Драма в письмах
«Десять лет ИТЛ без права переписки и передач» — чудовищный приговор захлопывал за человеком, вчера ещё жившим, любившим, строившим планы, железную дверь. Навсегда. Правда, его родные всё-таки надеялись, что спустя годы он вернётся, но в реальности такая формулировка, введённая в 1939 году, означала расстрел. Таким образом, для сотен тысяч арестованных разрешение переписки или отказ в ней стали синонимами жизни и смерти.
Выставка «Право переписки», работающая в музее Международного общества «Мемориал», спокойна, тиха, монохромна. «Юрию Аввакумову удалось создать экспозицию драматичную, но не сентиментальную», — сказал председатель правления «Мемориала» Арсений Рогинский о художественном решении пространства. А сам Юрий Аввакумов, архитектор и куратор, рассказывает, что толчком для выбора стиля выставки стала обычная советская посылка. Задумывался ли кто-нибудь в середине прошлого века, какое огромное количество этих грубо сколоченных ящичков отправляется в ГУЛАГ? Простое слово «посылка» и высокое «послание» — однокоренные. Это и подтолкнуло Юрия Аввакумова использовать в оформлении выставки самые дешёвые материалы: фанеру, бязь, химический карандаш — они подчёркивают хрупкость и значимость этих посланий, их утилитарность и одновременно высокую ценность для человека, на долгие годы оторванного от дома, детей, родителей, друзей.
В архиве «Мемориала» хранятся письма, записки, рисунки, посланные из тюрем и лагерей на волю, и с воли в лагеря. Они попали сюда из семейных собраний, их принесли сами бывшие заключённые, дети и внуки репрессированных. Это один из самых ценных разделов архива, уверен Арсений Рогинский. Ценен, прежде всего, сам факт наличия писем. 99 шансов против одного, что эти обрывки бумаги (а зачастую вообще материалов, не предназначенных для эпистолярного жанра) должны были пропасть. Их отбирали у родных при обысках, их могли выбросить, сжечь, не желая навлечь на себя гнев «органов», они гибли при эвакуации, бомбёжках, переездах. У заключённых письма изымали, бумага шла на курево, весточки из дому терялись на этапах… Спасти письма иногда было сложнее, чем написать и отправить. И всё-таки они сохранились до наших дней и теперь свидетельствуют о лагерной повседневности и о жизни тех, кто ждал заключённых дома.
Коллекция бесценна. Правда, хранители архива Светлана Фадеева, Ирина Островская, Алёна Козлова испытывали методологические трудности при её обработке. Ещё недавно исследователям был неизвестен регламент лагерной переписки — сколько писем мог написать и получить заключённый, каков должен быть их объём, о чём писать разрешалось, а о чём нет. Алёна Козлова говорит:
«Нашей задачей было показать не важность письма — она очевидна — а продемонстрировать, что и здесь работал свой механизм, существовали свои правила, нормы. Это было трудно, никто никогда про это не писал. ГУЛАГ существовал много лет, лагеря менялись, правила менялись, и надо было попытаться это сформулировать, потому что иначе зачем бы мы вообще брались за это дело?»
Из попыток понять эту часть истории ГУЛАГа в 2014 году родилась книга «Право переписки», ставшая подспорьем для создателей выставки.
У экспозиции своя внутренняя хронология, отражённая в названиях разделов: «Арест», «Тюрьма», «Письма с этапа» и так далее. Собственно говоря, ни в тюрьме, ни на этапе никакой переписки не предусматривалось, но люди, тосковавшие по родным, жаждавшие сообщить, что живы, что никакие они не предатели, не наймиты, не враги, находили самые хитроумные способы написать весточку, далеко обставив Ильича с его хрестоматийными письмами молоком — заталкивали тоненькие записочки в металлические пуговицы, выцарапывали на посуде, вшивали в одежду тех, кто выходил на волю, выбрасывали из окон поездов с припиской «помогите, отправьте, передайте». Один из самых интересных экспонатов выставки — большое послание, аккуратно вышитое с помощью рыбьей кости, автор которого уверяет родных в своей любви, а партию и Родину — в верности.
Письма писали на клочках бумаги, неизвестно как доставаемых, на коре, на папиросных обёртках, на бумаге курительной, полученной вместе с махоркой и не использованной по назначению, на тряпицах, которые выдавали за грязные носовые платки и так выносили с зоны. Зарисовки бараков, людей, окружающей лагерь природы делали угольками из костра, мелом, соком лесных ягод, растолчёнными таблетками. Есть на одном из стендов затейливо вышитый кусок тонкого полотна, оторванный, видимо, от женской нижней рубашки, с фразой «Ларуся, люби маму». Это «письмо» от мамы с Колымы в 1938 году получила маленькая Лариса Гармаш, тогда ещё Волкова («А мама в жизни ничего не вышивала до лагеря, наверное, ей помогли», — вспоминает Лариса Даниловна), окольными путями оно добралось до Киева, было передано тайно, поздно вечером, под глухой шепоток. На этом приключения кусочка батиста не окончились — он уехал в эвакуацию, вернулся в Киев, и спустя много лет, в 1953 году, Лариса отвезла его матери, отправленной после лагеря на вечное поселение в Казахстан.
Ещё пара писем-экспонатов принадлежит Владимиру Кантовскому, многолетнему члену правления «Мемориала», попавшему в лагерь сразу после школы в 1941 году, оттуда отправленному на фронт, и вновь арестованному в 1945-м. Правда, одно из самых невероятных посланий, полученных Владимиром Кристаповичем, до выставки не дожило — оно было съедено ещё в канун 1946 года на Лубянке. Перед Новым годом Владимиру передали в камеру апельсин, что было чудом само по себе — после прихода в Испании к власти Франко апельсины стали редкостью. Разглядывая его со всех сторон, он обнаружил едва видимую, прорезанную на шкурке бритвой надпись: «Жду дочку»… Спустя 70 лет дочь Владимира Кристаповича, о которой так хитроумно сообщила его молодая жена, пришла на выставку «Право переписки».
Самые ранние экспонаты выставки написаны в 1920-е годы, а завершает её раздел, посвящённый лагерной переписке 1970—1980-х годов, потому что ГУЛАГ не умер со смертью Сталина. В эти годы письма на волю приобрели новую сверхзадачу, они предназначались не только родственникам, но и, так сказать, широкому кругу читателей. Писавшие из заключения понимали, что они уже не просто мученики режима, но и борцы с ним. Советский диссидент Вячеслав Бахмин, отсидевший в лагере с 1980-го по 1984 год, вспоминает, что и нравы пенитенциарной системы уже несколько смягчились. С его перепиской произошла просто-таки анекдотическая история. Однажды ему передали письмо от американского приятеля, пропущенное введённым в заблуждение оперативником («кумом», как говорили в лагере). Американец сообщал Бахмину об арестах общих знакомых, но СССР везде заменял на Италию — простодушный «кум» был несказанно рад, что в капиталистической Италии так свирепствует охранка, гребя без разбору инженеров, писателей, педагогов, и поспешил донести эту весть до Бахмина. Обман раскрылся не сразу…
С тематикой выставки «Право переписки» тесно связан предыдущий проект «Мемориала», посвящённый «корреспонденциям с того света» — имевшая большой резонанс выставка «Папины письма» и одноимённая книга, составленная на основе материалов этой выставки. Обширный архив «Мемориала» позволяет создать немало столь же интересных экспозиций, ведь в этой сумеречной зоне за какую ниточку не потяни — обнаружатся тысячи и тысячи доселе неизвестных свидетельств. Как будто спустя многие десятилетия всё ещё тянется насыпь у железнодорожного полотна, на которой валяются выброшенные из вагонзака записочки. Помогите, отправьте, передайте.
Выставка работает до 4 мая 2015 года
Экспозиция: Ю. Аввакумов, Т. Сошенина; кураторы: А. Козлова, И. Островская, С. Фадеева
Время работы с 11.00 до 19.00, кроме воскресенья и понедельника
Адрес: Москва, ул. Каретный ряд, д. 5/10
Проезд: ст. метро «Маяковская», «Цветной бульвар», «Пушкинская»
По теме:
- Е. Рачёва. Право переписки // Новая газета
Марина Полякова
