Всё о культуре исторической памяти в России и за рубежом

Человек в истории.
Россия — ХХ век

«Историческое сознание и гражданская ответственность — это две стороны одной медали, имя которой – гражданское самосознание, охватывающее прошлое и настоящее, связывающее их в единое целое». Арсений Рогинский
Поделиться цитатой
5 августа 2016

Помню, пока живу

воспомнинания о лагерниках-нефтяниках

УИ публикуют отрывки из воспоминаний Марата Моделевского, доктора геологических наук, работавшего в 50-60-х годах в Ухте. О тяжёлой нефти, театральном барстве Берии и нежелании просить о реабилитации — в трёх историях. Публикуется с сокращениями.

 

В конце 1956 г. я, выпускник геологического факультета Московского нефтяного института имени И. М. Губкина  попал по распределению в г. Ухту Коми АССР. Нас тогда было немного – молодых специалистов-геологов, геофизиков, эксплуатационников из институтов Москвы, Свердловска, Баку, приехавших в этот ГУЛАГовский край после XX съезда КПСС, впервые – просто специалистами, в обычных вагонах, а не заключенными в «вагонзаках». И не в погонах.

Я проработал в этом регионе 9 лет, до конца 1965 г. – геологом и главным геологом геофизических и нефтеразведочных экспедиций, начальником геологического отдела-заместителем главного геолога Ухтинского комбината Главгаза СССР.

Полярные ночи с 49-50-градусными морозами, тайга, болота, зверские комары, лежневые дороги и деревянные мостки-тротуары, щитовые промерзшие бараки – все это было, но по молодости воспринималось как-то спокойно и в памяти почти стерлось. А вот люди – они и сейчас, спустя почти 60 лет, совсем как живые!

Огромное количество бывших заключенных Ухтижемлага НКВД, вышедших на свободу и ожидавших реабилитации, в течение ряда лет еще продолжали работать в системе Ухтинского комбината-УТГУ в геологоразведке и эксплуатации месторождений нефти и газа. Мы жили и работали вместе с ними. Даже подружились со многими из этих людей, очень часто с потрясающими биографиями. Все они относились к нам, приехавшей молодежи, буквально как к родным (сказывался многолетний отрыв от своих семей и близких), и рассказывали, рассказывали, рассказывали … Что-то из того, что было услышано во время этих неспешных бесед, запомнилось навсегда, и о некоторых из этих замечательных людей, ставших фактически нашими Учителями, об их удивительной судьбе, я попытаюсь рассказать.

Максимов (Погольша) Петр Никифорович.

В 1957 г. мы исследовали скважины на Седьельском газовом промысле. О результатах этого исследования доложили старшему геологу промысла. «Максимов Петр Никифорович» – представился этот человек с очень старым морщинистым лицом и добрыми голубыми глазами. Потом мы встречались с ним много раз, именно он посоветовал мне заняться научным анализом материалов наших исследований, по-существу, «подтолкнул» меня в науку, которой я с тех пор и занимался, с отрывом и без отрыва от производства, все последовавшие почти 60 лет. Мы стали очень близкими друзьями (семьи у него практически не было, единственный сын жил в Москве). Помню, что в поселке Вой-Вож, где мы все тогда жили, за ним постоянно бегали детишки, прекрасно зная, что в карманах его старого длиннополого плаща для них всегда найдутся конфеты. Петр Никифорович умел рассказывать о своей жизни так, как будто все, о чем он говорил, произошло вчера. Это было очень интересно, но часто и очень страшно. Весь «Архипелаг Гулаг» я и моя жена реально «пережили» задолго до появления романа Солженицына. Как только умом не тронулись!Вот что рассказывал нам сам Петр Никифорович, к сожалению, не очень углубляясь в детали (может, не имел права).

В самом начале Гражданской войны, большевиками был сформирован Бессарабский батальон, в который попал и 19-летний Петр Погольша. Почти сразу же он был нелегально направлен на Юг России, для соответствующей работы среди солдат и офицеров Белой армии. В 1920 г. Петр служил в штабе ген. Врангеля. После эвакуации армии Врангеля из Крыма он вернулся в Москву и несколько лет «держал окно» на западной границе, обеспечивая переходы нелегалов, под чекистским псевдонимом «Максимов», ставшим с тех пор его официальной фамилией.
 
Стране нужна была валюта, и Петра Никифоровича направили в Магадан – заведовать зверофермой, разводившей черно-бурых лисиц для экспорта (он показывал мне свою чудом сохранившуюся статью из магаданского журнала тех времен о методике разведения этих лисиц).
 
В 1930 г. был создан Московский Нефтяной Институт. Директором его стал И. М. Губкин, обратившийся с призывом к советской молодежи идти в нефтяную промышленность. П. Н. Максимов с отличием окончил МНИ в 1936 г. и был оставлен в аспирантуре. Но в 1939 г. за активный протест на институтском партийном собрании против преследований своих коллег, обвиненных в троцкизме, был арестован и приговорен «тройкой» к расстрелу. Однако НКВД нуждался в специалистах, и расстрел был заменен отправкой в Ухтижемлаг, где через некоторое время Петр Никифорович, оставаясь «зэка», работал уже «за зоной» – десятником на лесоповале и на строительстве дорог, а после окончания Войны – и по основной своей специальности – геологом. В 50-х годах он был знаменит своими всегда острыми, умными и бескомпромиссными выступлениями на разного рода геологических совещаниях.
 
Реабилитирован Петр Никифорович был где-то в начале 60-х годов. Реабилитация затянулась из-за его категорического отказа подавать просьбу о реабилитации и восстановлении в партии (я видел это «отказное» письмо – «Как сами отняли, так сами и отдайте!»). В конце-концов так и вышло. Он уехал в г. Бердянск, где приобрел небольшой дом с садом на берегу Азовского моря. Мне еще довелось увидеться с ним в Бердянске в 1966 г. и в Москве в 1970 г. (он уже знал, что неизлечимо болен). У меня остались наши с ним совместные статьи, рассказы о ГУЛАГе и в памяти – доброе хитровато-молдаванское лицо этого чудесного человека. 

Кремс Андрей Яковлевич

До 1964 г. я встречался с главным геологом Ухтинского комбината (с 1960 г. – Ухтинского территориального геологического управления) Андреем Яковлевичем Кремсом лишь во время периодических производственных совещаний. Но в начале 1964 г., сразу после защиты (без отрыва от производства) кандидатской диссертации, мне, тогда главному геологу Ухтинской экспедиции промысловой геофизики и геохимии, Андрей Яковлевич предложил стать своим заместителем и начальником геологического отдела УТГУ. Он шутливо аргументировал это предложение тем, что раз я стал первым в Ухте кандидатом геолого-минералогических наук, а он – первый в Ухте доктор, то двум единственным «остепененным» геологам самой судьбой предназначено работать вместе. И следующие два года мы провели фактически за одним столом (вследствие глухоты и затрудненности, в связи с этим, обычного общения Андрей Яковлевич предпочитал сидеть сбоку, предоставив мне торцевую часть стола со стоявшими там телефонными аппаратами и, соответственно, с обязанностью проводить все ежедневные оперативные переговоры с нашими трестами и экспедициями, равно как и с многочисленными отделами и управлениями Министерства. Но зато и очень много рассказывал о своей жизни и людях, с которыми встречался и работал).

Андрей Яковлевич родился 17 июля 1899 г. в местечке Зюд-Остов-Култук близ Баку в семье рыбака. В 16 лет остался без родителей, на попечении старших братьев и сестры. В юности переболел тифом, болезнь дала осложнение – он почти потерял слух. В 1915 г. поступил в политехническое училище в Баку, по окончании которого получил квалификацию техника-нефтепромысловика. Судьба распорядилась так, что на одной парте с ним все эти годы просидел другой студент училища – Л. П. Берия. После училища А. Я. Кремс работал на промыслах Азербайджана, пройдя путь от техника-коллектора до старшего геолога Балаханского геологического бюро. В 1931 г., после окончания (заочно) Азербайджанского нефтяного института, стал главным геологом «Азнефти», а в 1934 г. – главным геологом «Главнефти» (Главного управления нефтяной промышленности Наркомтяжпрома СССР), возглавлявшегося тогда академиком И. М. Губкиным. В это же время он заведовал кафедрой разработки нефтяных и газовых месторождений в Московском нефтяном институте.

В 1936 г. А. Я. Кремс вместе с группой советских специалистов провел полгода в США, изучая американский опыт поисков и разработки нефтяных месторождений. Из США он привез диковинку – слуховой аппарат, существенно облегчивший его жизнь. В 1938 г. вся группа этих специалистов была арестована. 29 мая 1939 г. А. Я. Кремс был осуждён на восемь лет лагерей «за участие в троцкистской организации» и направлен в Коми АССР, в посёлок Чибью (позднее г. Ухта).

Андрей Яковлевич рассказывал, что через три месяца его, подшивавшего валенки в лагерном бараке Ухтижемстроя (слуховой аппарат у него отобрали, и ни на что большее этот 40-летний «глухой старик» не годился), нашли местные геологи и определили в только что организованное бюро по проектированию первой нефтешахты на Ярегском месторождении сверхтяжелой (но очень ценной по своему составу) нефти, которую можно было добывать только таким способом, ранее в СССР не применявшимся. А. Я. Кремсу поручили составить геологическую часть проекта шахты и сводный доклад, с чем он блестяще справился (с его-то опытом!). В начале июля 1940 г. он приехал в Москву вместе с руководителями Ухтижемстроя (но в сопровождении персонального конвоира и «не смешиваясь с начальством») и выступил в Большом доме на Лубянке перед высшим руководством НКВД СССР с обоснованием проекта.

– После обсуждения доклада, – рассказывал Андрей Яковлевич, – Берия поблагодарил нас и сказал: «Все свободны. Кремса прошу остаться». Когда все вышли, Берия предложил мне присесть возле камина, в котором горел огонь, и, взяв со стола небольшую папку, спросил: Ты свое Дело видел, Андрей? – Нет, не видел. – И не увидишь!». И бросил папку в камин. – Иди домой. Анна Андреевна заждалась. – А пропуск? – Иди, не нужно никаких пропусков! И действительно, ни на одном этаже, ни один часовой пропуск не спросил. Берия любил театральные эффекты. – Я вышел, тут подошел трамвай, а у меня в кармане ни копейки. Но кондукторша посмотрела на меня так жалостливо: «Ладно, дедушка, езжай». Утром за мной заехал офицер на машине и отвез снова на Лубянку, где я получил Приказ Народного комиссара внутренних дел СССР о досрочном освобождении и направлении на должность начальника геологоразведочного отдела Ухтижемстроя. Обратно ехали уже все в одном вагоне.

В 1942 г. А. Я. Кремс был назначен на должность главного геолога «Ухтижемстроя» (впоследствии – Ухтинского комбината). В 1944 г. судимость была снята, но реабилитирован он был только в 1956 г. В течение 34 лет А. Я. Кремс руководил геологоразведочными работами и научными исследованиями по созданию крупной базы нефтегазодобывающей промышленности на северо-западе европейской части СССР. Был профессором созданных по его инициативе Ухтинского индустриального института и Ухтинской Малой Академии наук для школьников (в обоих этих проектах я тоже принимал активное участие),

В 1969 г. Андрею Яковлевичу Кремсу было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он удостоен званий «Заслуженный деятель науки и техники Коми АССР», «Заслуженный деятель науки и техники РСФСР», «Почётный гражданин Ухты».

Скончался Андрей Яковлевич 31 мая 1975 г. на 76-м году жизни.

Демидов Георгий Георгиевич

Варлам Шаламов называл харьковского физика, экспериментатора и изобретателя, ученика академика Л. Д. Ландау Георгия Демидова «самым умным и самым достойным человеком, встреченным им в жизни». Шаламов знал Демидова по Колымским лагерям, куда тот попал в 1938 г. А мы близко познакомились и подружились с этим чудесным человеком уже в начале 60-х годов в Ухте, когда он, реабилитированный в 1958 г., работал инженером на Ухтинском механическом заводе. Он был к тому времени уже очень известным автором Самиздата. Мы читали в рукописи его знаменитый роман «Оранжевый абажур», пронзительные рассказы «Прерванный дуэт», «Фоня-Квас», «Интеллектуал», «Без бирки», «Дубарь». Выйдя на пенсию в 1972 г., Г. Г. Демидов поселился в Калуге и иногда «нелегально» приезжал к нам на подмосковную дачу. Жил он в небольшом домике, и как-то в его отсутствие летом 1980 г. этот домик сгорел, вместе с незаконченными рукописями и черновиками. Скорее всего, поджог был устроен местными сотрудниками КГБ.

В 1987 г. Георгий Демидов скончался, не увидев напечатанной ни одной своей строчки. Печатать в России его начали благодаря усилиям дочери Валентины и некоторых друзей только в 1987-1990 гг., а собрание сочинений в трех томах вышло в 2008-2010 гг. В эти же годы сборник повестей и рассказов Г. Г. Демидова вышел во Франции на французском языке. Известный литературовед Мариэтта Чудакова в послесловии к книге «Чудная планета», вышедшей в 2008 г. к 100-летнему юбилею Г. Г. Демидова, назвала его одним из 4-х крупнейших русских писателей, поведавших о ГУЛАГе (вместе с Домбровским, Солженицыным и Шаламовым).

 

Марат Соломонович Моделевский,

Доктор геолого-минералогических наук,

22/12/2015

 

5 августа 2016
Помню, пока живу
воспомнинания о лагерниках-нефтяниках

Похожие материалы

14 марта 2016
14 марта 2016
Кира Онипко рассказывает о фотовыставке, которая действует в Санкт-Петербурге до начала апреля.
19 декабря 2011
19 декабря 2011
Филолог и культуролог Елена Волкова комментирует стихотворения бывших узников ГУЛАГа. В настоящей первой части анализируются лейтмотивы – образы камня и креста
25 августа 2015
25 августа 2015
В годовщину демонстрации против ввода танков в Чехословакию, «Уроки истории» впервые публикуют ранее неизвестную статью Владимира Дремлюги о диссидентском движении, написанную им в 1975 году в эмиграции через полгода после освобождения.

Последние материалы