Трагические приключения принца Люсьена Жерома Мюрата и кавалера Замизинца де Пиньяка в Стране Советов
Зимой 1931/32 г. Ленинградские чекисты получили сигнал: в 115-м зенитном артполку, развернутом в пос. Лисий Нос, «подняла голову контрреволюция». Секретарь комячейки одной из зенитных батарей Жданов сообщал:
Крюков при поддержке Волкова и других выступил на политзанятиях с большой речью по поводу коммунистической партии и ее неправильного отношения и политики по отношению к беспартийным и интеллигенции…На последних батарейных собраниях Крюков и Волков заявили, что они дворяне, что они находятся в оппозиции к Советской власти, что Советскую власть они защищать не желают и к этому же призывают сочувствующих им красноармейцев.
15 февраля 1932 г., накануне демобилизации, Алексея Крюкова арестовали. Отцом его был русский адмирал, дедом – член Совета министра государственных имуществ. Алексей Крюков (род. в 1909) окончил словесное отделение знаменитого Зубовского института – Государственного института истории искусств, проходил практику в издательстве «Academia», преподавал в школе при заводе «Электросила». При этом был тайным литератором: посылал статьи и переводы в «Нувель Меркюр Франсез» и «Свирель Собвея» (нью-йоркский альманах Д.Бурлюка), сочинил поэму, нарочито оскорбительно названную «Актябрь»:
Все мое – в отлетевшем минувшем,
В настоящем – все чуждое мне;
В нем, в котором мне откликов нет,
Голос мой отдается все глуше.
И наследия страшные влиты
Мне в артерий бегущую кровь
Строем предков моих именитых,
Пропадающем в гуще веков…
Поначалу Крюков не без гордости сознавался лишь в том, что именовал красноармейцев баранами, слепо следующими за партией и командованием, но в начале марта дал подробные показания и – главное – стал называть имена.
В течение недели были арестованы упомянутые Крюковым однополчанин Дмитрий Волков (работал счетоводом), литератор и киновед Михаил Бронников, музыкант Георгий Бруни, преподаватель военных учебных заведений Глеб Вержбицкий, актриса и чтица Любовь Моор-Зубова и ее муж – Вильям Моор, врач, уроженец Венгрии и выпускник Колумбийского университета.
Поскольку следы «измены» указывали на ленинградские литературно-художественные круги, расследование возглавил Алексей Бузников, уже известный по делу Детского сектора Леногиза («дела обэриутов»), сам не чуждый просвещения детей: несколько лет спустя он станет директором детской студии Ленфильма. Шли допросы, продолжались аресты, вскоре Бузников с подручными узнали о существовании в Ленинграде негласных обществ с загадочными названиями, но довольно антисоветской направленностью. Салон Мооров оказывался «организацией сатанистов», где отправляли черные мессы и устраивали спиритические сеансы:
Мы вызывали духов, причем эти духи очень часто говорили всякие антисоветские вещи, вроде того, что дух Ленина в загробном мире кается в совершенных им на земле грехах (показания Г.Бруни).
На самом деле в квартире Мооров собирались оставшиеся в городе религиозные деятели и безобидные масоны. 66-летний В.Моор, умерший от инфаркта в ДПЗ 26 марта, спустя две недели после ареста, был обвинен в шпионаже в пользу Германии. Бруни признался, что сообщал врачу о настроениях в религиозных общинах и на улицах за умеренное вознаграждение (всего 300-400 рублей) . Впрочем, следователи особенно не разрабатывали выдуманную «шпионскую линию». Гораздо больше их интересовала антисоветская агитация. Крюков агитировал в школе и полку, Вержбицкий преподавал военным, а правовед и поэт Николай Шульговский сказал в глаза чекистам следующее:
«Молодежь, соприкасающаяся и соприкасавшаяся со мной, учившаяся на моих поэтических произведениях, по моим философским и политическим принципам, на моей ненависти к большевистской диктатуре, способна сделать то, чего я не могу сделать сам».
Главным же заговорщиком сочли Михаила Бронникова, человека действительно незаурядного (да он и сам взял многое на себя). О нем следует сказать подробнее. Бронников был кадетом, лицеистом, «зубовцем». В одной из своих лицейских работ он точно описал близкое будущее родины:
«Трудно вообразить себе всю силу, всю власть императоров. Главенствующим оружием ее была система доносов».
Бронников посещал переводческую секцию Мих.Лозинского (стихи Эредиа, проза Жида). Молодежь там придумывала друг другу прозвища: Бронникова назвали Замизинцем, потому что сначала в секции было пять человек, а его чуть позже привела Екатерина Малкина. Кроме того, Бронникова, – кажется, дамского угодника – прозвали кавалером де Пиньяком (персонаж комедии Бомонта – Флетчера «Охота за охотником»). С уважением о Бронникове отзывались старшие и известные современники – А.Бенуа, А.Волынский, М.Лозинский. Обучаясь в ГИИИ, Бронников увлекся кинематографом, писал о звездах Голливуда Мэри Пикфорд (монография 1926 г.) и Эдне Первиэнс (статья в 1928 г.). Пожалуй, именно в книге о Пикфорд Бронников сформулировал свое оппозиционное кредо, говоря об экранизациях детской литературы:
«Добрые бывают вознаграждены, а злые…не то чтобы наказаны, – это было бы слишком уж прямолинейно, но сконфужены… В этих счастливых романах бесчисленные дети, как мальчик в богемской сказке, поминутно делают усилие сдвинуть с места бочку человеческих слез и страданий, и это почти всегда им удается».
На рубеже 20-30-х гг. Бронников стал организатором и идеологом нескольких кружков. В «Бандаше» и «Штрогейм-клубе» писали и снимали фотофильмы «Женщина-стрелок», «Бар», «Прачки», «Цирк»; изучали западное кино. Кружок посещали художники В.Власов, Ю.Петров, А.Порет, С.Гушнер, переводчица Н.Волжина, кинодеятели М.Ремезов и Ф.Минц, актриса Т.Макарова (будущая жена С.Герасимова). Ремезов работал на «Турменфильме» с кинообэриутами Минцем и Ягдфельдом; они придумали сюжет о советской стране, накрытой гигантским стеклянным колпаком.
В «Шекспир-банджо», «Безымянном клубе» и «Бодлеровской академии» занимались оригинальным литературным творчеством, переводами и обсуждали их. М.Бронников написал книгу о М.Прусте, сочинил повесть «Две короны ночью» и сборник новелл «пять снов». Герой повести работал в бюрократическом Электропухе, флиртовал с комсомолкой Клеопатрой, посещал наравне с сотрудниками ГПУ бордель и выщипывал у себя на теле волосы, чтобы уподобиться принцу.
Александр Рейслер, родственник Ю.Германа, служил на телефонном заводе и писал рассказы о голодных царских офицерах, пьяницах- рабочих, изнасилованных женщинах и грабежах Красной армии. Борис Ласкеев писал таинственные новеллы «Инфелико-Сумм», «Рон-Соваль» и поэму «Ленинополь» (об абсолютизме). Экономист Павел Азбелев сочинял акмеистические стихи. Михаил Ремезов был автором поэтических «Путешествий» — вокруг комнаты или в направлении сна. В них читатель несомненно уловит переклички с обэриутами, и даже заочный диалог с Набоковым («Университетская поэма»):
Я плыву от годов и монет,
Вижу двери, но это не выход,
Вижу книги – но выхода нет,
И вселенная пучится рылом.
Представительствует от нее,
И ворчит, и известкой плюет
Эта комната. Очень давно
Я живу здесь и знаю немало –
Часто пара полуночных ног
До утра меня здесь баловала.
Развозила меня по углам,
И я голубем тыкался в стены,
Где углем уплывающим мгла
Залегла и восстала системой.
Собственно говоря, Бронников еще в том давнем лицейском сочинении напророчил судьбу кружковцев:
«Конечно, это была оппозиция несерьезная, а главное, недостаточно планомерная, чтобы вызвать репрессивные меры. Однако эти меры скоро появились, и с такой строгостью, которые мы даже и не можем себе представить».
Постановлением выездной сессии Коллегии ОГПУ в ЛВО 17 июня 1932 г. Михаила Бронникова, Георгия Бруни, Глеба Вержбицкого, Любовь Моор и Николая Шульговского приговорили к 3 годам лагерей; Татьяне Билибиной и Михаилу Лозинскому дали 3 года условно; Павла Азбелева, Татьяну Владимирову, Василия Власова, Николая Ефимова, Бориса Ласкеева, Веру и Павла Наумовых, Бориса Пестинского, Элеонору Петкевич, Александра Рейслера, Михаила Ремезова, Марию Рыжкину-Петерсен и Георгия Шуппе сослали.
Хуже всех пришлось красноармейцам – Крюкову и Волкову дали по 10 лет лагерей. Помимо нарушения присяги, они обвинялись в критике большевизма:
«Индустриализация – это сумасшедшие темпы (а иначе я их называть не мог), подчиненные стремлению кучки фанатиков. Тяжесть ложится на плечи трудящихся. Социализм в моем понимании является утопией, идущей вразрез со всеми законами природы, и, конечно, никогда проведен в жизнь не будет».
Часть репрессированных вернулась в Ленинград – они умерли или пропали без вести в блокаду. Шульговский через год умер в заключении. Рейслера и Волкова расстреляли в 1937 г. Азбелев погиб на фронте в 1941. Рыжкина-Петерсен ушла с немцами.
Бронников жил в Кировске, писал с А.Розановым детские оперы. 5 июля 1941 г. Был арестован и получил 5 лет лагерей. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Судьба же Алексея Крюкова, той ниточки, потянув которую, чекисты придумали «дело Бронникова», сложилась необычно и трагично. В 1933 г. Крюков бежал из Белбалтлага, его задержали на финской границе, он пытался покончить с собой, дал показания о подготовке теракта на Красной площади за подписью принца Мюрата. В 1939 г. Обращался со стихотворным письмом к Сталину. Последний раз был репрессирован в 1951 г., далее следы его теряются.
Книга «Дело Бронникова» – итог многолетней работы трех авторов. Насколько было возможно, они постарались разыскать сведения о биографиях осужденных, встречались с их родственниками. К сожалению, малоизученным и лишь незначительно опубликованным осталось творчество молодых литераторов. ФСБ запрещает копировать архивные материалы и не дает достаточного времени для их переписывания под предлогом защиты авторских прав.
Таким образом, и после смерти Бронников и его товарищи продолжают подвергаться репрессиям.
По теме:
«О контрреволюционной организации фашистских молодежных кружков и антисоветских салонов» / Фрагмент книги «Дело Бронникова» // colta.ru
