Всё о культуре исторической памяти в России и за рубежом

Человек в истории.
Россия — ХХ век

«Историческое сознание и гражданская ответственность — это две стороны одной медали, имя которой – гражданское самосознание, охватывающее прошлое и настоящее, связывающее их в единое целое». Арсений Рогинский
Поделиться цитатой
24 октября 2012

После уроков: О фильме Пшемыслава Войчешека «Секрет»

Кадр из фильма "Секрет". Источник: arthouse.ru

В рамках польской программы московского фестиваля «2-in-1» был показан фильм Пшемыслава Войчешека «Секрет». Это лента 2012 года, в которой, оставив свою первоначальную тему бунтующего поколения, независимый режиссер Войчешек («Убей их всех», «Громче бомб», «Made in Poland») занялся поколением смиряющимся.

«Секрет» – история раздираемого двумя противоборствующими силами Ксаверия, изломанного юноши творческой профессии (хронику конфликта его старого деда с театральным агентом разбивают на части кадры сценического выступления: каблуки, золотой грим, блестки, хореографический номер со стулом и высоким выбрасыванием ног). Агент, женщина с суровым лицом, пытается выяснить судьбу еврейской семьи, которая жила в деревенском доме деда Ксаверия до второй мировой войны. Женщина уверена, что дед причастен к их бесследному исчезновению.

Этот немногословный медлительный фильм адресован европейскому фестивальному зрителю (не даром бунтарь Войчешек вытатуировал на своем теле слово «Берлинале»); специфические польские проблемы решаются в нем в неприметной среде. Меняющий стильные наряды главный герой грациозно перемещается по ландшафту, лишенному национальных примет.
 
В этом усредненном европейском краю проживает кряжистый старик, вросший в свою землю настолько, что не может обратится к врачу, живущему в большом городе. По вечерам он лист за листом жжет в печи неизвестные документы, и любовно растирает спину внука после долгих репетиций. На него исподлобья глядит полная мрачной решительности городская баба, которая называет идиш языком мертвых (признавшись однажды, что стала учить его после того, как сама почувствовала себя мертвой внутри). Ее неумолимое наступление на ветхий дом и его дряхлого обитателя не обусловлено, кажется, никакими личными чувствами, кроме чистого стремления к правде. Женщина и старик спорят, сталкиваются, дерутся и навязывают третьему герою свои представления о мире и справедливости.
 
Режиссер умышленно оставляет без разрешения вопрос о вероятном убийстве. Тем самым дилемма из юридического пространства переходит в этическое – полем битвы за истину оказывается сознание главного героя, очевидно, не готовое к подобному испытанию. Под руководством подруги Ксаверий перекапывает сад, и не находит ничего, что свидетельствовало бы о преступлении. Стихи на идиш из записной книжки предполагаемой жертвы трагичны, но ничего не доказывают. Дело не в том, убийца ли дед Ксаверия, дело в том, готов ли он в принципе пересматривать привычный распорядок (леса, поля, рыбалка, обеды на дощатой веранде), в котором он растворяется с такой охотой. 
 
Нонконформист Войчешек метит в больное место польского общественного сознания. Разговоров и упоминаний об участии соотечественников в Холокосте не звучало в Польше вплоть до начала ХХI века. Первый текст, посвященный массовым убийствам в городе Едвабне («Соседи» Яна Томаша Гросса) появился в Америке в 2000 году; следующая книга того же автора, вышедшая почти десять лет спустя, вызвала в Варшаве громкий скандал на государственном уровне.
 
Обращаясь к этой болезненной теме, режиссер «Секрета» однако не стремится катализировать народное покаяние. Его лента говорит не о национальной вине, а о роковой несвоевременности уроков истории и незрелости тех, кому они адресованы. 
 
Безучастно выслушивая споры о прошлом и взирая на некрасивые потасовки, Ксаверий ищет мира с собой в поп-варьете, где нет необходимости ни солидаризироваться с преступником, ни пересматривать детские ориентиры. В финале он оказывается совершенно один, на сцене, позолоченный, в изломанной позе. Герой пытается что-то произнести, обращаясь в зрительный зал, но картина обрывается раньше, чем ему удастся справиться со своим неровным дыханием. 
 
При всей неторопливости и намеренной размытости киноязыка Войчешека, итоговая режиссерская формулировка своей категоричностью напоминает диагноз. Одиночество Ксаверия под слепящим светом софитов выглядит отказом от выбора, капитуляцией перед исторической памятью, которая, как утверждает Пшемысав Войчешек, не передается ни по наследству, ни половым путем. 
 
Софья Сапожникова
 
По теме:
 

 

24 октября 2012
После уроков: О фильме Пшемыслава Войчешека «Секрет»

Похожие материалы

7 мая 2013
7 мая 2013
Основательный материал из энциклопедии «Миграция в Европе. С XVII в. до наших дней» отражает современное знание о проблеме – цифры, даты, факты. Разграничиваются понятия «работник принудительного труда» и «военнопленный», даётся картина заключения в концлагерях, анализируется принудительный труд евреев.
21 июня 2011
21 июня 2011
К годовщине 22 июня urokiistorii публикуют рассказ о судьбе Евгения Черногога, фронтовика, блестящего офицера, арестованного после войны и реабилитированного после смерти Сталина.
25 ноября 2010
25 ноября 2010
Впервые изданные дневники Ольги Берггольц (советской поэтессы и «ленинградской Мадонны», в чьей судьбе оказалась сгущена история советской России, и революция, и репрессии 30-х годов, и ленинградская блокада) озаглавлены очень скупо – «Ольга. Запретный дневник». Об Ольге Берггольц и её дневниках рассказывает историк Ирина Щербакова.

Последние материалы