Карина Юсупова. Где я соберу своих детей?
Где я соберу своих детей?
Карина Юсупова, Наурский район, ст. Мекенская, школа, 10-й класс
Осень. Дождь… Я сижу, укутавшись, на диване. В доме никого… Где-то раздался взрыв… Почему-то вспомнилась моя бабушка Азимат. Она жила у нас. Мы, ее внуки, любили с ней сидеть, слушать ее. Ее жизнь – это трудная повесть, вернее, история нашего народа, нашей Родины…
Ноябрь, 1999 год. Чечня.
Небольшое равнинное село в Сунженском районе. Жители попрятались в подвалы и погреба. Они в ужасе не знали, что делать, как быть. Снаряды, как дождь, падали на село. Они сотрясали все окрестности. В маленькой гаражной яме сидели дети из нескольких семей, взрослые притаились по углам гаража. Казалось, вот-вот рухнет крыша и погребет их всех.
Они не успели выехать раньше. Не верилось в эту бесчеловечность, и в очередной раз надеялись на гуманность сильных. А теперь перекрыли дорогу и поливают снарядами жителей, не успевших выехать за пределы Чечни.
Азимат сидела, укутавшись, в холодном углу гаража. «А разве кончалась эта война когда-нибудь?» – задавала она себе вопрос. «Они лишили меня отца за то, что он ходил молиться в мечеть. У меня был самый добрый и лучший отец на свете», – говорила она своим детям. Его арестовали в 1942 году прямо в мечети, при обеденной молитве, за «антисоветскую пропаганду», хотя он был простым крестьянином. Он так и не вернулся. Никто даже не знал, куда, в каком направлении его увезли.
А мама? Сколько страданий и мук она вынесла! Однажды, еще до выселения, рано утром во двор вошли люди в военной форме, среди них был и односельчанин. Они потребовали сена на корм колхозному скоту. Мама запротестовала, выступив вперед. Она сказала односельчанину: «Я не для колхозного скота трудилась все лето с малолетними детьми, без мужа. Только через мой труп заберете сено».
Военный со злостью выхватил кинжал. Азимат с ужасом закричала. Она испугалась, что он сейчас убьет малыша, которого ждала мама. Но, убедившись, что от этой женщины ничего не добьются, они ушли.
Она вспомнила, как в 1940 году, ночью, украдкой ото всех, хоронили дедушку – отца матери, который был выслан в Сибирь как кулак и, тяжело больной, тайно привезен домой, где через несколько дней умер.
В этот же день был ни за что арестован единственный брат матери, который из-за этого не смог похоронить своего отца. Так в один день она потеряла и отца, и брата…
Воспоминания прервал гул самолетов. От напряжения пересохло в горле… – пронзительный свист и мощный взрыв. И множество взрывов. Азимат думала не о себе, а о внуках, которые, сжавшись в комочки, сидели в холодной яме и ждали, когда опять наступит тишина. Ее беспокоила старшая внучка, которая не спускалась в яму, а сидела рядом и твердила: «Там – как в могиле, я лучше наверху погибну». Азимат вновь вернулась в мир своего далекого детства, глядя сверху на внуков, которые сидели на корточках, потому что лечь места не было.
Вот такими маленькими они были у мамы, когда их погрузили в вагон и отправили далеко-далеко.
Чужая сторона, другой народ, ни дома – ничего у них не осталось. В голодном краю, без мужа, отца, брата, мама похоронила одного за другим маленьких дочь и сына. Жить было негде, нечего было есть. Мама сама выкопала погреб для жилья. Холод и голод явились причиной смерти ее детей.
Здесь, в Казахстане, местные жители сами жили впроголодь, все отсылали на фронт, чтобы приблизить день Победы.
Однажды, в первое лето высылки, Азимат вместе с другими детьми заскочила на колхозное пшеничное поле, чтобы оборвать несколько колосков. Они на ходу жевали и глотали. “То, что в животе, никто не увидит, не заберет”, – рассуждали они. Увидев детей, охранник погнался за ними. Большие смогли убежать, а маленькая Азимат была избита плетью и еле приползла домой.
И опять вспомнилась мать. Физически здоровая, она помогала везде и всем. Она стала «атаманом» женщин во всей округе. С ней считались и приходили к ней за советом мужчины. Ее любили, уважали и даже боялись. Боялись совершить плохие поступки. Если это случалось, посыльный собирал всех подростков, и сначала в кругу, потом отдельно проводилась беседа. Она была и отцом, и матерью для послевоенных детей.
Эта женщина, которая осмелилась бросить платок перед советским судом, осуждавшим невинного человека. Человека, который имел несчастье потерять часть колхозного стада во время пурги (была очень холодная, снежная зима). Она доказывала, что материально, с помощью других, можно это возместить, просила не калечить жизнь человека. Суд был глух и даже просто не понял ее поступка. Но для нее это был прекрасный кавказский обычай – использовать платок мира для примирения враждующих. А осужденный не вернулся, умер в тюрьме.
Азимат вспоминала, как приехала на Кавказ после первой войны в надежде, что обрела свою историческую Родину. Возвращаясь домой в поезде с внуками и детьми, в очередной раз чувствовала себя униженной, оскорбленной. Девять человек, среди которых было шестеро детей, регистрировали на каждой станции только потому, что они чеченской национальности. Азимат хотела пристыдить милиционера: «В семилетнем возрасте вы увезли меня, как бандита, и в шестидесятилетнем я возвращаюсь, как бандит. Скажи, какое преступление совершили эти маленькие дети и я?»
Может быть, не стоило возвращаться, покупать здесь дом, привозить детей? Ведь мучительно тяжело принималось решение о возвращении. Люди, с которыми она прожила годы высылки, отговаривали ехать в Чечню, где все еще было нестабильно. Но ее дети жили там, на той многострадальной земле. И не только тревога за них, давняя мечта обрести Родину сыграли свою роль.
В годы возвращения, в шестидесятых, им не разрешили жить в своем родовом селении. А те семьи, которые ухитрились приехать и жить в таких селах, были вновь высланы на равнинную часть Чечни в 1964 году, а их жилища разрушены[1]. Поэтому был отложен отъезд, который растянулся на долгие годы.
Она тревожилась за дочь и сына, которые остались в Грозном. Сердце ныло, в голову лезли разные мысли. Город Грозный — останки первой войны – добивали сейчас, словно пытаясь сровнять с землей. А там, в этом аду, – ее дети, которые остались дома – в блокаде, под бомбардировками, обстрелами. Война раскидала всех ее детей.
Азимат также думала о другой своей дочери, которая жила в пригороде Грозного со своей семьей и, как выяснилось потом, вынесла ужасы войны, потеряв там отца своих детей. «Когда и где я соберу своих детей? Неужели нет места нам на земле своих отцов?»
При штурме Грозного она потеряла своего младшего, семнадцатилетнего сына. Пешком прошла всю горную часть Чечни и на своем пути повстречала целую армию таких же женщин, ищущих своих детей. Серые, «пропитанные войной» женщины, не обращая внимания ни на обстрелы, ни на горящие и превратившиеся в пепел руины сел, ни на чьи- либо угрозы, искали среди тысяч погибших тела своих дочерей, сыновей.
Через восемь месяцев нашла сына – теперь уже повзрослевшего, не по годам сурового мужчину. Это было просто везением.
Азимат встречала матерей, возвращавшихся после поисков без детей. Они их нашли, но уже не живых, а мертвых, похоронили их. Были такие матери, которые сразу похоронили двоих, троих детей. С ужасом она вспоминала женщину, которая лишилась сразу четверых сыновей. Не дай Бог никакой матери пережить такую трагедию!
Азимат, мечтавшая жить на Родине, увидев здесь жестокость и насилие, теперь хотела собрать детей и бежать подальше от этого произвола. «Это хуже, чем 1944 год», – думала она.
В 2000 году Азимат уезжает в Казахстан. Теперь второй раз ехала она в те края, как ссыльная. Как сотни тысяч ее соотечественников, она сама бежала, выдавленная со своей Родины. Но тревога за тех детей и внуков, которые остались в Чечне, не покидает Азимат ни на минуту.
И я, пятнадцатилетняя чеченка, внучка Азимат, думаю: «Гонениям подвергались мои прадеды, деды. Был убит мой отец в 1999 году. Случайная, страшная по своей нелепости смерть: стоял на остановке, в это время начали бомбить село, и осколок попал прямо в сердце. Сколько пришлось пережить, выстрадать моей маме! А что мы, ее дети, видели доброго? Сначала одна война, потом другая. Переезжали с места на место, не имея представления, куда судьба занесет завтра. Четыре поколения моих родственников не могли жить спокойно. Неужели мы все – бандиты? Кто мне ответит на этот вопрос?»
Комментарии
[1] Сселение горцев на равнины в СССР обычно объяснялось улучшением их жизни и быта, но в Чечне тому была еще одна причина. Возвращение чеченцев в горные районы после 1957 года было не только затруднено – села, дороги, угодья пришли за 13 лет в запустение, – но и не приветствовалось. Во время депортации 1944 года значительное число чеченцев и ингушей ушли в горы и начали сопротивление. Размах партизанского движения и контрпартизанских действий войск НКВД-МГБ был в конце сороковых в Чечне сравним с тем, что происходило в Литве и на Западной Украине. К моменту возвращения депортированных народов сопротивление было в целом подавлено, но оставались отдельные абреки (последнего, Хасуху Магомадова, убили только в 1976 году).
