашистов, несмотря на малый возраст. Шли добровольцами и люди зрелого возраста, взывая о снятии с них брони, чтобы мстить врагу за смерти родных и близких. Интересно стало узнать, как попадали они в армию, что заставляло их проситься на фронт (хотя они могли и в тылу принести немалую пользу, а некоторые могли просто тихо отсидеться вдали от боёв), ведь никто не имел права им приказать, никто не тянул их за руку в длинные очереди возле военкоматов. Усиленно просились в армию и те, кого в те суровые годы продолжали считать врагами народа, те, кто продолжал отбывать сроки в сталинских лагерях.
Задавшись этим вопросом, мы обратились к архивам Ухтинского военкомата. Работники военкомата сообщили нам, что сохранились некоторые документы только 1941–1944 гг. Судьба этих документов чуть не стала трагедией для историков. Военкомат обязан хранить документы 10 лет (по крайней мере, так было обозначено на книгах с документами). Несколько книг с документами сохранились чудом, будучи благополучно забытыми на дальних полках. Когда их обнаружили, то решили, что срок хранения давно истёк, военкомату они не нужны, поэтому книги списали, в военкомате они больше не числятся. И предложили посмотреть книги одному из краеведов Ухты Федотовой Татьяне Александровне. Только благодаря её вмешательству книги сохранили. Она обещала передать эти книги в музей, а перед этим разрешила нам, участникам школьного краеведческого кружка, поработать с документами. Нам разрешили сделать фотокопии документов, чтобы удобнее было работать, и чтобы не надо было ездить каждый день в Ухту (это очень затратно и по времени и по деньгам). Поэтому в списке источников, указывая названия книг документов военкомата, я не указываю архивных или музейных данных, на сегодня их просто нет.
Меня интересовали те документы, которые касались моих земляков – жителей трёх маленьких отдельных лагерных пунктов (дальше – ОЛПов) с примыкавшими к ним посёлочками. ОЛПы были организованы возле месторождений тяжёлой нефти в 1936–1939 годах. Это были ОЛП №4 возле нефтешахты №1, ОЛП №11 возле нефтешахты №2, ОЛП №2 возле нефтешахты №3. В ряде документов нефтешахту №1 ещё называли нефтепромысел №3. В годы войны посёлки состояли всего из нескольких бараков. Население лагпунктов в основном составляли заключенные, а также строители и шахтёры нефтяных шахт, прибывшие на строительство шахт из коми деревень по комсомольской путевке по строжайшему отбору, и совсем немного вольных квалифицированных специалистов и охраны. Чтобы узнать, сколько моих земляков ушло на фронт, я обратился в музей поселка, где мне предоставили следующие данные: призвано шахтеров 750 человек, из них 66 погибло, 8 пропали без вести, и всего 14 вернулись на Ярегу. Остальные вернулись в Коми или разъехались по всей стране.
Количество заключённых, освобождённых досрочно для отправки на фронт, узнать не удалось, можно лишь предположить, что было их немало (по примерным подсчётам более 150 человек).
Заявления 1942 г написаны от руки карандашом на двух – трех тетрадных листах, чаще в линейку. С 1943 г добровольцам стали выдавать чернильные ручки и бланки, на которых впоследствии ставились печати. Встречались заявления малограмотных людей, которые закончили всего 2-3 класса. Есть заявления, которые написаны по шаблону, а есть даже поэтические, также есть групповые по 6 – 8 человек, скорее всего членов одной бригады или соседей по общежитию. Бумаги, на которых писались заявления, обтрепались, в некоторых местах просвечивают. Текст кое-где трудно читается. В некоторых заявлениях трудно разобрать почерк. Судя по заявлениям, военным комиссаром в годы войны был Султанов (его звание менялось в течение войны: большая часть документов подписана старшим политруком Султановым, с марта 1943 г. – он интендант 3 ранга, с апреля 1943 г. – капитан административной службы). Заявления и документы подписывали так же начальник 1 части Шафеев, младший лейтенант Семириков, технический интендант 2 ранга Канев.
Среди документов были списки отправленных на фронт работников шахт, были списки заключённых, освобождённых досрочно для отправки на фронт, запросы из разных военных училищ об отправке к ним призывников для подготовки специалистов военного дела. Но самыми интересными мне показались заявления, в которых содержались просьбы об отправке на фронт. К заявлениям прилагалась автобиография, изредка характеристика на добровольца, написанная секретарём комсомольской организации. Первые заявления, которые оказались в нашем распоряжении, появились в райвоенкомате еще в октябре 1942 г. Последние из помещённых в имеющиеся книги военкомата – заявления 1944 года. Задача, которую я поставил перед собой, – доказать, что документы военкомата и в частности заявления добровольцев о приёме в армию являются ценным историческим источником по истории Великой Отечественной войны.
«Желаю смыть с себя чёрные и позорные пятна…»
Заключённые – люди, лишённые всего, даже права защищать родину. Их было много на Ярегских ОЛПах, более трёх тысяч человек. Материалы книги по отправлению на фронт за 1944 год позволили составить небольшой список отправленных на фронт заключённых ОЛПов при нефтешахтах (записана только та информация, которую удалось прочитать, так как эти листы плохо сохранились). Список интересен ещё и потому, что по месту рождения или жительства кто-то может попытаться восстановить подробности биографии этих людей.
Удивляет разнообразие статей у освобождённых для отправки на фронт. Очевидна также разница в уровне образования, разброс велик: от 1 класса до высшего образования. Да и география мест жительства и рождения тоже широка, сроки отбывали, работая на нефтешахтах, отовсюду. Разница в возрасте не так ощутима: от 19 до 34 лет. Понятно, зачем нужен на фронте пожилой и немощный. Если учесть, что заключённым мог стать любой, трудившийся во время войны на предприятиях с бронью, за какие-либо нарушения трудовой дисциплины, то можно представить, что замена срока службой в армии (особенно для молодых) не была единичным случаем. Посмотрим, какие преступления фиксирует военкомат (данные найдены в Книге по отправлению в РККА за 1944 год).
С. 5. А.А. Коршунов, статья 5. Вина – оставил охраняемый им объект и занялся разгрузкой рыбы из вагонов, принадлежащих ОРСу с 15 до 18 часов. До этого имел уже 5 суток ареста тоже за самовольно оставленный пост.
С. 7 Качаров. Вина – «съел» 148 кг охраняемого им картофеля, приговор – срок 3 года.
С. 8 Заключённый X. срок 2 года за то, что «неорганизованно принял макароны из вагона», недостача 71 кг на сумму 4082 руб.)
С. 217. Приговор в отношении Мурзина Нуриахмеда Мурзеевича, 1915 г.р., с. Рюм-Дюм, Ялобушского р-на Татарской АССР. Рабочий нефтешахты №3, по вольному найму, оставил производство, работал в Ухте на частных работах. Как дезертир производства (преступление по Указу от 26.12.1941) 5 лет без поражения в правах и направить в армию.
С. 418-419. Приговор по обвинению Сосикова Григория Ефимовича 1914 г.р., с. Красный Клин, Дмитриевсикй р-н, Муромская обл. Работал по вольному найму на нефтешахте №1 Ухтоижемского лагеря, с июня по ноябрь 1943 г. допустил дважды прогулы, самовольно затем оставил производство, позже сам явился как вновь принятый. Преступление по Указу от 26.12.1941 г. (6 лет с поражением в правах). Направлен в действующую армию.
К уголовникам в годы войны отнеслись терпимее, разрешив им сокращать сроки наказания с условием, что они проявят себя в боях, или откладывать начало срока до окончания боевых действий с предложением отправиться в армию на передний фронт или в штрафную роту и попытаться проявить героизм в боях. Приговоры с таким текстом встречаются не однажды. «В силу примечания 2-го к статье 28 УК РСФСР исполнение приговора отсрочить до окончания военных действий, а осуждённого направить в часть действующей Красной Армии, и если он проявит себя стойким защитником СССР, то по ходатайству соответствующего командования, Военный трибунал может освободить его от назначенной меры уголовного наказания полностью, либо применить таковую более мягкой (книга 1944 года, с.7); «приговор исполнением отсрочить, до окончания военных действий. Направив его в действующую армию. Разъяснив ему, что если он проявит себя стойким защитником родины, то по ходатайству командования части, в которой будет находиться перед Военным трибуналом, он может быть частично или вовсе освобождён от отбытия меры наказания» (книга 1944 года, с.8).
А вот пересмотр наказания по политическим мотивам встречен лишь несколько раз, когда в списках отправленных на фронт заключённых указано, что отправлен на фронт. Например: шахта №1. Никольский Сергей Дмитриевич, 1906 года рождения, высшее образование, рядовой, русский, Тульская обл., г. Калуга. Ст. 58–3 срок 10 лет (книга 1944 г., с.153). Шахта №1 Хаит Абрам Исакович, 1918 г.р., еврей, 10 кл., Киев. Ст 58–10 срок 8 лет (книга 1944 года, с.274). Шахта №1. Галоненко, 1920 г.р., среднее образование, Иркутская обл., Тугунский р-н, ст. 58–10 срок 8 лет. Курзин Дмитрий Данилович, 1912 г.р., среднее образование, Саратовская обл., г. Ртищев, ст. 58–10, срок 8 лет. Будник Михаил, 1910 г.р., украинец, Киев, Карелевка, статьи 193, 58–10. Срок – 10 лет (книга 1944 года, с. 357). Можно отметить, что призываться «политические» стали в основном в 1942 году, то есть после того, как положение дел на фронтах стало критическим, а солдаты были очень нужны.
В книге 1942 года есть списки призывников, освобождённых из мест заключения Ухтижемлага НКВД и призванных в РККА Ухтинским Райвоенкоматом Коми АССР. В списке от 27 июня 1942 г. 24 человека. Рассмотрим этот список: все призывники 1922–23 года рождения, образование – от 2 до 7 классов и 1 среднее, национальность – русские и украинцы, есть 1 молдаванин, 1 коми. Дата начала срока – 1940–41гг., статьи: 170, 162, 165, 104, 70, 82, 74, 72, 71. Все к моменту отправки в армию отсидели по 2 года (книга 1942 года, с. 100).
Сразу после отсрочки приговора освобождённых отправляли на фронт. Перед этим и перед отправкой многие писали заявления, в которых указывали, что желают смыть позор лагерей кровью на фронте.
В заявлении заключенного Бориса Дмитриевича Шаранкова моему взору предстала тяжелая судьба человека. Этот человек участвовал в военных действиях 20-х годов, был даже командиром кавалерийского эскадрона в кавалерийском полку. Но в 1937г был осужден по статье «контрреволюционной агитации» на 5 лет, а после освобождения направлен не в армию, а на тяжелые работы на нефтепромысле. В своем заявлении он обращается к военному комиссару с просьбой: «поймите меня, подайте мне руку спасения и дайте мне снова возможность встать с клинком в руке на защиту Родины рядом со священными защитниками». Причина его понятна, точнее это великое желание вернуть себе доброе имя. Благодаря такому рвению его просьбу удовлетворили, и отправили на фронт.
Судя по заявлениям, в прошлом большинство из заключённых, просившихся или по приговору суда отправленных на фронт, военные или имеющие высшее образование. Осуждены они были на 5-7 лет. По освобождению оставались работать на нефтешахтах. Заключенные, имеющие военную профессию, просились на фронт по специальности, в определенный род войск. В своих заявлениях каждый упоминает, что хочет загладить свою вину. Например, в заявлении Половченко Ивана Трофимовича:
«сейчас, когда я отбыл свой срок наказания и чувствую себя физически годным к несению воинской службы, сейчас, когда лучшие люди встали грудью на защиту своего государства, мне, как бывшему комсомольцу, сыну члена ВКП (б) сидеть в тылу не к лицу. Желаю исполнить свой гражданский долг перед Родиной, там на фронте смыть с себя черные и позорные пятна, наконец, не желая отстать от своего отца и брата, которые сейчас находятся на фронте» (книга 1942 года, лист 55).
А ведь этот человек был осужден всего на год исправительно-трудового лагеря, к тому же он являлся ранее солдатом Красной Армии. Его просьбу удовлетворили и отправили на фронт.
Рассматривая заявление подобного характера, стоит отметить грамотность этих заключенных. Эти люди оканчивали училища, институты и даже академии, а лагеря просто губили их жизни, попасть на фронт значило для многих искупление грехов (даже если они их и не совершали, то всё равно старались «очиститься кровью» в глазах людей). Форма их заявлений была, скорее всего, произвольной. Писали чаще на тетрадном листе, карандашом. В мои руки попало заявление отличное от других. Оно было написано чернилами, на каком – то старом бланке заключенным Сергеем Георгиевичем Ростошовым. Самое интересное, что ему осталось еще два с половиной года сроку, а он просит зачислить его в ряды РККА, ссылаясь на то, что он имеет военный опыт, был командиром взвода кавалерийского полка. Он считает, что мог бы оказать помощь Красной Армии в борьбе за правое дело.
Заявление Бориса Ивановича Балабанова поразило меня. Выходец из крестьян, еще ребенком был отправлен с отцом в Сибирь, а затем на строительство Китайско-Восточной железной дороги. За свою жизнь этот человек сменил множество профессий: от монтера телеграфа до шофера автоинспекции. В 1937 г. был осужден по статье «КРА» на 8 лет, освобожден досрочно за хорошую работу на шахте. Просится на фронт, так как не может оставаться в тылу:
«Я получил от жены письмо, в котором она спрашивает, почему я освободился досрочно и еще не на фронте. Прошу взять меня в Армию, я оправдаю свой долг перед Родиной». Но на его заявление пришел ответ: «О призыве в Красную Армию удовлетворить не можем, ввиду того, что бронирован, и поэтому просим обращаться к начальству шахты о призыве в Красную Армию».
«Бронированный» человек получал защиту от армии, оставался в тылу. Можно сказать, что этот документ сохранял человеку жизнь. Но что самое удивительное, многие отказывались от такой привилегии, отпрашивались у начальства и уходили на фронт.
Заключенный Иван Давыдович Рогожников – выходец из крестьян, отсидел два года по уголовной статье, был освобожден досрочно, в прошлом участвовал в боях за озеро Хасан, воевал с финнами. В своем заявлении он пишет:
«…И сейчас не хватает моего терпения сидеть в тылу, когда враг посягает на нашу Родину…» (книга 1942 года, лист 87).
Рассмотрев заявления заключенных можно сделать вывод, что все эти люди остаются преданными своей Родине, хотят защищать её, они верят в то, что только долг перед отчизной поможет им избавиться от позора, или они погибнут и смоют все свои черные пятна кровью.
Если заявление удовлетворялось (а были случаи, когда заключённому отказывали в досрочном освобождении или отсрочке приговора), то новобранец отправлялся в армию. В пути следования были долго. Для порядка таких группировали и назначали старшего, который был ответственным за группу, отчитывался за всех. Писали ответственные расписки и отчёт в военкомат, что прибыли, как доехали, и что произошло в пути (например, Книга 1944 года, с. 192: «В пути краж и прочих неподобных вещей не случалось»).
Некоторых новобранцев-освобождённых комиссия на месте прибытия отсеивала как неподходящих по здоровью (книга1944, с. 192): «из числа направленной вами команды в распоряжение командира 34 запасного стрелкового полка по направлению №42, по заключению мед. комиссии приёмного пункта 5 человек оказались истощёнными. На основании распоряжения штаба А 130 за №М/5/93 от 15.02.1944г., ниже поименованные в/обязанные приёму в полк не подлежат и возвращаются обратно в ваше распоряжение» (книга 1944 года, с.254). Удивляться такому не приходится. Известны условия содержания заключённых в лагерях, тем более в военное время, когда многие умирали от истощения.
Поэтому в голову приходит мысль о том, что для многих заключённых попасть на фронт означало не только смыть позор заключения, но и, вероятно, умереть не в лагере от голода, а на фронте героем.
Ещё один интересный факт: «Командиру польского запасного полка. При этом направляю военнообязанного Атрас Франца Мартыновича, 1919 г., уроженец с. Шулица Томашево Люблинского уезда, Люблинского воеводства, Польша для прохождения воинской службы польской армии. Основание: распоряжение военкомата Коми АССР. Приложение: справка об освобождении 1 штука. Ухт райвоенком капитан Елин. Начальник 2 части старший лейтенант Корычев»
Таким образом, мы увидели, что и заключённые отправлялись защищать Родину. У каждого были свои мотивы, а кто-то становился защитником по решению суда. В любом случае заключённые получали шанс снять с себя судимость. О том, куда попадали они на фронте, догадаться несложно. Скорее всего, это были штрафные части (роты или батальоны). Знакомясь с литературой по этому вопросу, я встречал противоречивые точки зрения как на сами штрафные формирования, так и на штрафников. Впрочем, в своей работе я не ставил целью дать характеристику этого явления. Скажу только, что, на мой взгляд, мало кто из бывших заключённых оставался в живых. Их вернулось с фронта гораздо меньше, чем тех, кто уходил на фронт, будучи вольными. Такую цену они заплатили. Имён этих людей, вероятно, мы не встретим на памятниках или в Книгах памяти (как исключение – имя Героя Советского Союза Александра Матросова, скорее как пример для подражания, как в своё время был таким примером, только в труде, Алексей Стаханов).
Судя по спискам, никто из отправленных на фронт бывших заключённых, оставшихся в живых на войне, на Ярегу обратно после демобилизации не вернулся.
