Предисловие редакции
Пакт Гитлера – Сталина – пример тоталитарной внешней политики. Он осуществился не вопреки различиям идеологически враждебных диктатур, но благодаря множеству общих черт в обоих государствах.
У многих восточноевропейских интеллектуалов, которые верили в Советский Союз, этот пакт вызвал шок. Для миллионов людей в Восточной Европе он стал трагедией. Министры иностранных дел, Вячеслав Молотов и Йоахим фон Риббентроп, договорились не просто о разделении Центральной и Восточной Европы. Де факто национал-социалистическая Германия и Советский Союз с 23 августа 1939 г. по 21 июня 1941 выступали как союзники. Немецко-советский пакт о ненападении, ограничивающий сферы интересов, впоследствии даже в самом официальном названии был эвфемистически редуцирован. Представители диктаторов подготовили ликвидацию Польши, оккупирование Балтики, северной Буковины и Бессарабии, очистили себе путь для террора и депортаций, уничтожения народов и «вражеских классов». Секретные протоколы к пакту Гитлера-Сталина предвосхитил в значительной мере территориально-политический порядок в Восточной Европе, который позже был установлен в Ялте и стал фундаментом для раскола Европы. Этим объясняются жалобы на несправедливость гитлерско-сталинского пакта в центре движения за независимость в балтийских странах. И как только страны Центральной и Восточной Европы получили обратно свою свободу и суверенитет, они вышли из липкой тени этого пакта.
До сегодняшнего дня память в Европе об этом пакте Гитлера-Сталина очень размыта. Для Польши и Прибалтики это главная отправная точка национальной памяти. С этим пактом связан опыт собственного бессилия перед заговором третьих сил, а также чувство разочарования в союзниках, которые дали этому свершиться. Напротив, в Восточной Европе воспоминания о пакте не занимают существенное место в национальной культуре. В Германии они тонут под воспоминаниями о 1 сентября 1939. То, что Вермахт и Красная Армия проводили совместные парады в оккупированной Польше, что КГБ и Гестапо в сотрудничали этот период– всё это не включено в немецкую историческую картину. Значение даты 17 сентября 1939 г., когда Красная Армия вступила в Польшу с востока, для немецкой общественности нулевое. Да и в России едва ли кто-то сегодня хочет слышать о советской военной компании совместно с нацистским режимом и о советской оккупации Польши и Прибалтики. Такая история ранит. И вместо проработки прошлого, как это было при Михаиле Горбачёве, началась амнезия. Теперь против «Фальсификации истории в ущерб интересам Российской Федерации» будет бороться закон и специально для этого созданная комиссия. Фальсификациями считаются воспроизведения мнений многих жителей Польши и Прибалтики, не соглашающихся с тем, что провозглашённое Москвой «освобождение от фашизма» было освобождением.
Этот разнообразный опыт приводит к конфликту интерпретаций, которые обладают политической взрывной силой. Этот конфликт не притупляется ни вытеснением или забвением, ни работой медиа и «Министерства правды», ни возмущениями или покачиванием головой. Когда строительство нового нефтепровода сравнивается с новым изданием пакта Гитлера-Сталина, ясно одно: исторические аналогии способны служить общественной поляризации и мобилизации. Если понимать буквально, они не соответствуют истине, фальшивы, поскольку преуменьшают серьёзность фактического материала. В то же время, они представляют специфический и ошибочный взгляд на как бы существующую историческую непрерывность.
Единственный путь к смягчению взрывных исторических формул – через постоянный диалог. Ханна Арендт в сложные времена сформулировала следующую мысль о человеке: «Если вообще существует ‘преодоление’ прошлого, оно состоит в пересказе того, что произошло; но этот же пересказ, формирующий историю, не разрешает проблемы и не успокаивает боль, он ничего окончательно не решает. Напротив, он волнует – пока ещё смысл произошедшего остаётся живым – и это в протяжённых временных рамках может стать поводом – к постоянно повторяющемуся рассказыванию».
Манфред Заппер, Фолькер Вайксель
