Роберт Эдельман. Московский Спартак. История народной команды в стране рабочих / Рецензия на книгу
Robert Edelman. “Spartak Moscow. A History of the People’s Team in the Worker’s State” / Cornell University Press. Ithaca & London. 2009.
Одной из самых серьёзных проблем изучения социальной истории футбола в СССР остаётся нежелание говорить о нём всерьёз. Многие историки по-прежнему считают, что обсуждать в сущности нечего – оставим болельщикам их шахматные таблицы с вписанными от руки результатами, ежегодные справочники с составами команд, коллекционирование автографов и программок с матчей, их длинные и нудные воспоминания о том, «как на самом деле был забит тот гол» и бесконечные споры, кто тренировал лучше: Лобановский или Бесков. Но, кажется, здесь есть и кое-что ещё – подспудное желание оградить футбол от «научного взгляда» – излюбленного советского способа приручить действительность. Для многих постсоветских гуманитариев футбол, со всеми его проблемами и изрядной политизированностью, всё равно остаётся тем, что журналист Лев Филатов называл «островком справедливости» в бушующем море их частной и общественной жизни.
Главный исследователь советского футбола – американец Роберт Эдельман понимает всю серьёзность проблемы. И потому две его научные монографии – «Серьёзная забава: история зрелищного спорта в СССР» и «Московский Спартак: история народной команды в стране рабочих» и анализируют предлагаемую тему, и иронизируют над ней с самых разных сторон. Веселиться в Советском Союзе – чрезвычайно серьёзное занятие, что уж говорить о попытках препарировать это веселье.
«…История зрелищного спорта в СССР» переведена на русский язык, это книга важная – она продолжает, и пожалуй, в целом исчерпывает англоязычную традицию спортивной советологии, также представленной в более ранней и холодной работе Джеймса Риордана «Спорт в советском обществе»
Правила и способы их исполнения
Ещё раз
Не разбирая здесь философскую составляющую проблемы происхождения современного (конец XIX-начало XX вв.) спорта и его популярности (достаточно цельное представление может сложиться у человека, прочитавшего «Homo Ludens» Хёйзинги и «Похвалу красоте спорта» Гумбрехта), нужно отметить, что в закрытых, авторитарных обществах футбол несёт в себе особенно много дополнительных смыслов, за рамками «голов, очков и секунд». Сам Эдельман упоминает об этом в предисловии, рассказывая как ему, молодому американскому студенту, было трудно завести знакомства в Москве 60-х:
«В авторитарной системе завоевать доверие незнакомого человека непросто, но футбол способен создать связь, которая может, со временем, привести к настоящей дружбе»
R. Edelman. “Spartak Moscow. A History of the People’s Team in the Worker’s State”, p. X .
Футбол как одна из составляющих массовой культуры создаёт общий уровень социальности – общее воспоминание, тему для беседы или обмена мнениями между людьми, чьи жизни не соприкасаются между собой никаким иным образом. Как ни парадоксально это звучит, но по ходу матча «Спартак» – «Динамо» актёр Михаил Яншин сопереживал красно-белым так же, как Константин Черненко, пятый советский генсек – а другой выдающийся советский актёр Игорь Ильинский делил симпатии к милицейской команде с главой НКВД Лаврентием Берией. Принадлежность и отношение к футболу создаёт внутри общества свою собственную систему координат.
Итак, футбол не существует в отрыве от общества, которое в него играет, и, одновременно, футбол не меняет своих внутренних правил – в этом заключена большая часть его обаяния. Каждое новое поколение болельщиков, пишет Эдельман, пользуется преемственностью правил, и добавляет к футболу свои собственные взгляды на жизнь, интерпретирует его по-новому; с помощью игры «рассказывает новые истории о самом себе». Команда «Спартак» служит Эдельману своеобразной призмой, преломляющей те самые истории.
«Семейный роман» и способы его прочтения
«Спартак» – весьма удобная команда для такого подхода. Он был создан четырьмя братьями Старостиными и их друзьями, с которыми они вместе начинали играть в своём районе – Красной Пресне ещё в начале 20-х годов. Эдельман делает массу любопытных замечаний, касающихся времени создания команды. Раннесоветский прото-Спартак (в разное время называвшийся «Красная Пресня», «Пищевик», «Промкооперация») во многих своих проявлениях напоминает команду поздних 80-х: в условиях ограниченного капитализма и меньшего влияния государства на спортивную жизнь, старостинская команда зарабатывает деньги «организацией зрелища» – играет выставочные матчи, получает определённый процент с проданных билетов. В этом отношении, пишет Эдельман, история «Спартака» в точности повторяет позднесоветский анекдот о социализме как кратчайшем историческом периоде между капитализмом и капитализмом. История «Спартака» от 20-х до 80-х вписана в эти рамки.
Команда эволюционировала с начала 20-х до индустриализации, окончательно сформировавшись только ко времени «Большого террора», как раз когда «жить стало лучше и веселее» – в том числе и потому, что разыгрывался первый всесоюзный футбольный чемпионат. Своеобразный независимый статус «Спартака» – левацкое название (помимо античной истории явно отсылающее к истории немецкого революционного движения после Первой мировой, а также, что более нетривиально – к революционной истории Пресни начала XX-го века), его вневедомственный статус
Различные поколения советских людей находили себя в «Спартаке»: в 30-е противопоставляли себя бериевскому «Динамо» и подвергались репрессиям (в «Спартаке» арестованы и отправлены в лагеря Старостины и их друг, также футболист Станислав Леута), в 50-е вместе с оттепелью и надеждами на десталинизацию из лагерей вернулись Старостины и последовали новые победы, завершившиеся в «золотую эру» 60-х, как раз в год смещения Хрущёва, в 70-е «Спартак» и его болельщики столкнулись с тотальным наступлением «договорных игр» вместе с расцветом коррупции во всей советской экономике, что, помимо прочего, привело к вылету команды из высшей лиги. Наконец, 80-е были новым подъёмом, давшим болельщикам новых героев, многие из которых впервые в советской истории смогли уехать играть за рубеж, предвосхищая массовую эмиграцию более позднего времени. Эдельман называет «Спартак» «канарейкой в угольной шахте» – это команда перемен, по которой, как по карте с уменьшенным масштабом, исследователь может ретроспективным образом увидеть следы изменений, которые происходили в советском обществе на протяжении десятилетий.
Вместе с тем, и это, может быть, наиболее важно в работе Эдельмана – автор преодолевает обаяние спартаковской «семейной легенды» и отказывается от простых ответов на сложные вопросы клубной и общественной истории.
Арест Старостиных в книге не просто «вендетта высокому, талантливому и привлекательному Старостину со стороны низенького, толстого, неуклюжего и распутного Берии»
С. 119. .
На Старостиных писали доносы ещё за много лет до ареста. Автором двух нам известных был знаменитый спартаковский легкоатлет Георгий Знаменский (надо сказать, Знаменский писал не менее бойко, нежели бегал), в его письмах Старостины предстают талантливыми управляющими западного типа, импрессарио, ловко лавирующими вместе с командой между границами двух экономик – официальной и «теневой». Игроки получают деньги за неофициальные матчи, привозят из-за границы дефицитные продукты и одежду сверх положенной нормы, хранят у себя лишнюю валюту. Сами Старостины обвиняются (доказать или опровергнуть это в наше время уже вряд ли возможно) в даче денежных и продуктовых взяток военкоматам, с целью оградить своих игроков от службы в армии – в том числе и после 1941-го года.
«Спартак» и его болельщики у Эдельмана – не диссиденты и «враги режима», они олицетворяют собой другой, своеобразный способ жить в СССР. Болеть за «Спартак» означало иметь право на «свой маленький способ сказать „нет“» общественному строю, не нарушив при этом его внутренней целостности; играть за «Спартак» – особенно после 50-х, когда игровой стиль команды преобразился и стал больше напоминать латиноамериканский, – означало «выражать себя»
Похвала двоемыслию
Эдельман прав в главном – именно двусмысленность общественного положения футбола – между болельщиками и государственными институтами, между свободомыслием и государственной пропагандой, своей собственной мифологией и официальной летописной хронологией титулов и чемпионов – позволяет исповедывать «разные способы быть советским». В «Московском Спартаке…», как ранее в «Серьёзной забаве…», Эдельман часто повторяет слова о «спорной территории», которой, с его точки зрения, является пространство футбольного поля.
Футбол и мир вокруг него, становятся для автора инструментом для ответа на главный вопрос его книги: как советские люди относились к политическому строю, при котором они жили?. Опираясь на массовую любовь к «народной команде», «Спартаку», Эдельман критикует представления о Советском Союзе как о вертикальном, чисто тоталитарном государстве. Строго говоря, констатирует он, эти люди и были создателями и продуктом того политического строя, который они сами воспроизводили и поддерживали в послевоенные годы.
«Футбол у нас – единственное место, где каждый может говорить, что он думает, о том, что он видит»,
– говорил в конце 30-х годах композитор Дмитрий Шостакович. В эти же годы философ Михаил Бахтин написал свою книгу о карнавальной культуре. «Свободный» и «карнавальный» футбол встроен в советскую жизнь так, что, являясь весельем, своеобразной альтернативой окружающему миру, он не разрушает его. В лекциях по материалам своей книги Эдельман использует термин немецкого историка повседневности Альфа Людтке – Eigensinn – «собственное мнение», «упрямство», «своенравие». Болеть за «Спартак» – прихоть, осуществить которую может позволить себе каждый, получив в нагрузку историю «народной команды» и лёгкий благородный налёт фрондёрства, безопасного для себя и для власти. Парадоксальным образом, нонконформистская сущность футбола всегда связана с идеей общего консенсуса – даже болея за футбольную команду «Взятие Бастилии» ты де-факто признаёшь государство, в чемпионате которого эта команда принимает участие. В Советском Союзе футбол, начиная с 30-х годов, всегда был явлением институализированным.
«Мы не сомневались, что форварды, хавбеки, беки и голкиперы игрой живут, что поле и мяч не больше, чем форма, условность – как книжные страницы, театральные подмостки и декорации – живут для того, чтобы особым, футбольным образом посвятить нас в какую-нибудь жизненную ситуацию, которая что-то откроет»,
– писал в одной из своих книг Лев Филатов. В краткосрочной перспективе советский футбол открыл для нас книгу Роберта Эдельмана и его понимание устройства советского общества.
Сергей Бондаренко
По теме:
Репортаж Рен-ТВ о книге «Московский Спартак: история народной команды в стране рабочих» и её авторе Роберте Эдельмане:
