Владимир Невежин. Варшавское восстание 1944 года в современной российской историографии: источники и интерпретации
Владимир Александрович Невежин – д. и. н, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, член редколлегии журнала «Отечественная история».
Я хотел бы поблагодарить всех организаторов этого форума за приглашение, за возможность высказать свои суждения по очень важной теме.
К сожалению, я не смог услышать доклад нашего коллеги Мариуша Волоса, но в программе зафиксировано его намерение рассказать о Варшавском восстании 1944 года с точки зрения исторической памяти поляков. Если мы ведем речь об исторической памяти, то под ней подразумевается устойчивое комплексное представление о событиях прошлого. И замечательно, что здесь собрались люди, причастные к формированию исторической памяти россиян, а именно учителя, преподаватели истории, представители исторической науки, потому что комплексные усилия исследователей, преподавателей вносят самый весомый вклад в формирование исторической памяти.
Конечно, есть и другие аспекты, другие возможности и формы формирования этой памяти, а именно художественная литература, кинематограф, театр, телевидение, интернет наконец. Но мне кажется, что усилия образовательной сферы наиболее важны при формировании исторической памяти.
Конечно, если мы говорим о таком событии, которое важно, прежде всего для поляков, а именно восстание в Варшаве в 1944 году, то сразу следует отметить, что в нашей исторической памяти это событие отразилось в меньшей степени, поскольку для современных россиян и для советских людей главными событиями второй мировой войны были события ВОВ: сражения под Москвой, под Сталинградом, Курская битва и тд. Это были главные события. А Варшавское восстание представлялось, если вообще представлялось, очень отрывочно, очень дискретно. Здесь были свои идеологические причины, о которых мы не будем говорить. В условиях социалистической Польши этот сюжет как-то ушел на второй план, и писали о нем польские авторы, которые были в эмиграции и те, которые писали неподцензурно.
Прежде всего я хотел бы сказать, что благодаря введению в оборот новых архивных материалов, которые были на секретном хранении, создалась определенная источниковая база для того, чтобы исследователи могли серьезно рассматривать различные аспекты, проблемы и вопросы, связанные с восстанием в Варшаве. Уже в 90-е годы началась работа по введению в оборот этих материалов. Они включают в себя не только документы из Центрального архива министерства обороны, но и архивы внешней политики, а также из так называемого «президентского» архива. Это самые важные, самые значимые документы о политике Сталина, о его переговорах с польскими представителями, переписка с союзниками в период варшавского восстания. Нужно себе представить, что это восстание происходило на острие советско-германского противоборства в Восточной Европе. Красная армия в июле-августе 1944 года осуществила блестящую операцию по освобождению Белоруссии, так называемая операция «Багратион», не только перейдя границу Польши, но и выйдя к Варшаве. Создавалась большая перспектива для взятия Варшавы и для выхода на оперативный простор — до Берлина было уже недалеко. С другой стороны, здесь переплетается очень много различных политических амбиций, различных задач и целей, которые преследовала польская сторона. Вы знаете, что в 39 году Польша потерпела поражение в войне с Германией и с востока красная армия вошла на территорию западной Украины и западной Белоруссии, и эти земли вошли в состав СССР. Образовалось так называемое польское правительство в изгнании. Я не знаю, может быть это обидно для поляков, может быть лучше – польское правительство в эмиграции. Но оно находилось сначала в Париже, а потом, когда Франция подверглась нападению Германии, польское правительство пребывало в Лондоне. Его еще называют лондонским правительством. Оно опиралось на четыре основные партии, которые существовали в довоенной Польше, и к моменту варшавского восстания премьер-министром этого правительства был Станислав Миколайчик.
В самой Польше, на ее территории, оккупированной немцами, которая называлась генерал-губернаторство, то есть, собственно, это этническая Польша, западные воеводства Польши — там существовало так называемое подпольное государство. То есть структуры, которые осуществляли не только какие-то функции управления, но, главным образом, существовала такая мощная военная организация, как Народная Армия крайова. Она поначалу занималась диверсиями, саботажем, а в 1944 году стала ядром, вокруг которого объединились вооруженные формирования, участвовавшие в Варшавском восстании.
Вот здесь одна позиция – польское правительство в эмиграции, подпольное государство и Армия крайова. А с Востока Красная армия уже вышла на территорию Польши, занял город Хелм, потом Люблин, и там образовалось просоветское правительство, которое называлось «Польский комитет национального освобождения». Это образование использовалось Сталиным и советским руководством в качестве своеобразного плацдарма для будущего правительства, которое должно было быть в какой-то мере подвластно СССР, но, главное — выражать просоветские интересы. И Варшава превратилась в такой пункт многостороннего противоборства: с одной стороны военное противоборство между СССР и его союзниками и Германией, а с другой стороны – политического противоборства. Потому что в 1943 году в апреле месяце Советский союз прервал дипломатические отношения с признанным им же в июле 1941 года правительством в эмиграции, несмотря на то, что союзники это правительство поддерживали. Советский союз формально не был в каких-либо отношениях с польским правительством в Лондоне. В то же время, один из лидеров антигитлеровской коалиции и наш союзник Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании, попросил Сталина о том, чтобы он, несмотря на разногласия и непризнание польского правительства в изгнании, все-таки принял в Москве и провел переговоры с премьер-министром Польши Станиславом Миколайчиком. В конце июля 1944 года Миколайчик прибыл в Москву, и на следующий день после его прибытия началось, собственно, восстание в Варшаве. И Черчилль убеждал Сталина, что основная цель визита Миколайчика – это объединить всех поляков: расколотую элиту и политические силы – перед лицом будущего неизбежного освобождения Польши и освобождения Варшавы. То есть можно сказать, что Варшавское восстание 1944 года – это была битва не только за столицу Польши, но и за будущее Польши.
Источники, которые послужили основой для написания статей и монографий, обобщающих трудов – это большие сборники документов: «Русский архив. Великая Отечественная Война» — серийное издание, в котором есть том, посвященный отношениям СССР и Польши в 1944-45 гг; двухтомное издание «Восточная Европа в документах российских архивов 1944-1953 г.» — в 1-м томе как раз есть материалы о Варшавском восстании. В 1999 году вышла третья книга четырехтомного издания «Великая Отечественная Война. Военно-исторические очерки», там есть документальное приложение, в котором содержатся документы о Варшавском восстании. Еще можно назвать очень интересный сборник, вышедший в Новосибирске в 2001 году: «Из Варшавы. Москва, товарищу Берия» — документы НКВД о польском подполье с материалами о Варшавском восстании. Кроме того, назовем четвертый том четырехтомника «Мировые войны». Он посвящен документам Второй мировой войны, и там тоже есть документы о восстании. И, наконец, есть такое издание «Советско-американские отношения», 2004 год. В нем рассмотрен такой аспект, как Варшавское восстание в контексте межсоюзнических советско-американских отношений.
Наверное уже Мариуш Волос, постоянный представитель польской академии наук, говорил о том, что в 2007 году вышел фундаментальный сборник «Варшавское восстание в документах из архивов спецслужб», Варшава-Москва, 2007 год. Текст параллельно идет на русском и польском языке. 149 документов. В работе над книгой участвовали как российские представители спецслужб, так и представители польских соответствующих структур. Мне кажется, что до выхода в свет этого фундаментальнейшего издания просто было невозможно себе представить, что можно так отразить это драматическое событие в истории Польши. Составители сборника проявили принципиальность и предоставили те материалы, которые совершенно неоднозначно трактуют события августа-октября 1944 года, связанные с Варшавским восстанием. Эти 149 документов, которые вошли в сборник — подлинные свидетельства человеческой трагедии, которая развернулась в миллионном городе, где происходили упорные бои между восставшими и немецкими частями. Следует напомнить, что Варшава – это одна из крупнейших столиц Европы, в которой было очень много памятников культуры, заповедных мест, которые в результате восстания были снесены с лица земли. Мы говорим о том, что молох Второй мировой войны перемалывал миллионы, и многие люди сражались в рядах противоборствующих коалиций. Но были и те люди, которые поневоле оказались в центре вооруженной борьбы. Я имею в виду жителей Варшавы, которые погибали от обстрелов, от истребительных акций со стороны немцев, и эти безвинные люди сложили свои головы в эпицентре страшных драматических событий Варшавского восстания.
Если рассматривать сборник о варшавском восстании, то мы можем прийти к выводу, что для организаторов и непосредственных участников Варшавского восстания оно оказалось настоящей игрой со смертью. И трудно после прочтения такого основательного документального сборника отдавать какие-то политические или идеологические предпочтения, поскольку видно, какие страдания перенесли люди, оказавшиеся на улицах Варшавы, а затем скрывавшиеся в подземельях и канализационных коммуникациях от снарядов, пуль, гранат. Это очень впечатляющий сборник и он, по-моему, является на сегодняшний день одним из самых основательных комплексов исторических документов о Варшавском восстании. Я имею в виду, конечно, материалы, которые изданы на русском языке. За рубежом; в Польше, в Англии, в других странах — очень много таких документальных материалов, а в России это уникальное издание.
Я условно выбираю этот хронологический период — новейшая отечественная историография последнего десятилетия. 1999 – это пятьдесят пять лет с момента варшавского восстания, 2009 – шестьдесят пять лет. Здесь нельзя не указать на очень интересную книгу. Она вышла в 1999-м году в Санкт- Петербурге. Его автором является Валентин Михайлович Алексеев. К сожалению, он ушел из жизни за пять лет до выхода этой книги, и его источники, конечно, скудны по сравнению с тем, что сегодня может себе позволить использовать российский историк при описании Варшавского восстания. Но эта небольшая книга «Варшавское восстание. Борьба варшавян против гитлеровской оккупации» на сегодняшний день — одно из подробнейших в нашей историографии эмоциональных описаний событий, предшествующих восстанию, и тех событий, которые развивались на улицах Варшавы в 1944 году с 1 августа по 2 октября. Еще в середине 90-х годов историк Карпов уже выделил некоторые аспекты истории Варшавского восстания, которые, по его мнению, требовали более глубоко отдельного изучения и исследования. Среди них – вопрос о соотношении политических мотивов и требований, которые диктовались военной обстановкой, при принятии советским командованием решения о наступательных действиях под Варшавой в конце июля — начале августа 1944 года. И Карпов тогда выделил два подхода к данной проблеме. Он отмечал, что польские эмигрантские историки и те авторы, которые писали неподцензурные работы уже в социалистической Польше, высказывали две точки зрения. Согласно одной из них, советские войска могли уже в августе 1944 года освободить Варшаву. Однако политические моменты, которые были связаны с противоречиями в отношениях с польским эмигрантским правительством, о которых я говорил, побудили Сталина затормозить наступление на Варшаву. Именно это, по мнению сторонников данной точки зрения, обрекло тысячи повстанцев-варшавян и гражданских лиц на гибель, а саму Варшаву — на полное разрушение. Карпов высказал еще один тезис, который нашел отражение в исторической литературе. Это следующая точка зрения: войска Красной армии, которые вышли к Висле, были ослаблены напряженными наступательными действиями. Я уже говорил, что только что успешно прошла операция по освобождению Белоруссии, операция «Багратион» продолжалась до конца августа, и поэтому части Красной армии не смогла сразу форсировать такую серьезную водную преграду, как Висла, и освободить польскую столицу с ходу. Здесь следует напомнить печальные события 1920 года, когда Красная армия тоже подошла к Варшаве в августе, и тоже не смогла овладеть мостами и форсировать реку, и отступила. Карпов заключал, что все-таки нужно отдавать приоритет не тем решениям, которые принимались в военных штабах: в генеральном штабе Красной армии или в штабе Рокоссовского — а тем решениям, которые принимались в Кремле, и которые диктовались политическими соображениями. То есть, согласно Карпову, военные аспекты всех событий, связанных с Варшавским восстанием, отходят на второй план. Приоритет Карпов отдавал политическим событиям. В более позднее время, в конце 90-х – начале 2000 годов, были предприняты более или менее плодотворные попытки ответа на коренные вопросы, связанные с Варшавским восстанием, которые сформулировал Карпов.
Здесь нужно, прежде всего, назвать Альбину Федоровну Носкову – высококлассного специалиста, которая для меня является безусловным авторитетом. Она работает в институте славяноведения. У нее очень много работ и комментариев к сборникам документов и статей, она участвовала в ряде конференций. Я позволю себе сослаться на некоторые ее соображения, относящиеся к нашей теме. Носкова признавала, что Варшавское восстание было героической трагедией польского народа, и оно стало своеобразным апогеем усилий польской элиты повлиять на Сталина, и, в конечном счете, способствовать тому, чтобы он во второй раз признал эмигрантское правительство Польши, с которым разорвал отношения в апреле 1943 года. Одновременно эти события свидетельствовали о том, что эмигрантское правительство хотело как-то самостоятельно решать вопрос о будущем Польши. По мнению Носковой, правительство Польщи в эмиграции вряд ли могло рассматривать свои союзнические отношения с США и Великобритании в качестве инструмента эффективного давления на СССР. Летом 1944 года в политике эмигрантского правительства, как подчеркивает Носкова, обозначился акцент на так называемый внутренний фронт, а именно на польские вооруженные силы в лице Армии крайовой и на позицию большей части польского общества. Надо сказать, что в Лондоне правительство опиралось на четыре главные партии, а польский комитет национального освобождения опирался на польскую рабочую партию, то есть, пятую партию, противостоящую буржуазному лагерю. Эта сила была политической основой нового правительства Польши, созданного в городе Хелм в июле 1944 года.
Носкова писала, что польское правительство в эмиграции видело своеобразное препятствие своему контролю на территории оккупированной Польши в лице Сталина и, соответственно, оно видело, что если будет установлен контроль Сталина над этими территориями, то у них не будет никакой перспективы, и они не смогут участвовать активно в решении судьбы Польши. И апогеем всех этих попыток советизации Польши со стороны Сталина Носкова и считала восстание в Варшаве 1944 года.
Виктория Викторовна Василенко является автором специальной диссертации, которая была защищена в Томске в 2006 году — «Польское эмигрантское правительство и польско-британские отношения в годы второй мировой войны». Очень интересная работа, о которой я хотел бы более подробно рассказать, остановиться на каких-то наблюдениях, потому что у нее не польско-британские отношения, но и англо-советские отношения, советско-польские отношения освещены в контексте Варшавского восстания. Василенко писала, что Варшавское восстание явилось важнейшим событием, повлиявшим на постановку польского вопроса в межсоюзнических отношениях СССР, Великобритании и США на завершающем этапе войны. Она констатировала (но это было известно и ранее), что польское правительство в изгнании предоставило подполью на оккупированной территории Польши принять окончательное решение о начале восстания. То, что из Лондона был отдан приказ о начале восстания, польские подпольные власти рассматривали в целом ряде контекстов. Во-первых, командование Армией крайовой исходило из того, что части Красной армии в перспективе могли войти в Варшаву.Это как раз рассматривалось Лондоном как залог успеха будущего восстания. И это же диктовало необходимость установления собственной администрации в польской столице еще до того, как Красная армия войдет в Варшаву. В то же время Василенко правильно отмечала, что возможность негативного отношения СССР к повстанцам тоже принималась во внимание в Лондоне, но там предполагали, что британо-американское дипломатическое вмешательство принудит Сталина пойти на уступки. И основной целью восставших, по мнению Василенко, было недопущение установления просоветского режима в Польше. Во-вторых, если бы восстание было успешным, это бы усилило позицию премьера польского правительства в эмиграции Миколайчика, который как раз в конце июля прибыл в Москву.
Российская историография не оставляет без внимания и другие аспекты политических отношений в контексте Варшавского восстания и межсоюзнических отношений. Так, Нина Владимировна Васильева писала, что вряд ли командование Армии крайовой, которое решилось на начало восстания, могло рассчитывать на помощь Сталина, поскольку его считали в Лондоне врагом номер 2 после Гитлера. Дело в том, что после образования просоветского правительства в Хелме был заключен соответствующий договор между СССР и этим правительством, согласно которому любые войсковые объединения, особенно объединения Армии крайовой, на территории Польши рассматривались как враждебные. Их нужно было разоружать, и никакой речи о том, чтобы совместно Армия крайова и Красная армия могли выступать, в частности, в период Варшавского восстания, не было. На этот счет опубликованы соответствующие документы, здесь нет никаких заблуждений. Сталин рассматривал Армию крайову, как враждебное вооруженное формирование. С другой стороны, он как бы презрительно относился к этим формированиям, поскольку считал, что они плохо вооружены и не могут активно действовать. Польское эмигрантское правительство, как указывает Васильева, и Армия крайова готовили планы восстания втайне от советского руководства, что естественно. В Лондоне считали, что последует помощь во время восстания со стороны Великобритании, но эта помощь оказалась призрачной. И все равно, как подчеркивает Васильева, в Лондоне пошли на это восстание, и 1 августа восстание началось.
Виктория Викторовна Василенко давала собственную оценку очень важным переговорам, которые вел Миколайчик с Молотовым и Сталиным в Москве с конца июля и до середины августа 1944 года. Как отмечает Василенко, в этих переговорах сразу выявились различия в подходах. Миколайчик намеревался решить все проблемы будущего Польши исключительно советской стороной, а Москва хотела обусловить, урегулировать отношения с лондонским польским правительством так, чтобы между этим правительством и польским комитетом национального освобождения был достигнут консенсус путем переговоров. В это же время прибыли представители ПКНО, они пытались вести переговоры с Миколайчиком, но переговоры эти провалились и не достигли никаких результатов, то есть каждая из сторон осталась при своих интересах. Миколайчик даже был согласен, чтобы в его правительство вошли представители ПКНО, но он хотел лидировать в этом правительстве, и тем самым оставить приоритет за лондонской стороной, чего очень не хотел Сталин. Нина Владимировна Васильева охарактеризовала эти переговоры как своеобразный торг, в результате которого заложниками оказались варшавские повстанцы. По ее мнению не был использован шанс, который мог реально помочь восставшим.
Еще один аспект нашей проблемы – это вопрос о том, можно ли было советским войскам в 1944 году с ходу взять польскую столицу. И можно ли говорить о том, что Сталин преднамеренно остановил советское наступление, то есть, что существовал некий стоп-приказ о приостановлении наступления на Варшаву в 1944 году. Эти вопросы приобретают особую актуальность в связи с тем, что в историографии высказываются различные точки зрения российских авторов, и есть самые противоположные версии. Альбина Федоровна Носкова, которую я упоминал, выделила три основных направления как в изучении Варшавского восстания, так и в оценках причин его поражения. Одни историки считали решение о начале выступления правильным и возлагали ответственность за поражение в первую очередь на Сталина, а уже затем на западные державы. Лидеры союзных держав поставили Сталина перед дилеммой: либо он будет помогать повстанцам, либо лишится поддержки Запада в дальнейшей войне против нацистской Германии. Еще одна группа историков считала восстание в Варшаве ошибкой польской элиты. Правда, как подчеркивала Носкова, они не развивали своей позиции до того, чтобы констатировать ответственность польской элиты за начало Варшавского восстания. Получила распространение версия, согласно которой Сталин бросил варшавских повстанцев на произвол судьбы и приостановил наступление Первого белорусского фронта под командованием Рокоссовского на этом направлении. Эта точка зрения излагается в многочисленных статьях и в книге Бориса Вадимовича Соколова о Рокоссовском, которая вышла в этом году в серии «Жизнь замечательных людей». Точку зрения Соколова и западных авторов, которые говорили о сталинском стоп-приказе, оспаривает Михаил Иванович Мильтюхов, очень видный специалист по военной истории и автор нескольких статей, посвященных военному аспекту и тому, что реально происходило на советско-германском фронте в период Варшавского восстания. Мильтюхов подчеркивает, что в момент, когда советские войска вышли к польской границе, на советско-германском фронте создалось неустойчивое равновесие. И в результате активных действий германского командования Вермахт здесь достиг преимущества: немцы 31 июля 1944 года нанесли контрудар по второй танковой армии Первого белорусского фронта, которая вышла к предместьям Варшавы, к городу Праге. На эту армию обрушилась вся мощь пяти танковых и двух пехотных дивизий противника Нужно отметить, что после успешной операции, которая была проведена в Белоруссии, войска были измотаны, не имели боеприпасов, танки недостаточно были обеспечены горючим. Это был субъективный, но решающий фактор того, что Красная армия не могла активно действовать под Варшавой. Вообще, после операции «Багратион» не было запланировано никаких крупных наступательных операций Красной армии, и это также обусловливало заминку в продолжение наступления под Варшавой. В целом, Мильтюхов сделал вывод, что Красной армии с начала до середины августа было вовсе не до занятия польской столицы. А в дальнейшем ситуация вокруг варшавского восстания все больше смещается из военной сферы в политическую плоскость.
Конечно, у Москвы имелись собственные политические интересы, о которых уже упоминалось, но, как показали действия Красной армии в августе и в октябре 1944 года, в частности, факт овладения Прагой, речь не шла об оставлении восставших варшавян на произвол судьбы. Как считает Мильтюхов, именно руководители восстания стремились оправдать себя за плохо подготовленное выступление и стали пропагандировать политическую версию о сознательной остановке советских войск под Варшавой. Выводы, которые сделал Мильтюхов, мне кажутся более обоснованными, чем наблюдения Соколова. Хотя Соколов пытается свою точку зрения о сталинском приказе под Варшавой обосновать, нужно отметить, что выводы Мильтюхова в целом совпадают с теми аргументами, которые приводили другие российские авторы. Например, Альбина Федоровна Носкова высказала уверенность, что искомого документа о сознательной остановке Сталиным фронта под Варшавой просто не существует в природе. В то же время Носкова акцентировала внимание на том, что спустя десять минут после завершения переговоров между Сталиным и членами польской делегации во главе с Миколайчиком 9 августа 1944 года в Кремле, в кремлевский кабинет Сталина вошли первый заместитель начальника Генштаба Красной армии Антонов и начальник оперативного управления Генштаба Штыменко. Содержание двадцатиминутной беседы, которая состоялась между Сталиным, Антоновым и Штыменко неизвестно, но Носкова считала, что именно после этой беседы сталинская позиция по вопросу о помощи варшавским повстанцам изменилась. То есть, ситуация была настолько серьезной, что просто не было речи о каком-то активном действии Красной армии в этом направлении.
И все-таки остается насущный вопрос: можно ли было помочь восставшим? В попытке ответить на этот вопрос Альбина Федоровна Носкова писала, что, конечно, можно было положить под Варшавой десятки тысяч людей и осуществить неподготовленное сражение. Такое бывало в истории Второй мировой войны, и особенно мы помним все «мясорубки» начального периода Великой отечественной войны. Показательна здесь Ржевская операция и другие, в которых сотни тысяч бойцов и командиров Красной армии погибали бездарно, поскольку нужно было решить какую-то задачу, но операции не были подготовлены. Но Сталин в конкретном случае с Варшавой, убеждена Носкова, не хотел поступиться своими стратегическими интересами и выступить в качестве гаранта для той части польского общества, которая разделяла его концепцию послевоенной Польши, а именно концепцию создания сильного государства в восточной части Европы под эгидой СССР.
Нина Владимировна Васильева рассматривает ситуацию, создавшуюся под Варшавой, в той же плоскости, что и Мильтюхов, и Носкова. Васильева обратила внимание на то, что директива ставки Верховного главнокомандующего Сталина Первому белорусскому фронту Рокоссовскому, которая датирована 27 июля 1944 года, вообще не предусматривала освобождения Варшавы. В ней ставились частичные задачи взятия Бреста, Седльце и 5-8 августа овладения предмостными укреплениями, а именно – занятия Праги. А представленные Жуковым и Рокоссовским так называемые соображения о дальнейших действиях Первого белорусского фронта и наметки плана проведения варшавской операции (они датируются 8-м августа) при попытке их реализации просто натолкнулись на серьезные препятствия: была неожиданно сильна германская оборона на реке Нарев, и данный плацдарм удалось захватить лишь в начале сентября.
Нужно подчеркнуть, что все-таки 14 сентября 1944 года Красной армии удалось овладеть предместьем Варшавы, Прагой, а затем были предприняты неудачные безрезультатные попытки прийти на помощь восставшим силами Первой польской армии Берлинга — армии, которая формировалась на территории СССР и была подчинена ВКНО. Таким образом, как утверждают объективные российские историки, в августе и сентябре 1944 года не было никакой речи о том, что можно было какой-то план взятия Варшавы реализовать безотносительно того, что происходило внутри города. Немцы в этот период постоянно усиливали свою группировку и накапливали резервы с пяти до двенадцати дивизий. Нужно отметить, что параллельно с теми усилиями, которые несли за собой потери, были успешные действия далеко от Варшавы. А именно, Второй и Третий украинские фронта наступали на Балканском направлении. Ведь взятие нефтяных промыслов Румынии было очень важным стратегическим замыслом, и здесь нужно было решать более важную как с точки зрения Сталина, так и военного руководства задачу, чем овладение Варшавой.
Нужно сказать, что Сталин, и это зафиксировано в документах, рассматривал руководителей и инициаторов восстания как авантюристов. Он называл восстание (и говорил об этом Миколайчику) «ненадежным делом». И из этого следует, что в принципе он не мог оказать помощь, пойти на ненадежное дело, связь, сделку с авантюристами.
Еще один вопрос, который рассматривается в историографии, это вопрос о том, почему армия Берлинга, состоявшая на 90% из поляков, была вброшена на решение задачи помощи восставшим. Вопрос этот остается открытым. Например, Борис Соколов считает, что нужно было «подставить» Берлинга, чтобы потом заменить его другим командиром. Другие говорят, что все равно это было бессмысленным делом, поскольку восставшие уже практически потеряли возможность не только контролировать какие-то районы Варшавы, но страдали от голода и от того, что у них отсутствовали боеприпасы. Вопрос о том, в какой степени была эффективной помощь союзников, а именно авиации, тоже дискутируется, но мне кажется, он не столь важен, поскольку здесь проблема состояла в том, как это технически решалось. Если союзники пытались помогать продуктами, медикаментами и вооружением, сбрасывая их с большой высоты, то советская стратегия и тактика заключалась в том, чтобы, наоборот, помощь сбрасывалась с низкой высоты с использованием сигналов с земли. Причем известно, что Сталин рассматривал эту помощь как косвенную, что она осуществлялась исключительно для того, чтобы угодить союзникам по антигитлеровской коалиции, показать, что мы помогаем восставшим.
В целом, очень сложно воспринять и понять позицию каждого автора. Я думаю что поиски каких-то перспективных путей для рассмотрения такого драматического события, как Варшавское восстание, постоянно ведутся. И здесь уже говорил наш уважаемый коллега Мариуш Волос, что проведение совместных научных мероприятий, конференций, семинаров, подобных нынешнему, дает многое. Во время этих конференций осуществляется, например, с польской стороны очень важная миссия просвещения участников с русской стороны. Я как-то участвовал в одной из конференций в Варшаве, и нам показали музей Варшавского восстания. Это очень важно для понимания событий, и для того, чтобы осознать, насколько в исторической памяти поляков это глубоко сидит. Мне кажется, что люди, которые боролись в Варшаве, не принадлежали ни к каким политическим партиям. Там было очень много молодежи, детей, которые осуществляли почтовую связь. Нужно глубоко задуматься о том, что, с одной стороны, велика была ответственность тех, кто восстание начал. Огромный миллионный город, с большим количеством населения, и вдруг здесь разворачиваются боевые действия. А с другой стороны, если исходить из исследований современных российских авторов, можно высказать такую парадоксальную мысль, что судьба самого восстания была решена не сталинским стоп-приказом, а активными действиями Вермахта по обороне Варшавы. Вот этот аспект очень важен, и на него сейчас обращается очень много внимания.
Ведущая: Спасибо вам большое, Владимир Александрович. Целая гамма подходов, точек зрения, проблем – это на самом деле очень нужно и очень интересно. В том числе это показывает такую богатство нашей историографии, разнообразие подходов, борьбу мнений, которая есть единственное условие нормального развития науки. Как говорил наш замечательный режиссер Михаил Роом: «Единодушие бывает только на кладбище».
Невежин: Извините, еще такой гендерный подход. Я уже называл как минимум три фамилии женщин, которые активно изучали эту тему. Есть и мужчины. Но надо отдать должное нашим ученым-женщинам.
Вопрос, гимназия 1543, Москва: Выскажите, пожалуйста, ваше научное отношение к такой постановке вопроса: версия, которую представляют работы Михаила Мильтюхова и других наших историков о том, что остановка под Варшавой была вызвана исключительно стратегическими соображениями, на мой взгляд несколько подрывается тем, как проводилась через полгода после этого Берлинская операция. То есть когда было политическое решение, что Берлин надо взять немедленно, а не то союзники, не дай Бог, нас опередят, то, как мы знаем, это была чуть ли не самая кровопролитная операция второй части войны. В ситуации, когда Красная армия уже была за шаг до Победы, такой крови еще не было. Вот не есть ли это аргумент в пользу того, что когда у Сталина было четкое решение, то он по-прежнему не считался с мнением военных о том, подтянуты ли тылы и так далее. Тем более, что конец июля – начало августа 1944 года было время очень тревожное – союзники рванули во Франции к Парижу и с какими темпами они дальше будут наступать – непонятно. 20 июля не состоялось покушение на Гитлера, но оно показало, что в Германии есть силы, которые готовы его устранить и разговаривать с западниками, а не с советскими руководителями. И в этой ситуации, когда неизвестно, где будут армии союзников через два месяца, Сталин вдруг на несколько месяцев останавливает войска на главном направлении. Хотя потом, когда ему нужно будет, он будет лить кровь реками.
Невежин: Я не очень понимаю, вы все-таки к Соколову ближе или к Мильтюхову? Мы смотрим хронологически – 2-го октября 1944 года восставшие капитулировали. Вы посчитайте: до середины января Красная армия стоит там. Были другие задачи. Если рассматривать все это с точки зрения военных, без политических аспектов, хотя они превалировали, то решались важнейшие задачи на флангах. Началась Восточно-прусская операция и очень важны были, как говорил Черчилль, «мягкое подбрюшье Европы – Балканы». Тут и кроется, наверное, ответ, почему Сталин не отдавал приказ осуществлять здесь никаких активных действий. Вы знаете, рокировки эти, смены – это очень важно для военных. Я как-то выслушал точку зрения генерала Гореева, он — виднейший специалист, участник войны — он считает, что с военной точки зрения эта операция более объяснима, чем с политической. Я считаю, что и Соколов, и Мильтюхов предпринимают очень много усилий в отстаивании своей точки зрения, но Соколов более радикален. У него есть явные антисталинские претензии, он этого не скрывает. В этом смысле историку всегда должна импонировать объективная позиция.
Вопрос, Калиниград: Ваш коллега сказал, что многие архивы еще закрыты. Как вы думаете, какой класс архивов еще закрыт от историков, когда он будет открыт и есть ли там какие-то исторические «бомбы», которые приведут к сенсационным открытиям.
Невежин: У нас прорыв произошел уже в начале 90-х с открытием материалов. Есть такой президентский ведомственный архив, но даже туда пустили архивистов и историков, и это позволило выпустить несколько хороших изданий. На какую-то «бомбу» вряд ли стоит надеяться, и я вообще противник такого рода сенсационных заявлений на основании какого-то одного документа. Есть большая перспектива в изучении материалов архива Министерства обороны, и года два-три назад новый министр отдал приказ, и сейчас огромное количество архивных дел рассекречены, и некому работать. Есть еще такой аспект: когда на вас вывалится несколько миллионов папок, то пока это все освоишь… Я думаю, что очень важно сотрудничество между учеными России и Польши, России и Германии. Я знаю, что германские и польские историки в отношении Варшавского восстания находят общие точки соприкосновения и каждый, конечно, свои материалы предъявляет, когда он выступает. Я имею в виду те архивные материалы, которые он выявил. Может быть, есть смысл продолжить ту работу, которая была проведена спецслужбами и, может быть, еще какие-то сборники совместные с поляками издать. Но сейчас возникают материальные проблемы, чтобы подготовить издание, чтобы скопировать материал. Но историки всегда с оптимизмом смотрят в будущее, хотя пока таких прорывных огромных публикаций не готовится. Потому что институт военной истории прекратил существование, а у них было многотомное издание «Российский архив. Великая отечественная». Там можно было еще что-то сделать, там многое планировали. Надеемся, что что-то новое будет обнаружено в архивах.
Ведущая: Спасибо. Буквально один последний вопрос.
Вопрос, польское телевидение: Чисто гипотетический вопрос пану профессору: в предыдущей части был задан вопрос о том, что благодаря Варшавскому восстанию Сталин отказался от концепции создания в Польше еще одной республики Советского союза. Могло ли по вашему мнению Варшавское восстание повлиять на Сталина, на его решение, чтобы не создавать в Польше советскую республику?
Невежин: Я от вас первый раз слышу, что Сталин хотел сделать из Польши советскую республику. Всегда, начиная с первых переговоров, с Сикорского-Майского, потом после визита Сикорского в Москву в 1941 году и так далее до 1943 года, в межюридических отношениях речь шла о том, чтобы Польша возродилась как независимое государство, ни в коем случае не в составе СССР. Без территорий Западной Украины со Львовом вместе, конечно, которые отошли к СССР. Я первый раз слышу о том, что Сталин собирался создавать семнадцатую советскую республику. Может быть, я не очень понял вопрос.
Как на Сталина повлияло Варшавское восстание, я уже говорил – оно его раздражало. Его раздражали непокорные деятели и то, что ни по каким каналам не было сообщено в Москву о восстании. Для Сталина и Рокоссовского это восстание было неожиданностью, и это его раздражало. Но чтобы повлиять на его позицию — думаю, что нет . Но внутри таится такая мысль, что при всем сталинском коварстве и жестокости он, конечно, был заинтересован в том, чтобы повстанцы потерпели поражение. Но он думал, что это случится быстро. Вот это для него было неожиданностью.
Вопрос. Северодвинск: А к чему была вообще привязана дата восстания? Если за основу взять то, что Красная армия не могла наступать именно в это время, то почему нельзя было перенести сроки восстания на тот момент, когда Красная армия была бы уже готова поддержать восставших?
Невежин: Мы же уже говорили о том, что между Лондоном, Армией крайовой и Москвой не было никакой связи. Как могли мы действовать в кооперации с восставшими, если это было вопреки сталинским замыслам? Тут еще много аспектов. Была так называемая операция «Буря», согласно которой нужно было занимать освобожденные города вместе с Красной армией, но входить туда раньше нее. Известны случаи, когда и Вильнюс занимали и т.д. Но дело в том, что, по моему мнению, если уж говорить о дате восстания, то тут не дата восстания вызывает вопрос, а время – в 17-00. Непонятно, как можно было назначить какую-то внезапную акцию на 17-00. Логичнее было бы начать рано утром, чтобы внезапно в условиях рассвета застать противника врасплох. Вот это меня всегда удивляло – почему 17-00? И самое удачное было бы, конечно, конец июля, когда было покушение на Гитлера, а Красная армия подходила к Праге. У немцев паника. Вот если бы удалось тогда поднять восстание, это было бы более плодотворно и, может быть, по-другому бы события развивались.
Комментарий: У меня небольшое добавление относительно того, что начало восстания было в 17-00, потому что мы об этом не говорили, но в решении о начале варшавского восстание очень большое влияние имело и отношение самих повстанцев, молодых людей, которые стояли уже с оружием в руках у ворот зданий в Варшаве. Как их остановить? Что им сказать? Что мы 5 лет ждали восстания и сейчас его не будет? И этот фактор очень повлиял на то, что местное руководство решило начинать в 17-00 1 августа.
