Жизнь в забвении
Это всего лишь ещё одна история, которую можно представить себе в виде футбольного матча в снежную метель, закончившегося со счётом 0:0. Между собой играют команды политической полиции и армии, одну из них поддерживает семья местного диктатора. Игра происходит в Бухаресте, в этом бывшем Париже Востока, на сером бетонном национальном стадионе, под завязку заполненном людьми в дешёвых тулупах, пальто и меховых шапках. Игру судит арбитр из Васлуя, Адриан Порумбою, которому его сын 25 лет спустя включает запись и просит поделиться воспоминаниями.
Когда-то Корееда Хироказу в своём фильме про киностудию в лимбе под названием «После жизни» предположил, что все наши воспоминания, на случай необходимости пересмотра, находятся в специальном месте в виде стопки VHS-кассет. Память воспроизводится в lo-fi – на экране рябь, звука нет, жёлтого мяча практически не видно на заснеженном поле. События разного времени наслаиваются друг на друга. Мы смотрим на людей нашего прошлого из перспективы нашего будущего, там они будут героями или, может быть, скоро умрут. Матч с участием отца Порумбою прошёл в декабре 1988-го, за год до революции в Румынии – в конце 1989-го генсек Чаушеску и его жена будут осуждены национальным трибуналом и расстреляны, а их тела, по одной из многочисленных версий, несколько часов будут лежать на том самом национальном стадионе, где между собой обычно играют «Стяуа» и «Динамо».
Возня футболистов в снегу кажется Порумбою-сыну поэтическим зрелищем. Отец не согласен – это просто ещё одна игра в тяжёлых условиях, когда разметки не видно и мяч дробит и катится по полю кое-как. Он даже обращает внимание сына-режиссёра на то, что всю игру можно прочесть в обратную сторону по её снежным следам – на вытоптанных участках поля борьба шла чаще, чем на ровных и белых. Так работает идея воспоминания, которая воскрешается в этом фильме. Оба Порумбою вспоминают без гнева и ресентимента. Румыния конца 80-х – это родина футболистов, а не дадаистов, как было когда-то. Чаушеску уже стар, и, хотя всё ещё страшен, живёт, сам того не зная, в ожидании казни. Тем временем лучшее поколение в истории румынского футбола месит снег, грязь и дёрн, которые скрывают их лучшие качества от неподготовленного зрителя. Но отец и сын Порумбою помнят, кто есть кто; будущие европейские футбольные звезды Хаджи, Рэдучою, Петреску, Стеля готовы покорить мир, как только выберутся из этого снежно-серого VHS.
Как и Сергей Лозница в хронике ленинградской блокады, Корнелиу Порумбою представляет свою работу зрителю, замаскировав под редимейд. Меланхоличная, безголевая игра вроде бы случайно напомнила ему собственные фильмы, и он просто включил плёнку ещё раз, тем самым отрежиссировав всё заново в новом контексте. Порумбою-сын лишает каждый кадр элемента случайности. Снег, нули на табло, работа трёх камер, звонки мобильного телефона его отцу за кадром с обсуждением начинок для пирогов – всё это теперь становится частью большого плана. Отец комментирует игру невнятно и невпопад. Порумбою-старший большой поклонник правила «игрового преимущества», означающего, что без крайней необходимости игру останавливать не нужно, так же как и бессмысленно лишний раз обсуждать. Игра должна течь, мяч должен катиться. Любые нарушения могут быть «отыграны» без лишних свистков. Судья в ней что-то вроде перводвигателя: даёт стартовый импульс, а затем отстраняется от принятия судьбоносных решений. «Вторая игра» как раз и рассказывает о том, что будет, если всё пустить на самотёк – игру, судейство, режиссуру, и просто не пытаться делать вид, что выбор между армией и тайной полицией – хоть сколько-нибудь реальный человеческий выбор.
Футбол в авторитарных странах зачастую проваливается в зазор между социалистическими базисом и надстройкой. Более народный и пролетарский, чем высокая культура, но и более непредсказуемый, чем выпуск местной газеты «Правда» (в Румынии она называлась Adevarul), внешне он попадал под контроль официальной власти (семья Чаушеску курировала главный клуб страны – армейский «Стяуа»), однако неизменно оказывался за границам партийного управления.
Если саму игру полностью контролировать было нельзя, можно было режиссировать её показ, и потому мало что может сравниться по степени ханжества с футбольным матчем по телевизору в стране позднего социализма. Во «Второй игре» это уже и не ханжество, а просто сатира – каждый раз, когда футболисты начинают выяснять отношения, при первых намеках на драку, камера операторов позднего Чаушеску уходит вверх, как взгляд лежащего на поле Аустерлица князя Андрея, туда – к трибунам, стыдливо демонстрирует нам общие планы стадиона, припорошенной снегом толпы, кривых деревьев и высоких бежевых блочных домов на заднем плане. Телезритель не должен видеть ничего, сверх официального представления, дисциплинированного и верного партийному курсу, держащего себя в строгости, как подобает всем военизированным структурам. Лучшее поколение в истории румынского футбола всю свою молодость провело в казармах спортклубов армии и госбезопасности. На записи последнего года в истории местного социализма можно увидеть и вспомнить, как много событий того времени должны были оставаться за кадром. Зрителям конца 80-х, поднаторевших в рассматривании этих фигур умолчания, ничего объяснять было не нужно, теперь же, четверть века спустя, можно переиграть всё заново. Шутка, повторённая дважды, становится в два раза смешнее.
