Россия-Украина. Диалог во время войны?
Предлагаемые ниже заметки – не призыв и не всестороннее описание, а осторожное размышление на заданную тему. В контексте войны, которую по-прежнему предпочитают целомудренно называть «украинским кризисом», можно вспомнить банальную вещь, что примирение и проработка прошлого – это явления послевоенные, результат целенаправленных политических усилий после окончания боевых действий и установления границ. Возможно ли примирение во время войны параллельно с мобилизацией в армию, перманентными попытками экономического шантажа и, самое главное, продолжающейся пропагандистской риторикой нагнетания образа врага?
Диалог важен всегда, но о каком диалоге идет речь? И каковы участники и цели «диалога»? В том ли дело, чтобы усадить за один стол (конференционный подиум) людей с украинскими и российскими паспортами и предложить им высказаться? А может быть еще и в том, чтобы показать «просвещенность» организаторов таких подиумов? Наконец, по паспортному ли принципу проходит линия размежевания? Совершенно очевидно, что и в России, и на Украине, в том числе в самых что ни на есть интеллектуальных кругах, есть люди с диаметрально противоположными взглядами на происходящее. Возможно, стоит начать с «внутреннего» диалога между ними? Вот только легко ли это сделать, если для одних приоритетом является международное право, а для других – «исторические права»? Как сделать язык разговора общим хотя бы на уровне употребляемых понятий и образов? Ведь даже из признания факта войны отнюдь не следует ее осуждение. Не говоря уже о том, как видятся причины и цели войны.
Существует еще ловушка очень популярной, в частности, в Германии логики: «выслушаем обе стороны». Такой подход часто предполагает, что есть два взгляда на «украинский конфликт»: «российский» (обычно отождествляемый с путинским) и «западный» (в котором растворяется украинский, по-прежнему часто даже не признаваемый полноценным субъектом разговора). При таком подходе зачастую возникает примитивный образ «двух правд», которые необходимо «примирить» на основе прекраснодушных формул «дружбы народов» или «мы за все хорошее». А для осуществления оных предлагается не акцентировать, а лучше просто не замечать некоторые вещи, которые для удобства примирения стоит вынести за скобки. И первая такая вещь – Крым. Напомню, кстати, что именно на неупоминании крымского вопроса во многом и держатся Минские соглашения.
Для содержательности любого диалога необходима общая основа, общий язык и понятийный аппарат. Иными словами, лозунги «мира во всем мире» не отменят факта вмешательства (в том числе, военного) России во внутренние дела Украины. Я не вижу никакого смысла в «диалоге» на тему: «кто имеет исторические права на Крым?». Смысл видится мне в ответственной попытке понять случившееся (в том числе, сантименты русской культуры к Крыму и трудности с признанием субъектности Украины) и подумать о его последствиях для России, Украины и Европы.
Для начала такого разговора (который, по определению, не может быть легким и приятным), важно осознать, что критика Путина никак не тождественна русофобии, хотя появление последней в таком контексте также нельзя исключать. Не менее важно понимание того, что критик Путина отнюдь не становится автоматически сторонником Украины или верховенства права (разного рода лимоновцы и прочие – тому пример). Собственно вопрос о Путине и России может быть важным предметом разговора, поскольку и их полное отождествление, и полное разграничение (мол, Путин отдельно, а Россия отдельно) в равной мере, хоть и по разным идеологическим причинам, утопичны. Рискну предположить, что понимание этого, как и приближение к пониманию сложности разграничения «русского», «российского» и «советского», может стать важным подспорьем для разговора.
Украинский вопрос для России; русский вопрос для Украины; новые и старые границы и линия разграничения в мире; экономика, политика и инфраструктура востока Европы; природа массовых политических движений; политика информационной дезориентации; «патриотическая» мобилизация и ее динамика – такой круг вопросов нуждается в серьезном обсуждении на разных уровнях.
Катастрофическая слабость российско-украинского культурного и научного взаимодействия после 1991 года очевидна. В отличие от той же Польши, Россия не предложила украинским студентам и ученым программ обмена, стипендий, совместных проектов. Масскульт с его телесериалами и поп-звездами не смог компенсировать полный провал культурной дипломатии (не в последнюю очередь вызванный непониманием ее важности). При этом, слабости украинистики в России соответствовало практически полное отсутствие русистики на Украине. В результате языковой близости, во многом (хоть и не во всём) общего советского опыта, у многих и украинцев, и россиян возникла иллюзия легкости понимания соседа. Приходит время сменить ее серьезным осознанием необходимости интеллектуальных усилий для понимания «Близкого Другого». Тем более, в контексте удушливой и зловонной телепропаганды.
Так сложилось, что в течение последних десяти лет автор этих строк был активным участником как российско-украинских, так и польско-украинских интеллектуальных проектов. Я публиковался в «Отечественных записках» и «Неприкосновенном запасе», был со-организатором конференций и летних школ, даже ведущим лекций «Полит.ua» в Киеве. С замечательными Дмитрием Фурманом и Борисом Дубиным мы не раз говорили о необходимости серьезных украино-российских проектов. Я радовался внушительному присутствию украинских авторов и тем на страницах казанского журнала «Ab Imperio» и выходу в Москве сборников статей Ивана Лысяка-Рудницкого и Симона Петлюры. Осталось ли сегодня для них место на книжных полках, буквально ломящихся от «анти-майданной литературы»?
Майдан и последовавшие за ним события стали тестом порядочности, дружбы, критического мышления. Хочу сказать, что ни один из моих близких российских друзей и коллег (а это десятки людей), меня не разочаровал и не подвёл. Ни один не стал вдруг апологетом возвращения Крыма, ни один не поверил в «заблудившихся» и «уволившихся» десантников, ни один не присоединился к группе «равноудаленных аналитиков», рассуждающих о «равной ответственности всех» и «гражданской войне». Я счастлив дружбе с этими людьми и тому, что в диалоге с ними мне не нужно доказывать мою любовь к русскому языку и культуре. Украинское общество ценит каждый дружественный голос из России, островки взаимного интереса и взаимного уважения. Свидетельством тому служат русскоязычное Громадське телебачення (то есть общественное телевидение), популярный еженедельник «Новое время» или культурно-популярный журнал «ШО».
В то же время ситуация войны привела к тому, что перед Украиной чрезвычайно остро встал вопрос: Даёт ли агрессия России украинцам право на ксенофобские высказывания? По моим ощущениям, большинство журналистов и политиков все же понимает недопустимость подобного. Хотя есть исключения и опасные тенденции. Поэтому о проявлениях русофобии на Украине нужно говорить, как и о проявлениях антисемитизма, гомофобии, исламофобии и расизма. Даже в ситуации войны.
Источник:
- Intersection: Russia – Europe – World.
