«Власть там не первая...»
Председатель Пермского «Мемориала» Роберт Латыпов – о деятельности «Перми-36» и «Мемориала», конфликте с местными властями и перспективах развития «государственного музея» на базе, созданной общественным мемориальным центром. Интервью взято в начале августа 2014 года.
Интервью председателя Пермского «Мемориала» Роберта Латыпова – о деятельности «Перми-36», конфликте с местными властями и перспективах развития «государственного музея» на базе, созданной общественным мемориальным центром. Интервью было взято в начале августа 2014 г.
– Ситуация вокруг музейного комплекса оказалась ярким примером огосударствления в России всех более или менее значимых общественных инициатив. Эти инициативы не представляют серьёзной опасности для нынешнего политического режима, но всё же несут некие потенциальные риски для него. И поэтому режим пытается их убрать. В общем-то, это нормально для политических лидеров страны, когда они знают, куда ведут страну, и что это стремление разделяет с ними большинство общества. Чиновников устраивает, куда мы идем, какими методами это осуществляется, какая риторика это сопровождает, и как убирается, отвергается всё то, что мешает этому. И понятно, что любой политический режим стремится, чтобы риски были минимальны.
Но надо иметь в виду, что проект «Пермь-36» не представляет и никогда не представлял серьезной угрозы даже для путинского режима. Более того, сам музей и общественную организацию очень часто критиковали в либеральных кругах за то, что «Пермь-36» не занимает четкой антипутинской позиции. Этого действительно почти не было на форуме «Пилорама». Да, там были антипутинцы, конечно, но там были и любители этого режима, не говоря уже и неосталинистах. И там была площадка, где могли встречаться и общаться люди разных взглядов. Единственное, в чем, наверное, увидели потенциальный риск для себя наши краевые или федеральные власти – это в том, что на этих мероприятиях главными были не чиновники. Гражданские активисты, общественные деятели, эксперты, но не чиновники. Да, последние могли там принимать участие. И наш губернатор мог туда приехать и даже принять участие в какой-то дискуссии. Но не он был главным, не он был модератором, не он ставил повестку дня, не он определял, по какой дискуссии и кто будет разговаривать, не он приглашал экспертов. И мне кажется, именно в этом была и остаётся какая-то потенциальная опасность, которую почувствовали власти. Это так дисгармонировало с тем, что происходит в других сферах жизни общества, когда государство планомерно подчиняет их своим интересам. Планомерный захват почти всех федеральных СМИ или приведение их в почти полную подчиненность. Тоже и с крупным бизнесом. Я не говорю про образование, науку, культуру и всё, что связано с интеллигенцией… «Пермь-36» – это такой проект, который, не представляя прямой угрозы для путинского режима, содержит потенциальный риск, потому что власть там не первая.
С учетом того, что «Пермь-36» за долгие годы упорной работы заработала международную известность (не только у меня есть ощущение, что как «Мемориал», так и музей «Пермь-36» гораздо более известны и авторитетны среди граждан Европы, чем в России), то с ней начали считаться. Но когда появилась новая команда с новым губернатором, в их среде сразу появилось желание с этим проектом что-то сделать, переформатировать. Они начали действовать очень гадкими, но проверенными методами: отказывались от переговоров, срывали уже достигнутые договорённости, сокращали финансирование проектов, которые уже были обговорены и так далее. Шел процесс выдавливания каких-то отдельных проектов, как «Пилорама». А сейчас это привело фактически к рейдерскому захвату, когда у общественного музея просто «отжали» территорию музейного комплекса. Этот процесс еще не завершен, но вот скоро будет арбитражный суд, когда у общественной организации просто заберут право бессрочной, безвозмездной аренды музейного комплекса. И всё. И там будет только госучреждение. Государство в лице краевых властей будет определять, какие будут экскурсии, какие будут выставки, какие просветительские проекты будет вести это госучреждение. Скорее всего, политика «нового музея» будет формироваться так, чтобы устраивать абсолютно всех – и неосталинистов, и либералов, если их ещё можно будет найти. «Пермь-36» превратится из яркого культурного феномена в этакий районный краеведческий музей (никого не хочу обидеть из музейщиков). Да, «новый музей» будет продолжать работать с неприятной и трагической темой репрессий, но с гораздо меньшим влиянием и значением.
Есть и ещё одна тема, связанная с «Пермью-36». Мы вот все считаем, что сейчас теряем очень важное место памяти об истории политических репрессий и об их жертвах. А я-то считаю, что мы ещё теряем и очень важную просветительскую площадку для молодёжи. Мы теряем некий свой – пусть маленький, может быть, не очень заметный, не очень сильный – гражданский тренд, который все-таки был в России и был в Пермском крае. Я сейчас о волонтёрских лагерях, которые проводил Пермский «Мемориал». В этом году впервые – а мы 19 лет и ежегодно проводили здесь лагерь – мы не смогли провести волонтерскую смену. Нас просто не пустили, под разными формальными предлогами. С разрушением большого проекта «Пермь-36» рушатся и проекты, которые были завязаны на «Пермь-36». Наш волонтерский лагерь – это как раз тот самый случай. Сразу же прекращается традиция проведения маленькой просветительской школы, которая была с волонтерским лагерем связана. Сразу прекращаются некие коммуникативные связи, которые рождались во время и в связи с этим лагерем. У нас, например, есть сообщество кучинцев [по посёлку Кучино, где расположен центр «Пермь-36» – прим. ред.], то есть сообщество волонтеров, которые участвовали в этих лагерях. Оно, кстати, до сих пор существует. И на сегодняшний день это сообщество, может быть, не распадётся совсем, но перестанет поступать, что называется, новая кровь, новые волонтеры, которые проходят через эти лагеря и хотят, чтобы это сообщество продолжало жить и после того, как закончилась очередная волонтерская смена. То есть обрываются очень важные нити, которые связывают их, молодых людей, на ценностном уровне. Для них даже не так важен сам музей «Пермь-36». Им важен волонтерский лагерь, который был связан с этим местом и который рождал дискуссии, разговоры, какие-то новые интересные открытия для молодого человека. Эта традиция прекращается.
Понятно, что мы не воспитывали там каких-то политических оппонентов путинскому режиму – нет. Хотя мы говорили о государстве, об обществе. Мы обсуждали риски – если государство будет развиваться в этом ключе, в котором оно развивается сейчас. Конечно, мы говорили об этом. Как и о том, что должно делать общество, рядовые граждане, что должны делать гражданские активисты, безусловно. Мы не могли не говорить об этом. Мы ведь гражданская и правозащитная организация. Мы говорим о правах человека, но не просто как о неких теоретических вещах, неких догмах, заповедях, которые кто-то нам завещал, но их не понимают, ими не пользуются. Нет, мы говорим о правах человека с прикладной точки зрения.
И в бывшей зоне «Пермь-36» об этих вещах, о правах человека и других ценностях, говорить было очень легко. Потому что вот территория, можно ее потрогать, вот, даже были люди, об этом можно поговорить. Об этом как-то невольно, но просто надо говорить! Ты даже вроде бы и не хочешь об этом говорить, но когда ты послушаешь экскурсию, прошу прощения, Роберта Латыпова, и когда ты понимаешь, что, оказывается, можно не бить человека физически, но можно его регулярно унижать. Например, тем, что надзиратель тебе просто не открывает краник из коридора, для того чтобы смыть испражнения в твоем туалете, в твоей камере. Об этом надо говорить! Об этом нельзя не говорить.
И как об этом говорить, например, в этнографическом музее, где мы сейчас вынуждены были проводить лагерь? Как об этом там говорить? Можно, конечно. Но эмоциональный и действенный эффект будет тогда, когда сначала волонтёр зайдёт вот в эту камеру штрафного изолятора. А потом, когда он работает в музее «Пермь-36», уже вне экскурсии, а просто работая на участке, снова зайдёт в этот штрафной изолятор, в этот карцер, в эти камеры. Когда можно в одиночестве немножко постоять, подумать и представить себя на месте «узников совести». Как об этом говорить в этнографическом музее? Я не знаю…
Сейчас не могу предложить своим коллегам и нашим волонтёрам какие-то варианты, как решить эту проблему. Хочу прожить август и сентябрь. Просто прожить, после беды, которая произошла. Лично для меня – это очень большая беда. Для организации – тоже однозначно беда. Для ASF, уверен, тоже беда. И для очень многих людей, которые прошли через Кучино или подобные проект – это тоже беда. Я не вижу пока решения этой проблемы и даже не хочу пока что-то форсировать, хочу пожить с этим. Я только хочу резюмировать, что с прекращением большого проекта общественного музея «Пермь-36» – а сейчас идет сворачивание деятельности общественной организации – сворачиваются еще и наши проекты, которые вроде бы не являлись визитной карточкой музея «Пермь-36», но они являлись таковой для Пермского «Мемориала». Что сейчас придумать взамен, на что сделать ставку, где собирать людей, как сделать так, чтобы наш диалог о прошлом, настоящем и будущем продолжился, где и как найти эту замену – я думаю, что это важнейшая задача сегодняшнего и завтрашнего дня. Нам придется эту проблему решить.
В 2005 году мой друг Александр Захаров снял в Кучино фильм под названием «Лагерь». Там есть моменты, где соединяется лагерная жизнь бывшей зоны (колючая проволока, факты страшной истории) и лагерь волонтеров, такой жизнерадостный, где мы танцуем, а волонтеры говорят о чем-то интересном. Он построил фильм на некоей дисгармонии, но одновременно и гармонии. Заканчивается фильм тем, что, сидя в лодке на берегу реки, Саша меня спрашивает: «Чем закончится всё это?» И я ему отвечаю: «Чем всё это закончится – я не знаю. Потому что это может продолжаться достаточно счастливо и всё будет хорошо. А может закончиться очень плохо. Придет какой-нибудь чиновник (это был 2005 год!) и закроет этот лагерь, под разными предлогами. Ну, потому что для него ведь это неважно. Он же не понимает, почему здесь люди собираются, почему им это важно. Он будет смотреть на всё это исключительно взглядом бюрократа». К сожалению, я тогда оказался прав. Ну, или пока прав…
Думаю, что если всё дальше будет развиваться по негативному сценарию, то такие общественные проекты, в т. ч. которые осуществляет «Мемориал», будут так или иначе давиться и подавляться. Это можно сделать по-тихому, используя вполне бюрократические способы. Это уже началось в этом году. Точнее, это началось раньше, но в этом году стало очевидно всем. Мы подали заявки на гранты, в т. ч. на поддержку летних волонтерских лагерей, что каждый год не вызывало больших проблем – ну, были проблемы, но не сильно серьезные. Пермский «Мемориал» всё-таки едва ли не единственная общественная организация в Пермском крае, которая регулярно, каждый год проводит молодежные волонтерские лагеря, открытые для участия самых разных людей. И предлагает их целую серию – 5-6 проектов. В этом году все наши заявки даже не рассматривались по содержанию, они были отвергнуты по формальным причинам. Это очевидный сигнал, что… «подобные проекты мы поддерживать не будем». Поэтому – где мы будем искать финансирование и поддержку? кто к нам придет? кто захочет к нам прийти в эти проекты, если сейчас начнется еще и информационная травля? – а она может начаться, как с «Пермь-36». Потому что если загубят «Пермь-36», то следующим объектом для травли будем, разумеется, мы, это понятно. И вот кто захочет сотрудничать? Кто встанет на защиту? Вопросы, вопросы, вопросы…
То, что мы работаем в трудных условиях – это однозначно. Это можно признать, что в таких условиях мы не работали никогда. Мы и раньше не жаловались на то, что нас как-то уж особенно поддерживают региональные власти, что нас особенно любят, что нас как-то особенно уважают и выделяют. Но сейчас стало хуже. Конечно, мы сейчас не живем в эпоху массовых политических репрессий. До этого дело еще не дошло. Но я не знаю… Всё ведь происходит очень быстро.
Беседовала Ирина Сушкова
