«Не по течению, а в пучине волн…» (история семьи) / Алексей Побожьев
Михаил Захарович Сальников (1880-1958) и его дети
Мой прапрадед Михаил Захарович Сальников родился в 1880-м году. В начале XX века он женился на девушке из богатой семьи – Надежде Маркеловой. Так как Михаил был единственным сыном в семье своего отца, молодые стали жить в родительском доме. В семье Михаила и Надежды родилось семеро детей: Иван, мой прадед (1903 г. р.), Ефросинья (1904 г. р.), Николай (1908 г. р.), Прасковья (1909 г. р.), Григорий (1913 г. р.), Ксения (1915 г. р.), Павел (1916 г. р.).
Вскоре Надежда тяжело заболела и через год, в 1917-м, умерла. Михаил остался один с детьми, старшему из которых было всего четырнадцать лет. Михаил не сдался под ударами судьбы. С помощью подрастающих сыновей и отца, жившего с ними, он занялся лесным промыслом.
Выкупал делянку липовых деревьев, весной во время сокодвижения снимал полубину (кору) с лип, которую замачивал в болотах до осени. Поздней осенью снимал с полубин мочала и продавал ельниковцам для тканья мочальных полотен, из которых шили кули. Кулерогожный промысел был единственным источником дохода в большинстве семей. Кроме того, Михаил Захарович возил липовую древесину в Краснослободск, где продавал бондарям. Липовые бочки делали для хранения мёда.
Хозяйство Сальниковых было крепким. Имелись лошадь и корова. На шестерых мужчин в семье приходился хороший надел земли, который давал неплохие урожаи. Кроме того, отец Михаила Захар (мой прапрапрадед) имел пасеку, которая тоже была источником дохода.
По воспоминаниям его правнучки, Анастасии Алексеевны Трушиной, Захар Сальников был одним из первых, кто начал разводить в Ельниках фруктовые деревья. Вокруг своей пасеки он посадил яблоневый сад
Хозяйство Сальниковых крепло и развивалось, но в 1929 году в Ельниках стали образовываться колхозы. Не видя перспективы дальнейшей жизни в Ельниках, Михаил забрал сыновей и ушел в Москву. Столица встретила Сальниковых неприветливо, на улицах было много бездомных, безработных, работу найти не удалось.
Михаил принял решение переехать в Нижний Новгород, где начиналось строительство автозавода. Он устроился работать перевозчиком на Оку, перевозил на лодке рабочих на автозавод. В это время дом в Ельниках отобрали. В нем поселился председатель колхоза Ледяев. Но когда Ледяев уехал из Ельников, Михаил вернулся домой. Пристроил к дому тесовые сени, сарай и устроился работать в сельский совет конюхом, но колхозная жизнь так и не пришлась ему по душе. Он вновь отправился в Нижний, теперь уже навсегда.
А в дом, принадлежавший Сальниковым, заселилась семья Горшенина, работавшего в райкоме партии. Вскоре от неосторожного обращения с керосиновой лампой в доме произошел пожар, внутри всё сгорело. Остались кирпичные стены. И только в 1942-м году старшая дочь Михаила Ефросинья с дочерью Анастасией отремонтировали дом и стали в нём жить.
Возвратившись в Нижний Новгород, Михаил Сальников устроился работать кочегаром в больницу на Мызе, построил себе домик и прожил в нем остаток своей жизни.
Сыновья Михаила Захаровича Николай и Григорий вместе с отцом переехали в Нижний, да так и осели там. Обзавелись семьями. Оба всю жизнь честно проработали на автозаводе. В Нижнем Новгороде до сих пор живут их дети и внуки.
Но сельские активисты не прощали братьям Сальниковым, что они не вступили в колхоз. Анастасия Алексеевна Трушина рассказала такой случай.
В 1932 году в Ельниках была свадьба Прасковьи, дочери Михаила Захаровича. Она выходила замуж за Ефима Юкаева. На свадьбу сестры приехал из Нижнего Новгорода брат Григорий. Об этом узнали местные власти. В самый разгар веселья появились милиционеры, и послышался чей-то испуганный голос: «За Гришкой пришли!». Один из родственников не растерялся и пустился в пляс. Он был крупного телосложения и прикрыл собой Григория. В суматохе его незаметно вывели из дома и спрятали на гумне. Ночью он ушел в Ташино, откуда уехал в Нижний Новгород.
Размышляя над этим рассказом, я удивляюсь, почему власть так «разбрасывалась» трудолюбивыми людьми, которые до коллективизации занимали не последнее место в селе? Ведь они и дальше могли бы трудиться и жить на родной земле. Многие же покорно вступили в колхоз и получали свои «палочки» на трудодни. Власть их не трогала. Я думаю, мои предки были не только трудолюбивыми, но и самостоятельными. Они хотели сами свободно вести своё хозяйство, чтобы их семьи жили в достатке. В них сидел какой-то дух противоречия, который не позволял им жить «под общую гребенку». Они жили так, как им велели их убеждения. Как раз это и не приветствовала новая власть.
Поэтому и искали счастья в чужих краях, хотя и там им жилось не сладко. Интересно, что в Ельниках в домах, построенных ими, до сих пор живут люди, которые, я думаю, даже не знают, откуда взялись эти дома.
Иван Михайлович Сальников (прадед, 1903-1971)
Мой прадед Иван Михайлович был старшим сыном Михаила Захаровича Сальникова. Судьба этого человека, пожалуй, самая драматичная из судеб всех моих предков. Коллективизация и война круто изменили его жизнь и разлучили с родиной и родными. В годы войны и после неё он оказался на самом дне общественного положения (был в плену, позже – в сталинских лагерях).
Первая жена Ивана умерла при родах, оставив на его руках грудного младенца, который тоже вскоре умер. В семье было принято решение вновь женить Ивана. В селе не каждая девушка пойдет за вдовца, и поэтому была сосватана девушка из очень бедной семьи, Пелагея Хренова, которая пришла в дом Сальниковых старшей снохой. Она готовила на всю большую семью Сальниковых, стирала, не покладая рук, работала в поле и на огороде.
Родственники утверждают, что Иван Михайлович был очень сурового нрава, и кроткая Пелагея была для него лучшей женой. В 1924 году в семье Ивана и Пелагеи родилась дочь Мария, в 1926-м сын Петр, в 1928-м Екатерина (моя бабушка), в 1930-ом сын Василий. Так как семья стала большой, с помощью Михаила Захаровича для молодой семьи был построен дом на той же улице Викановка. Кирпич для стен нового дома выжигали в больших ямах, выкопанных поблизости от стройки, а глину подвозили на подводах с окраины села. Дом строили на двух хозяев. Так дешевле, потому что одна стена была общей. По тем временам это был, наверное, неплохой дом, а сейчас поражает его величина – всего около тридцати квадратных метров. Почти четверть дома занимала русская печка и голландка. Сени были дощатыми. Зато позади дома имелся большой огород, который кормил семью.
Но счастья молодой семье новый дом не принес. В 1929-м году началась коллективизация. Иван Михайлович не вступил в колхоз. Об этом моя бабушка Екатерина Ивановна вспоминала так:
«В Викановке без особой охоты шли в колхоз. Мой отец, Сальников Иван Михайлович, был полуграмотным. Да и объяснить толком ему никто не объяснил, зачем идти в колхоз. Летом сельсовет решил отобрать у нас корову, чтобы вынудить отца вступить в колхоз. Я помню, когда пришли за коровой и стали её уводить из хлева, мать голосила и мы, дети, плакали – уводили кормилицу. Лошади у нас не было. Отец был упрямый и в колхоз всё равно не пошел. Тогда у нас разобрали конюшню и увезли в колхоз. Отец оплёл опустевший двор плетнем и уехал в Нижний Новгород на строительство автозавода. Через год он вернулся и уговаривал мать поехать с ним. Но у матери был маленький ребенок и она отказалась.
Отец взял с собой меня и брату Петю. До Ташина (железнодорожная станции) 40 километров мы шли пешком, только несколько километров нас подвез какой-то мужик. Он же завез нас на гороховое поле, и мы с жадностью ели горох, потому что были голодные. По вечерам на нас нападала куриная слепота. От Ташина до Нижнего доехали на поезде. В Горьком жили в бараке. Отец сколотил из досок большую кровать. Он уходил на работу, а мы с братом целый день сидели на ней. Вскоре младенец у матери умер, и она приехала к нам. Но прожила недолго. Родственники прислали из Ельников письмо, где писали, что сельсовет хочет отобрать у нас дом, вернее, полдома в три окна, где мы жили. Мать взяла меня с собой. Петя бежал за нами до самой станции и кричал: «Мама, возьми меня!». Но его оставили с отцом, потому что прокормить двоих матери было не под силу».
Иван Михайлович недолго проработал на строительстве автозавода. Из Ельников пришло письмо в органы НКВД Нижнего, о том, что рабочий автозавода «не очень надёжный человек, который отказался вступить в колхоз». И в течение двадцати четырёх часов ему было предложено покинуть город. Ивану пришлось смириться с судьбой и пойти работать в колхоз.
Иван и Пелагея работали в колхозе, мало что получая за свой труд. В 1939-ом году в семье родился сын Василий, жизнь вроде бы начала немного налаживаться, но наступил июнь 41-го года.
В самом начале января 1942-го года Ивана взяли на фронт. По воспоминаниям Анастасии Трушиной, племянницы Ивана, был массовый призыв, видимо, из-за больших потерь под Москвой. В этот призыв и попал Иван Сальников. Письма от него перестали приходить летом 43-го года. Долгих два года семья ничего не знала о нем. И только в 45-м году стало известно, что он жив, но домой вернётся нескоро. Иван Михайлович находился в фашистском плену. Весной 45-го был освобожден советскими войсками, но вместо свободы был приговорён к 12 годам исправительных работ.
Так он оказался в Визайском леспромхозе Кудымкарского района Пермской области. Леспромхоз находился в глухой тайге, вдали от населенных пунктов. Полуголодному и еще слабому после плена солдату пришлось выполнять тяжелую работу – валить деревья, обрубать сучья. Многие заключенные не выдерживали, погибали. Потом Ивана судьба свела с одинокой женщиной, Александрой Петровной Некрасовой. Иван позже говорил своей сестре Ефросинье, что выжил он только благодаря ей.
Александра была на восемнадцать лет моложе Ивана. У них родилось четверо детей: сыновья Григорий и Николай, дочери Раиса и Надежда. В 1957-ом году Иван приехал в Ельники. К этому времени его дочь Екатерина (моя бабушка) уже закончила учительский институт и работала учителем русского языка и литературы в селе Новодевичье, в 10 км от Ельников. Её брат Василий учился в сельскохозяйственном институте в Горьком. Старший брат Пётр сложил голову на Великой Отечественной войне, в самом её конце, 18 апреля 1945 года.
Приехав в Ельники, первым делом Иван пришёл в дом своей жены Пелагеи: повинился, рассказал о своей жизни и попросил разрешения вернуться в родной дом, к своей семье. После долгих раздумий Пелагея ответила мужу, что её дети уже выросли, а она знает, как тяжело поднимать их одной. Иван просто не имеет права бросить маленьких детей там, в далеких пермских лесах. «Возвращайся и расти своих детей, а нам и так хорошо», – сказала Пелагея.
Иван хотел встретиться с дочерью Екатериной и поехал в Новодевичье. Бабушка так рассказывала об этой встрече моей маме:
«Был обычный рабочий день, шли занятия. Вызывает меня из класса с урока школьная техничка. У стены стоит мужчина, в руках у него авоська с яблоками, сам какой-то жалкий, потерянный. «Здравствуй, дочка, вот приехал я к вам». Я ответила отцу: «Ты нас предал, нет у нас отца, и уйди, пожалуйста, из школы».
Моя бабушка в молодые и зрелые годы была очень категоричным человеком, прямым, а иногда даже резким, и в отношениях с отцом осталась непреклонной. Наверное, в ней говорила обида за мать и за своё сиротское детство. Она считала, что он не мог остаться верным своей жене.
Больше Иван на своей родине не был. О том промежутке времени, который Иван Михайлович прожил после приезда в Ельники, мы ничего не знали. Когда я собирал материал для истории семья, я спросил у мамы, есть ли фотография её деда, моего прадеда Ивана Михайловича Сальникова. Мамы ответила мне, что никогда не видела его, нет и фотографий. Не помнит его и брат бабушки Василий Иванович Сальников, ведь когда отец ушел на фронт, Васе было всего два года.
Василий хранил адрес своего отца, который тот оставил, приезжая в Ельники. Однако написать ему так и не решился. Василий Иванович, который живет в Новгороде Великом, сообщил нам этот адрес пятидесятилетней давности. Я и мама посоветовались с бабушкой Катей и оставили письмо в интернете на сайте «Жди меня». Бабушка Катя, которая полвека назад не захотела разговаривать с отцом, дала согласие на поиск его детей. Мы с мамой думаем, что она простила отца. Долгая и трудная жизнь сделала её мудрее, мягче и терпимее.
Мы мало надеялись, что удастся найти далеких пермских родственников. Каково же было наше удивление, когда через несколько месяцев получили по электронной почте ответ с адресами и телефонами дочери и сына Ивана Михайловича. Когда пришёл ответ, бабушки Кати уже не было в живых, 18-го июня 2008-го года её не стало. Она так и не узнала о судьбах своих родных братьев и сестёр. Мама позвонила в Новгород Василию Ивановичу и сообщила о нашедшихся родственниках и спросила, как он относится к установлению отношений с Некрасовыми. Василий Иванович ответил: «Очень рад, что они нашлись. Обязательно сообщи, когда дозвонишься».
Моя мама сразу позвонила в Пермь своей незнакомой тёте Надежде Ивановне Головиной, Некрасовой до замужества. Ведь дети Ивана Михайловича, рожденные в Пермском крае, носили фамилию матери, потому что их отец не был официально разведен с Пелагеей Васильевной.
Когда мама звонила первый раз, было заметно, что она очень волнуется: как отнесется Надежда Ивановна к объявившейся племяннице и захочет ли общаться. Трубку в Перми взяла, как потом выяснилось, сама Александра Петровна, которой уже 87 лет. Надежда Ивановна была на работе. Волновать Александру Петровну мама не стала, поэтому не представилась.
Только с третьей попытки маме удалось поговорить с Надеждой Ивановной. Мамин звонок не был для неё неожиданным, так как она получила сообщение от сотрудников «Жди меня». Надежда Ивановна оказалась общительной, добродушной и располагающей к себе женщиной, мечтавшей приехать на родину отца.
Она сообщила, что после приезда отца из Мордовии, у Александры и Ивана родилось ещё четверо детей. Троих из восьми детей Ивана Михайловича уже нет в живых. Сын Виктор живёт в Костроме, дочери Надежда, Татьяна и Мария – в Перми, Валентина – в Южно-Сахалинске.
В декабре 2008 г. пришло письмо от Надежды Ивановны. Оно начинается словами: «Здравствуйте, наши родные!». А ведь действительно, мы родные – моей маме Надежда Ивановна доводится тётей по отцовской линии.
Далее Надежда Ивановна пишет: «Алексей, твой прадед умер в 68 лет… В плен попал по ранению уже в конце войны, может поэтому и выжил. Осколок был в ноге, хотели отнять, но он не дал, так и жил с осколком. Потом работал в леспромхозе, валил лес… Папа старался всем дать образование, ездил в Нижний Новгород, увозил воск, видимо, там продавал и привозил вещи детям: валенки, пальто, яблоки мешками, это всё, что я помню. Внешний вид: высокий, чёрный, брови густые. Был свой дом, потом все разъехались, и мама осталась одна, и её забрал из посёлка Коля к себе в Соликамск».
Письмо короткое, но теперь мы знаем, что на войне Иван Михайлович был ранен.
Иван Михайлович знал, что дети Екатерина и Василий, оставшиеся в Ельниках, получили высшее образование. Он как будто не хотел, чтобы пермские дети «отставали»: «Папа старался всем дать образование», – пишет Надежда Ивановна. Забыл ли Иван Михайлович Ельники? Думаю, нет. Его тянуло к братьям и сёстрам в Горький, наверняка справлялся и о Пелагее Васильевне с детьми, но приехать ещё раз так и не решился.
Надежда Ивановна прислала две фотографии – Ивана Михайловича и Александры Петровны. Я увидел, наконец, лицо прадеда. Плотно сжатые губы. Взгляд суровый, с внутренней болью и горечью. Лицо показалось знакомым, как будто я его видел раньше. Нет, не его я видел. Просто Василий, младший сын Ивана Михайловича, очень похож на отца.
Умер Иван Михайлович в декабре 1971 года. Так и покоится в пермской земле И. М. Сальников, крестьянин и солдат из села Ельники, что в Мордовии.
Братья Ивана Михайловича Сальникова на войне
В годы войны воевали два родных брата Ивана Михайловича Сальникова – Николай и Павел, а так же его сын Петр.
Первым на войне оказался Павел Иванович. В 1939-ом году он был призван в армию одним из военкоматов Москвы, так как с начала 1930-х годов жил в столице, убежав от коллективизации в Ельниках. По воспоминаниям Зинаиды Тюшевой (Юкаевой) и Марии Сальниковой (двоюродных сестёр моей бабушки Екатерины Ивановны), зимой 1940-го года Павел приезжал в Горький в отпуск навестить родных. К радости родных Павел приехал с молодой женой. Имени её не запомнили, потому что были ещё школьницами. Она была очень красивая, в шубке и кокетливой белой шапочке. Племянница Павла Татьяна Бредихина (Юкаева) вспоминает, что Павел показался ей очень большим, красивым военным и нежным в обращении с женой. Зима была суровой, лёд на Оке был прочным, поэтому, когда из Мызы родственники собрались в гости на автозавод к брату Николаю, то Павел всю дорогу нёс племянницу Таню на руках по заснеженному льду. Несколько дней побыв у родных, Павел отбыл с женой к месту службы.
Весной 1941-го года отец получил от него письмо из Бреста. Эта весточка была последней. Через месяц началась война. И уже в конце лета Михаил Захарович получил известие – его сын пропал без вести в первые дни войны. Родные всегда считали, что погиб он в районе Брестской крепости, но все поиски в архивах ничего не дали – в списках защитников Брестской крепости Павел Михайлович Сальников не значится
Николай Михайлович Сальников к началу войны работал на Горьковском автозаводе. Когда началась война, он получил бронь. Но Николай ушёл добровольцем на фронт. В 1944 году он был тяжело ранен, долго лечился в госпитале и после победы вернулся домой.
Пётр, старший сын Ивана Михаловича Сальникова, в 1943 году окончил школу. Учился хорошо, особенно любил математику. Грамотного и сметливого семнадцатилетнего паренька сразу назначили бригадиром и учётчиком в колхозе. Однако Петя мечтал о подвигах, как и многие его сверстники. Втайне от матери, он несколько раз ходил в военкомат, пока не настоял на отправке на фронт. Осенью 1943-го года Пётр Сальников оказался в войсках. Зимой 1943-1944 гг. он побывал в доме своей тётки Прасковьи в городе Горьком. Его двоюродная сестра Зинаида Ефимовна (дочь Прасковьи), которой было восемь лет, рассказала:
«Был поздний вечер, мы с сестрой Таней уже спали. Вдруг раздался стук в окно. Мама подошла к окну и услышала: «Это я, Петя, тёть Паш!». Плача и причитая, мама открыла дверь. Мы с сестрой проснулись и с любопытством смотрели с печки на вошедших (вместе с Петром пришли ещё два солдата). Петя рассказал моим родителям, что они приехали получать танк, который ремонтировали на автозаводе, и рано утром вновь отправятся на фронт. Мама посетовала, что покормить их может только картошкой, достала кастрюльку из печи. Но Петя достал из своего вещмешка настоящий белый хлеб, который мы давно не видели, тушёнку и сахар. Ничего вкуснее этого солдатского хлеба я в жизни не ела!».
Утром солдаты попрощались и отправились на автозавод. Больше никто из родных живым Петра не видел. Последнее письмо от него пришло в Ельники в марте 1945-го года из Венгрии. А в начале мая 1945-го года Пелагея получила письмо от сослуживца сына, что её старшенький Петя пал смертью храбрых, и только через две недели пришла похоронка.
Война подходила к концу. Екатерина Ивановна так запомнила эти дни:
«Второго мая по радио объявили о падении Берлина. Это известие было встречено с таким ликованием измученными войной односельчанами! Все верили и надеялись, что война скоро закончится. И вот 9 мая пришла весть, которую ждали так долго, с самого первого дня войны. Что чувствовали в этот день? Те, у которых солдаты вышли из войны живыми – радовались, скоро они придут домой. Те же, у кого погибли – плакали. Мы в этот день пахали огород. Шестеро тянули соху вместо лошади, а один шёл за ней – был пахарем. Работали и все плакали, 28 апреля нам пришла похоронка о гибели брата Петра».
Пелагея Васильевна Сальникова (прабабушка, 1905-1994)
Теперь настало время подробно рассказать о Пелагее Васильевне Сальниковой. Судьба её так же драматична, как и у её мужа Ивана Михайловича. Пелагея родилась в семье Анастасии и Василия Хреновых вторым ребёнком 17 октября 1905 года. В этот день император Николай II подписал в Петербурге манифест – шла Первая русская революция. Родилась моя прабабушка в исторический для России день.
Семья Хреновых занималась земледелием, зимой ткали мочальные рогожи, как и многие ельниковцы. Маленькая Поля уже в три года стала первой помощницей маме. В пять лет она уже была и нянькой младшей сестре, и в доме прибирала, а в семь лет помогала отцу и старшему брату в поле: жала хлеб, вязала снопы. Пелагее не пришлось учиться. Когда наступила пора идти в школу, мать сказала ей: «Тяжело мне, дочка, без тебя дома не справиться, пусть уж Груша учится, а ты мне будешь помогать». Когда Пелагее исполнилось одиннадцать лет, её мать Анастасия умерла.
Прабабушка сорок лет назад так рассказывала моей тёте Елене Васильевне о тех днях:
«Мать тяжело болела, с трудом передвигалась, мало вставала с кровати. Однажды летом соседские девушки собрались в Саров в монастырь молиться. Мне очень захотелось пойти с ними, и я сказала об этом матери. Мамушка отговаривала меня: «Не ходи, Поля, плохо мне». Но я не послушала, пошла с подругами. Рано утром, ещё затемно, ушли мы в Саровскую пустынь (километров 20 от Ельников). К вечеру дошли, помолились, переночевали, отстояли утреннюю службу и отправились домой. Когда я зашла домой, то увидела свою мать – нарядная и спокойная она лежала на лавке под иконами в переднем углу. Не дождалась она меня, умерла…»
Василий долго горевал после смерти жены, тосковал. Через год заразился тифом от путников, ночевавших у них в доме, и слёг в горячке. Пелагея не знала, как быть, как жить дальше. Через три дня отца не стало. Дети остались втроем: 17-летний Василий, 12-летняя Пелагея и 9-летняя Аграфена. Вскоре пала корова. Голод пришел в сиротскую семью. Надеяться приходилось только на себя.
Несмотря на все лишения и голод, Вася, Поля и Груша выжили. В 1920 году Василий женился, и Поля с Грушей стали жить в семье брата. В 1923 году в дом Хреновых пришли сваты, предложили Поле стать женой Ивана Сальникова, недавно ставшего вдовцом. Выбора не было. Так Пелагея оказалась в большой семье Сальниковых.
Приходилось много трудиться. В семье кроме неё было девять взрослых, из которых шестеро – мужчины. Потом стали рождаться один за другим дети. Но работы Поля не боялась, вставала затемно, ложилась последней. Семь лет прожила она в семье свёкра, обстирывая и ухаживая за всеми.
В 1930 году с помощью родственников Иван и Пелагея построили домик и зажили своей семьёй. В феврале 1933 года в семье родилась девочка, которую назвали Марией. Роды у Пелагеи были очень тяжелыми, сказались, наверное, все невзгоды и лишения, которые ей пришлось пережить. После родов Пелагея потеряла сознание, началась «родовая горячка», шли дни, а женщина находилась между жизнью и смертью. Врачи сельской больницы сказали Ивану, что надежды на выздоровление нет. Иван впал в отчаянье, и было от чего: на руках четверо детей, старшему – семь лет, а младшей только несколько дней от роду.
Новорожденную девочку взяла к себе Аграфена, сестра Пелагеи. В её доме в это время жила на квартире бездетная семья Чичаевых. Петр Леонтьевич Чичаев работал в райисполкоме, а его жена – в райкоме партии. Вера Андреевна Чичаева помогала Аграфене ухаживать за малышкой, быстро привязалась к девочке и предложила Ивану и Аграфене отдать девочку им на воспитание. Обезумевший от горя Иван решил, что девочке будет лучше в обеспеченной семье Чичаевых, и согласился.
Целый месяц Пелагея находилась в больнице в беспамятстве, но, к удивлению врачей, молодой организм победил болезнь. В марте 1933-го года ещё слабая Пелагея вернулась домой, к детям. Здесь она и узнала, что её младшенькая доченька отдана на воспитание в семью Чичаевых. Взяв детей Петю, Катю и Васю, Поля пошла в дом своей сестры, плача и молясь за людей, которые помогли её дочке выжить. «Спасибо вам за помощь, добрые люди, но девочка будет жить в своей семье». Пелагея забрала дочку и вернулась домой. Прабабушка Пелагея рассказывала потом моей маме, что вечер после возвращения домой был самым счастливым в её жизни. Она победила смерть, её дети были живы и здоровы, рядом с ней. Но уже на следующий день счастью пришёл конец.
Утром в дом Сальниковых пришла В. А. Чичаева и сразу поставила их перед выбором: или отдают малышку ей, или Ивана ждёт тюрьма как врага советской власти и сына кулака, а Пелагея с детьми пойдут вместе с ним в Сибирь. Долго плакала Пелагея, молила Бога образумить бездетную женщину, но мольбы её не были услышаны, девочка осталась в семье Чичаевых. Этот тяжкий крест Пелагея пронесла через всю свою жизнь. Никто никогда не услышал от неё слов осуждения в адрес Чичаевых, винила во всём она только себя. Впоследствии Петр Леонтьевич Чичаев, тоже чувствуя, по-видимому, вину, каждый год привозил подрастающую Марию в Ельники (к этому времени Чичаевы уже жили в Саранске). Он говорил Маше, что приехали к родственникам. Пелагея видела свою девочку, разговаривала с ней, не имея возможности прижать к себе и приласкать.
Надо отдать должное супругам Чичаевым, они очень любили Машу, делали всё для того, чтобы она жила в достатке и радости, а когда Маша тяжело заболела, отдали все силы и средства, чтобы девочка выжила и выздоровела. Будучи взрослой девушкой, Мария узнала, кто её настоящие родители. Отношение к семье своих кровных родителей было неоднозначным, но она всегда охотно общалась со своим братом Василием и сестрой Екатериной. Тепло относится к моей маме, которая доводится ей племянницей.
Много горя было в жизни Пелагеи: схоронила двоих детей, младшая дочь оказалась в чужой семье, старший сын Пётр и муж не вернулись с войны. Но двери её дома всегда были открыты для родственников, соседей и просто знакомых. В 1937 году, когда семья её двоюродного брата Алексея Голубятникова оказалась раскулаченной, буквально выброшенной в тридцатиградусный мороз на улицу, а все другие родственники отвернулись от них, Пелагея сказала жене Алексея Екатерине (сам Алексей был выслан): «Хлеба с маслом у меня нет, а картошки до весны хватит всем понемногу, идите жить к нам, авось не пропадём». Всю свою жизнь Алексей был благодарен Пелагее за то, что не дала погибнуть его семье. Он всегда советовался с ней и очень считался с её мнением.
Не пришлось Пелагее учиться, но природная сметка и жизненная мудрость очень помогали ей, а мягкость характера и великое терпение, умение выслушать других, принесли ей уважение и любовь окружающих. Последние годы своей жизни прабабушка Пелагея Васильевна прожила в семье дочери Екатерины, моей бабушки. Помогала воспитывать внучку Настю и даже правнука Алёшу, те есть меня. Моя мама всегда говорит, что, возможно, Пелагее помогала вера в Бога. В нашей семье она была самым верующим человеком. Очень жалела, что в Ельниках в 30-е годы прошлого столетия разрушили церковь. В каждый церковный праздник прабабушка Пелагея ходила пешком в церковь в село Каменный Брод за 6 км от Ельников.
Мама рассказывала мне, что прабабушка уходила в церковь после обеда, стояла вечернюю службу, ночевала в церковной сторожке, утром снова молилась и только к вечеру следующего дня возвращалась домой. Даже когда здоровье было слабым и работа по дому стала не под силу, два раза в год, на Пасху и на Троицу, прабабушка собирала все силы и шла в церковь. В последний раз Пелагея Васильевна была в церкви в тот день, когда крестили меня, в августе 1993 года. Не дожила прабабушка Пелагея (её не стало 26 ноября 1994 года) до того дня, когда в Ельниках был вновь построен храм божий. Остаётся только догадываться, как бы она радовалась этому…
Много лет Пелагея Васильевна работала в колхозе. Что же она заработала? Первая её пенсия составляла 12 рублей, потом её увеличили до 29, затем до 33. Мама рассказывал мне, что буханка черного хлеба стоили тогда 14 копеек, а белого 25, то есть голодной смертью и на эту нищенскую пенсию не умрешь. Но всё равно я поражаюсь, как низко государство ценило труд тех, кто его кормил. А ведь моей прабабушке досталось самое тяжелое время. В первые годы существования колхозов техники в них было мало, женщинам приходилось вручную косить и жать, возить на санках дрова, а в военные годы впрягаться в плуг и на себе пахать огороды.
Лишь в 1980-е годы прабабушке увеличили пенсию до 45 рублей, как матери погибшего на войне солдата. А при Хрущёве Пелагея Васильевна получила первый в своей жизни паспорт.
