Всё о культуре исторической памяти в России и за рубежом

Человек в истории.
Россия — ХХ век

«Историческое сознание и гражданская ответственность — это две стороны одной медали, имя которой – гражданское самосознание, охватывающее прошлое и настоящее, связывающее их в единое целое». Арсений Рогинский
Поделиться цитатой
11 апреля 2012

Игорь Долуцкий: «Научить ребёнка сопротивляться»

Игорь Долуцкий. Источник: grani.ru

Редакция urokiistorii встретилась с Игорем Ивановичем Долуцким – известным учителем истории из Москвы, автором знаменитого «учебника Долуцкого» по истории России ХХ в. Разговор коснулся вызовов, с которыми сталкиваются учителя сегодня, задач исторического образования и видения идеальной школы будущего.

– Ваши оппоненты упрекали Вас и Ваш учебник в отсутствии патриотизма – ведь предмет «история отечества» в школе и даже вузах часто рассматривается как решающий идеологические задачи, прежде всего. На Ваш взгляд, чему учит история? Неужели она не должна прививать любовь к родине?

– Если кто-то и ставит задачу воспитывать патриотизм на уроках истории – это его право. Мне же кажется, мы должны, занимаясь историей, учить детей истине. Во-первых, в том виде, в каком каждый учитель это себе представляет, а с другой стороны – поскольку никто из нас не претендует на конечное знание – то лучше ставить чисто прикладную задачу: как ребёнок вместе с учителем приходит к тому, что может называться истиной. Даже не важно, совпадает ли это искомое с представлениями других людей или не совпадает. То есть на совсем практическом уровне – надо научить ребёнка удивляться, ставить вопросы и искать с помощью разных, в том числе и из учебника, разных дополнительных источников – и учителя тоже, который также является дополнительным источником – ответы на эти вопросы. А будет ли там патриотизм – это дело прикладное. Не это вообще главное, не это цель.

– Ну а что тогда история даёт для формирования общей идентичности? Я разделяю ваши убеждения, но с другой стороны, понимаю где-то в глубине души, чем движимы те люди, которые пытаются прививать патриотизм на уроках истории – нужно найти то, что всех нас объединяет…

– В конституции сказано, что не должно быть никакой государственной идеологии. Этот поиск свободный, открытый. На нас враги не напали, нам сплачиваться не от кого – чисто механической необходимости нет. Значит, в школе мы решаем конкретные вопросы. Вот чему мы должны учить – иметь в голове отдалённую абсолютную цель – мы должны в каждом конкретном историческом периоде научить ребёнка сопротивляться. Сопротивляться государственной машине. Почему? Потому что в нашем государстве и во главе государства – в 20 веке – стоят преступные режимы и просто преступники вроде Сталина. А мы ещё обсуждаем, Сталин – великий исторический деятель или он преступник. Поэтому примитивно любовь к родине будет понята как любовь к системе или любовь… к берёзкам.

– То, о чём вы сейчас говорите – это по сути партизанское повстанческое преподавание истории. Потому что вы исходите из того, что надо сопротивляться государственному насилию. Получается по сути, что преподаватель, который учит как вы предлагаете, находится в партизанской оппозиции государству. А поскольку большинство школ государственные, это создаёт какую-то довольно сложную ситуацию.

– Сложности нет. Что значит патриотизм? Я вроде бы собираюсь сознательно воспринимать историю этой страны, то есть моя задача – всё изложить, по меньшей мере, не искажая эту историю. Но в какой учебник ни глянь – везде вот это искажение, начиная с первых строчек в любом практически учебнике. Вот учебник с благодарственной надписью Путина (учебник Загладина). Вот как здесь начинается война:

«22 июня войска Германии и её союзников – Венгрии, Италии, Румынии вверглись на территорию Советского Союза и перешли в наступление на фронте от Северного ледовитого океана до Чёрного моря».

Половина – чистой воды фальсификация. Никто из этих союзиков не вторгался и тем более никуда не переходил. И дальше любитель отечества начинает в меру сил искажать историю. У него есть задача – и эта задача совершенно не учебная, а у меня – учебная задача.

– А как соотносится ваша конкретная учебная задача с подготовкой школьников к ЕГЭ? И насколько идеологичен сам единый экзамен?

ЕГЭ – сложная отдельная задача, и нормальный учебник пишется не для ЕГЭ, а для того, чтобы по нему можно было работать в школе. ЕГЭ – это прикладное. Когда издавалась моя книжка, издательство сделало замер, что-то проверяло, искали компромисса с министерством, и оказалось, что всё в программу очень хорошо ложится. Есть, условно говоря, прикладная часть – факты и прочее, и здесь нет никакого зазора с ЕГЭ. А есть задания на умения, анализ документов – зазора тоже нет, потому что мы также этим занимаемся. ЕГЭ существует вне понятия патриотизма.

– Единорос Владимир Мединский в сентябре 2011 высказался в том духе, что «очень опасно создавать плюрализм в голове у школьника», а следовательно, надо стремиться к созданию одного – максимум двух учебников.

– Но это же глупость. Что значит «плюрализм» – это что, ребёнок все четыре учебника читает? Вовсе нет, у него есть конкретный учитель, конкретный взгляд. Плюс родители есть. Поэтому никакого разноса в голове у ребёнка нет. Если я собираюсь обучать при помощи развивающей методики, я возьму хоть по древней истории книги, которые мне помогут в работе. И дети ведь могут со мной не соглашаться, это их право. Но тогда они пусть доказывают свою позицию. Ну считают они, что Гитлер – великий человек, так пусть они это доказывают.

– Вы затронули историю утверждения своего учебника в министерстве образования. Можете ли подробнее рассказать, каково это – написать и издать учебник: какие этапы для этого нужно пройти автору, и вообще – возможно ли в современных условиях появление учебника, похожего на учебник Долуцкого?

– Хороший, настоящий учебник должен написать хороший учитель, человек, который работает в школе. Это ему надо. Учитель работает с детьми и, грубо говоря, всё равно «пишет» свой учебник к каждому уроку. То есть это возникает из потребности практической работы. Кроме того, есть какая-то ограничивающая всех методика – у каждого свой подход. У кого-то развивающая педагогика, у кого-то авторитарный метод.

– Но человек редко берётся писать толстую книгу, не зная заранее, что у неё есть шанс на публикацию. То есть речь идёт не о какой-то заранее предварительной редактуре и согласовании позиций, а просто – взяться за труд, зная, что он выйдет в таком вот виде, а не останется в качестве рукописи…

– Но я писал учебник во второй половине 1980-х, не думая о том, что он выйдет. Когда текст попал в издательство «Просвещение», там сказали: это всё замечательно, только издавать не будем, нас тут всех повесят – примерно так. У меня был текст, и я по нему работал. Потом рукопись решила издать «Мнемозина», но я специально ни с кем не договаривался, я их честно предупредил, что могут быть проблемы. И проблемы потом начались. Вот например, у меня целая глава в учебнике о русской православной цивилизации. Как складывается империя, цитаты из «Хаджи-Мурата», а издатель приходит к замминистра, а тот говорит: ну посмотрите, здесь русские – свиньи, это нужно убрать; а это зачем, и это? И они сидят вдвоём – я на тот момент уже всё подписал, все листы мы считали, – вот они там решили, и всё, главы нет. Или были другие компромиссы: вот в битву за Москву что-то нужно вставить. Есть большой кусок о том, что не 28 панфиловцев решили историю, что всё было совсем не так – и они с очередным замом решают, как с этим быть.

– Есть ли какой-то круг вопросов, который должен быть обязательно затронут в учебнике?

– Да, есть стандарт. Но есть война – сколько ей отводить, 17 часов или 4 часа? Сколько хочешь, столько и сделаешь. Вопрос только, как учитель будет компоновать материал.

– Есть вопрос о статусе учителя. Вы явно выступаете за автономию, самостоятельность учителя. Но с другой стороны, ведь он может оказаться фашистом, сталинистом и т. д. Как тут быть – с одной стороны, учитель должен быть свободным, чтобы иметь возможность для импровизации и для личного творчества, с другой – хочется пресечь взгляды и позиции, которых не должно быть в школе.

– Пропаганда фашизма у нас официально запрещена, это отпадает. Всё остальное – ну да, это реальность. Я работаю в школе с 1979 года и многое видел. Если, условно говоря, раньше я думал, что Сталин убил Кирова, то я так и рассказывал, по тем источникам, которые я тогда достал. Сейчас я думаю по-другому, что Сталин тут не при чём. Но никто меня не ограничивал, да это издержки, но без них нельзя. 

– То есть вы считаете, что общество такое, какое оно есть; существует определённый набор позиций, и они имеют право быть представленными, а там уж одержит верх тот, кто сильнее, убедительнее и т. д.? Урок истории в школе – это место для столкновения разных политических точек зрения?

– Несомненно. Я понимаю, что это чистая утопия, но школа должна перестать быть чисто государственным институтом, она одновременно должна быть частью гражданского общества. А гражданское общество не всегда же совпадает с государством. Отсюда – другая форма школы, частная школа, например, позволяет это делать, а в общеобразовательной школе это гораздо сложнее. В идеальной школе большую роль должны играть попечительские советы, родители уделять вопросам образования больше внимания… Понятно, что это наступит не скоро. Но задача учителя истории – гуманитарная. Вот моя задача – противостоять этому государству. Кто хочет присоединиться – пожалуйста, кто нет – никак на то повлиять не могу.

– А представьте, что государство вдруг станет либеральным, правовым, каким угодно прекрасным, а где-то в «красном поясе» или на Кубани будут свои местные попечительские советы, которые будут следить за тем, чтобы в школе рассказывали о том, что Россию погубили евреи и т. п…

– Ну и что, это неизбежно. Одно дело – борьба на рынке учебников, где присутствуют и те, и эти, и учитель / завуч / директор выбирает, по какому будем заниматься. Иначе это будет тоталитарная система. Какая разница – Бухарин плохой или Бухарин хороший? По большому счёту, для ребёнка всё равно. Проблема в том, что вырастает их пути Бухарина и что вырастает из пути Сталина. Что вырастает из пути Сталина, мы знаем, а что из пути Бухарина – этого я не видел, и значит, можно думать, анализировать, рассуждать.

– Есть ли у Вас любимая тема, период, этап?

– Я не так расскажу. Вот я рассказываю о трёх футболах. Первый футбол – это 39 год, там «Спартак» заставили переиграть кубок – они выиграли полуфинал у Тбилисского «Динамо», и затем выиграли финал. Но потом наверху приняли решение снова сыграть полуфинал, потому что тбилисское «Динамо» – команда Берии. И вот спартаковцы – играют и выигрывают. Ещё один футбол – «матч смерти» в Киеве в 42 году. Потом третий футбол – Олимпийские игры, наши играют с югославами – проигрывали 5:1, сравняли 5:5 и проиграли вторую переигровку. И на примере этих матчей мы смотрим, как в разных ситуациях ведёт себя человек, как оказывается можно в разных ситуациях сохранять человеческое достоинство. Вот замечательный человек Камо, Че Гевара – тоже симпатичный человек – ничего для себя, всё для революции. А каков результат этой деятельности и что дальше получается? Чего ждать от таких бескорыстных людей, когда они попадают в соответствующие ситуации? Вот так и идём из темы в тему.

– Предлагаете ли Вы школьникам на уроке пережить какие-то ситуации на себе и принимать решения?

– Конечно, об этом мой учебник. Вначале во введении я оговариваюсь, что никто не знает истории – ни учителя, ни учёные, ни дети, и давайте вместе искать ответы на вопросы. А в наших учебниках можно найти любой ответ на все сложные вопросы. То есть мы ищем, а подавляющее большинство уже нашло. То, что происходит на уроке, зависит ведь и от ситуации: вот они пришли после математики, и сил у них нет, голова болит, у всех давление. У хорошего учителя всегда есть два-три варианта, как простроить урок, а на самом деле ты должен быть готов к любому повороту. Ты пришёл, а у тебя к химии готовятся, а ты картинки собирался развешивать… Поэтому в принципе из любой ситуации можно вынести интересный урок.

– В одном из Ваших интервью Вы сказали о том, что история должна быть страстной. И особенность Вашего учебника – это эмоциональность и яркая художественная образность. Вопрос о соотношении в работе учителя науки и искусства, аналитики и эмпатии. Как Вы сами для себя определились?

– Но мы ведь здесь не преподаём историю как науку. Это не задача школы. Мы учим поиску на примере истории. В любом случае, если мы преподаём детям – впрочем, кому угодно, хоть рабочим – всё равно должен задействоваться дополнительный, эмоциональный канал. Чем больше средств я использую, тем эффективнее работа.

Беседовали Дмитрий Ермольцев, Наталья Колягина

 

По теме:

  • Школьные учебники истории: сравнительный анализ. Часть 1 и Часть 2.
11 апреля 2012
Игорь Долуцкий: «Научить ребёнка сопротивляться»

Похожие материалы

14 мая 2016
14 мая 2016
Действительно ли советская эпоха, если рассматривать ее с исторической точки зрения, может быть обозначена восторженным восклицательным знаком? И так ли уж замечательна была жизнь в этой лучшей стране мира, каковой долгое время считали ее многие граждане?
26 июля 2010
26 июля 2010
Сетевой межрегиональный междисциплинарный проект «Учитель на войне» проводится на сайте образовательных сообществ «Открытый класс»
22 декабря 2015
22 декабря 2015
В нашем конкурсе методических пособий приняли участие множество учителей со всей России. Мы продолжаем публиковать конспекты избранных методичек, и в этот раз предлагаем вашему вниманию блестящую работу Елены Крумкиной, учителя истории и обществознания из Уссурийска.
14 мая 2016
14 мая 2016
Мы постарались рассмотреть судьбы наших героев, прочитали и распечатали дневники Владислава Тхоржевского, проследили по карте географию мест его жительства, изучили материалы о власовской армии, о тех лагерях и городах, по которым скитался автор – герой повести.

Последние материалы