Целлулоидная пленка из фантазий и историй Андрея Иванова
Андрей Иванов – уроженец советской Эстонии, добровольный европейский изгнанник, житель Эстонии, лишь совсем недавно ставший ее гражданином, – знает жизнь эмигранта не понаслышке. Герои его сочинений поживали в беженских лагерях, скваттерских коммунах, тайных убежищах или бедствовали на улицах. Поначалу персонажи «романов с Хануманом» и другой прозы были нашими современниками и обживали «единую Европу», но с течением времени Андрея Иванова все более влечет историческое прошлое. Историческому опыту первой волны русских эмигрантов посвящен был замечательный роман «Харбинские мотыльки», а личность его героя Реброва имела определенное сходство с «царевичем русского Монпарнаса» – Борисом Поплавским.
И действующими лицами нового романа Иванова стали русские эмигранты, главным образом, во Франции, но временные рамки повествования раздвинулись на семь десятилетий (с начала ХХ века до 1968 г.), а структура сюжета усложнилась. Героев-повествователей в «Обитателях потешного кладбища» трое. Альфред Моргенштерн (родился в 1896), немец по отцу и русский по матери, поэт-авангардист (соратник Бретона), пианист, актер, персонаж причудливой фотографической серии-шоу «Невероятный человек», – он и в жизни реальной совмещал почти несовместное: был врачом и почтальоном, явным (хотя и безвредным) коллаборационистом и тайным участником Резистанса. Десятилетним мальчиком родители перевезли его в Париж «прекрасной эпохи», и со временем он превратился в своеобразного наследника героя символического романа «Наоборот» дез Эссента, вынужденного отвечать на вызовы трагического века, в котором довелось ему родиться.
Александр Крушевский – человек следующего поколения, всю сознательную жизнь провел в эмиграции – родители увезли его в Брюссель; он угодил в окопы Второй мировой войны, а следом – в концлагеря; отец его вернулся в СССР, а сам Александр работал в антисоветских СМИ Парижа и Мюнхена.
Виктор Липатов (ненастоящая фамилия!) родился в советской Москве в 1934 г., в эвакуации в Чистополе ребенком подружился с «парижским возвращенцем» Валентином Парнахом (поэт, переводчик, джазовый музыкант, танцовщик) . После жил в Ленинграде, работал маляром, писал рассказы в «тамиздате», не раз попадал в лапы советской карательной психиатрии («электрошок – аминазин – рентген – допрос»). Неизвестным образом Виктор прорвал «железный занавес», одиссея его влекла через Альбион, Бруклин красного кирпича и чугунных лестниц, и привела в Париж революционного 1968 года, где он, кажется, нашел свою Итаку и Пенелопу!
Безусловно, важнейший герой романа – Париж. Иванов пишет портрет зыблемой и непоколебимой Лютеции – города причудливых и порочных персонажей (словно со страниц эпопеи Пруста), города лихорадочного праздника и ужасной эпидемии 1918 г., города собачьих кладбищ и русских берлог, города, мучительно носившего «гипсовую повязку» нацистской оккупации. Как известно, символ Франции со времен Великой революции – Марианна; символом романного Парижа, конечно, является Мари-Анн Боголепова, уроженка Разбойничьего островка, секретарша-парикмахерша-студентка, едва не перекрещенная в Сталину.
Появление имени советского диктатора здесь очень симптоматично. Кульминационные события книги происходят в только недавно освобожденном от немцев Париже – в 1945-1947 гг. На улицах города, в частности, и на дорогах едва подымающейся страны, в целом, начинается борьба за души и тела русских (советских) беженцев. Во Франции в то время существовало более ста лагерей, откуда советские карательные органы депортировали в СССР – часто насильно – соотечественников. Форт Борегар – место содержания репатриантов – отбрасывает зловещую тень на французскую столицу и на ее идиллическую окраину Аньер. Именно там, в усадьбе угасшего рода Деломбре, где обитает семейство Боголеповых и их сателлиты, произойдет решительная схватка сторон – останется ли прежний баронский герб, или его заменит советский?!
Группировка идеалистов и неудачников пытается отрубить щупальца советских спецслужб, что ползут по европейской земле. Высланный из Советской России одним из пароходов 1922 г. Анатолий Игумнов, беглец из советского торгпредства Грегуар Вересков, советский беспризорник Егор Глебов, бывший актер и нынешний агент ЦРУ Юрий Тредубов, детектив-детективщик Лазарев, созидатели русской культуры в Париже – Серж Шершнев, Илья Гвоздевич и Альфред Моргенштерн – таковы борцы за настоящие революционные идеи – свободу, равенство и братство. Их прототипами стали Шаршун и Ильязд, Лазаревский и Гуковский, а печатные органы, выпускаемые персонажами, – «Русский парижанин» и «Свободный клич» – происхождение ведут от знаменитой «Русской мысли». Противостоящий им НКВД-МГБ подобен айсбергу: видна меньшая его – надводная часть. Возникает на несколько мгновений в книге таинственный Харон с железными зубами, но по большей части советские «агенты влияния» – мелкие и гадкие негодяи: фашистские подпевалы Алексей Каблуков (проповедник) и Петр Четвергов (писатель) да пьяница и организатор тараканьих бегов Усокин. Причина, по которой идейные и такие разные антикоммунисты всеми силами стараются достучаться до французских властей, весьма проста: «Каннибалы не перестанут есть плоть никогда!» А советская коммунистическая машина всегда питалась своими жителями и соотечественниками.
Ограничусь тем, что обрисую круг действующих лиц, – роман Иванова настолько остросюжетный, что раскрывать его тайны было бы преступлением, сравнимым с деятельностью чекистов во Франции. Но следует расставить писательские и читательские ориентиры в книге.
Трое рассказчиков историй, объединенных общими мотивами и местами, но происходивших в разные времена; сплетение масштабных событий (войны и революции) с интимными и семейными драмами; авторский принцип создания персонажей, чьи характеры и биографии словно перетекают друг в друга, – все эти черты роднят «Обитателей…» с выдающимся романом Петера Надаша «Книга воспоминаний». Андрей Иванов был внимательным читателем венгерской эпопеи и посвятил «Книге воспоминаний» пространное и тонкое эссе.
Другое знаменитое произведение, о котором нужно помнить при чтении «Обитателей…», лучше всего представит его автор: «Бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых, в Серно-Соловьевичей и проч. Так и должно было быть. Россия выблевала вон пакость, которою ее окормили, и, уж конечно, в этих выблеванных мерзавцах не осталось ничего русского». Конечно, ивановские проповедники и конспираторы, любовники и убийцы, двойники и истерики – являются в определенном смысле детьми «Бесов» Достоевского (обратите внимание на Скворешники у Достоевского и Скворечню у Иванова). Да и идейные и мировоззренческие конфликты отцов и детей в книге Иванова продолжают традицию прозы антагонистов и современников – Тургенева и Достоевского.
Темный, таинственный, промозглый, неуютный русский Париж 1940-х в романе напоминает эмоциональной окраской парижские стихи Бориса Божнева (1898-1969), в особенности, «Ораторию для дождя, мужского голоса и тумана»:
Как Байрон дождь — плащи, плащи, плащи,
И в непомерном промежутке
Меж небом и землей себя ищи,
Чтоб не было тебе так жутко…
И зыблемые очертанья слов
Оставили одни нажимы,
Едва коснувшись каменных листов,
Чтобы твое забылось имя…
Без сомнения, книга , да и творчество Андрея Иванова вписывается и в традиции русской эмигрантской литературы, и наследует традициям западного модернизма ХХ века, и продолжает великую русскую литературу ХIХ века, которая ставила главные вопросы и пыталась их разрешить. Русские в Европе, всесилие русских спецслужб, величие и ничтожество России, революционность или конформизм – проблематика романа отражает самые злободневные общественные проблемы: жизнь переходит на страницы романа, а книжные истории становятся фактами реальности.
