О войне по всей стране. Пензенская область
«Дети военного времени»
Автор: Исаева Полина
Научный руководитель: Исаева Елена Владимировна
с. Рамзай, Мокшанский р-н
Анна Ивановна Фокина, вспоминая годы войны, говорила, что слова песни «Землянка наша в три наката» — это про нее и ее подруг и добавляла: «Сколько этих землянок и окопов нам пришлось вырыть около Пензы. Однажды поздней осенью, когда земля от мороза стала словно железо, мы со слезами и кровавыми мозолями ее долбили, приехали военные, посмотрели на нас, измученных такой работой и уехали. А перед отъездом один из них подошел к нам и говорит: «Что, дочки, тяжело вам? Ничего скоро будет полегче». Часа через два приехали солдаты, нас отправили греться к кострам и стали взрывать землю. После этого нам уже, действительно, легче было работать. Каждый раз, опуская лопату в землю, мы благодарили тех военных».
Мария Ивановна Федотова вспоминает: «А вот у нас семья была большая, девять человек: дедушка, бабушка, мама, папа и пятеро детей. Папа работал на железной дороге, на фронт его не взяли, дали бронь и оставили в тылу. Мама работала в колхозе, ее и других женщин очень часто отправляли в лес за дровами или на рытье окопов, так что дома мы ее тоже нечасто видели.
Старшего брата Николая взяли на фронт. Помню, в последний день, он сделал мне для куклы кроватку, очень красивую, с резным щитком. Помню и то, как мама получила похоронку на него. Было это летом. Мама на огороде полола траву. Был вечер. Пришла мамина сестра и как-то грустно стала смотреть на мать. А потом спрашивает: «Поль, Колька давно с фронта писал?». Мать перестала полоть. «Недавно, а что?». Сестра заплакала и говорит: «Не могу больше молчать, на него похоронка пришла в сельский совет». Мама упала без памяти. А когда пришла в себя, побежала в сельский совет. Председатель сельского совета Егор Федорович Путилин виновато с грустью сказал ей: «Не мог я, Поля, вручить ее тебе. Выйду на крыльцо, посмотрю на ваш дом. Хочу шагнуть, а ноги не идут. Думаю, ну пусть еще одну ночь поспит спокойно». Мама еле дошла до дома. И лишь дома обратила внимание, что дата на похоронке стоит раньше, чем дата на письме, что сын прислал недавно. Она опять побежала в сельский совет. В часть послали запрос. К счастью, это оказалось ошибкой. Из батальона Николая после окружения осталось всего два или три человека. В этой суматохе раненых подобрали солдаты другой дивизии. А в своем полку их посчитали погибшими, и домой послали похоронки. И хотя все закончилось благополучно, но седины эта история маме прибавила много. За одну ночь, после похоронки, она почти вся стала седой. Как же мы были рады, когда от него снова пришло письмо. Мама несколько раз перечитывала его и каждый раз плакала. Он долго пробыл в госпитале. После госпиталя ─ снова в бой. Войну закончил в Японии, да еще служил срочную службу. Но перед срочной службой, осенью, его отпустили в отпуск. Прибегают к нам как-то с Долгой улицы и кричат, что Колька Сапожников приехал в отпуск и идет по улице. Ребятишки со всей нашей улицы побежали его встречать. Я бегу, а сама думаю, вдруг он меня не узнает, вдруг и он забыл меня? Когда мы подбежали к нему, меня не покидала мысль, он меня не узнает. Ведь за это время я подросла и изменилась. И так мне почему-то было страшно от этого. Но он узнал меня, подхватил на руки и говорит: «Это ты, Маня Сапожникова? Какая ты большая стала»,─ и смеется. Я прижалась к нему и подумала, а вдруг это не Николай, (я совсем его не помнила). Мне стало так горько, что я заплакала. А он что-то говорил мне и гладил по волосам. И мне стало так тепло и уютно, что я успокоилась, уткнулась в плечо и так мы с ним и дошли до дома.
«Мое башмаковское детство»
Автор: Закуткина Варвара, 7 класс
Научные руководители: Лонина Ирина Валерьевна, Хрянина Елена Валентиновна
с. Марат, Башмаковский р-н
И вот 22 июня 1941 года… Был солнечный воскресный базарный день. С утра все матери и бабушки в праздничных одеждах и светлых платочках, с корзинками в руках, разговаривая и смеясь, шли на базар. А ребятишки играли на улице, ожидая гостинцев с базара. И вдруг… все померкло и стихло. Война… Началась война… Кончилось их счастливое детство.
…Однажды они услышали душераздирающие женские вопли, вой, доносящие со стороны вокзала. Все туда. Оказывается, провожали на фронт мужчин. Их привезли из разных сел: рядом с вокзалом стояли десятки запряженных в телеги лошадей. И такое повторялось несколько раз. Потом на станцию они бегали часто. На перроне был небольшой рынок, полок, как его называли в народе. Продавали огурцы, вареную картошку, лепешки, молоко в бутылках и прочую снедь.
Была осень 41-го года. Зина с одноклассниками пришли на вокзал. Смотрят: стоит товарный эшелон с пленными немцами. В маленькие окошечки вагонов высовываются головы людей, а наши женщины, торгующие на полке, хватают лепешки, картошку, бутылки и передают их в тянущиеся из окошек руки пленных. Через перрон проходила девушка. Увидев это, она с ужасом воскликнула: «Что вы делаете? Они наших там убивают, а вы здесь их кормите!» На что женщины воскликнули: «Может, когда наши попадут в плен, их тоже кто-нибудь покормит»…Это было в начале войны. А вскоре все узнали, что творили фашисты над нашими пленными в концлагерях.
Шел 44 год. Фашистов гнали на Запад. Похожая картина. Опять эшелон пленных немцев на вокзале, опять высунутые руки и головы из окошек. Мимо безразлично, не обращая внимания, спешат женщины с потемневшими изможденными лицами. И только дети реагировали на пленных. Потом начавшие изучать немецкий язык, дети кричали этим немцам: «А! Вы хотели нах Москау! Не получилось! Теперь мы нах Берлин!» Конечно, немцы их не понимали, но они-то знали, что говорили.
В начале войны появились беженцы. Была глубокая осень 41-го года. Дедушка работал в птицесовхозе. Вечером, возвращаясь домой, он заходил на вокзал, чтобы взять кого-нибудь из беженцев переночевать. У них ночевали многие. Но самый первый человек «с войны» запомнился ей навсегда. Они поужинали, на столе осталась одна картофелина в кожуре. Открылась дверь, вошел мужчина и бросился к столу, схватил картофелину и жадно съел вместе с кожурой. А вид у него был жалкий, голые ноги, голова не покрыта, волосы всклочены, а тело свое мужчина прикрывал детским одеялом. Все онемели…
Девочка помнила похороны летчиков, разбившихся на территории Башмаковского района. Их хоронили сотни людей, было много военных, они несли на красных подушечках награды погибших. Среди военных была девушка, она шла прихрамывая. Говорили, что эта девушка радистка, единственная оставшаяся в живых. Потом прошел слух, что ей ампутировали обе ноги.
«История моей семьи в годы Великой Отечественной войны»
Автор: Рыбакова Виктория
Научный руководитель: Сорокина Ольга Юрьевна
с. Малая Сердоба, Малосердобинский р-н
А вот что рассказала моя прапрабабушка Пелагея Митрофановна, оставшаяся без кормильца с пятерыми малыми детьми, да ждали еще шестого, о своей семье во время войны: «Осенью 1942 года в доме не оказалось ни дров, ни кормов. Решила наша мама Пелагея Митрофановна пойти в лесхоз, где до войны работал прапрадедушка, и просить помощи, дров, но получила отказ. Лесник Яков Иванович тогда сказал: «Вот если бы кто сейчас из семьи работал в лесничестве, то дали бы паек и дров». Пришлось на работу идти старшей Елене. Она заготавливала наравне со взрослыми дрова. Домой приносила корни бересклета. Их очищали от земли, мыли, обдирали, толкли, а потом мать что-то из них варила.
Но еще страшнее оказалась зима. Страшно было подумать о том, что ждет дальше. Соседи посоветовали сходить в сельсовет и попросить помощи как многодетной семье и семье военнослужащих. Но и здесь мать получила отказ. Председатель сельского совета Зубанова Агафья Федоровна ответила: «А кто тебе велел рожать столько?» Соседи пожалели маму и нас, малых детей. Они не смогли смириться с тем, что из семьи двое мужчин на фронте, а помощи никакой бедной женщине нет. Сходили в сельский совет, поругались с председателем. Вскоре через день-два привезли мешок муки».
«Весной копали лопатами огород где-то около двух гектаров. Сажали картошку. Ухаживали за ней, пололи, мотыжили все, кто мог. Осенью много в погреб спустили, а зимой мать со слезами на глазах прятала ее от нас, не давала вдоволь наесться. Хлеб пекла нам из муки наполовину с лебедой, семена которой не так-то и просто было раздобыть. Поэтому приходилось уходить далеко от села. Как-то зимой узнали, что лебеда осталась за Отрогом (за лесом), так в лаптишках, увязая в сугробах снега, шли за семенами этой горькой травы. Настоящим праздником для нас было, когда мать тыквы напарит! Летом бегали по лугам и лесам, собирали конский щавель, борщевик, очищали, ели. Как было вкусно! В конце лета-начале осени устремлялись на поля собирать колоски. Завидев объездчика, сломя голову мчались в лес прятаться, чтобы не отобрал добытое пропитание. Суровой зимой 1942 года Паня с подружками ходила собирать милостыню в села Шашкино и Жулевское Саратовской области.
А еще спасала семью в войну баня, которую перед самой войной построил отец. Тогда на селе бани были редкостью. И вот топила Пелагея Митрофановна, наша мама, баньку, а для этого пришлось вырубить весь сад. За то, чтобы помыться в бане, платили чем могли. Кто кусок хлеба даст, кто тыкву, кто картошку…
Весной 1943 года пошла на работу Таня, а летом и я, к тому времени мне исполнилось двенадцать лет. Сажали и поливали махорку (потом отправляли на фронт), пололи просо, мотыжили подсолнечник. Вместе со взрослыми убирали урожай. Жаток не хватало. Рожь и пшеницу жали вручную серпами и косили косами. Затем наравне с мужиками вязали тяжелые снопы, ставили в скирды. На уборку хлеба выходили всем селом: и пожилые, и дети. Знали, что фронту нужен хлеб! Будет хлеб ─ будет и победа! Никто не жаловался на тяжелый труд, потому что знали цену хлеба, помнили, как голодали без хлебушка…»
«Идут по войне девчата, похожие на парней.
Автор: Лонин Антон Андреевич
Научный руководитель: Лонина Ирина Валерьевна
с. Марат, Башмаковский р-н
Логачева Валентина Прокофьевна, теперь Присталова, 1936 года рождения, живет в селе Марат, до войны жила в Земетчинском районе, село Крутец. «Когда началась Великая Отечественная война, мне было 5-6 лет. Помню, как папу забирали на войну. 1941 год, лето, было много народа на улице, все плакали. Осталось нас у мамы девять детей, а десятым была беременна. В деревне остались дедушки, бабушки, женщины, да и мы малыши. Тут и начались во всем нехватки ─ в пище, одежде, тепле. У нас из семьи вскоре трое умерли. Осталось нас семь детей. Старший брат остался дома, с 1928 года, ему было в то время 12 лет. Он считался уже рабочим, а работал конюхом. Росточком маленький, путем и лошадь-то запрячь не доставал. А в доме был уже за хозяина. Давал нам наряды: кому что сделать, за непослушание попадало нам от него на орехи. Маму мы видели утром и вечером. А весь день с раннего утра и до позднего вечера она была на работе. Оставалась у нее ночь в распоряжении. И опять не приходилось отдохнуть полностью. Нужно огородами заниматься, сеять. А земля-то не готова. Вот по ночам землю пахали. Собирались пять женщин, четверо в плуг впрягались, а пятая тащила плуг следом. Огороды у нас были по 71 сотке. На них сеяли разные культуры ─ полоску ржи, пшеницы, просо, коноплю (из ее семечек делали масло, а стебли перерабатывали на материал, холсты из нее шили, одежду верхнюю и нижнюю). Эта переработка занимала много сил и времени. Нужно напрясть, выткать, отбелить, покрасить. Старше меня были 4 брата, а я старшая из сестер. Братьям приходилось делать работу в доме. Караулили кур, чтоб на огороды не заходили, собирали палочки для костра, чтоб сварить ужин. Мы этот ужин ждали, сидя у костра. Картошку мы вдоволь не ели. Не от того, что ее не было, а все отправляли на фронт. Помню, мама очистит картошку, порежет и на противень в печь поставит. Сушили и отправляли на фронт мешками. В зимнее время у картошки отрезали верхнюю часть потолще, это собирали на семена сажать, а там оставались одни очистки, но и их не выбрасывали. Толкли их на муку. Они очень неприятны, когда просеивали через решето. Лезли в нос, как нюхательный табак. Маме этой работой было заниматься некогда. День работала в поле, ночью вязала носки, варежки, кисеты. Кисеты ─ это мешочки такие, но делали их аккуратно с вышивками, красивые, а в верхней части шнурок, чтоб завязывать, и насыпали в него табак. Все для фронта. Также сушили свеклу и отправляли на фронт.
Вот запомнился один весенний вечерок 28 марта 1942 года. Завывал в трубе ветер, и была сильная метель. Мама уехала за дровами, и брат пошел ее встречать. Ждал, весь прозяб, пришел домой, не встретив маму. А оказалось, что мама задержалась. У нее открылись роды. Как ей в это время было трудно, можно представить. Да еще и воз дров нужно было тащить. С горем пополам добрела она до дома. Успела только переступить порог в сени, и упал ребенок на ледяной пол. Мы услышали плач ребенка, соскочили с печи и выбежали. А мама, вся занесенная снегом, поднимает с пола маленькую девочку. Лобик и щечка были синими, как ушиблась. Назвали ее Тамарой. Вот так появился наш восьмой член семьи. Со дня ее рождения она у нас всегда находилась на печке. Мама и купала ее там. Уйдет на работу, сварит нам чугунок свеклы до красного цвета, а мы сами кормили этим свою сестренку. Растолчем эту свеклу и в тряпочку завяжем ─ это давали вместо соски. Мама часто говорила: «Господи, пожалей меня, забери девочку». А она выросла, вышла замуж, и маме пришлось с ней век доживать.
В войну соли не было, а если и была, то 100 руб. стакан. Но нам не пришлось покупать … соли, нам повезло. У нас был большой ящик и солоничка деревянная, в которых, по-видимому, дедушка еще хранил соль, они были так пропитаны солью, что мама отрубала маленький кусочек деревяшки и его хватало на целый чугун пищи. И казалось так вкусно. У нас была корова, наша кормилица. У нее парализовало ноги. Висела она на веревках и отелилась. А тут папа прислал письмо с фронта, советовал маме зарезать корову и кормить ребятишек. Мама так и сделала, мясо повесили на чердак, тут-то мы с такой пищей отживели. В 1943 году я пошла в школу в 1 класс. Одежда была не по росту. Вместе с нами ходили и взрослые женщины, они учились по вечерам…. В 1945 году папа вернулся с войны, весь израненный. Мы были очень рады, и главное война закончилась».
«Военное детство моей прабабушки Носовой Анны Дмитриевны»
Автор: Петрова Ольга
Научный руководитель: Аношкина Светлана Александровна
р.п. Мокшан, Мокшанский р-н
Моя прабабушка, Носова Анна Дмитриевна родилась 23 сентября 1931 года в селе Котел Керенского (Вадинского) района.
Со слов моей прабабушки, именно зимой учились, так как летом они работали. «Школа была маленькая, деревянная. Тетрадей не хватало. Писали на газетах, книгах, бланках, кто, чем мог: карандашами, железными перьями и чернилами. Учебников не хватало. Иногда раздавали один учебник на пять человек, по этому учебнику учили уроки практически до утра. И чаще всего писали под диктовку учителя. Нас все устраивало, мы очень старались.
Все пережили. Победа досталась дорогой ценой. Но и радость от известия была великая. В сельсовете сообщили радостную новость о победе. Собрались все, несли, кто что мог, чтобы отпраздновать победу. Все люди плакали от радости…»
«Война глазами деревенских девчонок. Как было страшно…»
Авторы: Павлеева Виктория и Манушина Алена
Научный руководитель: Меркушина Татьяна Валерьевна,
с. Плесс, Мокшанский р-н
Манушина Антонина Никитична родилась в 1923 году в селе Свинуха (с 1963 г. с. Подгорное). На фронт ее не взяли. Посадили на совхозный трактор, а потом доверили комбайн. Первый год работала штурвальным, а когда почти всех мужчин-трактористов и механиков забрали на фронт, она с семьей поехала в Мокшан получать права после ускоренного курса обучения, стала трактористкой и комбайнером.
К концу 1942 года стало совсем плохо с одеждой и необходимыми в быту товарами. Магазин работал, но купить там было нечего. Отоваривали только «передовиков» колхозного производства. Антонина Манушина за свой добросовестный труд получила центнер овса и байковое одеяло. Это считалось огромным счастьем в военное время.
Несмотря на трудности, деревенские девчонки военной поры хотели праздников. Отмечали и церковные, и советские праздники. Пели песни, веселили друг друга. Только танцы не с кем было медленные танцевать. «Все похожи на немытых мужиков с лесоповала, в одинаковых фуфайках и штанах, какие там танцы».
Во время войны даже свадьбы играли, хотя считали их не ко времени. Например в с. Плесс Жерякова Л.Г. 1927 года рождения вспоминает, что в деревне было одно на всех «свадебное платье». Так его называли, потому что в военное время и еще года 4 после войны все плесские невесты в нем замуж выходили. Это было светло-голубое платье в мелкий цветочек. Другого просто не было. Невесты были разных размеров, платье постоянно перешивали, поэтому однажды оно просто расползлось на куски. Самыми завидными женихами в селах были фронтовики, потому что их будущие жены были уверены, что уж их-то точно больше не заберут на фронт и вдовами быть не придется. Но многие фронтовики приходили раньше 1945 года домой только после тяжелого ранения инвалидами. И молодым женам сначала приходилось становиться обычными сиделками при больном муже.
…Особенно много слухов, беспокойства и страшных новостей ходило по селу оттого, что не было достоверных сведений с фронта. Радио в селе не было, письма приходили редко и часто новости были уже устаревшими, а то и перевернутыми с ног на голову.
«Великая Отечественная война в истории моего родного села и моей семьи»
Автор: Курносов Михаил
Научный руководитель: Курносова Любовь Александровна
с. Дубровка, Спасский р-н
Климешина Татьяна Емельяновна отвечая на вопрос, что для нее было самым тяжелым в годы войны, ответила: «Заем». А потом объяснила, что в годы войны со всего населения собирали средства для нужд фронта, а также по подписке на государственный заем ─ это фактически означало, что люди отдавали деньги государству в долг, получая при этом билеты государственного займа, но о том, когда им вернут эти деньги и вернут ли вообще, никто не знал. В официальных документах говорится, что это были добровольные пожертвования, но на самом деле все было совсем не так. Учителей обязывали ходить по населению, двор-по-двор, и собирать то эти «добровольные» пожертвования, то есть распространять билеты государственного займа. Практически в каждом доме их встречали не только не радостно, но иногда и криками ругани и слезами. Были случаи, когда мать-хозяйка дома вытаскивала с печи и полатей и выстраивала на середине избы своих детей ─ разутых, полураздетых, истощенных и бледных от малокровия, и вопила, что где ей взять деньги, если ребятишек нечем кормить. Татьяна Емельяновна говорит, что они при этом чувствовали себя ужасно, сердцем и душой понимая, что все это правда, но также понимая, что указание данное сверху нарушить немыслимо. И иногда наплакавшись вместе с хозяйкой, они оформляли эти «распроклятые займы» на вытащенные из-за иконки смятые и завернутые в тряпицу последние в семье деньги. Иногда учителей встречали просто с обреченным видом, отдавали деньги, и, выйдя за калитку, учитель слышал страшный плачь и «воп» хозяйки и детей, оставшихся в избе. Татьяна Емельяновна говорила, что часто после таких «рейдов», она приходила вся разбитая и больная и плакала, уткнувшись в подушку всю ночь напролет.
«Есть женщины в русских селеньях»
Автор: Страхова Светлана
Научный руководитель: Горшкова М.Я
с. Малая Сердоба, Малосердобскийй р-н
Вера Андреевна родилась в Огаревке Малосердобинского района Пензенской области в 1932 году. Когда началась война, она прекрасно запомнила, как возле клуба был сбор призывников. Со всего района они приезжали на подводах, с заплечными мешками, в которых были сухари и сушеная картошка. Ей вонзилось в душу, как одна старославкинская женщина не плакала, а выла. Призывников повезли в сторону Сердобска. Вой усилился, разрывая душу. Кто помоложе, бежали за подводами, стараясь запомнить родные лица.
Ели хлеб наполовину с лебедой, картофельные оладьи, затирушку. Когда вернулся после госпиталя тяжело раненный отец, продолжал работать в райпо. Дети продолжали учиться, хотя в школе был страшный холод. Вере сшили пальто из серой солдатской шинели, а когда оно протерлось от постоянной носки ─ мама его штопала. От холода в склянках замерзали чернила, и чтобы они совсем не замерзли, их отогревали в ладошках. Книг практически не было. Писали на сшитых из бумажных мешков тетрадях, газетах. После уроков, утопая по пояс в снегу, вместе с учителями ходили за хворостом в лес, чтобы натопить голландку. Чтобы подольше сохранить тепло, печные трубы рано закрывали, ученик часто угорали. Утром дети учились, а вечером «слушали» небо, пытаясь отличить звук своих самолетов от фашистских. По селу ходили дежурные и проверяли, нет ли в домах света, а если видели пробивающиеся сквозь окно лучи ─ штрафовали. Было тяжело, но семья не голодала: была корова, их кормилица. Каждый вечер мама наливала детям по кружке парного молока. Это было их ужином.
«Большой человек для моей родины»
Автор: Горбунов Василий
Научный руководитель: Горбунова Вера Ивановна
с. Маркино, Сосновоборский р-н
Мой дедушка часто вспоминает о венных годах. В 1941 году ему шел десятый год. Он хорошо помнит, что 22 июня 1941 года был светлый солнечный день. С раннего утра его родители ушли на сенокос. Начинали заготавливать сено для своего личного скота. Это был первый день, когда членам колхоза имени Сталина разрешили косить для себя сено, так как коллективные хозяйства заканчивали заготовку корма для общественного хозяйства. Поля были тогда засеяны зерновыми ─ ни однолетних, ни многолетних трав не засевали. Работали для себя как можно быстрее. Никто не думал, что на Западе уже идет война. Телефона и радио в селе не было, а ближайший телефон был на почте в селе Пичилейка. После обеда с нарочным принесли телефонограмму с оповещением, что началась война с Германией. Брат отца, Семен, тогда ученик 6 класса Пичилейской неполно-средней школы, дежурил в правлении колхоза. Он принял телефонограмму немедленно отыскал председателя колхоза и передал телефонограмму. Это было после обеда. Председатель приказал конюху верхом объехать все поля и известить людей о страшном событии. Ведь война ─ это горе для всей страны. Война ─ это кровопролитие, раны, плен, смерть вдали от родимых мест. Люди бросали раньше времени работу и со слезами на глазах шли домой. К этому времени у некоторых военнообязанных уже лежали повестки из Литвинского (так назывался тогда наш Сосновоборский район) военкомата: явиться к 8 часам 23 июня 1941 года. Иметь при себе кружку, ложку, смену белья. Дедушкин сосед, Макеев Яков Васильевич получил такую повестку одним из первых. Вечером его жена затопила печь и приготовила прощальный ужин. Для Макеева Я.В. он оказался последним в своем доме.
«Тыл — фронту»
Автор: Колягина Олеся, Кухнина Марина
Научный руководитель: Мосягина Т.П.
с. Бессоновка, Бессоновский р-н
Шараповой Прасковье в начале войны было 19 лет. Всех трудоспособных мужчин забрали на фронт, остались в селе старики, подростки и женщины. Пришло письмо, что отец Прасковьи жив, но очень болен и один добраться до дома не может. И тогда ее мама поехала за ним на открытой платформе зимой, закуталась в тулуп и так добралась до Иссы. Пришла по адресу, хозяйки не было дома, одни только ребятишки, а он лежал на соломе около порога. Жена умыла его, согрела чаю, напоила его, а идти он не мог. Потом председатель выделил подводу, чтобы довезти его до станции. На станциях поезда везут только раненых, а их не берут. Так они долго ждали, но один поезд их все-таки взял, добрались до Бессоновки. Забота близких поставила на ноги отца. На стене висела карта СССР и отец отмечал, какие города освобождала наша армия. С приходом отца жизнь семьи заметно улучшилась. Он стал работать в колхозе. Сначала ему дали несколько подростков, под его руководством они стали восстанавливать технику. Ремонтировать сеялки, косилки, молотилки. А в село возвращались раненные солдаты. Они тоже подключались к работе в колхозе.
«Моя родословная»
Автор: Такташова Зульфия
Научный руководитель: Хабибуллина Талия Рустямовна
с. Татарский Канадей, Кузнецкий р-н
«Пленные немцы строили трассу Москва-Куйбышев, сейчас это трасса М5. Как и все люди в те сложные времена, пленные тоже голодали. Они, видимо тайком от охраны, заходили в близлежащие населенные пункты просить милостыню. Моя бабушка Равза до сих пор помнит, как они стучались в их дом. Заходя в дом, у порога, они с опущенными глазами протягивали руку. Они, конечно, чувствовали себя виноватыми за все причиненные людям бедствия. Но голод не тетка, и заставлял их обращаться к советским людям за помощью. У порога же они заявляли, как бы оправдываясь: «Гитлер капут!» и «Малю-малю катю нет?» ─ «нет ли немного картошки?». Прабабушка доставала из скудного запаса еды несколько картофелин и отдавала им. Несмотря на то, что наш народ, в том числе и наша семья, испытал все тяготы войны, голод, холод, гибель родных и близких, он не озверел, и люди продолжали оставаться людьми. Этих немцев никто не убивал, не забрасывал камнями, не издевался над ними, и даже плохого слова не сказали им вслед. Фронтовики не мстили им, хотя только что закончилась самая кровопролитная война с немцами».
«Живой голос войны»
Автор: Демидова Анна, Новикова Марина
Научный руководитель: Задорожная Тамара Александровна
г. Заречный
«Мне было 17 лет когда началась война. Студентка медицинского техникума, училась на 3 курсе. Нас вызвали, сразу направили на работы в Кондольский район, убирать урожай. Потом в Ахунах копали противотанковые рвы. Зима стояла холодная, до 40 градусов мороз доходил, а земля мерзлая ─ мы ее ломами, топорами… В ноябре начали учиться. Сразу поменялась тактика обучения: учили военно-полевой хирургии, учили стрелять, по-пластунски лазить, как из-под огня раненного выносить более бережно, как и его прикрыть, и себя прикрыть… В феврале 1942 нас выпустили досрочно. Пришла к нам классная руководительница и говорит: «В общем, так, девочки, пришел приказ: досрочно сдаем экзамены и, по-видимому, будем отправляться на фронт». Вот мы с подружкой в 6 часов вечера пешком пошли из Пензы в Чемодановку, а завтра ─ выпускной вечер. Зима, февраль, морозы стояли. Мы шли и через лес, и через поля, но никто нас не тронул. Боялись только, если собака какая-нибудь или волк выскочит. Было 32 градуса мороза, пришли мы в десять вечера, открываю дверь, а у меня ресницы и брови заиндивели.
─ Поздравьте меня, — говорю, — завтра получаю диплом.
─ Как?
─ Все, экзамены сдала. Я теперь специалист со средним медицинским образованием и, по-видимому, дадут направление на фронт.
А в чем мне идти на выпускной вечер-то? Всего 2 платья было ситцевых, да и они уже порвались. Тогда и за деньги взять было негде, потому что вся промышленность работала на оборону. Мать и говорит: «Вон у отца лежит три метра на семь ─ черный сатин с белыми полосками». И за одну ночь сноха из этих трех метров сшила мне платье. Она выгадала: рукав сделала фонариком, потому что длинные не получались ─ не из чего, и карманчик такой маленький, а туда ─ клочок беленькой материи, как платочек. Коричневые парусиновые полуботиночки, черные чулки, красные пуговицы ─ и я выглядела нарядно. Я потом это платье и на фронт взяла.»
«Дети войны»
Автор: Коростелева Ольга
Научный руководитель: Борисова Нина Викторовна
с. Пригородное, Сердобский р-н
Самым трудным для нас был 1943 год. Когда на побывку приходил отец, на одни сутки, за хорошую службу его отпустили, когда перегоняли с Курской дуги под Харьков. За это время он успел подремонтировать дом. В январе забрали в армию старшего брата, а зимой от бескормицы пала кормилица семьи, корова. Летом рухнул наш старый домишко, а в августе 1943 под Харьковом погиб отец. Материальное положение семьи стало очень тяжелым. Не было никаких продуктов питания. Ели лепешки из лебеды, собирали речные ракушки и ели их сырыми. Было время, когда мать ходила по деревням и просила милостыню или выменивала оставшиеся вещи на крупу или муку. Немного семье помогала тетка. Которая работала поваром в воинской части. Она приносила нам помои, из которых мы выбирали картофельные очистки и селедочные головы. Мать от всех этих бед и напастей пришла в полное отчаяние и хотела покончить жизнь самоубийством с той целью, чтобы детей забрали в детский дом, где они могли бы выжить, не умерев с голоду. Но семья выжила.
«Люди в белых халатах»
Автор: Бучина Мария
Научный руководитель: Крутикова Елена Александровна
р.п. Земетчино, Земетчинский р-н
Хирург, начальник эвакогоспиталя Алленов Алексанр Кузьмич,1902 года рождения, рассказывал: «Эвакогоспиталь № 4402 в р.п. Земетчино действовал с 25 июля 1941 года по 26 сентября 1945 года. Сначала госпиталь развернули в здании конторы и здании общежития сахарного завода, на 200 коек. Здание бани и сахкомбината отдали под прачечную и склады. В 1942 году ввели под госпиталь главный корпус ЦРБ на 500 коек. За все время работы умерло только 15 человек, и несколько раненых было обнаружено в вагоне при разгрузке. Все они похоронены в братской могиле в Земетчино.
Заведующая третьим отделением эвакогоспиталя, рассчитанным на 100 коек, Валентина Ефимовна Личманова (Канцерова) была и руководителем блока питания. «Раненным приходилось ампутировать конечности, извлекать осколки из мягких тканей, высекать незаживающие места и наносить повторные швы.» В 1943 году начальником эвакогоспиталя стал Личманов Алексей Тимофеевич, будущий муж Валентины Ефимовны.
В 1944 году на Новый год впервые за годы войны нарядили елки. Их наряжали самодельными игрушками из ваты, бинтов, картона и бумаги. Вырезали фигурки балерин, койки с ранеными, носилки, палатки, плоды винограда, яблок, груш. Из проволочного каркаса сделали Деда мороза. Между елками поставили макет Спасской башки Кремля с изображением портрета И.В. Сталина. На подступах к кремлевской башне виднелась фигурка Ворошилова на лыжах. За организацию новогодней елки отделение эвакогоспиталя получило премию ─ баян. Раненые бойцы не унывали, шутили, пели фронтовые песни, организовывали художественную самодеятельность.
«Воспоминания моей прабабушки о войне»
Автор: Масягина Ирина
Научный руководитель: Ивашкина Елена Владимировна
с. Лермонтово, Белинский р-н
Каштанова Марина Андреевна вспоминает: «Война меня застала в Сызрани, где я работала старшей пионервожатой в школе. На четвертый день войны уже стали поступать эвакуированные и беженцы из Киева и нашу школу отдали им под жилье, а мы стали работать в третью смену в другой школе. Беженцы были в основном пожилые мужчины, женщины и дети. У них не было никаких вещей. Полураздетые, голодные, перепуганные. Были среди них и больные. Комсомольцы ринулись их благоустраивать: приносили им кто что мог из обуви и одежды, посуду, постель. Помогали прикрепиться к столовой. Они рассказывали нам, как утром 22 июня 1941 года началась бомбежка города. Почти все еще находились в постели. Многие не смогли убежать, а кому удалось это сделать, не смогли ничего завхватить с собой. Город горел. Слезы, крики, плач, стоны… многие погибали, не успев выбежать.
Возникла необходимость строить оборонительные заграждения и под Сызранью. Исполком совместно с военкоматом мобилизовал пять тысяч человек, в том числе и меня, на трудовой фронт в Канадей. Там мы копали противотанковые рвы и пулеметные гнезда. Зима 1941-1942 года была на редкость суровая, морозы чаще всего держались до -40 градусов, и даже ниже. Мы работали весь световой день, в поле, под открытым небом. Земля была глинистая и промерзшая. Работали ломом, киркой. Кувалдой и редко лопатой.
Ввели карточную систему. Хлеба нам давали по 400 грамм в сутки. Началась эпидемия гриппа. Некоторые не выдерживали и убегали. Беглецов ловили на вокзале, в поезде, и сажали в темный холодный амбар на 3-5 суток. Люди обессилели. Некоторые только доходили до траншеи и ложились. Но лежать на мерзлой земле было опасно. Все были простужены. Многих отправили в больницу, и больше они не возвращались. К концу декабря работы были закончены.
В начале 1942 года я вернулась домой в Лермонтово, и недели через 3, по зову Чембарского райкома комсомола, ушла на фронт.
«Моя бабушка спасала жизни»
Автор: Гущина Галина
Научный руководитель: Янина Тамара Александровна
с. Поим, Белинский р-н
Все трудные годы война бабушка работала в эвакогоспитале. Ей, 17-летней девушке, порой невыносимо было видеть, как их солдат привозили с передовой. «Основная тяжесть работы с прибывавшими ранеными ложилась на хрупкие плечи медперсонала, в том числе и на плечи бабушки. Мужчин не хватало. Приходилось носить раненых не только на носилках, а и на руках на второй и третий этажи госпиталя. Страшнее всего, когда раненый умирал на руках. Подходишь к нему ─ живой, донесли до третьего этажа ─ уже не дышит. Слезы на глазах, но стоять было некогда. Прикроешь глаза мертвому ─ и снова вниз, за раненым. Чуть легче было в палате выздоравливающих. Легче психологически.
Нередко с передовой привозили и раненых девушек, совсем юных, таких же, какой была я. Их выдержке мог позавидовать любой мужчина. Паек был очень скудный, и тот порой отдавали раненым. Наивные как дети, они очень часто обижались, что к кому-то медсестра или санитарка подошла первой. Приходилось уговаривать, шутить, а чаще хотелось плакать, глядя на них.
После смены выполняли просьбы раненых: писали под диктовку письма, читали их, присланные издалека. Приходилось иногда обманывать, особенно ослепших. Ведь в письмах было порой «прости и прощай». Были в госпитале и праздники, когда приезжали артисты или выступал медперсонал, а нередко и сами раненные. Были и танцы. Приходили все, кроме тяжело больных. От кавалеров не было отбоя».
Здесь, в госпитале, бабушка и познакомилась с нашим дедушкой, Гущиным Константином Яковлевичем. Он был офицером, в госпиталь он попал с осколочным ранением. Первый раз его ранило в 1942 году, подлечился, подучился на курсах командиров ─ и снова в бой. Вторая рана оказалась серьезнее, ампутировали ногу, а несколько осколков остались в теле. Получив инвалидность, он не мог уже воевать.
