Всё о культуре исторической памяти в России и за рубежом

Человек в истории.
Россия — ХХ век

«Историческое сознание и гражданская ответственность — это две стороны одной медали, имя которой – гражданское самосознание, охватывающее прошлое и настоящее, связывающее их в единое целое». Арсений Рогинский
Поделиться цитатой
24 января 2011

Память будущего / лекция в Политехническом музее

Источник изображения: theoryandpractice.ru

5-я дискуссия из серии «Настоящее будущего» пройдет 27 января в 19.00. Лекторы – историк литературы и культуры, специалист в области культурной антропологии Алейда Ассманн (Германия) и профессор, доктор философских наук, историк Николай Копосов (Россия) – обсудят механизмы и проблемы культурной памяти; каким образом память о таких событиях, как холокост, войны или терракты, будет сохраняться для будущих поколений и после ухода непосредственных свидетелей. Организаторы проекта – немецкий культурный центр Гете в Москве и журнал НЛО

В рамках серии дискуссий «Настоящее будущего», организуемой Немецким культурным центром им. Гете в Москве совместно с «Новым литературным обозрением» в Лектории Политехнического музея, Алейда Ассманн будет говорить с российским историком и философом профессором Николаем Копосовым о том, какие формы и модели воспоминания и исторической памяти ожидают нас в будущем. Ведет дискуссию писатель и эссеист Кирилл Кобрин.

  • Что станет с воспоминаниями о событиях, когда больше не останется их непосредственных свидетелей?
  • Что сохранит память, охватывающая несколько поколений?
  • Что останется в истории?
  • И, наконец, какую роль в создании новейшей истории будут играть такие объективные факторы, как технический прогресс или изменение политического устройства (глобализация, образование новых государств)?

Проф. Алейда Ассманн, во всем мире признанный специалист в области культурной антропологии и литературовед, профессор в университетах в Констанце и в Принстоне, занимается механизмами культурной памяти. Будущее памяти, по ее мнению, зависит от способности к ее постоянному обновлению. Если этим пренебречь, возникает опасность внутренних конфликтов:

«Кто отрицает культурное формирование воспоминания, должен считаться с тем, что прошлое может настигнуть в форме неконтролируемых рецидивов, поскольку призрак травматического прошлого начинает бродить, если его забыть».

Алейда Ассманн изучала англистику и египтологию в Гейдельбергском университете и в университете в Тюбингене. В 1993 она была призвана на кафедру английского языка и общего литературоведения в университет в Констанце. Кроме того, была приглашенным профессором в Принстонском (2000), Йельском (2001, 2003, 2005), Венском (2005) и Чикагском (2007) университетах. В 2009 году она получила награду им. Макса Планка за исследования в области «История и память». Научные интересы: Письмо и память; историческая антропология средств коммуникации; теория культурной памяти, травма. Избранные публикации: Die Legitimität der Fiktion / Легитимность фикции (1980), Erinnerungsräume / Пространства воспоминаний (1999, 2009), Der lange Schatten der Vergangenheit. Erinnerungskultur und Geschichtspolitik / Длинная тень прошлого. Культура воспоминания историческая политика (2006), Einführung in die Kulturwissenschaft. Grundbegriffe, Themen, Fragestellungen / Введение в культурологию. Основные понятия, темы, вопросы (2006, 2008), Geschichte im Gedächtnis: Von der individuellen Erfahrung zur öffentlichen Inszenierung / История в памяти. От личного опыта к публичной постановке (2007).

Николай Копосов, доктор философских наук, кандидат исторических наук, профессор, специалист по истории Франции, интеллектуальной истории и историографии в Смольном институте свободных наук и искусств, приглашенный профессор Высшей школы социальных исследований в Париже (Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales) (1993-1995), стипендиат Коллегиума Будапешта (1997-1998). Автор монографий: «Высшая бюрократия во Франции XVIII века» (1990); «Как думают историки» (2001); «Хватит убивать кошек! Критика социальных наук» (2004), статей в журнале «Анналы: Экономики. Общества. Цивилизации» и других публикаций.

В преддверии выступления  в Политехническом, А. Ассман дала небольшое интервью корреспонденту Gazeta.ru Антону Костылеву:

«Память стала передним краем в политической игре»

– Госпожа Ассман, не могли бы вы коротко рассказать, о чем вы планируете говорить на дискуссии в Политехническом музее?

– Люди обычно считают, что память – это прошлое, но это не совсем так. Я хочу показать, что есть целый ряд стран в современном мире, которые используют память как мощнейшее средство для создания лучшего будущего.

– Россия сегодня остается настоящим полем битвы в смысле исторической памяти: в обществе нет настоящего согласия буквально по всем ключевым моментам истории ХХ века. Люди до сих пор спорят о роли Сталина, о Второй мировой войне, о распаде СССР. Как Германии удалось выработать консенсус относительно своего прошлого?

– Это верно и для Европы: она остается полем битвы несовместимых, противоречащих друг другу подходов к исторической памяти. Я бы не стала переоценивать консенсус, к которому пришла Германия: ни одно общество не говорит единым голосом, полным уважения к своему прошлому. На политическом уровне тем не менее достигнуто согласие по поводу понимания ужасной природы и чудовищных масштабов нацистских преступлений и нашей ответственности за них. Германия достигла этого консенсуса благодаря внешнему давлению и изменению национального самосознания, очень медленного и постепенного перехода от военного поколения к послевоенному.

– Ваше детство пришлось на крайне тяжелые для Германии послевоенные годы, начало научной карьеры – на политические потрясения ФРГ 70-х, вы были свидетелем падения Берлинской стены и строительства объединенной Европы. Что дал вам как ученому-антропологу этот громадный личный исторический опыт?

– Надо сказать, что мое поколение – поколение рожденных после войны – можно назвать исключительно счастливым. Я выросла в очень спокойном мире, террористический всплеск 1970-х был только временным явлением. Падение стены стало для всех нас невообразимым событием, вызвавшим всеобщую эйфорию, а объединение Восточной и Западной Европы стало подарком после паранойи «холодной войны». Так сбылась европейская мечта: смертельные враги стали добрыми соседями и партнерами.

– В мемуарах Альберта Шпеера, архитектора Гитлера, есть поразительный фрагмент, где Шпеер рассуждает о концепции «руинирования строений»: как и из каких материалов нужно строить, чтобы через тысячу лет развалины рейха выглядели не хуже Парфенона. Власть всегда понимала, что тот, кто владеет прошлым, владеет будущим (известный афоризм Джорджа Оруэлла). Насколько коллективная историческая память поддается сознательной деформации и подлогу?

– Третий рейх, в соответствии со своей мегаломанией, планировал историю на много лет вперед, но просуществовал всего 12 лет. Он оставил Германию в руинах, совсем не похожих на Парфенон! В одном Оруэлл ошибался: прошлое никогда нельзя контролировать полностью (и уж тем более подвергать репрессиям). Тем не менее всегда что-то остается – остатки, следы, обрывки улик, помогающие выстроить альтернативную историю и ложную память.

– Можно ли сказать, что с уходом живых свидетелей история неизбежно превращается в миф, точнее в набор мифов, и эти мифы непременно являются отражением идеологии тех или иных социальных групп?

– Когда уходят очевидцы, мы остаемся лишены воплощенной памяти прошлого и остается полагаться на опосредованные исторические свидетельства, такие как книги и фильмы, (вос)производящие популярные мифы. Нам остаются исторические места, памятники, документы: эти «материальные свидетельства» сами по себе ничего нам не расскажут. Мы должны собирать и защищать их: лишь когда в нашем распоряжении окажется приличное количество источников, мы сможем подтвердить или опровергнуть существующие мифы.

– Как работает коллективная память? Применимы ли в ее исследованиях методы из арсенала психологии личности?

– Есть огромная разница между личной памятью и памятью нации или даже небольшого народа. Другое дело, что память всегда связана с идентичностью (индивидуальной или коллективной), а она, в свою очередь, с эмоциями. Психологические механизмы (гордость и слава, вина и стыд) примерно одинаково работают и на индивидуальном, и на коллективном уровне. Ну и потом любая память избирательна – одни выбирают позитивные моменты, другие в той же истории предпочитают стыдные и негативные эпизоды.

– Есть ли для коллективной культурной памяти что-то похожее на пирожное «мадлен» Марселя Пруста – обстоятельства или объекты, работающие как триггер, запускающий выход этой памяти на поверхность?

– Непроизвольная память, по Прусту, «спит» в теле и запускается случайным триггером. Пока коллективная память не является организмом и основывается на институциях и медиа, она не сможет работать по пути, описанному Прустом. Впрочем, я могу привести своего рода аналогию этого процесса – предмет или документ, случайно обнаруженный в архиве или на археологических раскопках. Предмет, невероятно важный и меняющий восприятие народом своего прошлого. Историк Аби Варбург очень подробно занимался такими непроизвольными «прорывами» в культурной памяти.

– То, что глобализация разрушает культурную память, это уже банальность. Но что приходит ей на смену? Что заполняет опустевшее место?

– Мне не кажется, что глобализация разрушает культурную память, но она действительно самым драматичным образом изменила нас. Культурная память перестала быть личным делом каждого народа. Межнациональный культурный обмен привел к культурным дебатам: то, что забыла одна страна, могут ясно помнить ее соседи. В то же время требования к памяти стали куда менее жесткими. За последние 20 лет борьба за права человека во многом изменила колониальную память.

– Каковы сегодня передовые задачи культурной антропологии? Какое место среди них занимают проблемы памяти?

– Память в последние годы стала центральной темой в современной антропологии. Это случилось по двум причинам. Первая – неврология сильно продвинула наши познания, объяснила биологическую структуру памяти. Вторая причина в том, что память стала передним краем в политической игре. Мнемополитика и культурная память – новые понятия, открывшие новые горизонты во всем, что касается роли памяти в построении коллективной идентификации. Проще говоря, память меняет восприятие личного прошлого, и это становится основой концепции будущих действий.

Контакты: Москва, Лекторий Политехнического музея, Большая аудитория, Новая площадь 3/4, Подъезд №9
Метро: Китай-город, Лубянка
Язык: русский и немецкий
с синхронным переводом
Вход свободный
Tel. +7 495 9362457-60
wostrezowa@moskau.goethe.org

Дополнительные материалы:

 

24 января 2011
Память будущего / лекция в Политехническом музее

Похожие материалы

13 марта 2012
13 марта 2012
На русском языке вышел роман Джонатана Литтелла «Благоволительницы»: его действие происходит в Германии и Восточной Европе времен Второй мировой войны, а главным действующим лицом является нацистский ревизор.
11 мая 2010
11 мая 2010
Что знают немцы о войне и как вспоминают о ней
21 ноября 2013
21 ноября 2013
4 марта не стало Юргена Царуски. Он был одним из лучших знатоков Второй мировой войны и большим другом Международного Мемориала и Уроков истории. Публикуем стенограмму его выступления на конференции в Мемориале.
30 октября 2015
30 октября 2015
О картографировании сталинских репрессий в Москве рассказывает куратор проекта «Топография террора» Александра Поливанова.

Последние материалы