«Сибирский тыл в годы Великой Отечественной войны»
Мы продолжаем публиковать конспекты лучших работ учительского конкурса. В этом выпуске — методичка Татьяны Нероды, преподавателя школы села Елбань Новосибирской области.
Пояснительная записка.
В своей презентации мы предлагаем одно из обучающих практических занятий с использованием устных источников при освоении темы Великой Отечественной войны в судьбах своих земляков. Ценность устных источников в том, что они позволяют передавать дух эпохи, принимать не равнодушно, а очень близко, на высоком эмоциональном уровне наше прошлое через судьбы конкретных людей, живших или живущих рядом.
Урок-практикум – одна из традиционных форм занятий для краеведов Елбанской СОШ при изучении важнейших страниц отечественной истории с опорой на мемораты, статистические материалы, документы из семейных архивов. В данном случае- используем устные воспоминания земляков , переживших войну. Само занятие является «предтечей», логически обоснованным шагом к дальнейшей работе над историко-краеведческим проектом: к написанию экскурсионной беседы для школьного музея, к созданию презентации для урока истории, а для кого-то это начало серьезной самостоятельной исследовательской деятельности (участие в краеведческих конкурсах, конференциях, олимпиадах)
Наша задача – «увидеть» к концу занятия Великую Отечественную войну глазами тех, кто не в окопах , не в танковых сражениях или воздушных боях добывал Великую Победу. Мы должны прочувствовать , каково было идти к победному Маю молоденьким девушкам, сплавляющим лес, стоя по пояс в холодной сибирской реке. Старухам, впрягающимся в плуг вместо лошади и падающим через каждые пять метров пахоты… Ощутить тяготы немецкой семьи, прибывшей холодной осенью в голодную сибирскую деревню и жившей до весны в сырой землянке, слышать несправедливые оскорбления «фашист», ежедневно ходить после 12-часового изнурительного труда в поле в комендатуру за 15 км, чтобы засвидетельствовать своё нахождение по месту высылки…
Подробнее о педагогической методологии – см. файл презентации.
Свидетельства «Детей войны»
Цепаева Валентина Александровна, 1929 г.р., с. Жерновка:
«Было 12 лет, когда началась война. По военным меркам „совсем большая” была. Мать с утра на работу, с собой берет тех, кому старше девяти (всего в семье было четверо ребятишек). Косили, метали сено, пилили дрова в лесу. Полураздетые и голодные волоком по снегу вытаскивали лесины, снег глубокий, проваливаешься до пупа. Так чтобы легче было –ползешь по нему и тащишь …А снег набьется под фуфайченку, в пимишки, кажется, сам в сосульку превратился. И все это на ветру. Не было у нас детства, прошло стороной…Отняла война и забавы, и игры»
«Большинство из нас в школу не ходило. Учились только тогда, когда кончалась уборочная страда и еще не наступали холода. Зимой ходить было не в чем. Писали сажей на газетных листах, между печатных строк. Для школы и педагогов сами заготавливали дрова, пилили, кололи. На каждого приходилась своя норма».
Ушаков Александр Михайлович (родился в 1932 году в деревне Костюшка), прож. в с. Елбань Маслянинского района:
«В свои 9 лет я начал работать на сушилке. Наравне со взрослыми женщинами грузил на подводы мешки с хлебом. Согнусь почти до земли, ноги трясутся, но ношу…Летом по ночам , при луне боронил поля на своей коровенке, метал сено. Да что там я, все же побольше некоторых работничков был, рядом со мной работали и шестилетние. Они гребли, а мы , кто постарше, метали сено. Складывали его в копны и стога. Не до игр было, одни мысли: поесть бы да выспаться…»
Свидетельства «Женщин тыла»
Рассказывает Евдокия Микрюкова, 22 г.р., в годы войны – трактористка в с. Елбань Маслянинского района :
«Было не просто трудно, подчас казалось, что невозможно выполнить план. А мы умудрялись перевыполнять. Работали с рассвета, особенно весной и летом, еще пяти нет, а уже в тракторе. И лишь глубокой ночью заглушишь его, нет сил выбраться из кабины, будто сросся с ним. Никаких запчастей, конечно, не было, любую деталь точили, ковали в кузнице. Простой из-за поломки рассматривался как вредительство, поэтому, боясь Нарыма, ночами занимались ремонтом. А утром опять в поле…Для нас в мастерской даже и полати сделали, чтоб домой не ходили. А там угар, дышать нечем. Не сон, а мука , слезешь вниз, подремлешь на скамейке сидя, привалившись к стене, вот и весь отдых. Случилась у меня однажды серьезная поломка, километрах в пяти от деревни, я с грудой железа бегом бежала в кузницу и обратно. Вымоталась так, что в этот же день прямо в тракторе уснула и выпала из кабины. Повредила сильно руку, и сейчас болит. Наверное, перелом был. Но испугалась не за себя, а за машину. Что могло быть, если б перевернулся. Ладно, место ровное было, догнала…»
Вспоминает Перминова Александра Ивановна,1922 г.р.:
«Перед самой войной, в 1939-м году, я вышла замуж. Уехала жить к мужу и свекрови в село Серебрениково. Через год родился первенец – Петя. Да недолго пришлось радоваться . Забрали мужа в первые дни войны. Проводила, а вскоре получила похоронку. Все ждала, думала, что ошибка. Не мог он вот так сразу погибнуть, в первый месяц…Да не дождалась. За работой некогда было и поплакать, только ночами. А работала дояркой. У них и сейчас труд нелегкий. А тогда и вовсе. Мы три раза в день доили, вручную, конечно. Сами давали корм, чистили навоз, в специальных люльках вывозили его в яму.. Да еще и обучали коров ходить в упряжке. Я всю группу свою обучила.
А дворы холодные, без окон, сделаны из жердей , закрыты соломой. Мы постоянно простывали, особенно зимой. А летом сами пасли коров, по очереди. Выпаса были далеко, за Бердью. Через речку перебирались с помощью парома – что-то вроде плота из бревен. Через всю реку натянута толстая проволока, за неё хватаешься, перебираешь руками и плывешь. Сами смастерили, из мужиков на всю деревню остался один Архипов Кузьма Васильевич. Его не взяли на фронт из-за хромоты. Он был и учетчиком, и бригадиром. Начальником над нами, бабами. Жалел, да чем он мог нам помочь. Весной мы все выходили пахать на своих коровах колхозное поле. Как же мы были благодарны своим коровушкам-кормилицам. Откуда у них-то силы брались- истощенные тянули весь день борону, плуг. А еще и трижды в день их доили, чтоб накормить ребятишек»
Детям шили сапоги из сыромятной кожи, которые в сырую пору разбухали от влаги, а в жару ссыхались настолько, что их невозможно было снять без размачивания. «Придешь домой, сил нет раздеться, а снять не можешь, набираешь воды в таз, ставишь туда ноги и ждешь, когда намокнут и поддадутся тебе обутки».
Свидетельства депортированных
Шейнмайер Элиза,1923 г.р. с. Елбань:
«Вывезли, не позволив взять ничего, кроме узелков. Всего в семье было 8 человек. Сама Элиза, беременная двойняшками. Шестеро детей, трижды уже рождались двойняшки. Дети маленькие, старшим по 10 лет. Поселили на старом складе. Запомнился холод, огромные щели в полу и страшные крысы. Потом русские подсказали, что надо построить „литуху“, это подобие землянки. Пережив зиму, построили. Жили с первых дней нищенски. Чтобы одеть детей собирали Эльза старье по помойкам, стирала, сшивала. Хорошего-то никто не выбрасывал, все жили плохо. Русские относились по-разному, но в основном плохо, с обидой. Когда рожала последних двойняшек, фельдшер не захотела помочь „фашистке“. При родах едва осталась жива, девочки обе умерли».
Свидетельство Эрны Валлерт, сосланной в Доволенский район нашей области:
«…Ехали в сопровождении НКВД. Охранники закрывали снаружи двери на засов, на больших станциях и при остановках на перегонах дверь снова отпиралась, чтобы люди могли сбеать за водой и справить нужду. Но так было не всегда, и каждый приспосабливался, как мог. Люди стыдились друг лруга, особенно молодые. С нетерпением ожидали, когда откроют дверь или наступит темнота, чтобы сходить на ведро. Всё происходило рядом, на глазах.
«Привели нас, стали распределять. Везли в скотских вагонах и, как животных, держали взаперти. А теперь мы попали на настоящий скотский базар! Приехали из разных сёл подводы, чтобы развести немцев по всей округе. Все хотят взять молодых мужчин, специалистов, а одиноких стариков никто не берёт. Видя это, молодые стали выдавать их за своих родителей и забирать с собой».
«Погрузили на поводу и нас, а ехать до села Довольного, центра соседнего района, 110 километров. Вскоре пошёл снег, все замёрзли, простудились за четверо суток пути. На ночь размещались в клубе или школе. По-цыгански расстилали на полу свои постели и кое-как спали. Никто нас не кормил, доедали свои последние дорожные припасы и делились с теми, у кого они иссякли.
Приехали в Довольное вечером. Несмотря на позднее время, в сельсовете собралось немало людей, главным образом женщин. Кто такие немцы, они представляли себе очень смутно. Прошёл слух, что это дикари из жарких стран – голые, с набедренными повязками, чтобы срам прикрыть. Поэтому многие пришли из любопытства. И когда увидели прилично, по-городскому одетых людей, особенно детей, то ахнули от удивления. Сами «чалдоны» ходили в лаптях и самотканых холстинах».
«Нашу семью никто на постой брать не хотел – дети у нас малые были. Но председатель сельсовета уговорил старуху Боборыкину, и она отвела нам место в сенях. Благо, туда выходила русская печь, она нас и спасла. А многие в сараях, конюшнях и баньках всю зиму прожили, их никто к себе не взял»
С полной версией свидетельств можно ознакомиться в файле приложения.