Из Москвы – в лагерь: Москва, 28.08.1946
Была я, Леви, на Л-дском и прочла еще три твоих письма. Ты два раза вспоминаешь 10-IX <10 сентября – день рождения Светланы Ивановой> . Это число опять уже близко, и потому хочешь я напишу тебе как проводила этот день эти годы?
В начале сентября 42 г. я с Университетом приехала в Свердловск и уже одна на ст. Хромник – есть такое химическое соединение в 40 км. от Свердловска – и день этот был отмечен двумя приказами: зачислением меня в Институт и переходом на 11-ти часовой рабочий день. Институт уже собирался домой, начальник мой (еще мне незнакомый) уже перебрался и директор обещал отправить меня с первой же группой (и выполнил обещание – в январе я уже была дома), а пока в чужой лаборатории я не знала за что взяться, куда приткнуться, машин боюсь, резины не знаю и я сбежала в библиотеку, благо зам. Мих. Ал-ча не стеснял и не держал. (Его верно убили потом на фронте). В библиотеке я полдня читала русские статьи и отчеты, а полдня пыхтела над английскими. Кончено, присоединилась к кружку английского языка (в Ашхабаде я им не занималась). В общем это был довольно светлый период. После Ахшабадской гари, ветра-афганца, несущего мелкий как пыль песок из пустыни, облетевших листьев в августе безо всякого намека на золотую осень, Урал мне казался земным раем – сосны, березы, грибы, дождь. Я переписывалась со всем светом (даже с Ляховым – кстати он кажется собирается кадровиком оставаться) – каждый день по 2-3 письма получила. Впереди дом. И надежды я не теряла. Единственно что мешало – это малярия. В Ашхабаде она меня затрепывала до того, что напиться тяжело было, на Хромнике меньше, но все же я ходила желтая и вся насквозь горькая. (В Москве больше ни одного приступа не было). В 43 г. я была уже дома и на дне рождения собрались все родные – папин московский брат с семьей, Ленинградский с женой (они у нас жили 2 года), Нина (двоюродная сестра) с мужем и малышком и пр. и пр. Девочки были – Иринка, Олечка и Бузя. Все было очень хорошо и весело. Пили, конечно, за здоровье всех бывших не с нами. А потом все сразу свалилось – пришло извещение о Тане (его перехватил дядя Кеша и маме его долго не показывали), потом об Андрее и, наконец, о самом для меня страшном <Сообщение что Лев Мищенко пропал без вести>. Это так было больно и горько, что я решила никогда больше не праздновать этот день, если только тебя не будет со мной. Знаешь существуют звезды-карлики отчаянно тяжелые, потерявшие все электронные оболочки и сохранившие одни ядра, вот так и у меня в груди было совсем пусто и вместе с тем тяжело, будто сердце сжалось и нельзя дышать. Я месяцами не могла ни говорить ни с кем, ни ходить куда бы то ни было, ни читать. Как приходила домой, так сразу к стенке лицом поворачивалась. И сколько бы я ни плакала вечером, ночью, утром – мне не становилось легче. И в 44 г. я не праздновала, и никакие письма меня не могли обрадовать, потому что тут я вдруг расклеилась и 4 дня папа с мамой пичкали меня аспирином с пирамидоном.
Сегодня я уже брожу вроде дохлой мухи, правда получила еще 29-го твое второе письмо от 11-VIII. Первое письмо дошло быстрее, но видно не совсем так, как ты ожидал, т. к. ни из факта получения тех писем, ни из твоего последнего письма мне не ясно остался ли Глеб по-прежнему с тобой или вы расстались по взаимному удовольствия? Кстати, если он учился в Вузовском, то, по годам судя, он мог бы знать Таню. Фраза осталась брошенной, кажется, до устного окончания, ибо, если о меде не пишется, то о сплошном дегте и подавно. А о днях рождения могу докончить. В 45 году провела этот день на Курском вокзале в ожидании отправления добавочного поезда на Тбилиси. Тащился наш «Веселый » до Грозного шесть суток и привез меня всю в синяках (от нар пульмановского вагона). Багаж у меня был сугубо не мягкий – тети Надин фарфор, который каким-то чудом не перебился. Тетя Надя работает зам. в ТЮЗе , а муж ее композитором и дирижером в драматическом театре. Через пару дней я подвернула ногу. Там я правда почти не лежала, зато по приезде домой бюллетень получила. Теперь я больше не смеюсь над людьми, у которых на ровном месте ноги подворачиваются. Обратно я ехала нормальными поездами, но не через Ростов, а с пересадкой в Астрахани – там новую дорогу во время защиты Сталинграда выстроили для подвозки нефти и прочего. В этом году мне Ирина с Шурой не дадут не праздновать, и потом мы все-таки немного вместе. Помнишь, Леви, как мужику тесно было в избе и ему посоветовали ввести туда еще теленка, козу и корову, а потом вывести, и ему стало хорошо и свободно. Так и со мной. Коровы, во всяком случае, в избе уже нет.
О работе, Леви, непременно напиши. Потому что программой максимум должен быть пересмотр дела, а программой минимум – работа по специальности. И то и другое вполне возможно.
Может быть тебе кое-что виднее как поступать и что делать, но я думаю, что одна голова хорошо, а две лучше. И может быть (в особенности в части минимума) многого легче добиться здесь, но для этого надо знать, а не гадать, чтобы не ломиться может быть в открытые двери. Кроме того такой минимум кратчайшим путем ведет к максимуму. Не знаю известно ли тебе, что Туполев и Рамзин – сталинские лауреаты ? И есть еще очень много примеров не известных, имен не столь крупных. Но об этом в другой раз, когда мне самой станет яснее реальность возможностей и путей.
Выходила к Нату. Он сейчас в Долгопрудной . Валя с сыном с ним просто на даче. Аня просила обязательно тебе привет передать. Она сейчас работает в библиотеке (в Старосадском пер .), где я с Ириной за компанию много часов провела занимаючись [нрзб] и М.Г.Ушными науками. В. Ко. сейчас тоже нет в городе. Ну вот, Леви, и бумага кончается и я устала.
Послала тебе 26-го две бандероли – одну с газетами (от О. Б.) и бумагой, другую с Толстым и Пушкиным. Книжки перед посылкой буду прочитывать. Папа накупил всякой иностранной мелочи. Я пока лежала всю немецкую прочла (сказки Гофмана я люблю, Лессинга я читала в Ун-те в кружке с Ляховым, Люкой, Фридманом, Ханой, Марком и Гайке ). Шекспира так пересказывать это профанация святого искусства. Если я Шекспира и вспоминала, то «Ромео и Джульетту»: «Кто имя супруга моего погладить, когда жена недавняя его ругает?» и еще и «Все хорошо, зачем же плакать мне?» С французскими книжками без Иришки поди не справиться, так что подожди. Хоть вышеупомянутая особа и восторгается моими талантами, не занимаясь, продвигаться вперед, но все-таки я вовсе не сильна. Заниматься мы все собираемся, да что-то плохо получается.
