Яблоки, фрукты и скошенное сено: газовая атака под Сморгонью (19-20.07.1916). История одной братской могилы
Среди военных фотографий доктора Александра Зусмановича, сделанных на «Лейку» в 1916-м году, есть одна, на которой изображена свежая могила, крест, с довольно разборчивой надписью: «Братская могила погибших от удушливых газов, пущенных противником против ст. Залесье. 1916 г.»
Деревня Залесье расположена около Сморгони, небольшого белорусского городка, почти полностью уничтоженного в ходе Первой Мировой войны. Сморгонь называли «русским Верденом», его сравняли с землёй за 810 дней беспрерывных позиционных атак вдоль практически не менявшейся линии фронта. К началу 20-х годов на месте прежнего 16-тысячного городка оставались жить 154 человека
За два с половиной годы окопной войны и немцы, и русские войска несколько раз применяли химическое оружие. Одна из немецких газовых атак, в ночь с 1-го на 2-е августа 1916 года (19-20 июля по старому стилю) убила 286 человек и вывела из строя ещё 3846.
Пострадавшие служили в Кавказской гренадерской дивизии, генерал-лейтенант которой, Дмитрий Парский, подписал специально составленный рапорт о «газобаллонной атаке»:
«Первоначальный запах газового облака был приятный: пахло яблоками, фруктами, скошенным сеном; первые вдыхания газом не производили неприятного ощущения» – и, не привыкшие к газовым атакам солдаты не спешили к своим противогазам.
«Значительную роль в этом промедлении сыграло психическое состояние людей, не допускавших даже мысли о какой-либо опасности после смены и в 8 верстах от позиций». Вскоре, однако, «начинало щипать в горле, затем при дальнейшем вдыхании без противогаза наступало удушье. В более тяжелых случаях отравлений вслед за удушьем появлялся мучительный спазматический кашель с выделением сукровицы с желтоватым оттенком; в агонии появлялись зеленовато-желтоватая пена и жжение в груди, в области сердца, синюха, непроизвольное испражнение и смерть при явлениях слабости сердца»
Цит. по: А. Жданок. Химическое оружие. Часть II. Применение в Первой мировой. Бег наперегонки // dishmodels.ru. .
Военная разведка в «секретах» не дала своевременного сигнала о начале газовой атаки, во многих случаях никто не воспользовался специальной сигнализацией-оповещением, при пересменке батальонов в окопах возникла сутолока, люди надевали свои противогазы в темноте, неаккуратно и негерметично, забывая о марлевых повязках.
История Михаила Зощенко
Среди переживших отравление в ту ночь – офицер Михаил Зощенко, молодой писатель, рассказавший о газовой атаке в своей книге «Перед восходом солнца» в главе «20 июля»:
«Я стою в окопах и с любопытством посматриваю на развалины местечка. Это – Сморгонь. Правое крыло нашего полка упирается в огороды Сморгони.
Это знаменитое местечко, откуда бежал Наполеон, передав командование Мюрату.
Темнеет. Я возвращаюсь в свою землянку.
Душная июльская ночь. Сняв френч, я пишу письма.
Уже около часа. Надо ложиться. Я хочу погнать вестового. Но вдруг слышу какой-то шум. Шум нарастает. Я слышу топот ног. И звяканье котелков. Но криков нет. И нет выстрелов.
Я выбегаю из землянки. И вдруг сладкая удушливая волна охватывает меня. Я кричу: «Газы!.. Маски!..» И бросаюсь в землянку. Там у меня на гвозде висит противогаз.
Свеча погасла, когда я стремительно вбежал и землянку. Рукой я нащупал противогаз и стал надевать его. Забыл открыть нижнюю пробку. Задыхаюсь. Открыв пробку, выбегаю в окопы.
Вокруг меня бегают солдаты, заматывая свои лица марлевыми масками.
Нашарив в кармане спички, я зажигаю хворост, лежащий перед окопами. Этот хворост приготовлен заранее. На случай газовой атаки.
Теперь огонь освещает наши позиции. Я вижу, что все гренадеры вышли из окопов и лежат у костров. Я тоже ложусь у костра. Мне нехорошо. Голова кружится. Я проглотил много газа, когда крикнул: «Маски!»
У костра становится легче. Даже совсем хорошо. Огонь поднимает газы, и они проходят, не задевая нас. Я снимаю маску.
Мы лежим четыре часа.
Начинает светлеть. Теперь видно, как идут газы. Это не сплошная стена. Это клуб дыма шириной в десять саженей. Он медленно надвигается на нас, подгоняемый тахим ветром.
Можно отойти вправо или влево – и тогда он проходит мимо, не задевая.
Теперь не страшно. Уже кое-где я слышу смех и шутки. Это гренадеры толкают друг друга в клубы газа. Хохот. Возня.
В бинокль гляжу в сторону немцев. Теперь я вижу, как они из баллонов выпускают газ. Это зрелище отвратительно. Бешенство охватывает меня, когда я вижу, как методически и хладнокровно они это делают.
Я приказываю открыть огонь по этим мерзавцам. Я приказываю стрелять из всех пулеметов и ружей, хотя понимаю, что вреда мы принесём мало – расстояние полторы тысячи шагов.
Гренадеры стреляют вяло. И стрелкой немного. Я вдруг вижу, что многие солдаты лежат мертвые. Их – большинство. Иные же стонут и не могут подняться.
Я слышу звуки рожка в немецких окопах. Это отравители играют отбой. Газовая атака окончена.
Опираясь на палку, я бреду в лазарет. На моем платке кровь от ужасной рвоты.
Я иду по шоссе. Я вижу пожелтевшую траву и сотню дохлых воробьев, упавших на дорогу».
История Александры Толстой
Недалеко от Сморгони, в Залесье, располагался военный госпиталь. Им заведовала сестра милосердия Александра Львовна Толстая, будущий полковник и кавалер трёх Георгиевских крестов. Тяжело пострадавших, отравленных и убитых свозили в её полевую больницу:
«… деревья и трава от Сморгони до Молодечно, около 35 верст, пожелтели, как от пожара. <…> Забыть то, что я видела и испытала в эти жуткие дни – невозможно. Поля ржи. Смотришь, местами рожь примята. Подъезжаешь. Лежит человек. Лицо буро-красное, дышит тяжело. Поднимаем, кладем в повозку. Он ещё разговаривает. Привезли в лагерь – мёртвый. Привезли первую партию, едем снова… Отряд работает день и ночь. Госпиталь переполнен. Отравленные лежат на полу, на дворе… Я ничего не испытала более страшного, бесчеловечного в своей жизни, как отравление этим смертельным ядом сотен, тысяч людей. Бежать некуда. Он проникает всюду, убивает не только всё живое, но и каждую травинку»
Там же, у церкви на кладбище в Залесье, была выкопана братская могила. Её сфотографировал врач второго кавказского сапёрного батальона Александр Зусманович.
***
Его снимки впервые были опубликованы «Уроками Истории» в октябре 2009-го года.
Летом 2013-го года, историк Владимир Богданов из белорусского благотворительного Фонда памяти Первой мировой войны «Кроки»
История Владимира Богданова
«Я обсудил этот снимок с краеведами Андреем Дыбовским и Владимиром Прихачем. И выяснилось, что на кладбище деревни Залесье когда-то была деревянная церковь, утраченная в советские времена. Но место, где она стояла, ещё заметно. В таком случае, можно попытаться определить и место братской могилы. Понятно, что за сто лет на кладбище, где даже церковь исчезла, очень многое поменялось и выглядит теперь совершенно по-иному, но попробовать надо, ведь при внимательном рассмотрении на фото видны несколько каменных памятников, которые могли сохраниться и послужить ориентирами.
Проверить эту версию я и приехал в Залесье. По улице вдоль путей выехал за ж/д переезд, который уже ближе к соседней деревне Амелино, ещё прилично проехал вперед, и только потом увидел справа от асфальта кладбище. В центре стояла маленькая капличка из красно-жёлтого кирпича.
«Пустой» прямоугольный участок среди могил, где могла стоять церковь, нашелся довольно быстро – он почти рядом с периметром ограды каплицы. Но сколько я ни ходил вокруг, старых каменных памятников рядом не нашел. Так что «привязаться» к месту не удавалось, тем более, что было неясно, как была развёрнута церковь, с какой стороны у неё был вход.
Я добросовестно походил по кладбищу ещё с полчаса, но так и не смог ни за что зацепиться. Уже уходя, заметил пожилого мужчину, и просто для очистки совести решил показать фото ему. И надо же – он не только знал про церковь, но и прекрасно её помнил.
Александр Константинович Бровко оказался почти моим ровесником – 1959 года рождения. Он местный житель, его дом (кажется, № 25) стоит первым на улице, которая начинается от кладбища.
Бровко показал мне, где стояла церковь, и как она была развернута. Выяснилось, что пустой прямоугольник, на который я обратил внимание, был фрагментом прежней центральной аллеи кладбища, которая раньше вела от старой дороги к церкви. Храм стоял боком к аллее и находился совсем недалеко от сохранившейся кирпичной каплички. К каплице церковь была повернута апсидой.
Также он рассказал, что детьми они часто приходили на кладбище, хотя тут было страшновато и темно от многочисленных деревьев. Росли здесь в основном ели и несколько сосен. Под деревьями стояла церковь: «При мне она уже не работала, но стояла тут, старая, из почти чёрного дерева».
Окончательно уничтожила церковь советская власть, причем в прямом смысле. Сначала было несколько попыток разобрать её силами местных жителей – для этого руководство колхоза отправляло на кладбище группы работников. Бывал среди них и его отец. Потом он рассказывал, как они тихо саботировали указание начальства – на кладбище приходили, инструменты доставали, возились по мелочам, но церковь так и оставалась стоять.
И тогда, кажется, в 1967 году, на Пасху председатель приехал сюда сам с рабочими. «Облили церковь то ли бензином, то ли соляркой и подпалили. Даже дорожка, по которой они бензин таскали, горела».
На месте апсиды сохранились фрагменты фундамента – Бровко показал мне в траве ряд камней, образующих угол. Судя по ним, размеры церкви были совсем небольшие, и часть места, где она стояла, уже занята могилами.
Я уже рассказал ему о том, что ищу, и теперь он вместе со мной стал внимательно разглядывать фото (жалуясь, что не взял очки).
Я между тем продолжал осматривать территорию, но всё равно не находил пока никаких зацепок. И тут Бровко говорит: «А вот эта оградка у самой церкви не эта?» – и показывает на распечатку и на небольшой памятник в металлической оградке.
Я, признаться, на данный элемент и внимания не обратил, искал только камни-памятники. А ведь действительно, на старом фото, наполовину скрытая деревом, почти вплотную к церкви «приклеилась» оградка с маленьким обелиском. Если присмотреться, видно, что памятник стоит на постаменте из трех плоскостей. Да вот этот фрагмент покрупнее:
После того, как появились две точки координат, всё остальное оказалось совсем просто. Стоило отойти на примерное место, откуда 100 лет назад мог снимать Зусманович, и сразу обнаружились еще объекты, которые прекрасно стали в наш «паззл».
Ниже камни-памятники на фото 1916 г:
они же в 2013-м:
Фото Зусмановича, с теми же отметками:
Когда нашлась точка, с которого снимал Зусманович, стало понятно, где была братская могила. Так вот, если я правильно сориентировался, то это место сейчас «пустует», более поздних захоронений там нет.
Благодаря тому, что мы знаем названия полков, дату и причину смерти, можно с довольно большой точностью определить фамилии солдат, похороненных в данной могиле. Некоторые имена уже известны, сейчас работа продолжается, у нас ей занимается Андрей Каркотко из 52-го специализированного поискового батальона МО Беларуси. Сейчас по материалам РГВИА им установлено уже около 10 тысяч имен солдат, погибших на территории Беларуси в годы Первой мировой.
На месте братской могилы мы планируем установить памятный крест – вероятно, в начале сентября 2014-го. В августе в Сморгони готовятся масштабные официальные мероприятия к 100-летию начала Первой мировой войны. Наша частная инициатива может не вписаться в плотный протокол, так что подождем более спокойной обстановки».
УИ благодарят фонд памяти Первой мировой войны «Кроки» и лично Владимира Богданова за предоставленные материалы и фотографии
Подготовил Сергей Бондаренко
Дополнительные материалы:
Александр Зусманович. Фотографии Первой мировой из семейного архива // Уроки Истории
Химическое оружие. Применение в Первой Мировой войне (в приложении – «Рапорт о газобалонной атаке германцев под Сморгонью в ночь с 1го на 2е августа») // dishmodels.ru
Григорий Солонец. В боях под Сморгонью // Белорусская военная газета
М. Зощенко. Перед восходом солнца.
«Сморгонский марш» Германа Блюме, 1917 год (аудио) // youtube.com