Цели и мотивы сторонников люстрации в странах Центральной и Восточной Европы
Часть аргументов в поддержку люстрационных мер носила ретроспективный характер, риторически фокусируясь на преодолении наследия репрессивного режима, символическом, моральном очищении общества, восстановлении справедливости в отношении жертв коммунизма. Одной из наиболее значимых целей люстрации в этой связи стало предание гласности сведений о репрессивном характере коммунистического режима, а также о лицах и институтах, ответственных за его функционирование.
Раскрытие правды о прошлом и восстановление справедливости. Процесс люстрации и связанный с ним процесс открытия архивов преследовал главным образом цель раскрытия правды о нарушениях прав человека и системе государственного террора. В ряде стран ЦВЕ запрос на предание гласности масштабов преступлений и сведений о людях, к этим преступлениям причастных, представлял базовое требование восстановления справедливости. Логика этого требования заключалась в том, что «принцип ответственности лежит в основе демократии, а ответственность требует „раскрывать истину“ и настаивать, „чтобы людей не приносили в жертву соображениям высшего блага, чтобы об их страданиях и о виновности в этих страданиях государства и его агентов становилось известно“
В Германии и Чехословакии, где основной движущей силой процесса расчета с наследием коммунистической диктатуры стали участники протестного движения, диссиденты, их требование заключалось в полном раскрытии правды о прошлом и, прежде всего, о собственном прошлом. Для людей, в наибольшей мере пострадавших от коммунистического режима, было важно понять, какое влияние тайная политическая полиция оказывала на их жизнь. Именно поэтому призыв «Свобода моему досье!» стал одним из главных лозунгов протестного движения в ГДР осенью 1989 года. Информация, полученная незаконным путем, должна была быть предана гласности, и, более того, передана тем людям, против которых она была направлена, – так, по мнению инициаторов процесса, могла быть восстановлена хотя бы минимальная справедливость
В то же время номенклатурный принцип рекрутирования кадров рассматривался новыми элитами как противоречащий кадровой политике демократического государства. Известно, что должности при коммунистическом режиме заполнялись на основе идеологических критериев, таких как, например, «политическая зрелость, творческий марксистско-ленинский подход к решению проблем, и решимость неизменно приводить политику партии в жизнь»
Большинство аргументов в поддержку принятия люстрационных мер имело отношение к перспективам функционирования нового демократического режима. В этом смысле сторонники люстрации были не столько ориентированы на расчет с несправедливостью, имевшей место в прошлом, сколько на беспрепятственное функционирование демократической системы в будущем. Часть аргументов такого рода, так или иначе, касалась проблематики безопасности и была связана с выработкой ответов на различные угрозы новому порядку.
Угроза реванша антидемократических сил и возврата к тоталитаризму. В ряде стран, особенно на раннем этапе, существовали серьезные опасения, что представители прежней номенклатуры и спецслужб способны к реваншу, готовы осуществить контрреволюцию и восстановить прежний тоталитарный порядок. Так, в Чехословакии после ноябрьской «бархатной» революции 1989 года были широко распространены слухи об активизации Службы Государственной безопасности во время массовых протестов и о подготовке ею различного рода провокаций и диверсий. Опасения новых элит в странах бывшего «соцлагеря» особенно усилились после попытки государственного переворота ГКЧП в Советском Союзе в августе 1991 года. Среди нового посткоммунистического руководства было сильно стремление минимизировать риски возврата к прошлому и реставрации прежних отношений.
Угроза шантажа и «дикой» люстрации. По мнению сторонников люстрации, одна из главных угроз новому порядку заключалась в том, что люди, имевшие в прошлом связи с органами госбезопасности и оказавшиеся на важных государственных постах в новой системе, были крайне уязвимы для шантажа. Они в любой момент могли оказаться скомпрометированы сведениями, содержавшимися в их секретных досье, и в отношении них могли быть использованы различные способы давления. Существовала вероятность, что под давлением или угрозами разоблачения бывшие сотрудники и осведомители тайной политической полиции станут действовать против государственных интересов, подрывая тем самым основы демократического строя
Эти опасения усугублялись тем, что во многих странах региона набирал обороты процесс, получивший название «дикой» или неконтролируемой люстрации: происходили утечки сведений из архивов спецслужб, информация беспорядочно проникала в СМИ в виде компромата, часть документов была уничтожена, часть украдена, часть продана на черном рынке и т. п. Так что принятие систематизированных люстрационных мер, их законодательное оформление, помещение архивов под контроль специализированных институтов были вызваны во-многом желанием упорядочить этот хаотичный процесс расползания архивов. К примеру, чехословацкая парламентская комиссия по расследованию участия силовых структур в ноябрьских событиях 1989 года в представленном в марте 1991 года отчете пришла к заключению, что «единственный способ предотвратить шантаж, продолжение деятельности сотрудников Службы Государственной безопасности и серию политических скандалов, которые могли всплыть на поверхность в решающие моменты, – это очистить правительство и законодательные органы от этих сотрудников»
Необходимо отметить, что схожие опасения сохранялись и спустя годы в тех странах, где люстрационные меры не были приняты сразу после падения коммунистического режима. Так, в Румынии в ходе парламентского обсуждения законопроекта о люстрации в апреле 2006 года звучали аргументы о необходимости отстранить от позиций влияния прежних сотрудников Секуритете и партийных функционеров, преследовавших корпоративные и личные, а не общественные интересы. В частности, депутат от Национальной либеральной партии Румынии – основной сторонницы идеи люстрации в румынской политике – Мирча Пушка призывал «положить конец политической игре тех, кто, шантажируя других, или из страха подвергнуться шантажу контролировал нашу судьбу» после 1989 года
Угроза национальной безопасности. Расползание архивных документов могло также означать попадание досье госбезопасности в спецслужбы иностранных государств, так что отстранение людей, причастных к репрессивным институтам прежнего режима, порой рассматривалось в терминах предотвращения угрозы национальной безопасности. Особенно сильны опасения такого рода были в странах Балтии. Поскольку Латвия, Литва и Эстония входили в состав СССР в качестве союзных республик и, соответственно, попадали под юрисдикцию советского КГБ, архивы спецслужб этих стран были в большом объеме вывезены в РСФСР еще до распада Советского Союза. Поэтому после обретения независимости Балтийские страны стремились как можно более эффективно обезопасить свои государственные системы от внешних влияний и воздействий с помощью специальных кадровых мер.
В Польше, где законодательная возможность принятия люстрационных механизмов активно обсуждалась в первые годы нового режима, но так и не была реализована, тема люстрации обрела новую актуальность после того, как в декабре 1995 года один из лидеров Союза демократических левых сил, премьер-министр страны Юзеф Олексы был обвинен в сотрудничестве с советской и российской разведками. Скандал, приведший к отставке премьер-министра 7 февраля 1996 года, усилил общественные подозрения в наличии тесных контактов между польскими коммунистами и российскими спецслужбами, и послужил росту поддержки идеи люстрации среди различных политических групп
Угроза восстановления старых номенклатурных сетей и укрепления их экономического и политического влияния. Вскоре после начала трансформаций в странах ЦВЕ многим стало понятно, что несмотря на крах коммунизма и изменение государственных систем, прежние члены коммунистической номенклатуры и бывшие сотрудники спецслужб сохраняют свое влияние и извлекают колоссальную прибыль из своего привилегированного положения уже в новых условиях, продолжая работать на важных государственных постах, приобретая стратегические промышленные предприятия и проникая в финансово-экономические структуры крупных корпораций.
Выступая в годовщину оккупации Чехословакии 21 августа 1990 года, президент страны Вацлав Гавел так выразил распространенное в тот момент общее ощущение неудовлетворенности качеством и глубиной происходивших преобразований: «21 августа 1968 года отмечается сегодня в особой атмосфере: в атмосфере беспокойства, общей нервозности, общего недовольства тем, что процесс разрушения старых тоталитарных структур… прогрессирует медленно. Хотя у нас были свободные выборы, в которых принял участие необычайно высокий процент нашего населения, мы выбрали парламент, у нас есть свободная пресса, у нас есть демократическое правительство. Но с тяжелым наследием тоталитарной системы мы так и не смогли справиться. Еще продолжают действовать мощные структуры бывшего режима, сформировавшиеся в течение долгих десятилетий… Во многих муниципалитетах у власти находятся те же люди, что и прежде. Они связаны с руководителями коммерческих предприятий. Есть еще огромная бюрократия, которая препятствует рациональному экономическому поведению отдельных компаний и учреждений. Прежняя бюрократия сохраняется на всех уровнях центральных, республиканских и федеральных министерств»
Схожие опасения были сильны и в Польше, где бывшая коммунистическая номенклатура также сохранила формальный и неформальный контроль, заняв в середине 1990-х годов примерно четверть руководящих государственных постов. Кроме того, пользуясь своими многочисленными связями и ресурсами, бывшие партийные функционеры и сотрудники спецслужб извлекали огромную выгоду в процессе приватизации
Защита демократии. В тех странах, где люстрационные меры были приняты вскоре после падения коммунистического режима, главным образом в Чехословакии и Германии, люстрация рассматривалась как средство защиты только что установленной и потому довольно хрупкой и неустойчивой демократической системы. Бывший чешский диссидент и депутат Вацлав Бенда, выступая в 1991 году в Федеральном Собрании Чехословакии, так обосновывал необходимость принятия закона о люстрации: «Я хотел бы подчеркнуть, что то, что мы делаем, не является ни местью, ни свершением правосудия, ни наказанием. Это исключительно вопрос будущего. Сейчас мы находимся на очень сложном пути от тоталитарного режима к демократическому, свободному и правовому государству. Это путешествие не является необратимым, и оно далеко от завершения. И именно в этой ситуации мы не можем позволить представителям, которые, несомненно, принимали участие в преступлениях коммунистической партии, как и высокопоставленным должностным лицам и их боевому оружию в лице государственной безопасности и Народной милиции, продолжать заговор против демократического развития»
Один из авторов чешской Конституции и судья Конституционного суда Чехии в период 1993–2003 годов юрист Войтех Сепл схожим образом пояснял, что люстрация «исключает из государственной власти тех, чьи действия проявляли враждебность к демократическим принципам. Она также дает демократии передышку, своего рода льготный период, в течение которого она может пустить корни без опасения, что ее враги в высших эшелонах власти будут пытаться подорвать ее. Коренное изменение в обществе требует замены его элиты. Члены же старой коммунистической элиты… обладают сомнительными ценностями и лояльностями»
В 1992 году Конституционный суд Чехословакии, принимая решение о соответствии закона о люстрации Конституции страны и нормам международного законодательства в сфере прав человека, пришел к выводу, что «демократическое государство имеет не только право, но и обязанность защищать принципы, на которых оно основано»
В объединенной Германии аргумент о необходимости защиты демократии приобрел особое значение. Дело в том, что еще при выработке Основного закона ФРГ после Второй мировой войны его разработчики стремились учесть негативный опыт Веймарской республики, в которой путем демократических выборов к власти пришла Национал-социалистическая рабочая партия Германии, разрушившая демократию и установившая тоталитарную диктатуру. Чтобы избежать повторения подобной ситуации в будущем, предотвратить очередной крах демократической системы, в основу Конституции 1949 года был положен принцип «демократии, способной себя защитить» (streitbare, wehrhafte Demokratie). Ряд статей немецкого Основного закона содержит положения, направленные на защиту «основ свободного демократического строя», к ключевым принципам которого относятся: «уважение к конкретизированным в Основном законе правам человека, прежде всего, к праву на жизнь и свободное развитие, народный суверенитет, разделение полномочий, ответственность правительства, подчинение закону органов управления, независимость судов, принцип многопартийности, равенство возможностей для всех политических партий с правом на образование и конституционное осуществление оппозиции»
Принцип защиты демократии также налагает определенные обязательства на государственных служащих Германии. По Основному закону ФРГ, лояльность конституции является одним из ключевых требований к госслужащим (§ 33.2), а по Федеральному закону о госслужбе «государственные служащие обязаны всем своим поведением открыто и активно поддерживать свободную демократическую систему в смысле Основного закона страны и защищать ее»
В процессе объединения Германии требования к госслужащим в отношении лояльности конституционному строю были расширены. В Договоре об объединении, в частности, признавалось, что государственные служащие ГДР являлись частью «системы, не соответствовавшей требованиям правового государства, руководствующегося принципом верховенства права»
В Договоре специально оговаривалось, что после объединения двух стран все государственные служащие Восточной Германии обязаны повторно обратиться с заявлениями о приеме на работу. В анкете госслужащего к вопросам о том, является или являлся ли претендент на должность членом одной или нескольких организаций экстремистского толка, оказывал ли им поддержку, были ли против него возбуждены уголовные дела за нарушение принципов гуманности и законности, был добавлен вопрос о сотрудничестве с Министерством государственной безопасности ГДР – официальном или неофициальном.
По аналогии с немецким Основным законом, принятая в 1997 году новая Конституция Польши также вводила запрет на антидемократические формы правления в целях защиты демократии. Согласно статье 13 польской Конституции, «запрещается существование политических партий и иных организаций, обращающихся в своих программах к тоталитарным методам и практике деятельности нацизма, фашизма и коммунизма, а также тех, программа или деятельность которых предполагает или допускает расовую и национальную ненависть, применение насилия с целью захвата власти или влияния на политику государства либо предусматривает сокрытие в тайне структур или членства»
Здесь нужно отметить, что идея защиты демократии была неоднократно поддержана представителями общеевропейской системы правосудия. Так, Европейский Cуд по правам человека в своих решениях не раз подтверждал, что «демократическое государство вправе требовать от государственных служащих лояльности в отношении конституционных принципов, на которых оно основывается»
В 1996 году Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла резолюцию № 1096 и документ «Меры по устранению наследия бывших коммунистических тоталитарных систем», где устанавливалась связь между защитой демократического развития и принятием люстрационного законодательства, а также описывались критерии соответствия подобных мер принципам верховенства права и правового государства
Восстановление доверия в публичной сфере и расширение прав и общественных возможностей. Помимо отмеченных целей, люстрация в странах ЦВЕ рассматривалась ее сторонниками как способ достижения открытости и прозрачности публичных институтов и восстановления общественного доверия к ним. Максимальное раскрытие информации о коммунистических властных структурах способствовало, согласно данной логике, расширению прав граждан, предоставляло им возможность действовать более ответственно и осмысленно на основе полученной информации. Таким образом, открытость органов власти означала признание субъектности индивида, его «достоинства как ответственного деятеля»
Павел Братинка, один из наиболее активных чешских диссидентов и один из авторов закона о люстрации, подчеркивал, что люстрационные меры затронут только лиц, «представляющих общественный интерес», то есть людей, о которых граждане имеют право знать «все факты, необходимые им для того, чтобы судить, достойны ли они их доверия», и чтобы прийти к заключению, «являются или не являются достойными их доверия учреждения, в которых [эти люди] работают»
Инициаторы люстрации в Восточной Германии также неоднократно подчеркивали, что стремились не к совершению возмездия, а к восстановлению доверия граждан к их избранным представителям. Гражданские активисты исходили из того, что в демократической системе доверие является основополагающим принципом, поэтому избранные власти и государственные чиновники должны пользоваться доверием граждан. Доверять же тем, кто являлся частью прежнего репрессивного режима, работал на тайную политическую полицию, был причастен к нарушениям прав человека, как и поверить в то, что, оказавшись у власти, эти люди будут придерживаться демократических принципов, было довольно сложно. Поэтому существовал общественный запрос на то, чтобы лица, причастные к деятельности репрессивных институтов прежнего режима, были признаны непригодными для публичных позиций доверия в новой демократической системе
В 1991 году замминистра внутренних дел Польши сравнил сеть сотрудников тайной полиции с раковой опухолью внутри польского общества. По его мнению, идентификация бывших агентов и осведомителей – «это вопрос ни мести, ни осуждения», а «простой вопрос доверия нашим согражданам, которые пишут в газеты, принимают законы и управляют нашей страной»
Продолжение статьи – в материале Механизмы люстрации и открытия архивов в некоторых странах ЦВЕ
