Итальянский репортер на балу Красной Смерти
На одном из мысов острова Капри возвышается дом — печальный, суровый и твердый. С высоты птичьего полета он немного напоминает стилизованные серп с молотом. Дом был выстроен архитектором Либера по заказу писателя и журналиста Курцио Малапарте (1898-1957). Владелец хотел, чтобы дом был похож на него самого.
Жизнь Малапарте была бурной и накрепко связанной с историческими драмами первой половины ХХ века. Собственно, звали его Куртом Зукертом; отец был предпринимателем из Германии, мать — итальянской красавицей (моделью Паоло Трубецкого). Молодой Курцио сражался на фронтах Великой войны, в 1918 пострадал во время газовой атаки (забегая вперед, в итоге он умер от рака легких). В 20-е гг. был одним из ведущих журналистов и публицистов фашистского толка. Именно тогда он взял псевдоним Малапарте («плохая участь»), с намеком на фамилию французского императора («Бонапарте» — «хорошая участь»). Малапарте изучал теорию и практику революций. В 1929 он несколько месяцев провел в СССР, собирал материалы в Институте Ленина, которые чуть позже использовал в «Технике государственного переворота» и «Дедушке Ленине». Малапарте критически и иронически относился ко всем диктаторам и диктатурам: достаточно привести название последней главы «Техники государственного переворота» — «Одна женщина: Гитлер». В 1933 Малапарте был репрессирован и более трех лет находился в ссылке, — правда, вполне комфортабельной, на Липарских островах. В 1941 был военным корреспондентом в Греции, Польше, Украине, Финляндии; встречался, к примеру, как с рейхсминистром Франком, так и с жителями Варшавского гетто; а потом его прикомандировали к американскому экспедиционному корпусу в Италии. После войны Малапарте обратился к коммунизму, был сподвижником с Пальмиро Тольятти, увлекся маоизмом — даже завещал виллу на Капри художникам КНР, что, правда, позднее успешно оспорили в суде его родственники.
Известность Малапарте-писателю принесли две книги об оккупированной и воюющей Европе — «Капут» (1944) и «Шкура» (1949). Вероятно, на волне издательского успеха он и решил возвратиться к своему путешествию в СССР. На протяжении 1947-1949 в его переписке говорится о работе над русским романом «Бал в Кремле» («По направлению к Сталину», «Московская принцесса»). Потом работа была прервана, но в 1954 Малапарте опубликовал три очерка о Москве 1929 года в болонской печати. В последний раз он вернулся к русскому роману за год до смерти, когда снова побывал в Москве. Но тогда книга так и не была написана. Фрагменты издали в 1971, и только теперь перевели на русский язык.
Русский роман Малапарте — сочетание документальной хроники с художественным вымыслом. Под настоящими именами в нем действуют наркомы Литвинов и Луначарский, дипломаты Карахан и Черрути, писатели Булгаков и Маяковский, кремлевские красавицы — жены Каемнева, Бубнова, Егорова, Буденного… Более того, автор пишет о них с расстояния двадцати лет и знает, что часть персонажей была убита во время сталинского террора. С другой стороны, Малапарте не мог в 1929 быть в квартире только что покончившего с собой Маяковского, не мог встречать на московском бульваре бывшего председателя Временного правительства князя Г. Львова (умер в Париже в 1925), да и как раз в 1929 г. Каменева не арестовывали и не ссылали. Конечно, Малапарте и не писал исторического исследования, но старался нарисовать убедительную картину красной диктатуры в год великого перелома.
О сюжете романа трудно определенно судить по сделанным фрагментам. Судя по всему, любовной интригой должен был стать роман «черного князя» советской дипломатии Льва Карахана со звездой балета Мариной Семеновой. А политической интригой — разгром оппозиции Сталину. Еще в «Технике…» (1931) Малапарте упоминал о попытке троцкистского переворота в 1927 года. Малапарте писал о поразившем его антагонизме между убогим существованием тружеников («люди, слепленные из мягкого сероватого вещества, словно тушки осьминогов») и роскошествами кремлевской аристократии: платья от Скьяпарелли, колье розового жемчуга, блюда с яствами в лапах медведей изо льда. Советскую «элиту» Малапарте сравнивал с французской аристократией времен Директории, а Сталина — с могильщиком Республики Бонапартом. Завсегдатаи кремлевских балов напоминали автору больше авантюристов, искателей приключений, нежели фанатиков или бюрократов. Не без восхищения описывает автор своего байронического героя — Льва Карахана, словно сошедшего с полотна Эль Греко.
К оценке изначального вырождения кремлевской аристократии Малапарте подходил с литературным аппаратом Марселя Пруста: важные термины для итальянца — беспристрастность и снобизм. Без труда Малапарте находит в Москве и Содом с Гоморрой, и московского барона де Шарлю — начальника протокольного отдела НКИД Дмитрия Флоринского: «Он сидел в углу, выпрямив спину, опираясь о набалдашник трости, и букет цветов, что он сжимал в руках, по контрасту подчеркивал бело-розовый оттенок нарумяненного лица, которому подведенные глаза, удлиненные карандашом брови, накрашенные тушью ресницы придавали сходство с восковой маской». Флоринский был осужден в 1934 г. за гомосексуализм и шпионаж, а позже расстрелян.
Главным качеством русского народа Малапарте считал фатализм, уточняя это понятие словом «наплеватель». Русских людей, всегда готовых страдать и умирать за других, писатель уподоблял Христу, находя в этом уникальность русского символа веры. В посмертном культе Ленина он видел советский вариант Воскресения, поэтому мысль Малапарте кружила вокруг мавзолея вождя: «В хурстальном гробу (его спрятали там от мышей, которые успели погрызть ухо и пальцы одной из ног) Ленин спал, улыбаясь в холодном и беспощадном свете электричества, левая рука покоилась на груди, ладонь правой касалась бедра… белое фарфоровое личико мумии, расцвеченное рыжими веснушками, покрывал зеленоватый, похожий на плесень пот». В каждой шутке есть доля шутки, и дипломат М.Литвинов говорил автору, что мощи Ленина еще станут чудотворными!
На Пасху Москва Малапарте пахнет водой и рыбой, и это обращает мысли автора и читателя к древнему христианству: «Христос русской Пасхи, добрый и нежный, с хрупким панцирем, который на иконе митрополита Алексия в церкви Николая Чудотворца в Хамовниках медленно поднимается из зеленых небесных вод над башнями Кремля. Это был Христос-рак, окруженный зелеными рыбами с человеческими лицами». Символическое изображение русского народа — это свежая икра в универмагах — «серовато-розовая, почти что крем из масла и крови, почти что гора склизких окровавленных жемчужин».
Именно о христианстве и коммунизме дискутирует Малапарте с русскими собратьями по перу — Маяковским и Булгаковым. Именно с Булгаковым они гуляют по пасхальной Москве. Следует обратить внимание, что Малапарте подружился с Михаилом и Любовью Белозерской. У итальянского литератора был роман с их подругой и соседкой — переводчицей Марикой Чимишкиан. Интересно обнаружить переклички фрагментов Малапарте с «Мастером и Маргаритой». Малапарте упоминает под настоящим именем агента ГПУ Бориса Штейгера (единокровного брата поэтов-эмигрантов Анатолия Штейгера и Аллы Головиной), альтер эго которого барон Майгель был убит на балу Маргариты. На страницах итальянского романа появляется поэт Иван Коровий (!), да и в повадках булгаковского «подозрительного иностранца» есть сходство с самим Малапарте. Сам он ведет с Булгаковым такие диалоги: «В котором из персонажей твоей пьесы спрятан Христос? — В моей пьесе у Христа нет имени, нынче в России Христос — никчемный персонаж. Хритсос нам больше не нужен».
Россия, хотя и представлялась Малапарте европейской окраиной, мостом на пути в Азию, аналогом Британской колониальной империи, но безусловно была частью Европы. Русская революция являлась событием европейской истории и культуры. Судьба Малапарте оказалась тесно сплетенной и с фашизмом, и с коммунизмом, его проницательный и язвительный взгляд на Москву 1929 г. необыкновенно ценен и наконец доступен русскоязычному читателю.
